Багровый пик

      Поселившись на постоялом дворе, весь последующий день им предстояло провести за опросом местного населения.       Николай чувствовал удушающую необходимость заговорить о произошедшем в бричке. Он желал разобраться в том, что чувствует, чего хочет и что думает по этому поводу Яков Петрович.       Однако, задай он себе первый вопрос прямо сейчас, то ответ приходил обыкновенно простой, и в то же время ужасно неуместный: он увлёкся, не на шутку привязался к этим карим глазам чайного цвета, усыпанным вокруг мелкими морщинками. Он полюбил Якова Петровича Гуро — блестящего столичного следователя, что окончательно поселился в сознании и сердце Гоголя.       Когда Яков обсуждал с одним из здешних жителей путь к дому старухи, что нарекли ведьмой, губившей души молодых девушек и молодцев, Николай отчего-то особо не вслушивался, внимательно следя за жестами следователя, заинтересованным блеском в глазах, поворотом головы, расслабленной спиной с идеальной выправкой. Далее только отводил взгляд, боясь потеряться в своих же мыслях.       — ...я видел её у Багрового Пика, — Николай буквально выскакивает из размышлений, услышав знакомые слова. Изумлённо всматривается в сельского кузнеца, обращаясь с просьбой повторить.       — Я видел её у Багрового Пика, — как-то растерянно выпаливает тот. Гоголь чуть хмурится, пытаясь собрать логическую цепочку.       — Вам это о чём-то говорит, Николай Васильевич? — довольно урчащие нотки в голосе следователя заставляют вновь отвлечься. Встретившись взглядом, Николай краснеет.       — Н-нет, простите, кажется, ослышался.       Ему ничего не оставалось, кроме как соврать. Не рассказывать же о загадочном призраке, что с давних пор приходит к нему с предупреждением.       Яков Петрович лукаво усмехается, но не расспрашивает более, возвращаясь к кузнецу.       И всё-таки узнать, где находилось то место, стоило бы. Как оказалось, местные называли «Багровым пиком» овраг за лесом, мол, скопление нечистой силы.       К вечеру утомившийся Николай Гоголь мечтал лишь забыться сном и не чувствовать огромный давящий камень на груди.

***

      Одна из деревянных дверей оказалась приоткрытой, следователю ничего не оставалось, кроме как ухватить писателя за руку и спрятаться в тёмном помещении, которое некстати оказалось не рассчитано для двух взрослых господ. Заперев дверцу, надеясь на её надёжность, он прислонился к стене, прислушиваясь. Посторонние голоса стремительно приближались, становясь более отчётливыми. Один из них вызвал у Гоголя какое-то внутреннее волнение.       Звук за дверью, кажется, стал стихать, но выбираться из укрытия пока никто из них не спешил. Николай, до этого задерживающий дыхание, боясь, что их могут услышать, облегчённо выпустил воздух. Сердце в груди колотилось под натиском адреналина, взгляд слегка затуманился.       Он неловко обернулся, тут же спотыкаясь о какие-то склянки, загремевшие своим стеклом.       Легко поймавшая и надёжно зафиксировавшая его в горизонтальном положении рука принадлежала человеку, который прямо сейчас крепко прижимал юношу к себе. Воспользовавшись ситуацией маленького пространства, Николай позволил себе слабость: вытянул руки, обнимая Якова.       — Николенька, — от такого тона у юноши подкосились ноги, — поаккуратней прежде будь, — Яков поднялся выше, ведя носом вдоль линии челюсти, — не то, — ладонь спускалась ниже с талии Николая, оглаживая бёдра.       — Сгоришь, — не своим голосом произнёс следователь. Темнота поглотила его облик, оставляя в глухом одиночестве.       Словно отовсюду послышался мерзкий шёпот. Слова звучали коротко, с присвистом, будто на каком-то вымышленном языке молвят. Николай хотел дёрнуться в сторону в поисках двери, но тело против его воли опустилось на колени. Земля словно связывала, сковывала его своими корнями, удерживая на одном месте.       Хотелось кричать, да не получалось. Паника, подступающая к самому горлу парализовывала, не оставляя ничего, кроме дезориентации. Ледяной страх крепко держал в своих объятиях, не давая опомниться.       Отрывистый вздох — и перед ним уже не чудовищная темнота, а светлые стены комнаты. Писатель заозирался, пытаясь понять, где находится. Судорожно замахал головой, приходя в себя, а затем заметил яркий-яркий свет, льющийся из окна. На дворе ещё царила угрюмая ночь. Николай поднялся с постели, запоздало замечая полыхающий огнём сарай во дворе.       Ему хватает пары десятков секунд, чтобы выскочить на улицу, пробираясь сквозь толпу собравшихся жителей. В голове отчего-то бьётся лишь одна мысль. Николай не хочет о ней думать, прогоняет, стирая выступившую слезу с глаз, но образ, окутанный языками пламени, гордо сражающийся с тёмным силуэтом, окончательно лишает всех здравых мыслей.       Николай, кажется, кричит.       Обрушиваются несколько горящих брусков, и образ растворяется в ослепительной вспышке огня. Юноше хочется рвануть туда в самое пекло, чтобы убедиться: всё не по-настоящему, лишь очередной кошмар. Кошмар, ведь так? Пелена слёз мешает рассмотреть, понять, что всё неправда. Он вновь кричит, зовёт его, надеясь на ответ. Ему же ответят, верно?..       Один из поселян хватает его за руку, уводя от огня. Гоголь вырывается, он должен найти, должен увидеть. Если же всё так, то пусть и его поглотит безумное пламя, только бы не было так больно. Только бы не щемило так сердце от бесконтрольного гнева и чувства горечи.              Его всё же забирают, отводя подальше. Разум затуманен, перед глазами всё расплывается. Он не видит ничего вокруг, кроме образа следователя, что был охвачен безжалостным огнём.       На следующее утро он клятвенно обещает себе раскрыть дело об убитых девушках, чего бы ему это ни стоило.