Этюд в Елисейских тонах

Помню, Эммануэль вычитал в какой-то статье на Google Feed, что с каждой беременностью мозг женщины усыхает на двадцать пять процентов. Я эту фишку ловко подхватила, породив тем самым целую гору шуток на тему того, что из-за стремительного сокращения числа нервных тканей мне простительно буквально всё — говорить глупости; есть, что захочется; спать, когда захочется; капризничать по поводу и без. Беременные женщины в принципе во все времена относились к группе избранных, которым некоторое безумие прощается. К этой же группе, кстати, относятся спортивные талисманы, метеорологи кабельных каналов, а ещё Якубович, к которому с Дальнего Востока едут всякие странные люди, чтобы покрутить колесо и отгадать пару буковок. А вообще, тот период моей жизни был очень милым и забавным; моё воистину прекрасное положение будто вдохнуло в президента Франции новую жизнь: он уже не выглядел белой безжизненной стенкой, не говорил как равнодушно тикающие в прихожей часы. — Как мои котята себя чувствуют? Макрон опустил доверху набитый разномастными фруктами пакет на светло-зелёную банкетку и тут же потянул освободившиеся руки ко мне, дабы поскорее заключить в объятия. Каждый раз, когда в свободные от бесконечных саммитов, пресс-конференций и деловых перелётов дни он наведывался ко мне с ночёвкой, в душе моей расцветали Вавилонские сады, и даже казалось, что у нас действительно что-то как будто бы сэмья, просто это такая бета-версия, которую программисты всё никак не доведут до совершенства. — Твои котята жрут апельсины без остановки, — я прижалась к нему так крепко, будто стоило мне отпустить хоть на мгновение — непременно свалюсь куда-нибудь вниз, — скоро господину президенту придётся решать вопрос дефицита цитрусовых в стране. — Не переживай, специально для тебя попрошу Педро расширить экспортные программы, — Эммануэль легко чмокнул меня в макушку, — пламенный привет тебе от него. — Ага, — где-то в груди маленьким злым зверьком зашевелилось отвращение, но я тотчас растворила его в дурацкой шутке, — и ему не хворать. А… Что-то он к тебе зачастил. Мне уже начинать ревновать? — Что ты, у нас крепкая мужская дружба, душа моя, — руководитель Пятой Республики беспечно хохотнул, к моему безмерному счастью, даже не заметив подвоха в не самой радостной реакции, — очень крепкая и очень мужская. Всё, хватит про него, эти испанцы скоро доведут меня до белого каления… Каталонцы скоро догонят нашу оппозицию по количеству стихийных митингов на квадратный километр. — Вот они, проблемы белых людей, — я таки заглянула в припаркованный неподалёку бумажный пакет и выудила оттуда насыщенно-рыжий мандарин, — мне иногда кажется, что французы устраивают беспорядки просто потому что на спортзал деньги тратить жаба душит, а тут помимо пробежки ещё и массаж резиновой дубинкой вполне возможен. Два по цене одного, так сказать. — Да-да, не раз выдвигал это предположение на совбезах, а мне всё про многопартийность и демократию затирают. Куда ты немытый есть собралась? — Ну я же его не зубами чищу, — шкурка стремительно отделялась от покрытой белой паутинкой мякоти, и по прихожей разошёлся соблазнительный запах, — в коридоре ночевать будем? Пойдём уже, я пыталась приготовить нам фунчозу, но получаются какие-то макароны с овощами… Но вкусно, наверное. — А разве есть разница принципиальная? — мы наконец двинулись вглубь квартиры, а если быть точнее, я просто президента за руку туда утащила, — фунчоза — это же просто лапша такая рисовая, больше ничем и не отличается. — Вы только что уронили рейтинги Французской Республики в глазах «Нихон-коку», соболезнуем, — ехидно прихихикивая, я принялась хозяйничать по кухне, которая по причине просто зверского аппетита стала моим любимым местом в доме, — я тебя покину на пару часиков вечером. А ещё спешу напомнить, что завтра утром ты везёшь меня на авеню Фостен Элье и на этот раз точно не соскочишь, уважаемый. — Ой, горе какое, не получится откосить… Погодите, а я пытался разве? — Эммануэль, подперев голову правой рукой, следил за моими движениями каким-то уморительно зачарованным взглядом, — во всём виноваты жёлтые жилеты. — И велосипедисты. — А велосипедисты причём? — А жёлтые жилеты? На мгновение повисло молчание, а потом мы оба расхохотались, как умалишённые, потому что диалог получился ну крайне дурацкий. Так уж исторически сложилось, что во всех смертных грехах президент пятой республики винил именно эту чёртову гопкомпанию разнорабочих в небезызвестном одеянии кислотного цвета, поэтому со временем это всё превратилось в общегосударственный мем. Признаться честно, смешного в нём было мало, но это только если задуматься, а оно нам не надо. — Иди ко мне что ли, — когда хохот наконец стих, Эммануэль недвусмысленно похлопал себя по коленке, — будешь мне рассказывать, что с тобой завтра будут делать на твоей авеню Фостен Элье. — Иду к тебе что ли, — я закончила последние танцы с бубнами над японской лапшой, закрыла её крышкой, плюхнулась на предложенное место и в заигрывающем жесте провела пальцем по верхним пуговицам президентской рубашки, — ну… Если верить гуглу, помимо кучи параметров со сложными названиями, есть шанс подглядеть пол. Очень забавно было наблюдать за тем, как менялось лицо «великого и ужасного» руководителя западно-европейской ядерной державы после такого банального заявления. Если честно, я и сама была в жутчайшем предвкушении, хоть и очень хорошо знала одну-единственную вещь: кто бы там не был, его уже очень сильно ждут. — А, — Макрон сначала отвёл глаза куда-то в сторону, заулыбался, как смущённый младшеклассник, но потом всё же заговорил, — раз пошла такая пьянка… Ты не будешь против, если я поприсутствую? Где-то внутри будто взорвался салют, рассыпавшийся сотней маленьких искр-капелек по всему телу, и вот в тот момент мне показалось, что теперь-то всё точно наладится. *** Около семи вечера я, как и обещала, оставила Эммануэля в гордом одиночестве созерцать с моей мизерной двушкой, выполненной в неизменном стиле «no money», прыгнула в такси и отправилась по назначенному новым клиентом адресу. Помню, в тот период своей жизни у меня появилось просто необъятное стремление работать и пробовать что-то новое, а вот физических сил становилось всё меньше: до обеда я уже стопроцентно выпадала из жизни, потому что по несколько часов после пробуждения шаталась Кентервильским приведением в попытках проснуться, а срубало меня уже в районе десяти вечера, так что в трудоспособном состоянии я проводила в лучшем случае часов девять. Потенциальной клиенткой оказалась высокая девушка лет двадцати, курившая неподалёку от главного входа в небольшую «чайную» на левом берегу Сены: неестественно-рыжие волосы были завязаны в низкий хвост, на плечах её висел огромный чёрный пиджак, а худые бёдра обтягивала высоко посаженная юбка в крупную шахматную клетку. В целом, впечатления никакого незнакомка не производила, потому что ничем не отличалась от массы молодых девушек, вечером пятницы цокавших своими массивными каблуками по набережной д’Орсе. — Добрый вечер, — я подняла ладонь в приветственном жесте, и когда девушка перевела на меня взгляд своих подведённых «лисьими» стрелками глаз, меня снова охватило дурацкое ощущение дежавю, — мадемуазель Айседора Бертран? — Да, здравствуйте, — рыжеволосая леди сделала последнюю затяжку и выбросила окурок в ближайшую мусорку, — Вы меня не помните? — Прошу прощения? — вопрос прозвучал как-то пренебрежительно, будто сейчас произошло явление Христа народу, а я, дура дурой, всё проморгала, но зацикливаться на этом не стала, лишь вопросительно изогнула бровь, — не припомню, к сожалению. — Ну, не страшно, я напомню. Присядем? Погода на улице стояла отменная, поэтому расположились мы на небольшой летней веранде, и только потом до меня дошла простая истина: эта самая Айседора в минувший понедельник обслуживала нас с Педро в кофейне на окраине восьмого округа, и вот уже тогда в голове повис вопрос — зачем официантке услуги частного живописца? Нет, безусловно, искусство классовых различий не знает, но цены на него отнюдь не демократичные, простому работяге по карману ударит с лихвой. — Кажется, поняла. Мы ранее пересекались в кафе на Фобур-дю-Руль, правильно? — обстановочка висела, мягко говоря, напряжённая, потому что очаровательная работница общепита по неизвестной причине будто смотрела на меня свысока, — у меня, конечно, хорошая память на лица, но этот масочный режим… Сами понимаете. — Да-да, именно там, — Айседора воровато осмотрелась, будто в попытках убедиться, что ни одна живая душа не подслушает деталей нашего разговора, — если честно, я не совсем по рабочему вопросу… Но у меня есть разговор. Господи, да сколько можно-то? Такое ощущение, что у меня дома стоит марсианский радар, потому что стоило мне почувствовать себя счастливой, это фиксировали инопланетяне и спешили подослать ко мне очередного рептилоида, задачей которого было сие каверзное положение резвенько так исправить. — Что ж, — с воистину страдальческим вздохом я подняла глаза к висящим под потолком лампочкам и взмолилась, чтобы этот разговор поскорее закончился, — можете попробовать удивить меня. — Нет-нет, я всего лишь хочу поделиться с Вами своим жизненным опытом, — новоиспечённая заговорщица без конца перебирала под столом свои же пальцы, напрочь ломая свой напыщенно-уверенный образ, — признаться честно, я и не знаю с чего начать. — Ну, начните уже хоть с чего-то, — терпение моё с каждой подобной встречей раздувалось, как воздушный шар с водой, который вот-вот грозился свалиться на голову какому-нибудь левому прохожему, — дам Вам… Десять минут, чтобы заинтересовать меня. — А Вы, оказывается, не такая мямля, как говорят, — рыжая расплылась в саркастичной улыбке, — что ж… Зря Вы сразу в штыки меня воспринимаете. Я просто очень хочу предостеречь Вас от моих ошибок… Понимаете ли, я пару лет назад была ровно на том же месте, и закончилось это всё довольно плачевно. Перебивать её я не спешила, хотя бы потому что было очень интересно, какие бредни мне будут лить в уши на этот раз. В голове мелькнула мысль о том, что это какой-то не очень умный засланец от Педро, но растворилась она довольно быстро, потому что даже для него это ну совсем уже сюр. — Невольно подслушала разговор в прошлый понедельник… Готова подписаться под каждым словом Вашего компаньона о том, что у господина президента стабильно меняются «подружки», — она сначала сцепила пальцы в замок, затем сложила руки на груди, а после и вовсе потянулась к лежащему на краю столика смартфону, — не хочу быть голословной, поэтому сами всё увидите. Имейте ввиду, что у всего есть свои последствия, мне тоже казалось, что такое может случиться с кем угодно, но не со мной. Айседора указательным пальцем двинула телефон в мою сторону, дабы я увидела её «неопровержимые доказательства» собственными глазами. Признаться честно, я сначала даже прикола не поняла, но потом сердце таки тревожно дрогнуло: на экране золотистого pro-max делала селфи моя новая знакомая, а позади неё, сияя от счастья, держал на руках щекастого младенца сами понимаете кто. Фотографий в этой папке было достаточно, но я едва ли вынесла десяток, потому что мозг уже с трудом воспринимал информацию: по началу казалось, что это просто сумасшедшая фанатка выпросила пару снимков и теперь козырит ими налево-направо, но… Все последующие фотографии, снятые в очень даже домашней и даже семейной обстановке, буквально кричали об обратном. — Это… — Это наш общий ребёнок, да, — собеседница захлопала густо накрашенными чёрной тушью ресницами и отвела взгляд в сторону, — прошу прощения, но… Мне очень сложно вспоминать период жизни, когда всё было хорошо, потому что, сами понимаете… Он так радовался, когда узнал, что я жду ребёнка, всю беременность сдувал с меня пылинки, а потом… Потом будто подменили. Официантка прижала указательные пальцы к уголкам глаз, пытаясь таким образом сдержать подступающие слёзы, и на душе у меня заскребли кошки. С одной стороны, верилось в происходящее с трудом, а с другой… С другой эмоции собеседницы выглядели отнюдь не наигранными. — Что ж, это всё лирика, — Айседора шмыгнула носом и приняла протянутую мной салфетку, — понимаете… Только Вам решать, нужна ли такая жизнь, но мне кажется, теперь Вы должны понять меня. Я действительно нуждаюсь в Вашей помощи, Нина. Понимаете, мне очень тяжело воспитывать сына самостоятельно, а на войне все средства хороши, поэтому… Пока появившаяся из неоткуда мать президентского первенца всё пыталась подобрать слова, я лишь смотрела куда-то мимо неё, в задумчивом жесте прижав костяшки пальцев к губам. Не вспомню уже, о чём именно думала тогда, но кавардак в груди как будто приобрёл новые формы и измерения. Он стал злее, чернее и намного страшнее. Чувство тревоги, большое и липкое, охватило меня с новой силой, совершенно не метафорически давило на рёбра, захлестнуло с головой, как цунами, заставшее прибрежный японский городок врасплох. — Не сочтите за желание нажиться, это всё необходимые меры, — в реальность меня вернул протянутый беспроводной наушник, — просто не держите на меня зла, Вы должны меня понять, как женщина. Я вставила наушник в ухо, и в следующее мгновение из него послышался голос Педро, а за ним и мой собственный. Звучало всё как сквозь толщу воды, но детали нашего диалога различались абсолютно безошибочно: за подобные диалоги тет-а-тет обычный гражданин Франции может схлопотать статью за Госизмену, а вот чем это грозило мне… Я даже думать не хотела, если честно. — И чего же Вы от меня хотите? — слушать дальше уже не хотелось и не моглось, поэтому я вернула наушник рыжеволосой интриганке, — сразу скажу, если Вы таким образом решили его в семью вернуть — дохлый номер, тут только Бог поможет. — Нет, что Вы, — Айседора щёлкнула крышкой белого кейса и убрала его обратно в сумку, — мне всего лишь нужна кое-какая финансовая помощь, но без непосредственного посвящения в это нашего «папочки». Стоит ли говорить о том, что в тот вечер мне в очередной раз захотелось забыть всю эту светскую жизнь, как страшный сон, уехать обратно в Беларусь, устроиться на работу в какую-нибудь провинциальную художку и больше никогда не включать телевизор? Вот и я думаю, что не стоит.