Не зарекайся

Руки трясутся, голова ничего не соображают, пальцы знают лишь то, что нужно крепко держать влажную салфетку и постараться привести макияж в более приемлемый вид. Консультанты не врали, подводка — выстояла против целого водопада слез, чего нельзя сказать о туши. Она сошла с лица и оставила после себя противные темные разводы, которые с трудом оттираются с кожи. После нашего столкновения с Ланой-бананой прошло три дня, две пары и десять минут, а меня все еще трясет. Но я стараюсь держаться в здравом уме, стойко выдерживать все нападки этой ненормальной и опускать руки лишь наедине с собой. Например, здесь, в женском туалете корпуса. Вот сейчас вытру слезы, накрашу губы и выйду отсюда с высокоподнятой головой. Всем на зависть! Я жду уже следующих выходных, как нового чуда света. Надеюсь, что они настанут быстрее, но ничего подобного не происходит. Нет, Лана не строит мне козни. Я не замечала ничего из программы детсада — чай был все еще сладкий, в супе не валялись казявки, а моя одежда была лишена признаком мела или других веществ. Лана вела себя как маленькая девочка, старающаяся казаться взрослой. Например, вчера Лана и ее приближенные выкрали мою тетрадь с практическими занятиями и сегодня я краснела и белела на паре, пытаясь доказать преподавателю, что я все сдавала. Но ничего у меня не вышло. Я получила незаслуженную двойку и выговор, чего раньше никогда в жизни не получала. Нет, я не прилежная ученица. Но на занятиях по анализу текста, я всегда была в числе лучших. Я даже видела, как огорчилась преподавательница моим поведением и тем, что я оказалась не готова. А я была готова! Но разве ж меня кто-то спросил?! Звенит звонок, но я не делаю даже шага в сторону двери. Не хочу. Мне нужен перерыв. К тому же глаза все еще красные и в таком виде я показаться обществу не могу. Они сразу прознают, что я тут проревела всю перемену, слухи поползут, а это последнее, что мне надо сейчас. Выбрасываю с десяток салфеток в мусорное ведро, а сама подхожу и раскрываю настежь окно. Холодный ноябрьский воздух врывается в небольшое помещение и окутывает меня целиком. На мне лишь хлопковая блузка да вязаный кардиган, джинсы с высокой посадкой и удобный сапожки. Я чувствую холод, кожа покрывается мурашками, но закрывать окно я не спешу. Мне нужно освежиться, прийти в себя окончательно. Убрать с лица эти противные следы слез. Опираюсь руками о подоконник, слезка наклоняюсь назад и подставляю лицо ветру. Он щипает мои щеки, ресницы слегка дрожат, а волосы путаются и развиваются от его порывов. Я так расслабляюсь, что забываю обо всем. И о Лане-банане, о ее подружках, о тех проблемах, которые свалились на мою голову. — Слышала, ты много времени проводишь с моим парнем, Шейкина. — Я его репетитор, если тебе так будет спокойнее. — И что ты с ним репетируешь? Охи-вздохи или что-то покруче? Учти, Шейкина, он мой. И никогда, помяни мое слово, никогда ни твоим, ни чьим другим не будет. — А Степанов в курсе, что стал твоей собственностью? — Ты забываешь, с кем говоришь, Шейкина. Я ведь так и не поняла, откуда она все узнала. Гномик клянется, что и слова сестре не сказал, а других подозреваемых у меня нет. В какой-то момент ловлю себя на мысли, что я не хочу никого искать. Пусть все идет так, как идет. Ну и пусть меня считают врединой и заносчивой заразой, которая ослушалась Ланочку и заняла ее место рядом с Валерой. Пусть. Пусть думают, что хотят и ведутся на провокации этой глупой дуры, пляшут под ее дудку, а я буду умнее. Отделюсь от массы. Радует хоть то, что мои девочки, все еще со мной. И каждая из них не посмела отвернуться и сказать мне хоть слово о том, что произошло. Они всегда рядом. Так рядом, что мне приходится сбегать от них, чтобы побыть одной и отдышаться. Подумать. — Ты заболеешь, Любовь, — я слышу его тихий голос. Шаги, которые кажутся такими далекими. Далекими, как и сам Валера. Хоть мы с ним и занимаемся по вечерам, и в его работе явно наблюдается прогресс, он все еще остается для меня чужим. Я оцениваю это взросло и здраво, а не как влюбленная в него девчонка. Молчу. До боли сжимаю губы в тонкую линию, но молчу. — Они того не стоят, — добавляет Валера, а после, чем удивляет меня, подходит и осторожно закрывает окно. Я этого не вижу, но отчетливо слышу. И чувствую. В особенности его вкусный парфюм и теплый свитер, что касается моего плеча. — Они? С чего ты взял, что я тут из-за них… — А из-за чего? — Мне просто захотелось побыть одной, — отвечаю я, не размыкая глаз и не убирая рук от холодного подоконника. — Одной? В женском туалете? — Вот-вот, в женском, Валера. А что тут делаешь ты? — Я… тоже захотел побыть один. Я ведь не знал, что это место уже занято, Любовь. Прости. Таблички «занято, не беспокоить, я плачу, и никто не должен видеть моих слез», не висело, — я слышу издевку в его голосе. Он даже не пытается этого скрыть! — Ты придурок, Степанов, — открываю глаза и поворачиваю голову. Валера стоит рядом, опирается спиной о стену, сложив руки на груди. Он снова во всем черном и я едва держусь, чтобы не опустить взгляд ниже и не рассмотреть тело Степанова во всех деталях. Смотри в глаза, Любовь! Только в глаза! — Ты обзываешься. В первый раз. — Не в первый. — Меня в первый, Любовь, — Валера слегка наклоняет голову к плечу. Бросаю быстрый взгляд на его сережку в ухе, а после снова смотрю ему в глаза. Карие. Такие, как кофе, разбавленный молоком. Прям, как я люблю. Не нахожусь с ответом и просто смотрю на парня. Мы будто разговариваем с ним без слов. Только он и я в этом женском туалете. В абсолютной тишине слышу, как бьются наши сердца. Тук-тук-тук. Они звучат одинаково, спелись, голубки. — Не плачь, Любовь, — просит Валера. Его рука касается моей щеки, тех самых мест, откуда я ожесточенно оттирала следы слез. Больше он ничего не говорит, пальцами легко поглаживает меня по щеке, а я не осознанно склоняю голову к его ладони. Опускаю взгляд к его губам. Они приоткрыты, и я слышу шумный вдох. И он не мой. В какой-то момент мне кажется, что он меня поцелует. Валера наклоняется ближе ко мне, не сводит с меня взгляда и не убирает свою руку. Между нами каких-то двадцать сантиметров, если не меньше, когда мы оба слышим стук. Закрылась дверь в одну из кабинок, но здесь, кроме нас, никого нет. Только я и он. Бум. Закрылась не только дверь, но и моя ловушка, в которую я сама угодила. Ловушка, в которой погрязла по самую макушку и, судя по взгляду Валеры, он там со мной.