Черно-серые линии

       Заместо пяти минут, добирались они все двадцать — туфли уж стали казаться тесными. По пути Собакина успела тысячи раз глаза закатить. Ну, надо радоваться, маршрут не сменили. Галя переживала, что Нил не поверит, и увидев девочку, закричит мол, не его дочь. Боле того, ещё в парке принял все за подставу. Глупо, конечно, и ещё раз доказывает — понимания меж ними нет. Чем уж это сгладить — представить сложно. Никак Собакин на контакт не идёт, воспринимая все в штыки. Но, в общем-то, правильно сказал, мол, в браке проблемы будут, пока понимание не найдут. Это ж усердная работа двух людей, не только Собакиной.        Завидев Илону, однако, Нил поразился и легко задрожал — словно жуткий вирус настиг, при том, в самом наилучшем ключе. На словах одна реакция, а воочию увидеть — совсем иная. Удивлён был, конечно, знатно. Однако, рад, чудится, таковой встрече. Улыбался он, повстречавшись с «дочкой», шире чем в парке. Разглядывал ее, но никого не винил в появлении ее. Знакомиться стали с порога. Занимательно получается — Галя молча за происходящим наблюдала. Супруг глядел то на неё, то на дитё. Ощущения у него, видно, яркие были, но несравнимы с теми, когда Сёму повстречал — ту весть воспринял как проклятье. Неужели поверил с первого взгляда? — Ты чья? — первое, чего решил задать. — Мамы и папы. Я человек мамы и папы, — спокойно отвечала Илона. Она уж выглядела так, словно квартиру за этот час успела окончательно обжить — никакой скованности, не походит уж на одинокого человека. — Ну теперь ещё твоя. — Элина твоя мать? — Нил же в свою очередь замер, чуть прижав пальто к груди, разговаривал чуть дыша. Со стороны выглядел, в подобной позе, словно на торги вышел, а не замер от переживания непредвиденных обстоятельств — Моя мама — мама! — Галя вздохнула, понимая, что Нил те же вопросы задаёт, что и сама, а Илона все так же открыто и искренне отвечает. Всего этого можно было бы избежать. Но заранее Собакина понимала — смысла никакого нет. Однако, что муж догадки имеет, в каком-то смысле хорошо. Сама ж о существовании упомянутой особы давно позабыла. — Похожа на тебя? — Да! — Почему она тебя сюда отправила? — Она не отправила. Она дома сидит, далеко-далеко отсюда… — В Кишенёве? — Да, она ещё не знает, что я тут. Папа сказал, потом расскажет ей. Поругались они, мама пошла к бабушке и дедушке жить, папа тоже к дедушке, только к другому, а мне к вам пришлось переехать… В общем, все поехали к своим папам! Ну а я не могла с папой своим остаться — он не по-настоящему папа… Вот каков мой ответ!        Галя и Нил переглянулись. Из-за тавтологии, повторения одних и тех же слов до такого, что смысл их в голове теряется, они запутались. Собакина, тем не менее, свой разум с пыльной тряпкой сравнила. Нужно обязательно образование получить. Сталось лишь понятно, что супруг угадал. Чего правда удивительно — Элина не знает о ее пропаже! Значится, можно и милицейских, в случае чего, приготовиться встречать. А ведь все это может быть каким-нибудь хитрым планом…! Если уж к ним с милицией явятся, да объявят, мол, ребёнка украли — плохо будет. За решетку попасть из-за добрых поступков не желается. Нужно, пока не поздно, первыми от неё избавиться. А то, может быть, отец девочки план какой имеет? Не просто так привёл? Уж сложно представить, как сильно надо поругаться, чтоб дочку невесть в чьи руки отдать.        Нил тихонько стягивая пальто, с уже довольно мятым воротником, словно мнется с ним со вчерашнего дня, размышлял чего сказать, чем веселым ситуацию разбавить. Илона, чудится, не печалилась, да и в целом не понимала ситуации. «Отец» ее, во всяком случае, тоже в теме плавал. Всем присутствующим сталось неловко.        Проходили они на кухню, точно про себя договорившись, что сейчас решат чего делать. Однако, страхи Гали не оправдались, что не может не радовать. Вероятно, чуть погодя Нил и найдёт на что пообижаться, да пока все хорошо. Можно даже назвать атмосферу несколько праздничной — давно такого не было. Пока фокус на «дочке», общение меж супругами будет происходить. Хоть так. Лучше, чем перекрикивания. На пару часиков вновь побудут близки.        Нил ухаживал за Илоной, как за маленькой, и совсем не чужой, женщиной. Умилительным показалось Гале усаживание ее за стульчик — она принимала это как должное. Галя тоже не осталась без внимания — налил для нее тёплого молока, сахара добавил. Помнит ещё, как жена любит. Тепло на сердце становится, приятно. Зачем же нужно быть таким холодным, если в душе носишь совсем другое? Надо надеяться, однажды его поймёт.        Точно взрослая мадам, закинула Илона ногу на ногу — платьице до колен приподнялось. Нил, заметив это, подправил, да по головушке погладил. Обе девушки улыбнулись, выжидая, пока придёт момент, когда все обсудят. Нравилось Гале, когда Нил заботился о ком-то, кроме себя. Что очевидно, редко делал он то прилюдно, посему ценила жена это. — Что делать будем? — создал воронку он в гранённом стакане, обращаясь невесть к кому — глаз не поднимал от водицы своей. Галина решила — к ней. — Как воспитывать? Сначала в милицию, потом чего? — взбудоражен был он приходом девочки в самом безумном ключе. Сразу ясно — желает оставить. Это очень плохо. Галя чуть сгорбилась, да поглядела на мужа. То на него, то на девчонку. Нет, все ж похожи чем-то. Позналось в сравнении, так сказать. Однако на эту тему она молчала, оставалась холодной, как металл. — Покормите меня! — скомандовала Илона раньше, чем Галя успела негодование своё высказать. Очередная ссора была пресечена девочкой. Собакина слегка поджала губы, представляя всевозможные печальные исходы разговора, если б сейчас высказалась. Сталось как-то не по себе. Ещё даже Сёмы нет, чтоб семейные собрания проводить, что-то решать. Нилу, чудится, лишь бы ребёнок, не важно от кого, не важно как зовут. Необычное поведение. Не стар ещё, куда спешить? Может быть, спешки этой и стоило бы опасаться. Намекает на что…? Пробежались по шее ее мурашки, но сидела все хмурая.        Нил мгновенно вскочил к плите, бросив что-то вроде «да, конечно!». Услужливость — не его черта характера. Одначе, Галю она порадовала. Может, и за ней так же походит однажды. Наверняка, если б плод пожелала сохранить, так случилось уж и на ранних сроках. Молока ж налил… Сложно все ж действия Нила предсказать. Что в голове его — боле того.        Вчерашний суп, коего осталось совсем мало, Нил разогревал. Галя полагала эту тарелку отдать Сёме после школы, а тут девочка нарисовалась… Уже одного ребёнка приходится обделять — опасно может быть для желудка его. Дальше — хуже. Собакин даже не подумал, что кастрюля не просто так стоит. Пора бы уж запомнить, что лишней еды в доме нет. И кто ж теперь готовить будет? Гале не до этого сегодня. Но, все ж, проявление гостеприимства — в целом не плохо. Не в их положении конечно, но все ж.        Помимо борща, Нил и мелкие конфетки свои из карманов достал. А сыну их запрещает кушать, вот мол, ему самому надо. Неужели для пения боле не пригодятся? Зря он так, последнее чужой отдаёт. Этикет это, конечно, замечательно, но не в убыль ж себе. Их предложил отведать, разумеется, после обеда. При том плотного, надо сказать, для ее возраста. Кормить принялся с ложки, как дите совсем маленькое. Илону это веселило, широко она открывала рот. Гале думалось, в какой-то степени, уж больно большая девочка для такого. — Илона, тебе сколько лет? — задалась она наконец вопросом, пока неуклюже Нил борщ в рот заливал — с подбородка девочки обратно в тарелку все капало. — Четыре! — резво показывала она столько же пальцев. В общем-то, выходит, не соврал ей муж. Многие на ее месте, честно признаться, тоже не поверили. Ситуацию с Элиной помнила, однако чуть запуталась — Илона была такой маленькой, что думалось, помладше будет. Низенькая, и щупленькая. Сёма, несмотря на тяжкую жизнь свою, в ее возрасте повыше и поупитанней был. Ну, все ж, есть сомнения по поводу их с Нилом родства. Как у него самого они не появились? С порога полюбил? Гале этого не понять…        Не похож он был на человека, кто действительно в родстве нуждается — сплошной холостяк ж в перспективе своей. Галя ожидала, что муж примется если не плакать, так уж очень опечалится — дважды ненужный ребёнок. На Сёму, все вспоминала, среагировал иначе. Выглядел уж больно счастливым… знал? Или, может, не до конца понял. Во всяком случае, Галя никогда не понимала его родительские инстинкты. Никогда. Родила бы — тоже не поняла. Однако, не обремени себя Собакин Семой — с ним бы жить она не стала. Ясно, что всякое случается, но все ж должна быть хоть доля скептицизма. Хорошее в детях, наверное, есть.        Вспомнился ей собственный нерожденный младенец, печально сталось. Спросил бы хоть кто, как он поживает! А отец и волнуется, а развитие плода остается ему неведомой тайной. Галине и самой, пред тем как денег отложить, нужно общее здоровье проверить. Хотела завтра ко врачу, а тут такое дело нарисовалось. А сроки то все больше… И куда теперь с ним? Не опасно ли с отцом оставлять? Ещё и Сёма скоро воротится. Явно тот рад появлению Илоны не будет. — Нил, покормишь, да в отделение поведём, — несколько подавленно решила она, отчего Собакин мгновенно недовольство состроил. — Как бы то ни было, о Илоне мы малое знаем. Нужно определить кто родители, домой отправить. — Элина дочь, которая стала никому не нужной. Теперь она обрела новый дом, — салфеточкой вытирал все, чего в рот не попадало. Вид ее, отнюдь парадный, Нил старался не уханькать. — Нужно, чтоб мы стали опекунами, как с Семочкой было.        Это священное «мы» несколько коробило. Поведение его, словно мечется от одной крайности в иную. Или, быть может, уже говорит про себя и Шофранку? Полчаса назад кричал, требовал развода, а сейчас планы какие-то стоит. Значится, прощаться и не хотел? Или употребляет частичку эту уж по привычке? Горько, однако. И так, и сяк горько. — Это не котёнок. Нельзя взять и забрать к себе кого желается, у неё иные родственники тоже имеются. Да и самой ей тяжко от них отказываться, что ни говори. Искать будут, глянь какая ухоженная, залюбленная, немного избалованная… Ее явно как принцессу воспитывали. — Ну-с, в Кишинёв не поедем… — Агата Михайловна — тетя ее. Полагаю, она знает куда родственницу отправить. — Зачем отправлять? Ей хорошо с нами будет, не скучно… Показаться ей, разумеется, надо. Невесело будет, если повстречаемся случайно где-нибудь — сказать нечего будет. И что ж Бухарина молчала все эти годы? Помог бы хоть с воспитанием.        Сего Галя и сама не понимала. При том, никакого ж намека, а рождение дочки — вещь грандиозная! Пять лет такую тайну в сердце проносить, и слова дурного не сказать… При том же, Бухарина — человек достаточно прямолинейный. И сама не знала, надо полагать. Такую тайну, вероятно, не стала б умалчивать. Одначе, что до отчества Илоны… Ну, с иной стороны, кто же заглядывает ныне в метрику? Боле того, когда с паспортами такая неразбериха в стране. Да уж, честно сказать, не так они и близки. Тетя — не мать, и не бабушка. — Давай завтра позовём Агату Михайловну в гости? — вопрошал Нил. Тон его был, можно отметить, стабильно уж озороват. — Сегодня, значится, никакой милиции. Покормим, попоим, спать найдём куда уложить… С Семочкой обязательно познакомим! — обращался уж к Илоне. — Это брат твой. — Почему ж не сегодня? Чем скорее, тем лучше, времени ещё не много. Каждая секунда, сам посуди, может иметь вес в данной ситуации. — Мне сегодня работать. А разговор, полагаю, не из простых… Либо уставший решать то буду, либо замотаюсь пред трудом — всякий вред здоровью. Пока же просто насладимся моментом.        Думается, не по себе было обеим девушкам. Излишняя доброта и гостеприимство, случается, пугают. Да и, тем паче, не понимает он суть проблемы. — Мне за двумя детьми глядеть придётся сегодня? — Галя чуть опешила, но знала, что рано или поздно сей момент настанет. Хоть Илону брать на своё попечение совершенно не желалось, придётся. И ладно бы Сёма, с ним время проводить занимательно, но совсем неизвестная девчонка… Боле того, какая балованная. Нехороший у нее характер — сразу видно. Не любит Галина гордых выскочек в любом возрасте. Что-то эдакое от Нила есть, и, может, то его притягивает. — Ты не хочешь? — убирал от девочки тарелку, и даже конфетку, недавно обещанную, ей развернул. Ну надо же, какая забота. Какая царевна! Галя не завидовала, но не понимала резкостей со стороны мужа. Полюбить человека, коего знает меньше часа? Уж слишком радушный прием. Не устанет про себя твердить — ребяческое поведение. — Семена попрошу, в таком разе. Ну, иль, на крайний случай, с собой возьму. Посидит где-нибудь, подслушает. И обязательно сходим ко мне на выступление, но это чуть позднее… Приглашаю вас, Илона, приходите! — она захлопала в ладоши, заулыбалась. Нашли общий язык, чего уж тут душой кривить. — Не надо Семена, пусть после школы отдыхает, а не последствиями твоих гулянок занимается. Не нянька он тебе, даже не надейся! Он же тоже ребенок. — Это верно. — Договорились, погляжу я сегодня. Завтра ты с утра освобождаешься, да занимаешься обоими. Мне к доктору надо… — Нашла денег? — Зачем?..        Они непонимающе друг на друга поглядели — не при Илоне ж об этом. Галя, боле того, чуть подзабыла обо всем в компании юной особы. Второе уж хорошее качество девочки, кое примечала. — Ты об этом, — опустила она взор свой к краю скатерти, замечая небольшую неприятность — пятнышко на краю. Нил был не аккуратен. А ведь еще вчера вечером его не было. Надо надеяться, на этом вред от Илоны закончится. — Нет, не нашла. Завтра мне нужно общее здоровье проверить, понять, не опасно ли в целом будет деньги собирать, к какому сроку повершить это более целесообразно.        Нил чуть опечалился, но вскоре решил грусть свою отложить в сторону — дочь его веселила. Или, быть может, таковое настроение от транслировал. Чего тут хорошего? Ну, благо, согласился. Да и куда деваться? Его ж дети. Образовалось, пусть и временно, то, о чем воображал. Уж очень интересно Гале было посмотреть, как на деле взял бы он на себя ответственность. От чего-то думалось, что испугается отцовства в квадрате. Ну, зато сталось ясно, не только сам факт убийства плода коробил его, сколько желание второго завести. Вскоре пожалеет — хорошо понятно.        Сёма, завидев как отец водится с Илоной, вечером совсем обомлел. Его реакция была ярче и Галиной, и Нила, и Фроси вместе взятых. Не понравилась ему «сестра», и прямо, без капли стеснения, всем домочадцам решил он это высказать. На отца, при том, глядел с сильнейшей обидой, требуя к себе внимания, и будто должного не получая. Обозлившись, в большей степени все Собакиной рассказывал о чувствах, а та лишь успокаивать начала, мол, это ненадолго. Выслушала она одна в должной мере, что и помогло мальчику хоть чутка покой душевный обрести. Своим же словам она верила с трудом. Юнца она хорошо понимала, и так же в союз этот лезть не решалась. Так и поделились они по парам: Нил с Илоной полвечера провел, Галя с Сёмой. Спать правда улеглись иначе — мальчики с мальчиками, девочки — с девочками.        Утром Галя поспешила встать пораньше — после вчерашнего созвона с Агатой Михайловной решила, что встретятся они с самого утра. Обсудят все, да ко врачу вместе сходят. Неизвестно еще, чего доктор скажет, вдруг поддержка какая понадобится? Поговорить хоть, обсудить как беременность протекает. Страшно, разумеется, вдруг плохо все… Главное, чтоб от ребенка было еще не поздно избавляться. Знает она, и такое случается. С Нилом, даже если б тот занят не был — не пошла. Чуши наплетет, а жена домой в слезах воротится. Боле того, он не женщина — не поймёт. Тряслась, волновалась, таблетки различные глотала, лишь бы не бояться.        Набрала она с собой пилюль различных, платочков, на случай слез. А думается, всего на пару минут осмотра спешит! Хотела бы отблагодарить чем-то Агату Михайловну за участливость, да нечем. Хоть бы символический подарок… Нет ничего. Придумает позже, подкопит после удаления плода, да чем-то материальным «спасибо» скажет.        Собственно, в комнате врача тряслась Собакина знатно. Не знала уж, чего порадовать может, а что огорчить. Хотелось готовиться и к тому, и к другому, да как-то не выходило. Осмотр напоминал расстрел. Все прикосновения, и даже взгляды, были болезненными. Галя, перепуганная до крайней степени, боялась услышать плохое. Да и давно уж в таких местах не бывала. Ощущения не из приятных. Скорей бы уж закончить — все несчастные десять минут вертелось у неё в голове. Натягивая юбку на себя, ощущала от неё сильнейший холод, если не ледяной мороз. — Ну как же дитё? — присаживалась она поближе к докторскому столу. После того, как повидали ее без одежды чувствовала себя неловко, хотелось сбежать. Надо отметить, даже покраснела чуть чуть, глядя, как грубые руки что-то пишут в толстой тетради.        Женщина та, столь карикатурная для врача, угрюмо погудела. Сердце Гали от такой мелочи заколотилось — все плохо, решила. Не любит доктор, видимо, свою работу — вещи нехорошие произносить надо. Опустила она густые и пушистые брови, ещё немного прочеркав чего-то в бумагах пред собой, разговор продолжила. — Никого вы не вынашиваете, — томно отметила она. Невнятно даже, что желалось думать — не расслышала. — Как же так? Я ведь все ощущала так явно… Что со мной? — Давно вас женские дни посещали? Из-за задержки решили, что в подоле носите? — Они не посещали меня… Тошнота с головокружением заставили задуматься о беременности. — Вовсе? А чего никуда не обращались? Ощущения таковые можно и за отравление принять, и даже за простуду. Своими мыслями себе жизнь усложнили. — Обращалась, мне тогда сказали, мол, если девушка рано женщиной становится — это в порядке вещей. — Да, но такие истории зачастую бесплодием заканчиваются. — И что же?.. — Детальнее узнать историю вашу. Лечить, пусть маловероятно чего-то это принесёт. — Но все ж может это однажды измениться? — Не стану ничего обещать.        Диалог был короткий, но очень тяжкий. Лучше б ей соврали, сказали, что на лечение стоит полагаться… Но и дале, покрасневшей от стыда и душевной горечи, обсуждать это не хотелось. Галя, спешно вылетев к Агате Михайловне, подумала, что салфеточки с собой не зря захватила. Повторяла мысленно слова доктора она, но никак не могла произнести в слух. Знакомке, очевидно, все сталось ясно — они обнялись. Это было лучшее, что могла сделать Бухарина. Этого очень уж желала Галина. И пока слёзы текли по блузе ее, думала Собакина, как повезло ей со знакомкой.       Сама не понимала чего горюет, но это «никогда» заставляло все внутри сжаться до неимоверных размеров. Ей все ещё не желалось детей, но мысля, мол, однажды захочется, а уж не получится, грызла подсознание. И лишь оказались они за порогом больницы, как стала она Агате Михайловне все рассказывать в деталях, чувствами делиться, высказывать, да надеяться на совет — язык словно развязался. Растерянная женщина, в общем-то, мало чего могла сказать. Ее та проблема не волновала, у самой детей не было, и никогда не желалось. Впрочем, полагала, с этим Галя на неё походит. Ну, во всяком случае, присутствие Бухариной уже имело немалый вес.        Но как же все те ощущения? Неужто просто приболела, отправилась, себе чего внушила? Чувствовала она, словно внутри кто-то есть, даже размышляла каков пол ребёнка. Считала себя Собакина глупой — таковое не знать о своём организме много лет! И думалось ей, не зря Нил необразованной считает — так и есть. Что же, если раньше это можно было исправить, а ныне — нет? Упускать возможность, даже ту, кою не хотела бы использовать, все равно обидно.        Галя успокаивалась, когда разговор женщин заходил об Илоне. Разумеется, эту тему не могли обойти, и она же вводила в больший ступор Агату. Ей сложно было слова поддержки высказывать, мол, бесплодия бояться не стоит, пока размышляла о девочке. Как оказалось, о Ниле, как об отце Илоны, Бухариной ничего не было известно. Считала она, что Элинин новый возлюбленный и есть отец ее. Но чтоб на Собакина… никогда бы не подумала. Доверяла ему, и никак не ожидала, что меж ними чего-то возможно. Окутала ее сильнейшая злость, хотелось мстить. Высказала Гале что о муже думает, но лишь в очень мягкой форме — девушке и так нехорошо. Нервно прошли эти часы, надо сказать, для всех. Они неслись домой, чтоб скорее обсудить случившееся с Нилом. Можно сказать, из-за него таковое завертелось.       Агата Михайловна успевала и причитать по пути, и успокаивать Галю. Вторая, надо сказать, пыталась найти что-то хорошее в сложившейся ситуации… Теперь двадцать рублей не нужно копить, думать о нежданном ребёнке можно перестать. Но все ж, печально как-то. Чувствовала она себя инвалидном, и тысячи раз это произносила. Очередные последствия прошлой жизни. И, самое ж наивное, столько лет полагала, что отклонений не имеет! Нельзя так к своему здоровью. Скоро обязательно всю себя осмотрит, и пока ещё возможно, существующих членов семьи заставит посетить врачей. Ее бы так кто отправил лечиться в своё время…        В квартире пахло чем-то домашним и съестным. Никто не отсутствует, все вместе. Однако, даже при таких обстоятельствах, невесть почему тишина. Гале хотелось бы ещё посидеть на входе, собраться с мыслями, уж очень сложно в семью возвращаться… Даже домой, будь одна, не спешила бы. Однако, Агата Михайловна рвалась в бой. Она была, чудится, готова разорвать на тысячи кусочков Собакина, а затем ещё на полсотни. Покрасневшее лицо, глядевшее во все двери — одно доказательство тому, ведь она выжидала, пока Галина, как хозяйка, внутрь пустит. Сама ж она тянула время, надеясь чутка сгладить углы предстоящей ссоры.        Встречать Сёма с Алёшей выбежали, при том, какие-то весёлые. Страдать, глядя на мальчишек, Собакина не желала. Боле того, им даже не объяснишь чего стряслось. Они ж дети еще. Да и не девочки даже, к тому же… Галя собрала все печали свои в кулак, да как-то угрюмо улыбнулась. — А где папа? — обратилась она к Сёмушке. Как бы не старалась, все ж походила не более, чем на гнилой абрикос. Того же, надо заметить, о мальчишках не сказать — напоминали наливные яблочки. — У него, как и у Илоны, сон час. Как можно днем спать? — возмущался Собакин, по ребячески насмехаясь. — Ты тоже, когда маленький был, отдыхал днем. — Ну а папа чего? — Устал, видать. А чем занимался, впрочем-то? — глядела она на знакомку, коей уж не терпелось увидеть родственницу свою, да Нила с ней. Намекала та явно — скорее. — Утром мы позавтракали, — стал в довольно интересном темпе перечислять Алёша. Ему нравилось учавствовать в жизни Собакиных, и, как думается, тоже желалось стать их частью. Может, даже на месте Сёмы хотел оказаться — немудрено с такой бабкой, — потом погуляли вчетвером, потом пообедали, поиграли в перышки, и… все! Сдулись!        Галя удивилась. Как ж он с тремя детьми гулять пошел? Еще и дважды покушать успел приготовить, поиграть. На что тогда Фрося в доме? Нужно обязательно мужа похвалить, в каких бы напряженных отношениях не состояли. Во всяком случае очень энергозатратный день, немудренно что отдохнуть прилег. Да и, говорят, после тридцати больше в сон днем клонит. Она до такого еще не дожила, Нил на восемь лет старше — позже проверит. Может, из-за большой разницы, почти в десяток, так редко друг друга не часто понимают. Во всяком случае, желание — основной стимул. К нему, замечая активность Собакина, стремиться хотелось все больше.        Девушки встретили Нила в зале спящим прямо сидя в кресле. Мальчишки во взрослые разговоры не лезли — свои дела имели. Значится, муж не планировал сейчас ложиться, и даже читал чего-то — газета в руках, но на пол повалилась. Собакиной сложно было чего-то сказать, а на глаза вновь слезы наворачивались — горько уж очень от того, что врач сказала. А как же себя супруг ощутит? Ему вовсе плохо станется от сей вести, надо полагать. Но, может и порадуется, что без убийств обошлось. Во всяком случае, никто не пострадал… Разве это не может не радовать? Желалось как-то осторожно его поднять, тихонько обсудить все. — Как ж хочется ударить, — прошептала, глядя по сторонам, чтоб Илону не разбудить, Агата Михайловна. Галя однозначно помотала головой — нет. Таковая агрессия лишь при виде его — очень плохой знак. К чему, в таком разе, разговор приведёт? — Нил Тимофеевич, вставайте! — тот чуть поморщился, а газетка окончательно из рук вылетела. Потихоньку глаза отрывал, вздыхал и потягивался. Не спешил никуда, чувствовал себя вполне гармонично. Учитывая все события, можно было б его спутать с блаженным. — Доброго дня отцу троих детей от троих людей!.. двоих детей, — Собакин очнулся мгновенно. Сейчас он выглядел довольно забавно, что чуть легче на душе сталось. — Что-что? — смутно, судя по многому, в глазах и разуме его еще. — А чего ж? От Маши Сёма, от Элечки Илона, и от Гали тоже желал ребенка получить. Благо, из трех, на вашем попечении всего один остался. Как же так? Мы ж вам с Соломоном Давидовичем доверяли! Чуяло мое сердце, зря она к вам ходила! Не болели вы, а вот чем занимались! А потом, любимая ваша Галина, после всех выходок приняла. Ценить ее надо, в ножки целовать! — Нет, не тогда то было, — поднимал он с пола упавшее. Вовремя рассудок обрёл, надо сказать. Галя б на его месте ещё долго в состояние приходила. Одначе, чего сказать собирается? Не долго подремал, думается, — она приехала, мы ещё в кабаре познакомились. Разве можете судить взрослого человека за ее действия, решения, любовь? Я бы не взялся.        Агата Михайловна несколько опешила. В чем-то он и был прав, но только на сотую долю — сам поступил очень плохо. Да и кричать о таковом, когда за дверями трое детей — не очень хорошо. А ведь, что самое неприятное — втихую Нил романы крутил! Что там меж ними было, с трудом ей представлялось. Да и уж поздно пыль поднимать, раз уж дочь у них имеется. Галя подумала, что и этому стоило бы радоваться. Боле того, верно, Илона нашла себе новых опекунов — и это вовсе не Собакины. Заберёт ли к себе родственницу Бухарина, если иначе не выйдет? Заставляет задуматься.        Мирно стоявшая в стороне девушка вновь опечалилась, да начала всхлипывать. Участвовать в разговоре ей не хотелось. Она старалась не возвращаться туда, к кабинету, не думать о ситуации, когда иной вопрос решается, да никак не могла. Собственное тело, что уж очень сильно предало, сделало это вновь. Теперь уж истерику она пожелала скрыть, да, прикрыв рот рукой, побежала на балкон. На размышления выделила себе не более двух секунд — никто, вероятно, не понял что стряслось. Надо сказать, со стороны это больше походило на то, что Гале поплохело. В общем-то, часто свои эмоции она скрывала, но в самый ненужный момент давала им волю.        Нил не сожалел супруге, полагая, что той вновь от беременности плохо. А чего он сделает, если та оборота желает? Опять рассорятся, да всем хуже станет. Не выйдет разговора, пока таковое давление меж ними. Выяснять отношения при Агате Михайловне, что готова Собакина разорвать, уж боле того дело отвратное. Проблема Илоны сейчас, как думалось всем — вещь более важная. Галя подождёт. Делать больше нечего. Сама же Бухарина, чудится, разнервничавшись, позабыла о чем знакомка печалится. Да и в общем-то, не понимала она причин слез. Желала быть бесплодной — ей оказалась. В чем же тогда суть печалей? — Отдавайте мне девочку, да мы пойдём, — Галя, глядя на плывущие от слез улицы, слушала чего за спиной происходит — дверь оставила приоткрытой. В самом деле, верила она, что вскоре кто-нибудь придёт к сердцу прижать. Хотелось ей тогда надеяться, что мальчишки в комнате Алёшиной не просто сидят, а крепко заперлись, чтоб криков не слышать. Это, конечно, маловероятно. Подслушивают, небось, интересно же… Бедный Сёмочка! За эту неделю столько ссор наслушался! Но что ж такой счастливый был сейчас? Неужто рад так время с папой проводить?        А Галя все вопросом задавалась… Отчего ревет? Избавилась от малютки — было бы хоть по кому. А так, сама себя не понимала… Ну, видать, гормональный сбой и без беременности бывает. А живот ее… Так отравилась? Всякое случается, да рано себя накрутила. И те же чудеса привели ныне к тому, что брак ее находится, если можно так выразиться, в ступоре и в заблуждении. Вот, явно не стоило говорить! Теперь ж не выкрутится — Нил не поверит сказкам о бесплодии. Однако, о том задуматься надо было многим ранее, ведь любовь их никогда плодов не приносила. Гале, как и мужу ее, было совсем не до того. Стресс довёл ее до состояния, надо сказать, пограничного. Ещё бы чуть-чуть, и в больницу, как сумасшедшая загремела!        Она накручивала себя все больше, полагала уж, больше болезней имеет, вероятно, чем думается. И все ж, может во второй раз тоже надули? Спускалась на холодный пол, как любила делать, стараясь реветь потише. Ноги не держали, хотелось быть слабой. Пришел бы кто, подал руку помощи и успокоил… — Почему? — вопил муж уж не за балконной дверью, чуть поодаль. Когда успели разойтись? Глубоко она в мысли свои погрузилась. — Я желаю с ней видеться хоть иногда… Это моя дочь! — Ваша? Была бы ваша — Элина сказала, — менее разборчиво отвечала Агата Михайловна. — Вы уж извините, Олег ее — дурак. Недопонял чего, своего ребёнка за чужого признал. Полагаю, так все было. — Прошу вас, дайте мне адрес, куда написать Элине. Все чего говорите — одни предположения. Без ее слова все это — чушь. — Угомонитесь! Не трожьте нашу семью, сами разберёмся. — Я умоляю вас, милейшая, Агата Михайловна. Не будьте так жестоки! Я хочу лишь знать… Молю!        Вскоре дверь хлопнула. Это было отнюдь громко, Гале даже подумалось, ещё бы каплю, и балкон вниз повалился. Теперь они остались без этой надоедливой девчонки — счастье как для Сёмы, так и для Галины. Для Нила же, надо полагать, сильнейшее горе. За ней, что удивительно, не ринулся — услышала б. Боле того, и звать не стал — принял происходящее.        Он не побежал за ней, если по звукам судить, не взревел о возвращении. Образовалась тишина, как на кладбище. Гале сталось спокойно, в какой-то степени, что все дома, все как обычно, лишние за порогом. Однако, хорошо та понимала, что супруг в отвратном положении находится, и стоило бы что-то предпринять… Да ей бы самой кто помог! В общем-то, похожие проблемы переживают. И, думается, стоило бы вместе тему обговорить, да как-то не выходит. Принялась в очередной раз Собакина винить себя, что в пустую растрепалась мужу обо всем.        Переживала она и от того, что все притихли, и боле разговоров не слышала. Сёмочка, надо надеяться, пропустил происходящее мимо ушей. Как же то было бы славно… Маловероятно, но надежда есть… А куда ж Нил пропал? К Шофранке, верно, засобирался. Куда ж ему ещё? Пора бы уж начать привыкать, да перестать печалиться, коли так все выходит. Сама найдёт ещё, к кому ходить. Каждый раз раниться поведением его будет тяжко. Может, и правильно, что разбежаться решили, да чего с Сёмой только будет? Позабыл для чего ее в Собакину превратил? Благо, хоть мысли туманные чутка развеялись. Сама себя в состоянии, как оказалось, успокоить. И зачем тогда тут мужская поддержка?        Нил, все ж, зашел. Сердце затрепетало, сразу подумалось — обнимет, поцелует, да и поможет не печалиться. Не знала она, правда, стоит ли сейчас уведомить о бесплодии ее, или подождать как от истории с Илоной отойдет. Как не крути, потрясение для него знатное произошло. — Ты чего плачешься то? Не твоя ж дочь! — подавленно отметил он, глядя сверху вниз. Галя впала в ступор, несколько забылась, и мысли совсем растерялись. А что ж сказать? Как оправдать очередной гормональный всплеск? — Я как привязался то за два дня, — вновь он курил, точно не своим легким вредит, а Галиным. Ей сталось как-то не по себе, да взора она не подымала — видеть своего мужа, а уж, тем паче, опечаленным, совсем не желала. Запретить дымить, опять же, не может. Наскучило уж этими ядами дышать. Ещё каплю, да сама отраву различную употреблять станет — молодой организм ещё перенесёт ни один кутёж. — Вот чувствую, знаешь, что она моя дочь, не чужая. Слыхала чего Агата Михайловна сказала? Это ошибка, мол, говорит! Нет, верю я. Видала как подружились мы?        Гале подумалось, хорошо бы сел рядышком, она на плечо облокотилась бы. Ну и так переживает, не хочется, чтоб тоже мёрз. Жаль, что даже горести жены не заставляют его проявить заботу, хоть дружески! Довольно эгоистично относится к ситуации, пусть совсем ее и не знает. Надо сказать, а то, вероятно, думает совсем дуру из себя строит. — А я по своей плачусь, — заявила многозначительно. В тот же миг пожалела, словно не сама то молвила. — Это еще по какой? — настроений не менял. Не воспринял всерьез. — По нерожденной! — отрезала. — Что ж, избавилась уже? — дрогнул голос его, а затем замолчал — принялся скорее папиросой травиться. И предположения происходящего, опираясь лишь на звук, не были ложными — закашлялся муженек. Запах, конечно, отвратный. — Не боязно, не стыдно ль было вышкрябывать, зная даже пол ребенка?.. Из троих детей одного забрали, второго убили… Больно мне от этого дня… Слов подобрать не могу, как больно.        Галя чуть замешкалась, вдумываясь в услышанное. В сути же, конечно, из троих чужого за своего принял, и печалится сейчас о том, коего вовсе не было. Так уверен в ситуации, что поразительно, учитывая паранойю его. Забавно выходит, хоть видно ярко, как горюет о происходящем. Значится, весть сейчас будет наиболее чем уместна — убийства, коего так Нил боялся, не свершилось. Никогда и не свершится, собственно… — Я полагала, девочку вынашиваю… И даже общалась с ней, — усмехнулась она про себя. — Но сегодня, как оказалось… Нету там никого… Не было, и не будет. Бесплодна я, да сама всякого на выдумывала. — Замечательно, — и все ж, Нил рядом опускался. — Не суждено мне большой и славной семьи построить — сам б-г распорядился.        Галя вздохнула. Не винит он ее, но уж явно некоторые чувства испытывает. Сил видать, на крик уж не осталось.