Не зарекайся

Готовить с Тамарой Степановной на одной кухне — одно удовольствие. Она не ругалась, когда поняла, что мой предел в кулинарии — сварить макароны. И то строго по таймеру. Ну или овощи на салатик порезать. Вместо того, чтобы кричать на меня, как обычно это делала моя родная мать, Тамара Степановна всучила мне в руки нож и поручила нарезать овощи, а потом просила смотреть и учиться мариновать уточку. От одного лишь аромата у меня слюньки текли. Вот умеют же люди готовить! Мы с женщиной приготовили парочку салатов, отварили картофель, заправили его маслицем и посыпали свежей зеленью. Уточка жарилась в духовке, а на столе перед нами стояла ваза с вкусными пирожными. Но мы их не ели. Мы с Тамарой Степановной сидели и пили ароматный чай, который она сама приготовила. Женщина рассказывала мне забавные истории из своей юности, пару раз речь заходила о ее покойном муже и свекрови, с которой ей несказанно повезло. Она называла ее мамой. Хотела бы и я так тоже… найти женщину, которую смогу назвать простым словом «мама». И сказать это не потому, что надо, а потому что сама этого захочу. Мы смеялись и шутили. Я все чаще ловила себя на мысли, что женщина меня приняла не за ту, кем я назвалась. Я представилась другом Валеры, но Тамара Степановна видела во мне лишь его девушку. Мне это льстило, но еще очень пугало. — Я так рада, Любочка. Так рада, — вздыхает она, грея пальцы о края кружки. Мы подлили еще немного чая, чтобы аппетит разыгрался. Хотя я и сейчас готова эту уточку скушать самостоятельно. Без какой-либо посторонней помощи. — Что-то случилось, Тамара Степановна? — Так рада, что Валера наконец-то покончил с этой Ла… Ланой. Скажу тебе по секрету, но мне неприятна эта девушка. Ну не пара она ему, пойми меня хоть ты! Да, она красивая. Все при ней, не спорю. Но души нет. Не вижу я, чтобы она Валеру любила. Я желаю сыну лишь счастья, но она… Договорить женщина не успевает. Входная дверь открывается, и я слышу возню в прихожей. Внутри все сжимается. Валера ведь и понятия не имеет, какую кашу я тут заварила, пока его не было. А вдруг он меня за дверь выставит после всего этого спектакля? Он ругается, бросает куртку на шкафчик, а с того что-то падает. Об этом сообщает глухой стук. Хочу подняться, но теплая рука Тамары Степановны останавливает меня. Ох, знала бы она… — Ты почему еще здесь… мама? — я не успеваю понять, как быстро Валера оказался в кухне. Теперь эта просторная и светлая комната вдруг сузилась и стала совсем крошечной. Даже дышать невозможно. Воздух застрял! — Здравствуй, родной. — Привет, мам. — Я, пожалуй, пойду. Спасибо за чай, Тамара Степановна, — бормочу я. Поднимаюсь и задвигаю стул под стол. Стараюсь не смотреть на ничего не понимающего Валеру. Представляю, что он сейчас чувствует. Я с его мамой чаи распиваю! А до этого выселила его из спальни, предстала голой в ванной и еще много чего. Он уже с легкостью может заводить тетрадку и записывать в нее все мои грешки. — Куда же ты, Любочка. Валера, попроси свою подругу остаться. — Пусть идет, мама. Моя подруга вольна делать то, что ей заблагорассудится, — он крепко сжимает пальцами спинку стула, который стоит прям напротив. Опирается на него двумя руками и безотрывно смотрит мне в глаза. Я тихо извиняюсь и благодарю Тамару Степановну еще раз, обещаю попробовать уточку по ее коронному рецепту в следующий раз, а потом ухожу в спальню Валеры и быстро стягиваю с себя его вещи. Мое платье висит на спинке стула, а рядом с ним пальто и сумочка. Туфли я видела в прихожей. — Ты почему еще здесь, Любовь? — Валера неожиданно оказывается прямо за моей спиной. В его квартире почти нет дверей, и это существенно осложняет мне задачу. Вот и сейчас я снова предстаю перед Степановым лишь в нижнем белье. Даже платьем прикрыться не успеваю, или его футболкой. Все слишком неожиданно. — Ты ушел. А я не смогла оставить твою квартиру открытой. Вдруг что-то пропадет? — И ты решила быть благородной рыцаршей, Любовь? Валера убирает руки в передние карманы серых брюк. Слегка наклоняет голову и пытается не отводить взгляда от моего лица. Но я то вижу, как дергаются его глаза. Как он засматривается на мою грудь и неосознанно опускается ниже. Я не могу винить Валеру. Видела себя в зеркало и признаюсь, была б мужиком — сама бы слюньки пускала. — Не обзывайся. Я просто не хотела, чтобы тебя ограбили. — Прекрасно. Как благородно. Стою и пялюсь на Валеру еще немного, а после разворачиваюсь и тяну руки к своему платью. Все, время вышло, и пора мне ретироваться в свою небольшую и пустую квартиру. Хватит. Погостили, пора и честь знать. — Одевайся и пойдем ужинать. Мама тебя ждет, — слышу я в спину. Валера все еще стоит позади меня. Слишком близко. Так близко, чувствую его дыхание на затылке. Так близко, что протяни я руку и коснусь пальцами его лица. Но я не хочу этого делать. Точнее хочу. Очень хочу. Так сильно, что чувствую легкое покалывание в кончиках пальцев, которое отдается сильной дрожью во всем теле. — Не пойду. Мне домой пора. Сам сказал. — Пойдешь, Любовь. Ты пойдешь. Пойдешь домой, но сначала поешь с моей мамой. И со мной. Хорошо? Держу платье в руках и медленно поворачиваюсь к Валере. Смотрю в его глаза в тусклом свете комнаты. Они сейчас такие темные, что зрачков почти не видно. Я буду ужинать с ним. Ну еще и с его мамой, но это неважно. Эх, как давно я хотела этого. И вот мой звездный час настал, но я не чувствую былой радости. Лишь страх и сильную нервозность. Что будет после этого ужина? Он снова будет делать вид, что мы не знакомы? Нас будут связывать лишь наши дополнительные занятия? В голову, словно червячок, зарывается страшная мысль. А вдруг он делает все это из-за скуки? От него отвернулась девушка, все девушки, ну кроме меня, обходят его стороной и боятся даже взглянуть в его сторону. Может… может, он делает все это, что отдохнуть и забыться? — Пожалуйста. Поужинай с нами. Со мной, — шепчет он, и я не выдерживаю. Киваю и до боли пальцами стискиваю платье. — только переоденься. Не хочу, чтобы мама видела тебя в этой тряпке, — бросает он взгляд на мое платье. Я ничего ему не отвечаю. Опускаю взгляд на платье в своих руках и тихо ругаюсь.