Этюд в Елисейских тонах

Всё постепенно налаживалось. В душе моей внезапно поселилось столько счастья, что оно, казалось, без конца рвалось наружу и заполняло собой пространство вокруг, заражая окружающих меня людей. Вспоминая сейчас, уже на свежую голову, дорогу от дома до Елисейских полей, понимаю, что ехала в дождь, всё вокруг было мокрым, очень холодным и вообще мерзким. Но в тот момент почему-то складывалась совершенно другая картина: огромное количество солнечного света, высокое синее небо, яркие краски цветов вдоль дворцовой аллеи… Я тогда будто вынырнула из этой беспроглядной тьмы и устремилась к свету, даже несмотря на лёгкую тошноту и головокружение по утрам. — С ума сошла? — Эммануэль глянул на меня своими ошалелыми глазами, а потом и вовсе, обескураженный моей «вопиющей безответственностью», подскочил с места, — в такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит, а она по улицам шатается… Переступив порог потенциального материнства, я вдруг стала государственной собственностью, одушевлённым эквивалентом городского парка. Одно только его дурацкое выражение «ты теперь ешь за двоих, дорогая» отлично передавало всю суть того, что даже мой ужин отныне не моё дело: каждый раз, когда вместо полноценного приёма пищи из экологически чистых продуктов мне хотелось съесть пакет пончиков с заправки, Эммануэль начинал бубнить, точно старый дед. — Дай угадаю, — я закатила глаза, параллельно раскрывая зонт в противоположную от президента сторону, и на тиснёные золотом обои брызнули мелкие капельки, — право командовать беременными женщинами скоро включат в Конституцию французской республики? Ну так, чисто для твоего душевного успокоения. — Не исключено, — Макрон спешно помог мне освободиться от промокшего насквозь тренча и только потом сделал милость, одарив поцелуем в щёчку, — внутри тебя — будущий человек, который, мягко говоря, имеет ко мне непосредственное отношение. Это ведь просто фантастика! Интересно, почему об этом не кричат на каждом углу? Почему появление нового айфона — несусветное событие, а появление из ничего нового человека — обыденность? — Как маленький мальчик, честное слово, — от подобных размышлений со стороны лидера нашей славной ядерной державы я не сдержала нелепой усмешки, — это всё какая-то странная ботаника, если подумать… Человекоплод-человекокорнеплод. Тогда я — человекоплодоножка, получается? — Интересное умозаключение, говорю как бывший ассистент профессора философии, — Макрон воткнул в доселе скрытую белой панелью розетку вилку от обогревателя и щёлкнул на его корпусе соответствующий тумблер, — грейся садись, егоза. Сейчас черкану горничной, принесёт тебе чай. Или, может, какао хочешь? — Угомонись, пожалуйста, — я со страдальческим видом опустилась на диван и протянула слегка замёрзшие ладони к потокам тёплого воздуха, — лучше бы ты так переживал из-за того, что уже месяц резину тянешь. Эммануэль прекрасно понимал о чём я, поэтому упрёк методично пропустил мимо ушей и тут же сделал вид, что очень занят своими немыслимо важным документам, от которых его отвлекло моё внезапное появление. Что ж, ожидаемо, потому что он делал так абсолютно каждый раз, когда речь заходила о том, что пора бы уже посвятить Бриджит в детали нашего «франко-белорусского вопроса». С каждым днём человек внутри меня стремительно рос, и я, собственно, вместе с ним: к десятой неделе набрала пару кило, впалые скулы постепенно сменились небольшими щёчками, и если со всем этим ещё вполне можно было свыкнуться, то уже начинающий круглеть живот без внимания оставлять было ну очень сложно. — Гугл говорит, что наш юный друг уже с клубнику размером, — первой, как обычно, сдалась я, потому что эта невыносимая молчанка давила на уши титановым прессом, заставляя без конца перебирать в голове всевозможные «если б да кабы», — на следующей неделе в больничку сходить нужно. Вот.  — Клубника — это замечательно, — президент небрежно отложил ручку в сторону, и она с характерным звуком укатилась восвояси, — скажи мне, пожалуйста, почему это настолько сильно волнует тебя? Мы с тобой спокойно прожили столько времени, и никого этот вопрос не волновал. — Прожили? — сердце кольнуло острой досадой от того, что я всё не находила в себе сил взять ситуацию в свои руки, не осмелилась перестать лобызать перед Бриджит и рассказать ей всё, как есть, — живут — это когда она борщи варит, а он занавески вешает, и всё это под одной крышей. — Солнышко, тебе пресловутого семейного счастья захотелось вот прямо сейчас? Нужно потерпеть ещё немножко. — А я про это ваше семейное счастье слишком мало знаю, чтобы не хотеть, но зато я очень хорошо знаю о том, чего точно больше не хочу, — в носу противно защипало, а глаза заволокла влажная пелена, поэтому я прижала колени к груди и обхватила их руками, — я каждый раз вижу твою жену и думаю о том, что у тебя есть эта несчастная нормальная человеческая жизнь, а у меня только круглосуточное рисование, аспирантура и встречи два раза в неделю. Только вот если раньше от этого страдала я одна, то теперь всё несколько сложнее. Сколько я ещё буду вот так шкериться? Пока в школу не пойдёт? — Ну только не начинай утрировать, — Макрон спрятал лицо в ладонях и выдохнул настолько горестно, будто это не он здесь кого-то на стороне состряпал, и вообще всё это подлые провокации, — непосвящённый человек даже предположить сейчас не сможет, что ты ждёшь ребёнка. Я всегда успею рассказать ей всё, как оно есть, но бракоразводный процесс с моим статусом — это немыслимых масштабов нервотрёпка, которую лучше по оттянуть по максимуму. Это всё просто колоссальный стресс, а сейчас он тебе в последнюю очередь нужен. — Оттянуть по максимуму, говоришь, — запасы терпения постепенно иссякали, поэтому я вскочила со своего места, в три широких шага добралась до стола, а потом бесцеремонно схватила президента за руку и сунула её под свой худи, — посмотри наконец куда-нибудь дальше своих предвыборных кампаний, бюрократии и геополитики. Он растёт, я тоже. Когда ладонь его опустилась на едва заметно округлившийся живот, по телу будто разлился вместе с мурашками тёплый кленовый сироп, постепенно заливавшийся во всевозможные раны и трещины. Это нехитрое прикосновение тогда показалось мне очень трепетным и аккуратным, практически невесомым, но, в то же время, по-своему уютным и значимым. Эммануэль сначала потупил взгляд, затем поднял его на меня и повторил этот ритуал несколько раз в попытках сообразить, стоит ли ему что-то говорить в этой странной и крайне неловкой ситуации. — Как думаешь, — голос его от накатившего волнения стал хриплым и даже каким-то надрывистым, а в серо-голубых глазах повисла непонятная мне эмоция, которую кроме как «растерянным изумлением» не назовёшь, — там мальчик или девочка? — Там грибной суп, — с тяжёлым вздохом я опустила подрагивающие пальцы на короткие жёсткие волосы в районе затылка, — и ребёнок президента Франции. Разве что-то ещё имеет значение? — Ты права, безусловно, — Макрон заключил меня в кольцо рук и мягко уткнулся лбом в грудь, которая, к слову, тоже тогда ощутимо поменялась в размерах, — с мамой тебе повезло, дружище, но такого паршивого папашку ещё поискать надо. Я всё время очень старалась не стоять на месте, старалась как можно чаще покидать свою мизерную квартиру и дышать воздухом, старалась успеть всё за нас двоих, потому что двадцать пятый президент Франции был привязан к Елисейскому дворцу, Парламенту и своему «Борту номер один». Ещё двадцать пятому президенту Франции не до свежего воздуха и уж точно не до походов в кино с юными славянскими девами. Но он всё равно безмятежно улыбался, без конца уверял, что всё будет хорошо, шутки какие-то шутил, просто потому что всегда был слишком занят решением проблем глобальных, совершенно не замечая обывательских. И оттого мне иногда казалось, что на самом деле Макрон — это замаскированная под человека полевая колючка, потому что каждый раз, когда я пыталась подойти к нему ближе, становилось больно, словно от колотой раны. *** Небольшое кафе на окраине Восьмого округа встретило меня приятной смесью запаха кофе, корицы и какой-то сладкой выпечки; из больших окон падали лучи полуденного солнца, играли в чистых витринах и прыгали по всему кафельному полу десятками солнечных зайчиков. Парижский «сезон дождей», вызвавший у жителей города миллион претензий по типу «Макрон, почини погоду», наконец закончился, на небо вернулось тёплое июньское солнце, затопленные улицы наконец просохли, обеспечив парижан возможностью передвигаться не вплавь. Только вот ни приятные запахи кондитерской, ни замечательная погода за её окном не смогли развеять моей тревоги, вызванной вечерним звонком. Помню, задремала во время просмотра очередного дурацкого ТВ-шоу, а проснулась уже от звонка с неизвестного номера. Ответила только спустя три пропущенных, потому что уж больно настойчивым оказался загадочный оппонент, но пожалела я об этом в ту же минуту, потому что из трубки раздался хорошо знакомый голос с ярко-выраженным испанским акцентом, пригласивший меня на утреннее рандеву. — Ох, здравствуйте, дорогая, — не успела я осмотреться, ко мне подскочил смуглолицый мужчина с неизменной улыбкой на лице, от которой у меня, признаться честно, кровь в жилах стыла, — очень рад Вас видеть! — Здравствуйте. Не могу ответить тем же, к сожалению. Я с трудом увернулась от традиционного поцелуя в щёку, потому что терпеть эти мерзкие прикосновения у меня не было никакого желания. Всё пыталась держаться твёрдо, с гордо поднятым носом, но подкашивающиеся от волнения ноги грозились выдать меня с потрохами. — Как грубо, — Педро выдвинул передо мной стул, приглашая присесть, а после плюхнулся напротив, — не переживайте так, Нина, я постараюсь не съесть Вас. Голодны? — Нет, спасибо, — я сцепила пальцы в замок и опустила их на краешек стола так, чтобы локти продолжали висеть в воздухе, как-никак, приличное общество, — я… Могу попросить Вас сразу перейти к сути? — А я вот после перелёта голоден, как волк, — Санчес в подзывающем жесте махнул рукой, и возле нашего столика образовалась высокая рыжеволосая официантка в коротком фартуке цвета коричневого махагона, — тушёные говяжьи щёчки с картофельным пюре и… Выбирайте чай, Нина. — Мне без разницы, — я с тяжёлым вздохом перевела взгляд на молодую работницу общепита, и что-то в ней было знакомое, будто очень похожа на кого-то из моих знакомых, но вот на кого именно — понять очень сложно, — пусть будет… Ройбуш, наверное. Помнится, Эммануэль говорил, что сие прекрасное растение благотворно влияет на работу сердечно-сосудистой системы, а должно же в этой встрече быть хоть что-то полезное? Витаминный набор всяко лучше, чем с психу сгрызенные в кровь щёки. — Основное блюдо будет готово минут через пятнадцать, чай принести сразу или по готовности горячего блюда? — девушка как-то странно вглядывалась в моё лицо, хоть и пыталась всячески это скрыть, — и, прошу прощения, каким способом Вы собираетесь оплатить заказ? У нас есть некоторые сложности с работой терминала, поэтому возможно придётся рассчитаться через онлайн-банк. — Оплачу любым удобным способом, юная леди. Чай можете сразу принести. Испанский премьер коротко кивнул, и эта самая «юная леди» слилась восвояси. Этот её изучающий взгляд в моей голове тогда не сулил ровным счётом ничего хорошего, но я довольно быстро свалила всё на многострадальные гормональные перестройки, из-за которых моё эмоциональное состояние качалось из стороны в сторону, точно качели на детской площадке. — Не буду терзать Вас ожиданиями, моя дорогая, — Педро потянулся к моим сцепленным пальцам своей огромной горячей ладонью, — думаю, наш крайний разговор нет смысла напоминать? Кажется, я дал Вам достаточно времени для раздумий, поэтому хочу как можно скорее услышать, каким будет Ваш положительный ответ. — Педро, не примите за личное оскорбление, — я таки выдрала свои руки из этого южно-европейского «капкана» и спрятала их под столом, от греха подальше, — но у меня сейчас намного больше забот, чем со стороны кажется. Я очень прошу, давайте я забуду о Вашем «деловом» предложении, пообещаю, что ни слова не скажу о нём Эммануэлю, а Вы опустите тот факт, что воспользовались мной в весьма беспомощном состоянии. — Шантажируете? — премьер весело хохотнул, откидываясь на деревянную спинку стула, — зря Вы это всё, Нина. Положение у Вас откровенно так себе, не понимаю, на что может рассчитывать в такой ситуации столь незаурядная леди. Вы же понимаете, что Вы у него такая не одна? — Ой, — от такой дешёвой манипуляции я только прицокнула языком, — наша песня гарна-нова… Придумали бы хоть что-нибудь убедительнее, это уже заезжено больно. Давайте ещё пресловутое «обещает весь мир, а подарит глобус». — Нет, почему же, — он с напускным равнодушием пожал плечами, всё также буравя меня своим издевательским взглядом, — Эммануэль даже обещаниями утруждать себя не станет, глобус — это действительно его максимум. Вы поймите, мы не вчера познакомились, это нормальное его состояние. Раз в несколько лет у них с Бриджит случается кризис, он находит себе молоденькую, мурыжит её полгодика, а потом со спокойной душой и чистой совестью возвращается к супруге. — Почему Вас вообще беспокоит это? Я не понимаю, что такого плохого в этой жизни сделала, раз все вокруг чего-то от меня хотят, — нервное напряжение постепенно росло, но не столько от растущего недоверия к Макрону, сколько от общей атмосферы нашей «деловой» встречи, — пожалуйста, отстаньте от меня и дайте пожить спокойно. — Покой нам сулит только на том свете, — испанец сложил руки на груди и с воистину блядским ехидством покачал головой, — таков уж жестокий мир политических интриг. Давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны… Подумайте только, я же не убить его предлагаю, а наоборот даже: чем быстрее он уйдёт со своего поста, тем проще Вам будет добиться своего места под солнцем, вытеснив оттуда лишних персонажей. — Я всё ещё не могу понять, как я, человек совершенно незнакомый со всеми этими вашими дворцовыми интригами, должна провернуть что-то подобное? Это же всё сказки для детей младше четырнадцати лет. Скажите честно, это Вы мне какую-то проверку на вшивость решили организовать? — А Вы и не должны делать чего-то сверхъестественного, не нужно быть поваром для понимания того факта, что суп так себе. Уж что-что, а демотивировать мужчину сумеет каждая хоть малость интеллектуально одарённая женщина... Вам всего лишь нужно докладывать мне о том, кто о чём разговаривает, кто приезжает, кого берут на работу, в общем, чем живёт и дышит Елисейский дворец. В этом нет ничего сложного, зато поощрение достойное. — Опять вилами по воде. В общем, я уже высказала всё, что думаю по этому поводу, — терпение моё уже заканчивалось, с каждой минутой разговора всё больше хотелось прописать испанскому заговорщику двоечку, поэтому я, от греха подальше, начала собираться, — всего доброго Вам, поищите себе другого Джеймса Бонда, а со своими личными проблемами я как-нибудь сама разберусь. — Вы слишком недальновидны для высшего общества, дорогая. Задумайтесь об этом, пока не стало поздно: однажды он уже оставил Вас одну, а значит непременно оставит снова. Нельзя зависеть от людей, которые Вас подводят, потому что никто из нас не в силах предугадать, в какой момент рука на бедре может обернуться ножом в спине.