ID работы: 12044972

Пожалуйста, хватит

Гет
NC-17
В процессе
173
Горячая работа! 546
автор
lolita_black бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 263 страницы, 21 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
173 Нравится 546 Отзывы 59 В сборник Скачать

20. Девочка не любит вопросы

Настройки текста
Дни, месяцы, годы — всё перемешалось. Воспоминания о прошлом исчезают из памяти постепенно. Как старая видеоплёнка, искажённая временем. Плёнка, лежащая на тарелке, которую медленно кромсает мифическое существо, а после отрезанный кусок кладёт себе в рот. Секунда. Две. Чавк-чавк, и что-то утеряно навечно. Переваривается в желудке, оставляя за собой лишь некий слабо уловимый аромат. Пропуск-пропуск-чернота. Пропуск. И снова чернота. Нет ничего, как бы ни пытался вспомнить некогда нечто важное. Теперь оно просто перестало быть важным. Не помнить биологических родителей и своего собственного имени. А может, мне это имя просто не дали. Пропуски, пропуски, словно этих воспоминаний никогда и не было. Они уже давно переварены в желудке того прожорливого существа. Вырезаны. Отрезаны. Искромсанная ножницами плёнка жизни. И вот, снова: кусок плёнки пережёван и проглочен. Но чувство пустоты, одиночества — будто чёрная дыра, что затягивает в себя всё, напоминает, что всё-таки что-то было. Украденное воспоминание, без возможности возврата. И не уверен, что хотел бы вернуть. Ты пытаешься помочь мне «расслабиться». Тяжело дышу, но вовсе не из-за касаний. Я чувствую их, но не ощущаю от них ничего — всё, всё затягивается в дыру где-то в районе груди. «Это происходит из-за тебя», — то ли вопрос, то ли утверждение. Сидит в голове из-за услышанного. Но чувство обиды быстро утихло. Наверное, обиду поглотила та самая дыра. Не чувствую ни стыда, ни смущения. Как пластиковая кукла, внутри которой воздух. Твои ласки — попытка вдохнуть в куклу жизнь. Зря. Зря я так хотел отвлечься тем способом, который ты мне показала. В этот раз он не помогает. Лишь подпитывает зияющую дыру, заставляя чувствовать себя ещё хуже. Знаешь, то, какой сейчас вижу тебя, так отличается от прошлых моих рассуждений, что хочется растянуть губы в какой-то безнадёжной улыбке. Я так боялся того дня, когда впервые останусь в спальне наедине с тобой. Это настолько пугало, что старался вообще не думать об этом. Казалось, знал, что произойдёт: закончатся невинные прикосновения. Чувствовал себя «конфетой», которую караулит ребёнок. Он терпит, терпит. Его терпения хватило на шесть лет, и хватило бы ещё. Однако не хватило нервов у меня. Думал, что меня «сожрут», как ту самую конфету, и я окончательно потеряю себя. Не сожрали. Но я потерял остатки здравого смысла. По крайней мере, прошлого Аллена пугал возможный секс, а нынешний думает, почему его нет. Прошлый — видел тебя бездушной куклой, нынешний — сомневается в правдивости тех выводов. Прошлый «Я» не скучал по тебе и никогда не смог бы так тихо лежать, зная о твоих намерениях. Нервничать, смущаться, оказывать сопротивление и мечтать сбежать — вот, что было со мной всегда, и, казалось, останется навечно. Когда впервые коснулась паха — думал: «Я просто подчиняюсь. Но не тяни, иначе я закончу раньше, чем снимешь с себя трусы». Во второй раз остановил тебя. Не для того, чтобы у нас ничего не произошло. Нет. Боялся, что снова не продержусь, и всё закончится без секса. И не мог сказать правду — не поворачивался язык. Находил отговорки, будто мне ничего не надо, а потом злился, что остановилась и не поняла мои истинные желания. Слепой идиот, не видящий дальше собственного носа. Мне, правда, смешно. Хотя это совсем не весело. Ты никогда не переспишь со мной, пока вижу тебя «грязной», не переступишь черту. И плевать, веришь в то, что я так думаю, или же знаешь, что просто пытался обидеть, может, вовсе манипулируешь на почве чувства вины, но ясно одно: не станешь заставлять в любом случае. Минет. Только он. Чтобы снять напряжение. И остальное неважно. Но теперь кажется важным мне. Это третий раз, когда твои руки касаются паха. Стоишь на коленях. Смотришь на меня, знаю. Но я — смотрю в потолок. И в этот раз понимаю, что ты решила просто «помочь». «Сделай хоть что-то, чтобы я не чувствовал себя безнадёжно пустым», — думал, обнимая тебя. «Поцелуй меня», — мысленно просил, надеясь, что услышишь. Услышала. Но не стоило — я ошибался. Я просто боялся, что пустота поглотит меня всего. Она пугает, заставляет чувствовать необходимость, чтобы кто-то был рядом. И почему-то на роль «кого-то» разум может назначить лишь тебя, отчаянно отвергая остальных. Возможно потому, что ты сильнее пожирающей пустоты и сильнее тьмы, живущей во мне. Словно мой ночной кошмар выбрался в реальный мир. Как тень или призрак, напоминающий о себе. Без лица, тела, чёткого образа. Но стоит закрыть глаза — ощущаю его, и хочется прижаться к тебе даже сейчас. Я хотел, чтобы ты меня поцеловала лишь потому, что мне казалось, что пустота отступит. Нет. Затягивает ещё глубже. Не даёт сосредоточиться на тебе. Тень прошлого, которой не нравится, что ты пытаешься меня возбудить. Хочет напомнить о кошмаре, затянуть в него и заставить мучиться. Кошмар, от которого, думал, сбежал, но тот приклеился ко мне, как жвачка. Я ведь об этом даже не думал, так почему ощущаю это? Из-за твоих слов? Я думал отвлечься, переключиться на тебя. Надеялся, что в этот раз поступлю с тобой иначе. Отвечу на поцелуй, поддамся ласкам. Смогу показать, что ты мне не противна. В какой-то степени воспользоваться тобой, чтобы стало легче, но не превращаться в того идиота, что говорит: «Фу, мерзко». Думал, что это шанс повести себя иначе перед тобой. Использовать как возможность, и только. Ошибся. Дурак. Я пользуюсь не возможностью, а тобой. Как таблеткой. Только в этот раз она не действует. Казалось, что таблетка настолько сильнодействующая, что обезвредит любой недуг. Оказалось — в некоторых случаях препарат может усугубить ситуацию. Через ткань штанов ты настойчиво прижимаешь ладонь к паху, а тень кошмара — сдавливает грудь до онемения. «Ах, точно, тебе отсосать? Кажется, у тебя стресс. Это лучшее средство, чтобы избавиться от него». Чёрт. Как выбросить это из головы? Почему ты не просишь ничего взамен? Почему делаешь такое для меня? Почему заставляешь чувствовать, будто пользуюсь тобой, как вещью? Неприятно. Я не могу ничего дать. Не сейчас. Ты так стараешься меня возбудить. Твои руки, дыхание, мягкие губы. Трёшься носом и проводишь языком линии на коже. Гладишь, прижимаешь руку к паху. Будто хочешь этим сказать: «Я хочу, чтобы ты получил удовольствие». Больно. Ты так стараешься заставить меня переключиться. Приподнимаешь рубашку, целуешь живот. Беззвучно дышишь, надеясь услышать мой возбуждённый стон. Желаешь отвлечь от мыслей тем способом, который кажется тебе идеальным, ведь когда-то он сработал. В этот раз не работает. Медлишь. Может быть, видишь, что сейчас всё идёт совсем иначе. Не чувствую возбуждения. Будто сны, иллюзии, а может, фантазии нездорового мозга собрались в ком где-то в районе живота, открыв портал в измерение, которое называется «пустота». Ощущать прикосновения, но не чувствовать от них ничего. В тот, первый раз, я хотел быть таким. Чтобы тело подчинялось мне и не реагировало на тебя. Ха-ха. Почти смешно. Моё желание сбылось тогда, когда перестало быть нужным. Долбанные противоречия. Как же я устал не понимать себя. Наверное, отсутствие реакции на прикосновения для тебя стало очередным подтверждением тех ужасных слов. — Ты не мерзкая. Роад, — не понимая, зачем, отрицаю вслух пронёсшуюся в разуме мысль. — Просто не надо сейчас. Я ничего не хочу, — приподнимаюсь, присаживаясь на край кровати, кинув на тебя взгляд. Сидишь у ног, прижимаясь щекой к колену. Смотришь на меня, с вечной улыбкой на губах, которая не выражает ничего: ни радости, ни скрытого разочарования. Пустая. С такой же улыбкой, как у Тики, когда он чуть не лишил меня жизни, оставив подыхать в лужи крови. Возможно, когда-нибудь ты наиграешься со мной и тоже решишь избавиться. И будешь так же, как сейчас, улыбаться. Так странно говорить прямо и даже не чувствуя внутреннего сопротивления. Будто та чёрная дыра утянула не только чувства, но и часть меня. — Мне казалось, что хочешь, — хмыкаешь, чуть вздёрнув нос к верху, притворно надуваешь щёки, всего на несколько секунд, а после снова растягиваешь губы в улыбке, пристально глядя мне в глаза. — Я… — делаю паузу, задумавшись, — не знаю, чего хочу, — чуть отвожу взгляд в сторону, не выдержав зрительного контакта. — Просто не думай ни о чём, а я помогу тебе расслабиться, Аллен, — тихо, будто вынужденно пропускаешь тихий смешок. Чувствую, как твои руки чуть сильнее прижимаются к бёдрам, гладишь, иногда приближаясь слишком близко к паху, но в этот раз обходишь его стороной. Хватит. Почему ты так стараешься «расслабить» меня? Зачем тебе это? Не веди себя так, не могу отделаться от ощущения, будто я тебя использую. — Не могу, — после короткой паузы, сдавленным голосом произношу я. Медлю несколько секунд, слишком громко сглотнув слюну, но всё-таки решаюсь спросить: — Почему ты так себя ведёшь? Горько. Ты так стараешься. Придумываешь, где и как коснуться. И в этот раз кажешься какой-то слишком осторожной. Не спешишь снять с меня трусы, медлишь, будто боишься чего-то. Словно на секунду засомневалась в своей правоте. Кажешься… острожной? Словно совершила ошибку и пытаешься её исправить. — Мой милый Аллен. Знаешь, что бы я ни делала и как бы себя ни вела, тебе всё равно не понравится. Так какая разница, как себя вести? — пропускаешь тихий смешок. — Почему ты так поступаешь? — игнорирую услышанное, тяжело выдыхая. — Если знаешь, что ничего не получишь взамен, зачем что-то делать для меня? Почему тебя вообще волнует, что я чувствую? Никогда не волновало, а сейчас что стало? Или заглаживаешь вину за то, что не дала хотя бы одну ночь отдохнуть? Чувствуешь себя виноватой? С чего бы вдруг? Честно — плевать мне, иллюзии, ночные кошмары или нечто иное преследует меня по ночам. И то, и другое происходит из-за тебя. И ты это знаешь и знала всегда. Знаешь, что доводят до ручки твои «спектакли» с самоубийствами, знаешь, что мне больно, пользуешься этим и не щадишь, даже когда прошу. Потому что думаешь только о себе и своих чувствах. Смысл от твоих извинений? Смысл «утешать» и «расслаблять», если после этого поступишь так же, как и раньше? Намеренно утянуть в мир Мечты, а после сказать «ну, извини» — и мне должно стать легче? Чего ты хочешь от меня? Добить? Так нечего добивать, нечего. Правда. Всё. Я сделаю, как ты скажешь, пойду, куда скажешь. Подчинюсь каждому слову. Что тебе нужно, а? Просто скажи, и всё. Молчишь несколько секунд, но после слышу: — Мне ничего не нужно, пока ты рядом, Аллен, — тихо, но каким-то слишком серьёзным тоном говоришь ты. — Я лишь хотела тебе помочь и думала, этого хочешь и ты. Зачем что-то делать для тебя? — усмехаешься. — Глупый, потому что люблю тебя. Мне хочется сделать тебе приятно, потому что от этого приятно и мне. Я столько вопросов задал, но, конечно, отвечаешь так, как тебе хочется и на что захочется. Не удивлён. — Не думаю, что в твоём сердце есть хоть капля любви. И не уверен, что ты вообще способна хоть кого-то любить. Хочется сделать приятно? Серьёзно? О нет, тебе хочется видеть, что мне больно. Бить лежачего, пока тот подаёт признаки какой-никакой, но жизни. И именно это доставляет тебе удовольствие. Огоньки зажжённой гирлянды освещают твоё недовольное лицо. Тяжело вздохнув, встаёшь, садишься рядом на кровать, запрокинув голову к потолку и молчишь. — Нечего ответить? — не отстаю. — Не вижу смысла отвечать. Мой Аллен всё равно поймёт мои слова по-своему и найдёт повод злиться, — чуть поворачиваешься ко мне и усмехаешься. — А ты попробуй. Попробуй хоть раз говорить не ребусами, а проще. Да, я не понимаю тебя. И думаю, что ты сама не хочешь, чтобы тебя поняли. Шире улыбаешься, будто я сказал что-то очень смешное. — Я не ищу понимания. Ты можешь относиться ко мне как пожелаешь. Можешь не верить, можешь ненавидеть и можешь считать, что я не умею любить. Говорила ведь: мне плевать. Я такая, какая есть. И поступаю так, как велит сердце. Боже, ну почему с тобой так сложно? Неужели не понимаешь, что я, я хочу понять тебя? Я будто брожу в тумане, который то ли пытается своеобразно, но защитить, то ли свести меня с ума. И этому чёртовому туману глубоко насрать, что его умоляют дать ответы. Страшно, мне блять страшно не знать, что от меня хотят и как ко мне относятся. Почему ты не можешь хотя бы попытаться быть понятой? Как тебе может быть всё равно на это? — Ты ненавидишь меня? — спрашиваю, ощущая дикую безнадёжность. Будет не слишком приятно, если всё же ответом будет «да», но не хочу больше гадать. Лучше услышать колкую и немного пугающую правду, чем и дальше быть в неведении. — Я люблю тебя, Аллен, — повторяешь заученную фразу. Как об стенку бьюсь. Это не ответ. Иногда можно любить и ненавидеть в одинаковой степени. — Ты злишься на меня? — продолжаю, но чувствую, что это просто бесполезно. — Аллен. Скажи, почему ты спрашиваешь об этом? Ты ведь говорил, что тебе плевать на меня. Так почему пытаешься узнать, что чувствую я? — Ну… — вопрос застаёт врасплох, и я замолкаю, задумавшись над ответом. — Просто, — добавляю, не найдя подходящих слов. Нет, что за «просто»? Какой бредовый ответ, боже. И почему ты вдруг спрашиваешь о таком? Не уверен, что это было специально, но от подобного вопроса я чувствую нечто схожее с тем, что чувствовал от твоих слов в поезде. Задевает. Будто в твоих глазах я бездушная тварь, которой вообще плевать на чужие чувства. Неприятно. Всего пару дней назад оправдывался перед самим собой: «Почему я должен был думать о чувствах робота? Ты ничего не чувствуешь». Когда слушал ту твою жуткую сказку, ты сказала, что я думаю как человек и поэтому не понимаю чувств змеи. Наверняка ты говорила лишь о персонаже из сказки, но почему-то в тот момент для меня это прозвучало, как «ты не понимаешь меня, Аллен. И не пытаешься понять». И я вновь оправдался в первую очередь перед самим собой: «Будто у змеи есть чувства». Сейчас пытаюсь, правда, я пытаюсь тебя понять, но не даёшь и шанса. Чёрт. Почему твои слова каждый раз заставляют чувствовать себя виноватым? — Ради праздного интереса не стоит лезть ко мне под кожу, Аллен. — Это не так, — беззвучно, одними губами, — я… я не правильно выразился. Ты сама знаешь, что моё «плевать» — ложь. Я хочу понять тебя. — Зачем? Так странно смотришь на меня, с глупым выражением лица. Будто на самом деле не понимаешь. И вот что, что мне на это ответить? — Я хочу понять тебя, — повторяю, не зная, как по-другому объяснить. — Зачем? — дублируешь вопрос чуть громче. — Зачем хотеть понимать того, кто тебе не важен? Да блять! Я же сказал, что это ложь, и ты тоже знаешь это, почему продолжаешь об этом говорить? — Может, хватит уже? Вот скажи, как мне с тобой говорить, если ты каждым своим предложением отбиваешь всякое желание? Тебе так хочется носом ткнуть в мои ошибки? Хочешь, чтобы извинился? Блять, неужели я задаю настолько сложные вопросы? Не лезу я к тебе ни под какую кожу, не спрашиваю ведь что-то супер-личное! Ну почему, почему с тобой так сложно?! — не выдержав, шиплю с накатившей злостью. — Милый. — Твой голос тих и спокоен. — Это с тобой сложно. С тобой. Ты врёшь, не договариваешь, не пытаешься объяснить, но почему-то требуешь откровенности от меня. Но даже когда откровенна — злишься, просишь замолчать. Решаю пропустить ненужную стадию и молчать сразу — снова злишься. Ты просил не волновать тебя, но будешь переживать всегда. Потому что ты такой. Но я стараюсь выбрать тот путь, где меньше волнений. Поэтому, лучше промолчу сразу, чем ты получишь ответы, которые почему-то тебе так нужны, и будешь переживать ещё сильнее прежнего, — улыбаешься, глядя на меня вполоборота. — Я хочу тебя успокоить, но, наверное, это мне не под силу. Мне жаль, что ты не смог отдохнуть. И надеюсь, что ты сможешь об этом забыть. Я очень этого хочу. И хотела бы помочь тебе в этом, но, видимо, сейчас ты не способен переключиться и почувствовать возбуждение. Тебе не нужно оправдываться, говоря «ты не мерзкая», и не нужно беспокоиться, злюсь я или нет. Думай о себе, пожалуйста. Ты слишком добр и слишком думаешь о других, даже тех, кто тебе не нравится. Пожалуйста, не старайся поступить правильно со мной и не переживай о моих чувствах. Тогда, в поезде, я не хотела ни в чём тебя обвинить, просто думала, что это та правда, которую ты знаешь и не станешь переживать. Аллен, у тебя достаточно причин ненавидеть меня и презирать, не нужно винить себя за это. Не подбирай слова и не ищи оправданий, они мне не нужны. Тебе можно быть эгоистом рядом со мной. Ты можешь выпустить пар, отомстить, разозлиться, ударить или же наоборот обнять. Всё, что угодно. Поступай так, как будет лучше лишь тебе, не думая о других. Тяжело выдыхаю, стараясь успокоить нервы и не злиться, но услышанное — мало в этом помогает. Наверное, ты отчасти права: я злюсь всегда. Что бы ни услышал. Потому что не доверяю. Я не знаю, когда ты откровенна, а когда манипулируешь. Не понимаю, где ложь и где правда. Поэтому и злюсь. Хочется сказать: «Ложь. Всё это ложь. Хватит видеть во мне добряка. Тебе плевать на меня, зачем пытаешься сделать вид, что заботишься обо мне?», но хорошо, я хотя бы попытаюсь представить, что это правда. Не буду ничего отрицать и просто сделаю вид, что в это поверил. — Ладно. Вот тебе правда: мне тяжело и я тебя боюсь. Мне страшно не знать и не понимать, чего ты добиваешься. Я запутался в себе и не знаю, чего хочу. Мне было хреново, когда проснулся и хреново до сих пор и да, я не могу отвлечься. Если ты на самом деле хочешь, чтобы я меньше волновался, тогда ответь на мои вопросы. Не потому, что мне важна ты, а потому что я думаю о своих чувствах. Я устал ничего не понимать и устал подозревать. Если ты хочешь меня успокоить — ответь. Пожалуйста. Даже если ответ мне не понравится, я хочу услышать его. Не ради тебя, а ради себя. Я. Думаю. О. Себе. И спрашиваю всё это, потому что думаю о себе, — сглатываю слюну, опустив голову. Мне совсем не хотелось говорить об этом, но если это принесёт хоть какую-то пользу и поможет получить ответы — перетерплю и неловкость, и стыд. — Да, я не хочу ничего объяснять и требую откровений в ответ. Ты права. Потому что я эгоист и думаю о себе. Так, как ты и просила. Поэтому, раз тебя это устраивает — ответь на мои вопросы. Всё? Довольна? — добавляю я. Неприятно это признавать, но да, меня мало волнует, что чувствуешь ты, и я просто пытаюсь позаботиться о своём внутреннем комфорте. Раздражает, что не веришь в мой эгоизм, считая меня, блять, добрым и правильным. Я не правильный, не хороший и никакой не герой, что думает о спасении человечества. И думаю о себе. Спрашиваю о чувствах других, потому что мне важно нравиться людям. Старался быть добрым к другим, чтобы они были добры ко мне. Я пытался поступать так, как будет правильно, чтобы другие меня полюбили. Просто ищу выгоду для себя. Бесит, что ты считаешь, что я весь такой хороший, потому что хороший. Нет. Я просто притворяюсь, чтобы получить то, что мне нужно. Вот неприятная, но правда. Я всё жду, жду, но ответа так и не слышу. Молчишь. И непонятно, услышала ли ты меня или просто решила пропустить мимо ушей все мои слова. — …грал, — что-то еле слышно бубнишь после долгой паузы. Улыбки больше нет, наиграно хмуришься, пристально глядя на меня. — Что? Ни черта не услышал. — Переиграл! Мой Аллен меня переиграл, это нечестно, нечестно! — слишком громко и неожиданно кричишь ты с недовольством в голосе. Я аж дёрнулся от неожиданности. Переиграл? Что? В шутку, что ли, всё свести вздумала? Я с тобой в коем-то веке со всей серьёзностью, а ты снова свой юморок не к месту? — Я… — Ты так резко сменила тон, что с меня все слова выветрились, чёрт. — Честно. Я сказал честно. — Не хочу так, не хочу! — взмахиваешь руками и в детской манере бубнишь. — Мой Аллен нечестный! Почему, почему Аллен переиграл в моей игре? Я так не хочу, не хочу так! Не буду, а-а-а-а!!! — протяжно громко воешь, но очень наигранно. Блять, не сбивай меня с толку! Решила притвориться пятилеткой и просто так отмазаться? Вот это нечестно, Роад, вот это нечестно. Пытаться пробить меня на «хи-хи», когда мне совсем не до смеха. — Вот и зачем было устраивать этот цирк? Зачем пыталась прикрыться тем, что я должен думать о себе, бла-бла, а сама… Могла просто сказать: «Я не хочу тебе отвечать, потому что не хочу отвечать». Тупо, но зато, видимо, правда. Обидно. Заставила меня быть откровенным, думая, что я не решусь. Пересилил себя, сказал, что чувствую, а в ответ — ничего. Сливаешься, почувствовав, что не осталось аргументов. Неужели думала, что ты всегда и во всём будешь права и найдёшь способ меня заткнуть? — Бу-бу-бу, — недовольно смотришь, так и не отключив детскую манеру, — это было против правил! Каких, интересно, правил? Я не играл с тобой, Роад. Был серьёзен. И ты тогда казалась серьёзной. Но, конечно, когда что-то пошло не так, как ты хотела — включаешь неуместные шутки. Тяжело вздыхаю, но решаю не отступать: — Ты ответишь или нет? — Ауф, жизнь моя жестянка, я встала на собственные грабли! Побеждённый волк уходит, уходит! — прячешь лицо за ладонями. Волк, значит. Что ж, в какой-то степени это тебе подходит. Вот только мне не до смеха. Если и говорить в твоей манере, то получается, это я проиграл. Эта «игра» первоначально подразумевала то, что я в ней буду проигравшим. Без вариантов. — Понятно. Зря только распинался перед тобой. — Злюка, — убираешь ладони с лица и тяжело вздыхаешь, прекратив кривляться. — Спрашивай, если так сильно хочешь. Однако мой Аллен должен подумать, правда ли ему станет от этого легче. — Почему ты так говоришь? Если на самом деле желаешь мне смерти — это не станет большим сюрпризом. — Мой Аллен дурак. Если бы хотела, чтобы ты умер, я бы не прикладывала столько сил, чтобы защитить тебя. Просто ты снова будешь себя в чём-то винить и сильно волноваться, если что-то скажу. Я не держу в секрете то, что чувствую. Но тебе будет лучше не знать. Потому что будет так же, как было в поезде. Аллен накричит на меня и сильно расстроится. — А не надо лезть мне в душу. Не говори за меня о том, что творится в моей голове. Я этого никогда не просил и не хочу слышать. Мне и так тошно от себя. Я хочу понять тебя, а не рыться в собственном дерьме. — Ладно, — шипишь сквозь зубы. — Ты ненавидишь меня? — повторяю прошлый вопрос. Честно — не уверен, что даже услышь я ответ — смогу поверить. Но постараюсь. Притворюсь если надо. Не буду отрицать и не буду кричать. Просто хочу узнать, что ты можешь сказать. — Я люблю тебя. — Да господи, ты издеваешься надо мной?! — не выдержав, рычу я. — Тебе так просто говорить обо мне, а о собственных долбанных чувствах не можешь сказать и слова?! «Люблю», «люблю» — как заевшая пластинка. Боже, мне кажется, я скорее сам себе лоб расшибу об эту непробиваемую стену между нами, чем услышу блядский ответ! — Говорила же, что Аллен разозлится… — обиженно бубнишь себе под нос, опустив голову. Невыносимая. Блять, невыносимая. Если у тебя все ответы будут такими, то действительно, я скорее заполучу нервный срыв, чем узнаю то, что хочу знать. — Просто «да» или просто «нет». Это же не сложно. Господи, просто дай мне этот долбанный ответ, пожалуйста! — Но я не могу его дать, — шепчешь еле слышно. — Почему? — Я просто тебя люблю. И всё. Сложно объяснить по-другому. — А ты попробуй, — сквозь зубы. — Ну… — замолкаешь на секунду. — Наверное, наши чувства в этом плане довольно схожи. — О, да? — с сарказмом в голосе, внутри закипает злость от этих неоднозначных ответов. — Мой ответ намного проще: «Нет». Нет у меня ненависти к тебе. А вот обиды столько, что хочется вмазать, — выплёвываю я. Накипело. Достало. Бесит. Сука, бесит, что с тобой невозможно адекватно поговорить. У тебя долбанный дар доводить меня до ручки. Но спасибо, я хотя бы больше не чувствую то дикое опустошение, что пожирало меня совсем недавно. — Вмажь, — тихо, но чётко слышится ответ. Не смотришь на меня. Опустив голову, разглядываешь свои руки. — Тебе так хочется, чтобы тебя ударили? Серьезно? Или нравится то, что после этого я себя ненавижу? — глупо улыбаюсь. От усталости и безнадёжности. И только. — Я просто хочу, чтобы Аллен делал то, что он хочет сделать. И всё, — замолкаешь на несколько секунд, а после, ещё тише, добавляешь: — Я люблю тебя. Аллен. Правда. «Вдох-выдох, успокойся, Аллен, успокойся. Она хочет тебя выбесить, и если ты сорвёшься — она добьётся своей цели. Ты должен быть спокоен. По крайней мере, хоть что-то, но она говорит. Это уже прогресс», — успокаиваю себя, стараясь глубоко дышать и держать себя в руках. Раньше я не знал, как реагировать на столь откровенное признание, как «я тебя люблю». Не понимал, как можно без задней мысли швырять мне в лицо такие важные слова. Возможно, со временем просто привык не реагировать, а может, просто стал воспринимать это не как признание в чувствах, а как нечто бессмысленное. Не знаю. Я никогда не верил в эту непонятно откуда взявшуюся «любовь», но допускаю мысль, что ты можешь верить в сказанное и считать это любовью. Я столько раз отрицал, говорил, что нет здесь никакой любви, а если я тебе на самом деле важен — то это просто нездоровая привязанность. Так же, как привязался я. Беспричинно и болезненно. Возможно, ты тоже привязалась. Просто намного раньше, чем я. Это не любовь. Может, ты не врёшь, говоря «люблю», просто не чувствуешь разницы между зависимостью и настоящей любовью. Но, конечно, сколько бы раз я ни пытался это объяснить — толку нет. Снова хочется по привычке сказать: «Это не любовь, Роад», однако решаю пропустить эту часть. — Почему я? Почему ты прилипла именно ко мне? Что я такого сделал, чтобы услышать от тебя «люблю»? За что? За что ты любишь меня? Если представить, что я верю в это — искренне не понимаю, почему и за что ты могла влюбиться. — Почему я должна любить за что-то? Просто люблю. И всё. Просто. Понимаешь? — усмехаешься, приподняв голову и поглядывая на меня. — Нет. Это так не работает. Все любят за что-то. За красоту, юмор, манеру речи. Доброту или милую улыбку. За то, что увидел приятную глазу изюминку. За цвет глаз или красивое тело. За власть. За популярность. За что-то. Всегда есть «что-то». Я могу понять, когда слышал «люблю» от друзей. Потому что старался быть вежливым, волновался за них. Помогал им. Я не верил, но понимал, почему они говорят это слово. Хотел это услышать и слышал. Не верил, но хотел поверить. Я не заслужил того, чтобы кто-то меня любил. Просто создал образ, и этот образ нравился людям. Как актёр одной роли. Они любили не меня, а персонажа, которого я создал. Но с тобой всё иначе. Даже если отбросить то, что твоя «любовь» на любовь не похожа и просто поверить на слово, будто это неоспоримый факт и самая настоящая истина: чем я заслужил это? То, как я к тебе относился — не заслуживает никакой любви. Знаешь, после тех слов о самопожертвовании, я долго об этом думал. О прошлом. О том, что думал я ещё до встречи с тобой. В твоих словах была доля правды. Нет, не в том, что я бы пожертвовал собой ради мира. Но… прошлый я бы пожертвовал собой. Не ради мира и счастья других. Ради себя. Ради себя, и только. Чтобы избавиться от ненависти к себе. Это был бы прекрасный способ самоубийства, после которого меня бы не ненавидели другие. Ха. На каждом задании намеренно рисковал собой. Ещё до того, как встретил тебя. Может быть, поэтому меня никогда не волновал тот факт, что во мне был Четырнадцатый. Поглотит меня — и ладно. Возможно, я был бы даже рад такому исходу. Смешная смесь меня, не правда ли? Быть настолько эгоистичным, думать лишь о себе, но при этом испытывать ненависть. Желать быть любимым кем-то, но считать, что я не тот, кого стоит любить. Носить маску добродушного клоуна, подобно отцу, прятать за ней себя, надеясь, что это сделает меня нужным кому-то, но в душе знать, что я не заслуживаю этого. Мне хотелось иметь семью, которой буду нужен. Бесконечные улыбки, помощь, защита других, глупое желание спасти весь мир — это был лишь способ, чтобы люди из Чёрного Ордена любили меня. Забавно. Я не любил их. Они были удобным инструментом, чтобы получить необходимое. Я волновался о них лишь потому, что мог лишиться тех эмоций, которые хотел ощущать. Желать и избегать, любить себя и ненавидеть, искать семью и мечтать о смерти. Ха. Вся моя жизнь — сплошное противоречие. Может быть, ты чувствовала это. Поэтому и сказала те слова. «Мы очень разные. Я готова пожертвовать всем миром, а ты — пожертвуешь собой ради мира». Только «ради мира» — это лишь предлог. — Аллен, — твой голос отвлекает от размышлений. — Я просто люблю тебя. Почему это чувство должно работать по каким-то правилам? — усмехаешься. — Ты когда-нибудь задумывался, каково любить, не имея другого выбора? Когда говоришь себе: «Нет. Хватит. Мне не нравится, мне не нравится это! Я не хочу так! Не хочу о тебе думать!», но продолжаешь думать. Злишься, но продолжаешь любить. Мне никогда не понять тех, кто после того, как им сделают больно, могут перестать любить человека. Мне не понять, как можно перестать испытывать чувства к тому, кто их недостоин. Мне не понять, как можно перестать любить хотя бы за что-то. Но я им искренне завидую. Холодок бежит по телу. Это не то, что ожидал услышать. Это не то, что обычно говоришь. Это не то. Совсем не то. Я слишком хорошо понимаю эти слова, потому что говорил нечто подобное сам себе, когда понял, что безвозвратно привязался. «Меня просто злит, что не могу быть равнодушен к тебе. Злит, что не могу возненавидеть. Не хочу чувствовать симпатию, не хочу переживать, скучать и думать о тебе. Ты вымотала мне все нервы, сломала, раздробила на осколки, а я привязался. Ты не заслужила, нет, я не хочу это чувствовать, не хочу это признавать». Мои мысли настолько схожи, что это пугает. Неприятно царапает в груди. Непонятно за что, но хочется извиниться. «О нет, Аллен, не смей ей сочувствовать, вы разные! Разные!» — напоминанием звучит в голове. Хочется найти оправдания, придраться, найти признаки лжи. Просто потому, что не хочется в это верить. Не хочется думать, что нечто подобное может быть у тебя внутри. «Лезу под кожу», — сказала ты. Странное выражение, которое моментом отбросил, сказав, что никуда я не лезу. Но теперь чувствую, будто на самом деле залез туда, куда не стоило. «Опомнись. Не отрицай ничего. На секунду представь, что это может быть правдой и рассуждай с этой позиции», — убеждаю себя. — Ты бы… хотела возненавидеть меня? Усмехаешься, а после чуть склоняешься ближе ко мне, проводя ладонью по плечу. — Помнишь вчерашнюю сказку? — мягкая улыбка и вопрос не в тему. Помню. Но не понимаю, к чему спрашиваешь подобное, однако решаю не возмущаться, что ты снова не даёшь никакого чёткого ответа. — Про ворона? — решаю уточнить. Учитывая мои проблемы с памятью, не удивлюсь, если окажется, что помню я совсем не то. — Ага. Что он испытывал к Рыцарю? — Он привязался к нему. Ну, а когда тот умер, возненавидел. — Думаешь? Стараюсь вспомнить, что ты рассказала в тот раз, засомневавшись, правильный ли я дал ответ, но не нахожу никаких ошибок. — А разве нет? Ты сама сказала, что ворон возненавидел его. Рыцарь умер, когда обещал вернуться. Сам выбрал этот путь и не сдержал слово. Это жестоко. Я могу понять, почему ворон стал испытывать к нему ненависть. Хотя, я не знаю, правильно ли ненавидеть человека за то, что тот решил защитить кого-то. Вспоминаю свои недавние размышления о самопожертвовании, и мне хочется встать на сторону рыцаря, попытавшись защитить его позицию. Может быть, это и жестоко, но… возможно, он тоже в глубине души слишком сильно себя презирал и не смог жить с этим грузом. Если бы я всё-таки умер во время миссии, меня тоже могли бы возненавидеть? Думая о Чёрном Ордене — ответ, скорее, будет «нет». Они бы вспоминали обо мне добрым словом. Но ты… То, что ты можешь после подобного устроить резню — близится к ста процентам. Я быстро отбросил подобные мысли о смерти после встречи с тобой. Просто потому, что не хотел нести ответственность за ту жесть, что случилась бы после. — Тогда почему единственное, что осталось в голове птицы, это вопрос: «Ты сожалеешь?» Если он ненавидел, почему он так хотел услышать «прости»? — вырываешь из размышлений. — Потому что он хотел простить. Это логично. Тяжело кого-то ненавидеть. В прошлом я думал, что ненавижу тебя. И это было очень тяжело. Держать такое сильное негативное чувство в сердце — не каждому под силу. Я говорил «ненавижу», но на самом деле был зол. Это не было истинной ненавистью. — Но разве когда кого-то так сильно ненавидят, хотят простить? — Не знаю. Странный вопрос. — Ворон ненавидел человека, потому что продолжал любить, — наклоняешься ещё ближе ко мне, прижимаясь щекой к моему плечу. Рассматриваешь собственные руки и кажешься поникшей. — Ты… Значит, всё-таки ты ненавидишь меня? Во рту пересохло. Предполагал подобное, но чёрт. Почему так тяжело услышать об этом? — Ты не рыцарь, Аллен. Эта сказка не о тебе. Не понимаю. Тогда к чему ты про эту сказку вспомнила? Я думал, это довольно похожая ситуация, через которую ты попыталась объясниться. Ха. Я попросил не лезть ко мне в голову, заметив, как ты любишь объяснять что-то через мои же чувства. Думал, теперь ты будешь говорить лишь о себе. Нет. Ты нашла способ всё равно объясняться через кого-то. Мне сложно понять, что ты за человек, но одну вещь я, кажется, понял: тебе сложно выражать собственные чувства через «я». Почему-то хочется грустно улыбнуться. Мы немного похожи: мне тоже сложно. Но я не умею объясняться даже через какие-то примеры. — А о ком мы тогда говорим? — уточняю, не понимая ход твоих мыслей. — О рыцаре и птичке, — тихо и как-то холодно произносишь ты. Логично. Но чёрт, я не понимаю, к чему тогда ты вспомнила о сказке? Запутался. Я ведь о тебе спрашивал, а ты снова тему перевела? Сложно. Блять, как же сложно. Ладно. Тогда попробую подойти с другой стороны. — Ты говорила, что в вопросе ненависти мы схожи, — начинаю я, кидая на тебя взгляд. Ты чуть заметно киваешь, не поднимая головы. — Тогда, ты злишься на меня? Обижена? — Аллен, — кладёшь ладонь мне на ногу, — ты проснулся в четыре утра, нормально не выспался. Может, лучше ляжешь отдохнуть? — Хватит. Ты можешь ответить? Сказала, что ответишь, если так сильно этого хочу, но продолжаешь выкручиваться. Всё, что угодно, лишь бы не объясняться? Кажется, если бы я молчал, то тебе было бы нормально вообще не разговаривать со мной. Просто таскать меня следом за собой, и всё. Ну конечно. Тебе-то не страшно. И ты пугающе часто угадываешь, что творится в моей голове. Ты просто всё знаешь. А если и не знаешь — то предполагаешь. — Вот же… — шипишь ты сквозь зубы. Что-то бормочешь недовольно, но даже сидя совсем рядом — не услышать. Но судя по тону — проклинаешь меня. — Ответь, — повторяю. Боже. Я ведь спрашиваю не самые сложные вопросы. Не допрашиваю тебя о том, чего знать боюсь. Даже я смог бы провякать ответ на нечто подобное. Тем более и так знаю, что иногда ты злишься, иначе не было бы тех страшных иллюзий. Именно так ты показываешь свою злость. Я просто хочу понять, насколько часто злю тебя и чем конкретно. Иногда просто задаю какие-то вопросы, а после узнаю, что, оказывается, «я пытаюсь тебя разозлить». Иногда не делаю, как кажется, ничего, но узнаю — что снова что-то сделал не так. Хочу знать, где расставлены эти «мины», на которые мне лучше не наступать. Понять, обижена ли ты так же, как я. Может, и обиду ты просто не показываешь. Или показываешь, но слишком странно, и я чего-то не замечаю. Я слишком часто тебя пытался задеть. Обидеть. Злился, что ты пропускаешь всё мимо ушей. Но может, пропускалось не всё? В порыве злости, хочется твердить, что ты пустышка. Без чувств. Ледышка, от которой можно ощутить лишь холод. Та, кто не способен на чувства. Но чем дольше нахожусь рядом с тобой, тем чаще думаю, что ошибался. Не пустая. Просто то, что находится внутри — не поддаётся расшифровке. Спрятано за иллюзиями мира Мечты, настоящее невидимо глазу. — Сейчас не злюсь, — сквозь зубы, нехотя, отвечаешь ты. И на том спасибо. — А вообще? — не отстаю. — Иногда. Мне стоило спросить об этом намного раньше. Возможно, узнай я это в прошлые годы, смог бы жить чуть спокойнее. — Может, продиктуешь список того, что тебя так злит? Что разозлило так сильно, что ты не дала мне сегодня поспать? — Ничего, — фыркаешь недовольно. Да ты издеваешься. Мне каждое слово из тебя вытягивать надо? «Интересно, кого это напоминает… Да, Аллен?» — в голове проносится колкое замечание. О, нет. Я хотя бы не отрицаю тот факт, что не хочу ничего рассказывать. Ты же сказала, что не держишь ничего под секретом, но практика показывает обратное. Вечно ты врёшь. Я и сейчас сомневаюсь, откровенна ты или же говоришь всё это с какой-то целью. — Ничего? Серьёзно? Ты можешь хоть раз честно сказать? А? — устало поглядываю в твою сторону, но ты продолжаешь сидеть с опущенной головой. — Знаешь ли, не очень хотелось бы гадать каждую ночь, смогу поспать или ты решишь поиздеваться, не понятно из-за чего. Сама сказала: твои любимые спектакли — способ выразить злость. Ладно, я молчу о том, насколько это странно. Но можно хоть узнать, как мне попытаться избежать подобного? Чёрт. Зачем я вообще поплёлся за тобой, если моя жизнь не стала легче ни на грамм, — от безысходности ситуации, хочется протяжно взвыть. Молчишь. — Что тебя злит? — повторяю. — Ты здесь ни при чём. Аллен, — шёпотом. — И что это за ответ? А кто, кто при чём? Господи, как же сложно. Это же простой вопрос, я не спросил ничего такого, где можно было бы понять нежелание отвечать. — Иногда… — запинаешься. — Когда смотрю на тебя, я злюсь, — тихо-тихо, чуть крепче прижимаясь к моему плечу. «Ничего меня не злит», «ты ни при чём», — ну-ну. Хочется закатить глаза и что-нибудь с сарказмом процедить. — А можно как-то подробнее? — чуть сдерживаюсь. Жду ответа, но так и не слышу его. Добавляю: — Что не так с моим лицом? Взглядом? Или чем там ещё. — Дело не в тебе. Ага, ну конечно. «Дело не в тебе, а во мне»? Что за тупая отмазка? — А в ком? Ком?! Боже, да объясни ты нормально! Долбанные ребусы! Не силён я в этих загадках, понимаешь? Нет? Блять. Я просто хотел хоть что-то понять, но от этого разговора получаю лишь головную боль. Ладно, раньше я сам не хотел ничего знать. Старался сделать вид, что мне совершенно всё равно и на тебя, и на то, что ты там думаешь. Пытался заставить тебя потерять ко мне всякий интерес. Боялся выдать в себе хоть что-то, потому что это станет новой болезненной точкой, которую ты будешь использовать в свою пользу. Это более не имеет смысла. Хочу понять, хочу разобраться. Но ощущаю, что продолжаю стоять перед непробиваемой стеной. Спрашиваешь, орёшь, умоляешь, подбираешь слова и не подбираешь — и ничего. Как биться об ту самую стену, от которой, максимум, пыль летит. Просто пыль. Крупицы информации. Запутанной, неясной, возможно ложной. — Просто. Просто когда смотрю на тебя, я думаю о своём. И злюсь. Не из-за тебя. Мой Аллен бывает вредным, но его выходки меня редко бесят. И совсем немножко. А злюсь… не из-за тебя. — О чём думаешь? Из-за чего злишься? — тяжело вздыхаю. — Это неважно. — Мне, мне важно! Чёрт, да что ж такое! Никаких нервов не хватит с тобой говорить! — завожусь в который раз, сжимаю руки в кулаки, стараясь держать себя под контролем, но нервов и правда не хватает. — Иногда ты… напоминаешь мне кое-кого. Я злюсь не на тебя, а потому что думаю о том, о чём не хочу думать. В голове всплывает твоя история о котёнке. «Знаешь, Аллен, ты так похож на того котёнка». — Кота? — уточняю. — Что? — приподнимаешь голову, наконец, взглянув на меня. — Ну, тот кот, что умер. Его напоминаю? — А, — вновь опускаешь голову, и слышится тихий смешок, — Да, точно. — Я не тот бездомный кот, Роад, — обречённо вздыхаю, не в силах понять, чем я тебе его напоминаю. — Знаю, — холодно, — но иногда глядя на тебя, я думаю о нём. И мне это не нравится. Сильно не нравится. Не хочу думать о нём, а оно думается. Бесит, бесит, бесит! — злобно шипишь, — Ты не он. Не он. Сдох, но продолжает тянуть свои лапы в моё настоящее. Что б его… Ненавижу! — твоя рука сжимается у меня на ноге, но всего через секунду ты дёргаешься: — Ой, прости! — убираешь руку. — Я не сдохну от такого, — устало закатываю глаза. Меня больше заботит другое. В тот раз, слушая жуткий рассказ о котёнке, мне казалось, что ты хотела позаботиться о нём. Грустила, и тебе было больно, что он умер. Но сейчас говоришь, что ненавидишь его. — Он, это всё он. Бесит. Не хочу больше сравнивать и видеть в тебе прошлое. Какая ты странная. То слово не мог вытянуть, то сейчас сама говоришь даже больше, чем спросил. Тебя так сильно цепляет та история? — Почему тебя это так сильно бесит? И чем я так его напоминаю? — Потому что когда думаю о прошлом, мне грустно. А когда грустно, я злюсь. Злюсь на того, кто не виноват. Ты — это ты. Не он. А выходит, злюсь на тебя не из-за тебя. Я знаю это, но иногда забываюсь и живу прошлым, и это бесит, бесит, бесит, очень сильно бесит. Не хочу думать или видеть в тебе того, кто мне больше не нужен, а он… он лезет и лезет, как навязчивый призрак, которому не сидится в мертвецах. Лезет, куда не звали, натягивает чужое обличье и будто говорит мне, что всё ещё рядом. Когда смотришь. Когда говоришь. Когда ругаешься. Когда злишься… Лезет своими лапами и напоминает ошибки прошлого, будто ревнует. Бесит! — осекаешься, а после тихо бормочешь: — Ах… прости. Что-то я глупости говорю, забудь. Не знаю, что сказать. Не ожидал услышать нечто подобное. И не знаю, как реагировать. — Тебе нужен не я, а просто тот котёнок, который умер по твоей вине. Судя по услышанному, мне кажется, что ты просто натягиваешь образ кота на меня и пытаешься исправить ошибки, совершённые когда-то. Вот дурак. Почему мне грустно от подобных мыслей? Знал же, что не любовь это никакая. — Нет! — рычишь со всей злостью, дёргая меня за плечо. — Не смей, — поднимаешь взгляд, — не смей так считать. Я люблю тебя, Аллен. Только тебя. Он был мне нужен, когда был жив. Ты не замена и не что-то другое. Бесит, что подобные воспоминания иногда лезут в голову и пытаются исказить то, что есть на самом деле. Дохлый, долбанный дохлый… кот, который портит настоящее. Брови хмуришь, выглядишь так, будто я на самом деле тебя задел. Заставляешь теряться и чувствовать вину, будто я сказал нечто ужасное. Мне стоило промолчать. — Я… это… — пытаюсь сообразить, что должен сказать, но в голове всё перемешалось, — в общем, я п… — Гори в аду, — перебиваешь, а я чувствую на коже мурашки от услышанной фразы, — драный кот, — тяжело выдыхаешь и резко поднимаешься с кровати. Стоишь, отвернувшись от меня. — Нет-нет-нет. Забудь, забудь. Котёнок… не виноват, не виноват. Только я виновата. И он. Тоже. Жестоко, как жестоко… Нет. Нельзя, нельзя винить его. Он, он не хотел, не хотел, не мог хотеть, — на секунды твой голос кажется таким странным. Рваным и чем-то пугающим. Ты что-то бормочешь, но более слов разобрать не могу. — Роад, — тихо шепчу я, а ты вздрагиваешь чуть заметно, — о чём ты гово… — Моему Аллену нужно отдохнуть. Спи, — перебиваешь и оборачиваешься, натягивая какое-то подобие улыбки. — Я забыла об одном деле. Скоро вернусь. — П-постой! — чуть замешкавшись, кричу вслед. — Что ты... что ты хотела сказать? — меня уже ни кто не слышит. Исчезла. Исчезла всего за несколько секунд. Так быстро открыла дверь в свой мир, и просто исчезла. «Дела? Резня — вот её дела. Она точно устроит резню. И сбежала так быстро, потому что первой жертвой мог бы стать ты», — какая-то часть меня подсказывает ответ, и я обречённо вздыхаю, прикрывая лицо ладонями. О, нет. Только никаких мыслей о подобном. Да. Я просто всё не правильно понял. Мне срочно нужно отвлечься и ни в коем случае не думать о твоих «делах».
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.