Хиганбана

Когда Никита проснулся, часы показывали время более раннее, чем он рассчитывал. Ему долго не удавалось заснуть, однако сон его все-таки сморил. Два часа отдыха - для него уже привычный режим - по плану как обычно поспит где-нибудь вне дома. Легостаев потянулся, блаженно щурясь от приятного хруста, и слез с кровати. Если он продолжит спать, то через час вообще не встанет. Никита быстро надел брюки и, поразмыслив и махнув на остальную одежду рукой, вышел из комнаты. Пока есть время, походит так. Как же давно в квартире не было так тихо - даже телевизор не работал, что уж говорить про постоянные разговоры родственников. Никита прошёл на кухню и, зевая на ходу, включил чайник. Когда загорелся ожидаемый огонёк, оборотень, сонно щурясь, двинулся к холодильнику. — Я минуту назад чайник кипятил. Ты хочешь, чтобы вода оттуда совсем испарилась? Никита с воплем подскочил и резко обернулся. Тимофей глядел на него с кухонного стула, лежа на одной руке и в другой держа перед собой кружку, из которой к потолку поднимались тонкие струи пара. Никита выключил чайник и начал заваривать себе кофе, чтобы сбросить остатки сна и хотя бы ненадолго запастись энергией. Он совсем забыл, что дома находился не один. Тимофей всю ночь не подавал признаков жизни вроде звуков шагов, а сейчас так вообще все время молчал. Когда он вообще встал? О том, что Никита о нем просто напросто забыл, Легостаев ни за что не признается. Тимофей за его спиной пошевелился. — Я тебя напугал? — Нет. Я просто так подскочил, от радости. Зверев фыркнул. Никита пошарил в холодильнике и, найдя еду, повернулся к гостю. — Завтракать будешь? — Нет. Я кофе напился. Никита озадаченно моргнул, достав продукты и закрыв холодильник плечом. — Кофе? И сколько же ты выпил? Тимофей рассеянно взглянул на кружку и чуть нахмурился. — Четыре. Нет, не четыре, это уже пятая. Легостаев быстро выхватил её из рук, отставляя в сторону. — Уж прости, но питаться одним кофе я тебе не дам. Это вредно, особенно в твоей ситуации. Тимофей лишь проследил за ним взглядом, а затем, скрестив руки на столе, уронил на них голову. — Я тебе сильно мешаю? Никита включил плиту и, поставив сковороду, начал готовить. Он уже давно питается яичницей и знает свою норму, но сейчас определённо нужно готовить больше. Уместится ли все это в одной форме, с его-то аппетитом? — Нет. Но мы договорились сегодня поговорить, и я все ещё жду твоих объяснений. Тимофей шумно вздохнул и повернул голову набок, смотря на Никиту через отросшие серые пряди спутанных волос. — Тебе так интересно? Или это интересно вожаку Парда, который тебя об этом расспрашивал? — Никто меня не расспрашивал, — раздраженно отозвался Никита. — Хочешь снова вывести меня из себя, Ликой? — Мое имя мне больше приходится по душе. Никита накрыл сковороду крышкой, оставляя яичницу ненадолго, и повернулся к собеседнику, оперевшись на край столешницы. — А мне больше приходится по душе, когда мне не портят по утрам настроение. Я хочу помочь тебе, вот и все. Понять, почему ты ходишь в таком виде. — О, какие знакомые слова. Говоришь, прямо как я. Тимофей печально улыбнулся, и от этой улыбки внутри Никиты что-то свернулось в комок. Вдруг Тимофей выпрямился, чуть кривясь лицом. — Давай откровенность за откровенность, — неожиданно произнёс он. — Поиграем в правду и правду. — В правду и правду? Это как? — Когда кто-то из нас задаёт вопрос, второй обязан ответить честно, вот и все правила. Спрашиваем по очереди, и задавать сразу два вопроса нельзя. Никита сузил глаза, и в этот момент ему в нос ударил запах гари. Легостаев, спохватившись, торопливо повернулся и сдвинул завтрак с включённой плиты, тихо ругаясь. — Хорошо, я тебя понял, — оборотень потянулся к шкафчику и достал тарелки. — Но ладно я, что тебе-то интересно про меня узнать? Он быстро разложил готовую еду и поставил одну тарелку перед Тимофеем, одновременно с этим вернув ему его чашку уже чуть остывшего кофе. Зверев, хотевший ответить, отвлёкся и посмотрел на яичницу с беконом, а затем перевёл взгляд обратно на Никиту, разложившего приборы и уже плюхнувшегося на свое место. — Но я же не просил. — А я и не спрашивал, — пробурчал Легостаев с набитым ртом. — Ешь давай, пока я добрый. Так что, кто первый задаёт вопросы? — Я предложил, я и начну. Что у тебя за татуировка на спине? Кажется, раньше её не было. Никита даже впал в ступор от такого невинного вопроса. Тимофей мог задать, исходя из правил этой детской развлекаловки, абсолютно любой вопрос. Но ему интересна такая… Безобидная вещь? — Оберег от призрака, который сидит внутри меня, — небрежно отмахнулся Легостаев. — Иларион брал надо мной верх, и, когда на время его удалось усыпить, меня сводили к Кадише Дэ Лафуэнте. Она мне все это и нарисовала, — оборотень самодовольно улыбнулся. — Понравилось, что ли? Тимофей тоже чуть улыбнулся, но мгновенно сменил тему: — Теперь твой вопрос. Один. Никита задумался. Он совсем не знал, с чего начать, ведь вопросов у него было слишком много. Почему Тимофей целую неделю не выходил на связь? Почему он не может самостоятельно вылечиться… Никита подавился едой. Тимофей вскинул брови, но тут же любезно подал кружку, и Легостаев залпом её допил. — А я-то думал, что ты просто это игнорируешь, — Тимофей усмехнулся. — Страшно я выгляжу, верно? Даже для тебя, уже все повидавшего? Никита только сейчас увидел, насколько Зверев был бледным и словно неспавшим. На голове вообще царил полный беспорядок, но, судя по лицу, юношу это не волновало, мягко говоря, совсем. И вчерашний пластырь немного отклеился, являя заметный красный рубец на щеке. Этот образ, что внешний, что внутренний, он не укладывался в голове Никиты. У прежнего Тимофея взгляд горящий, полный стремления - у нынешнего потухший, пустой. У одного улыбка искренняя, смех радостный - у другого натянутая, а смех и вовсе будто поддельный. Все эмоции первого были настоящими, в то время как у второго на их месте осталась лишь тошнотворная апатия… —…Почему ты изменился? Тимофей, видимо, не ожидавший такого вопроса, склонил голову набок. — Извини? Я немного не понял. До Никиты лишь сейчас дошло, что свои последние мысли он проговорил вслух. Легостаев помотал головой и выдал первый вопрос, пришедший в голову, из мучивших его. Придётся идти напролом, иначе кто знает, когда ещё выдастся такая минутка. Тимофей наверняка понимал, на что подписывался, когда сам же предлагал сыграть. — Как ты понимаешь, — медленно начал Никита, ковыряясь вилкой в остатках еды. — Департамент безопасности, может, и игнорирует проступки за пределом города, но он расследует каждое преступление, произошедшее в самом Санкт-Эринбурге. Смерть такой известной личности, как Ангелина Зверева… Никита просто хотел проверить, как отреагирует Тимофей. Узнать, подскочит ли он, промелькнёт ли на его лице ярость. Да даже если бы Зверев ударил его, он бы это принял: потому что влетело бы за дело. Но Тимофей молчал, вроде бы и слушая, и одновременно с этим витая в собственных мыслях. Сейчас до него достучаться было ещё труднее, чем вчера. Никита, выдержав паузу, продолжил: — Мы нарыли одну интересную историю, — когда Егор просил о помощи в поисках, он сам поделился этой тайной. — Ангелина всегда светила, как солнце, и в той тени, которую отбрасывала, она, оказывается, прятала своего родного сына. Почему ты никогда не говорил о родстве с ней? Я и подумать не мог, что твои родители такие известные. Взгляд Тимофея сделался отрешенным и направился куда-то сквозь Никиту. — У нас с ней были натянутые отношения. Она всегда прятала меня от папарацци, чтобы они не прознали про её сына. Всегда была в разъездах, оставляя меня на попечение няни или бабушки. Как встреча, так почти всегда ссора. А как недавно раскрылось… Она прятала от меня много секретов. Не самых приятных. По щеке Тимофея, блеснув в утренних лучах подобно маленькому хрусталику, скатилась слеза, но лицо Зверева по-прежнему оставалось непроницаемым. Ни один мускул не дрогнул. Никита зачарованно проследил за соленой дорожкой, а затем облизнул пересохшие от волнения губы. — Она скрывала от тебя то, что являлась Близнецами? В нынешней обстановке Королевский Зодиак был вынужден раскрыть все карты. Тимофей горько усмехнулся. — Не совсем так. Даже на это я бы отреагировал спокойно. Она делала много ужасных вещей, и я это не отрицаю. Но врать, глядя мне прямо в глаза… Когда раскрылось, что я Огненный волк, она сказала, что и мой отец был таким же. Никита внимательно слушал. Он слышал только эту версию. — Но это не так, да? — уточнил он. — Конечно не так. Я сын не какого-то там волка. Сам Огненный Дракон приходится мне отцом. Никита так и застыл. Тимофей пристально всмотрелся в его лицо и поднялся. — По-моему, тебе пора. Легостаев хотел остановить друга, но в этот момент его взгляд упал на время на дисплее телефона, лежащего на столе, и оборотень быстрее своего гостя исчез с кухни. Тимофей, которого он чуть не сшиб, вовремя схватился за косяк двери, чтобы не упасть. В груди свело и раздалась неприятная резь, и Зверев сцепил зубы, стараясь не выдать своего состояния. Никита, уже полностью одетый, выбежал в коридор, поправляя чёрный официальный костюм с белой рубашкой. Тимофей присвистнул и облокотился на косяк двери, скрестив руки на груди. — На свидание, что ли, собрался? Никита накинул на плечи плащ и показал неприличный жест. — Сегодня будет важное мероприятие, просили одеться парадно, — он бегло осмотрел квартиру. — Чтобы к моему приходу все было также, как сейчас, — предупредил оборотень, уже стоя на пороге открытой квартиры. — Иначе я за себя не ручаюсь. Тимофей постоял, а потом вдруг приблизился к Никите вплотную. Легостаев удивленно остановился, а Зверев, ростом чуть пониже его самого, склонил голову набок и странно улыбнулся. — Вчера тоже не ручался, когда повалил меня на диван, — вкрадчиво проговорил он. — Я уже подумал, что ты собрался меня целовать. Никита от неожиданности сделал шаг назад, споткнулся и буквально вывалился в коридор. — Закрой за мной. Затем он без лишних слов хлопнул дверью, и с лестничной площадки ещё несколько секунд доносились его быстрые шаги. Тимофей, заметивший, что оборотень покраснел, позволил себе впервые улыбнуться шире. — А ты мило смущаешься. Но это было интересно. Один-один, оборотень. Один-один. В следующую секунду Зверев округлил глаза и сильно закашлялся, содрогаясь от внезапной боли. Он оперся о стену и скатился по ней, закрывая рот руками. Перед глазами поплыло, а голова, кружившаяся с ночи, закружилась ещё сильнее. Когда приступ прошёл, Тимофей взглянул на свои ладони. На которых распустились алые букеты крови. Зверев с ужасом смотрел на них, и, быстро обтерев их о предоставленную Никитой майку, судорожно выдохнул. Препарат уже почти выветрился, но пламя было по-прежнему неподвластно, а регенерации пока хватало лишь на поддержание жизни. Тимофей чувствовал, как кости потихоньку начинали срастаться, но это было так медленно, что Зверев при каждом вдохе ощущал нестерпимую боль. И чем больше ранений заживало, тем сильнее она становилась.