Ювелирка

– Болел, да? – сочувственно спросил у Сюаньюя одногруппник. Отвратительно бодрый и радостный, отвратительно бодро и радостно плюхнувшийся рядом. Сюаньюй печально вздохнул, неопределенно пожал плечами и продолжил медленно, каждым жестом выказывая тоску, выкладывать на стол тетрадь и ручки. Больным сказаться ему и правда было легко: после вчерашнего дня, проведенного в крайнем нервном напряжении на работе, и почти бессонной, полной чистой и незамутненной печали ночи, он выглядел так себе. Самый лучший в мире покупатель с потрясающими руками (а также спиной и всем, что пониже) так и не вернулся в ювелирный магазин в этот Последний День Длинных Смен, как его про себя обозначил Сюаньюй. В итоге он решил, что это знак свыше. Вечером жаловался Яо на жестокую судьбу, шумно сморкался в вышитый еще в прошлом семестре собственными руками платок и доедал оставшиеся шоколадные конфеты. И, конечно, через слово приговаривал, что никогда, никогда-никогда в жизни он не встретит больше свою любовь. Укладываясь, Сюаньюй отстраненно отметил про себя стойкость и безграничное терпение брата и сделал в уме заметку купить ему вдвое больше конфет. Сюаньюй искренне надеялся, что утром станет получше, что учеба, по крайней мере, отвлечет его, но вот уже вторую пару страдания никак не отступали. Он то и дело шмыгал носом, отчего казался одногруппникам и преподавателям еще более правдоподобно больным, и иногда сжимал рубашку на груди. В груди ныло нестерпимо, было горячо и больно. Не радовали даже практические занятия по живописи, которые Сюаньюй обожал. Рассматривая черные росчерки на листе перед сбой, Сюаньюй в очередной раз вздохнул. Чуть подумал, снова обмакнул кисть в черную краску. И чуть не забрызгал рисунок – одногруппник пихнул его локтем под ребра. Сюаньюй вскинул голову и уставился на него крайне обиженно, глазами полными скорби. – Слушай, может, ты домой пойдешь? А то такой больной и кислый, если таким же на мастер-классе будешь, то Не Хуайсан подумает, что нам не нравится, и больше не приедет! Сюаньюй хотел было с достоинством высказать дураку, что болезнь его простым постельным режимом не лечится, особенно если в постели лежать одному, уже набрал воздуха в грудь, но осекся и им поперхнулся. – Мастер-класс?.. – рассеянно переспросил Мо. – Не Хуайсан? – сердце его, бившееся весь день тяжело и болезненно, стало оживать и стучать быстрее и трепетнее. – Тебе по болезни память отшибло, я смотрю, – хмыкнул одногруппник и вернулся к своему рисунку. Мо невидяще уставился на свой черный орнамент. Не Хуайсан! Как он мог забыть? Так сильно был занят переживаниями и так ярок оказался образ Минцзюэ в памяти, что у Сюаньюя совсем из головы вылетело все, что касалось учебы. И даже мастер-класс Не Хуайсана, который им еще в начале года обещали! Занятие у самого лучшего, потрясающе талантливого мастера живописи Гохуа, У-син и еще бог знает каких живописей – Сюаньюю казалось, нет такого искусства, в котором не был бы потрясающ Не Хуайсан. У Сюаньюя даже ныть в груди стало чуточку меньше. Он решительно перечеркнул толстой кистью свой лист, смял его и достал новый. В аудиторию Не Хуайсан вошел, обмахиваясь веером. У Сюаньюя тут же дыхание перехватило: веер, расписанный мастером лично, даже был на Википедии в статье про Не Хуайсана – в качестве примера работы. На веере цвела нежная орхидея*, вокруг которой в причудливой композиции вились маленькие цветки колдовского ореха*. Сюаньюй прикусил губу, чтобы не застонать. Пальцы покалывало – как бы ему хотелось уметь так же расписывать шелк! А дальше все было как в тумане. Не Хуайсан охотно общался со студентами, но на вопросы все отмахивался, прикрывал лицо веером и мелодично смеялся. Как стать таким же мастером? Ах, что вы, не знаю даже! Просто главное любить, что делаешь, и не прекращать заниматься, несмотря ни на что. Как он достиг таких высот? Не знаю, не знаю, ничего такого не сделал, чего не могли бы сделать все вы! Сколько стоила последняя проданная картина? Не знаю, право, этим вопросом занимались организаторы аукциона… Сюаньюй жадно впитывал все «не знаю», ловил улыбку, которая пряталась у Не Хуайсана в уголках глаз, наблюдал за тонкими пальцами, сжимающими веер. Вот они – руки гения. Сюаньюй разве что за чужие рукава не хватался. Хотелось ограбить ювелирный магазин, где он сам подрабатывал, и надеть на эти руки все самые дорогие браслеты и изысканные кольца. После мастер-класса у Сюаньюя остался свой рисунок с цветками мальвы* – воздушными, прозрачными, нежными, никогда раньше ему так не удавались цветы – и ощущение легкой влюбленности. Не той любви, как к Минцзюэ, конечно, то была истинная любовь на всю жизнь. Но не проникнуться к таланту Не Хуайсана было невозможно. Сюаньюй с сожалением оставил рисунок в мастерской – сохнуть – и засобирался домой. От воспоминания о Минцзюэ снова стала накатывать тоска, но уже не такая черная и беспросветная. А когда Сюаньюй, идя через парковку, увидел на другом ее конце Не Хуайсана, то и вовсе воодушевился. Это было хорошим знаком – и, может, удастся еще немного поговорить? Сюаньюй стал лихорадочно соображать, чего бы такого еще спросить, замахал рукой и хотел окликнуть Не Хуайсана, но слова так и застряли в горле. Не Хуайсан собирался садиться в машину, и водитель ждал его у своей двери. Широкие плечи и мощная грудь, дорогой пиджак, суровое лицо и густые волосы, схваченные в тяжелый хвост. Сюаньюй не мог ошибаться, Не Хуайсан садился в машину к Минцзюэ. У того на запястье блеснули часы, которые Сюаньюй сам на нем застегивал, и Сюаньюй сглотнул. Грудь сдавило, отчего-то стало горячо внутри. Дыхание совсем сбилось и ускорилось, и Сюаньюй бы сорваться с места да подбежать к машине, но он будто пустил корни сквозь асфальт и так и остался на месте. Ноги совсем не слушались и не двигались, все тело стало тяжелым и неповоротливым. Машина уже скрылась за поворотом, а Сюаньюй так и оставался стоять на парковке. Он тяжело сглотнул вставший в горле ком. Во рту отчего-то стало кисло-горько и сухо. Сюаньюй наконец обессиленно присел на бордюр и опустил голову. Начал было себя корить, что не побежал, не крикнул, но бысро прекратил: что бы он сделал? Повисни он у Минцзюэ на плече, схвати он Не Хуайсана за рукав – стало бы только хуже. Наверняка бы выглядел как городской сумасшедший, странный дурачок. Сюаньюй застонал и уронил голову и закрыл лицо ладонями. И тут же встрепенулся, неловко извернувшись, полез за телефоном в карман узких брюк. Дрожащими пальцами вбил в строке поисковика имя Не Хуайсана. В разделе «личная жизнь» на Википедии по-прежнему ничего особенного не значилось – никаких жен и девушек, и бойфрендов тем более. Сюаньюй выдохнул и постарался успокоиться. Отмотал назад, до биографии и стал терпеливо читать, хотя иероглифы так и скакали перед глазами. Родился, мама-папа, учился, рос с братом, писал картины… Нет, никаких партнеров. На всякий случай Сюаньюй проверил еще и наличие личного водителя или телохранителя, а потом заблокировал экран и стукнул себя телефоном по лбу. Ну кто станет про такое на Википедии писать? По дороге домой Сюаньюй искусал все губы – и без того многострадальные, они уже совсем потрескались. Сюаньюй подумал, что если его сердце продолжит так себя вести, то растрескается тоже. Смятенное, оно никак не успокаивалось. Даже когда Сюаньюй купил благодарственных конфет Яо и утешительных – себе. Ужасно хотелось снова потянуть Яо пить чай, но Сюаньюй подумал – и не стал. Посмотрел на серьезного брата, когда тот вернулся с работы. Нужно было стать уже наконец серьезным самому, раз ему встретилась настоящая любовь! Спать Сюаньюй ложился все еще в смятенных чувствах, но уже с планом.