Не зарекайся

Этот спектакль не выходит из моей головы весь оставшийся день. Перед глазами Лана и Валера, очередное их расставание. В этот раз я воспринимаю его также остро, но надежда на то, что теперь между мной и Степановым что-то будет, минимальная. Я не верю в это. Наши с ним взаимоотношения ограничиваются сухими и пустыми взглядами в коридорах, мы даже не здороваемся друг с другом. На тренировку я приезжаю из дома на такси. Папа дает мне достаточно много карманных денег, и я позволяю себе все чаще кататься на чужих машинках. Переться в душном автобусе в новом пальто я не хочу. Захожу в раздевалку, бросаю спортивный рюкзак на лавочку, а сама присаживаюсь рядом. Многие уже переоделись и вышли на разминку, но меньшая часть осталась внутри. Янина сидит и заплетает волосы, чтобы они не мешали, Борцова что-то строчит в телефоне, вижу, как ее глаза бегают по экрану. Маруся стоит у противоположной стены, спиной подпирает свой шкафчик и тоже что-то читает. Начинаю переодеваться и замираю с поднятыми руками вверх, когда слышу визг сестры. Снимаю свитер и удивленно смотрю на Марусю, та почти прыгает на месте. — Девочки, вы опупеете! — визжит она. Ржевская усмехается, Борцова не обращает внимания, а другие девочки из команды, как и я, смотрят на девушку в ожидании. — Не тяни резину, Маня, — Маруся на эти слова никак не реагирует, становится на лавочку и поднимает телефон выше. Немного копошится, делает звук громче, и через пару секунд я слышу голос Ланы. Это точно она. Что за…? — Надеюсь, это видео увидит как можно больше студенток нашего универа и не только его. Отныне я объявляю новый закон, курочки. Любая, кто подойдет и заговорит с Валерой Степановым, будет объявлена последней тварью и наказанием ее будет бойкот. Он мой, курочки. Наше расставание это так… пауза в серьезных отношениях. И вы, дорогие мои, не смейте в них влезать! Запись прерывается. Хмурюсь и смотрю на Марусю. Та довольная, улыбается и не сводит с меня взгляда. Спрыгивает со скамьи, убирает телефон в свой шкафчик. — Мне кажется, или она его сегодня бросила? — Нет, не кажется, — отзывается Янина, завязывая косичку. — Тогда, почему он ее? — Это Лана. Она как сорока. Все, что красивое и блестит, принадлежит ей, — констатирует факт Борцова, а потом поднимается со скамьи. Девочки смеются, но я в их разговоре не участвую. Это все какой-то детский сад, штаны на лямках. Кто в двадцать лет будет устраивать бойкоты из-за парня? Дуристика! После тренировки мы возвращаемся в раздевалку. Первая партия девочек идет в душевые, остальные, я в их числе, остаемся приводить дыхание в порядок. Распускаю волосы и повязываю резинку на запястье. Стараюсь не думать о словах Ланы, но не получается. Неужели есть те, кто послушается эту девчонку, которая ничего, кроме как хлопать накладными ресницами, не умеет? Бред. Мы все взрослые, у каждого почти, что оконченное высшее. Все мы личности самодостаточные и на поводу у высокомерной стервы не пойдем. — Встретимся на улице, хорошо? — ко мне наклоняется Ржевская. Я непонимающе киваю, а после провожаю девушку взглядом. У меня есть пару мыслей по поводу того, зачем я понадобилась Янине. Точнее мысль одна — Степанов. Подруга боится, что я сорвусь и снова брошусь в омут под названием «Валерочка Степанов» с головой. Но я уже не та первокурсница и не стану этого делать. Нет, кого я обманываю. Я все еще та. Просто немного повзрослела и поумнела. Но все еще проверяю его социальные сети на наличие новых фотографий, просматриваю старые и улыбаюсь каждый раз, когда на глаза попадает видео с его прошлого дня рождения. То видео я чаще всего пересматриваю, когда на душе гадко и тоскливо. Залезаю в кровать, прячусь под одеялом и смотрю на смеющегося Валеру и плачу. И все из-за того, что люблю этого гада. Но ему я об этом не скажу. Я никому не скажу. Даже себе. Эта любовь скроется за семью печатями и останется только в памяти. Как мой личный кошмар.