Пожалуйста, хватит

Горячая вода так успокаивает. Теперь я, кажется, могу взять себя в руки. Хватаю шампунь, выдавливаю его, а после слегка взбалтываю поверхность воды, создавая пену. Сидеть в промокшем белье крайне неудобно, но мне всё равно неловко раздеваться догола. Только после того, как понимаю, что пена скрывает тело — стягиваю с себя бельё, кидая то в самый угол ванной. В висках более не стучит и, кажется, я больше не трясусь. Лежу, смотрю в потолок, пытаясь привести мысли в порядок, но, чёрт, это так сложно. Всё, что произошло за сегодня — лезет скопом в голову, не давая сосредоточиться на чём-то одном. «Успокойся, Аллен», — командую себе, а после сползаю ниже, погружая голову под воду. Лежу так, пока хватает воздуха, и только после выныриваю, протираю лицо ладонями, избавляясь от пены. Глаза слегка пекут из-за шампуня, но это вовсе не беспокоит. Наверное, это сила убеждения, но, кажется, я смог успокоить разум, что раз за разом подкидывал различные куски из произошедшего. Это было со мной, но чувствую, будто просто был наблюдателем, а действия и слова, что вырывались из меня — принадлежали не мне. Я не успевал осознавать всё, что происходило со мной, но сейчас, наконец, оставшись наедине — хочется разложить всё по полкам. Вспоминаю историю о котёнке. Наверное, это было ложью, но хочется верить в обратное. Смешанные чувства от услышанного. Больно и неприятно. Не хотел слушать о жестокости к животным, но ты меня не спрашивала. С другой стороны, я что-то узнал о тебе и мне, почему-то, легче. Хочется видеть в тебе хоть что-то живое, не думать, что меня жгла, издевалась, ломала бездушная кукла. Ха. Я просто ищу тебе оправдания. «Ты можешь кусаться и царапаться, но я не сделаю тебе больно, когда ты мне так нужен», — в голове звучат твои слова. Ты никогда не отвечала на мою грубость, потому что боялась нечаянно убить? Непостижимая логика. Если бы ты мне ответила тем же, я бы не чувствовал себя таким ублюдком. Это ведь тоже ложь, да? Ты ничего не чувствуешь, эта история выдумка, попытка обелить себя и доказать мне, что ты человек. Или я всё ещё вру себе? Не знаю. Слишком сложно. Глубоко внутри мне хочется верить тебе, ведь не было смысла придумывать такую длинную историю. Когда вспоминаю об этом, мурашки бегут по коже. Понимаю, что жертва там совсем не ты, но я, как последний дурак, жалею тебя. Может, ты чувствовала себя так же, как я всё это время, пока не видел тебя? Я сомневался, жива ли ты и, тем не менее, так плохо мне за все годы не было. А ты убила, и сомнений в этом не было. Чувствовала ли ты себя так же плохо? Не знаю. Наша реакция слишком разная. Ты злилась на себя, и хотела быть наказанной, а меня душил страх. Я ни на кого не злился, я просто хотел увидеть тебя. Мы слишком разные, но мне жаль тебя. Может, когда-то давно в тебе и правда были эмоции, но даже сказанное тобой не заставит поверить в то, что ты чувствуешь вину передо мной. Я всё проворачиваю в голове прошлые твои слова, всё то, что ты говорила мне. Сейчас сказанное о Чёрном Ордене не кажется такой уж чушью. Тогда я назвал это враньём, но разве я сам не думал об этом? Сам ведь говорил, что меня убьют, если скажу кому-то правду. Свора собак — моя семья. Ха. Кто тогда ты? Волк? Убийца? Дрессировщик? Не знаю. Твоя упрямая, непробиваемая уверенность… что бы ты ни сказала, в конце концов, я начинаю верить в твои слова и сомневаться в себе. «Если бы «он» был ещё в тебе, что твоя «семья» бы сделала?» — в ушах звучит твой голос и я, от мыслей об этом, тяжело вздыхаю. Не знаю. Это было так давно, а ещё слишком непонятно. Ты и «он» появились почти в одно время, и тебя боялся куда больше. Ты постоянно давила на меня, манипулировала, причиняя вред моим близким. Я не успевал думать обо всех проблемах, не осознавал своё положение. Он был внутри меня — это всё, что могу с уверенностью сказать. Остальное — не знаю. Ни черта не понимал. Тогда я впервые столкнулся с твоей нездоровой тягой ко мне. Боялся тебя, а не того, что происходит со мной. Боялся за жизнь других. Как я мог думать о чём-то ещё? Тем более, лишь иногда чувствовал, что со мной что-то не так. И даже когда терял связь с реальностью и какое-то время не владел собственным телом, то после, первое, о чём думал — ты. Не он, а лишь ты. Беспокоился о проблемах, связанных с тобой. Первый год после того, как ты появилась в моей жизни — с трудом вспоминаю. Не могу даже сказать точно, что делал, что тогда происходило, всё, что в голове об этом осталось — эмоции. Помню лишь панический ужас, от которого даже сейчас хочется сжаться в клубок и рыдать. Это похоже на сон, я проснулся в холодном поту, но не могу чётко вспомнить, что мне приснилось. Так, лишь несколько моментов и несколько разговоров — это всё, что осталось в памяти. Да что уж говорить, даже последующие годы спутались в голове. Смутно припоминаю даже своё поведение тогда. Боже мой, я даже не помню, каким был. Эти воспоминания слишком смутные и неточные. Постоянно сомневаюсь в том, какой я и чего вообще хочу. Даже какие-то основные события, которые я могу припомнить — слишком смазаны. Возможно, я и вовсе половину придумал. Возможно, всё было иначе. Не знаю. В те годы мне было слишком тяжело привыкнуть к тому, что ты постоянно где-то рядом. Я боялся даже в туалет сходить, беспокойно оборачивался каждую минуту, боясь увидеть тебя сзади. Боялся сказать лишнее слово друзьям — переживал, что ты снова над ними будешь издеваться. Боялся, что Орден обвинит меня в предательстве. Дёргался от каждого шороха. Чёрт, тогда столько всего навалилось на меня, что просто не знал, чего бояться сильнее. Я был ребёнком. Глупым пятнадцатилетним ребёнком, что столкнулся впервые с таким количеством проблем. Твои признания в любви, напористые, прямые приставания — уже доводили меня до истерики. Был доверчивым, принимал все твои слова за чистую монету, видел в тебе живую девушку, пытался образумить — боже, сколько я глупостей тогда наговорил. «Не трогай их, я не могу бросить Орден, но буду встречаться с тобой, только не трогай никого», «Оставь меня в покое, я не люблю тебя», «Пожалуйста, прекрати, мы враги», «Извини, но я не могу ответить взаимностью», «Я ненавижу тебя! Ненавижу! Дура, отстань от меня!», «Хочешь, я на колени встану? Только прекрати преследовать, умоляю». Ха… и это лишь то, что могу вспомнить. Возможно, мои слова были ещё более глупыми. Я растратил бесчисленное количество нервных клеток лишь из-за того, что просто думал о том, что в меня влюбился враг. В меня никогда не влюблялись, я не знал, что с этой информацией делать и что должен говорить. А ещё дико переживал из-за того, что ранее даже не знал, что Нои и акума отличаются, мне тяжело было принять тот факт, что вы так похожи на обычных людей. Ты ломала меня каждый день всё сильнее, лезла с поцелуями. Не помню, как проявлял свои эмоции внешне, но внутри я просто был в ужасе. Не знал, куда бежать и куда деваться. Мне слишком тяжело далось то время. Привыкнуть и прекратить обращать внимание на то, что ты следишь за мной — тяжело. Каждую минуту чувствовал дикое напряжение, словно на моих плечах повис неподъемный груз и я, как бы ни старался, не могу избавиться от него. Когда к чему-то, как мне казалось, привыкал — ты придумывала новые способы сломать меня, не замечая того, что я и так весь переломан. Столько нервных срывов, сколько заработал за первые несколько лет — сложно даже сосчитать. Проще посчитать те дни, когда был в относительном порядке. Стоило почувствовать себя немного лучше, и от очередной встречи или новости, что ты снова кого-то похитила — оказывался с очередным нервным истощением. Не знаю, как в то время мне хватило сил на притворство, я лишь повторял, что больше не могу, а близкие решили, что это связано с войной. Они знали, что я вижу души, как они страдают, что каждое самоуничтожение акумы — тяжело мне даётся. Просто решили, что не выдержал этого, а мне хватило сил и ума согласиться с ними. Хотя сейчас, вспоминая об этом, мне кажется, они думали, что причина моего состояния — Четырнадцатый. А может, я так начал думать из-за твоих слов? Не знаю. Это сейчас привык жить в аду и даже иногда могу трезво мыслить, а тогда я просто впервые оказался в самом центре пекла. Я, как подожжённый заживо, просто бегал и орал, чтобы меня выпустили. Сколько в агонии метался, спотыкался, думая, что всё, вот сейчас точно умру — не могу сосчитать. Только потом стало легче, когда понял, что как бы больно мне ни было, я всё ещё жив, и просто так ты умереть мне не дашь. Тогда закончились бесчисленные панические приступы. Всё, что во мне осталось — злость к тебе. Стал бездушным рядом с близкими, а когда видел тебя — превращался в монстра. То, что со мной происходило — сложно вспомнить. Это было так давно, что мне кажется, я всё это придумал. Не могло мне быть настолько плохо. Как вообще продержался столько лет, не сдавшись ещё тогда? Иногда мне и вовсе смешно с того, что когда-то меня могли волновать всякие глупости. Хочется ухмыльнуться и сказать самому себе: «Какая ерунда, я не мог быть тем идиотом, которого так заботили чужие жизни». Эти изменения были слишком плавными, я каждый день терял частичку себя. Возможно, поэтому сомневаюсь, был ли тем, другим Алленом. Может быть, придумал другого себя и никогда не менялся. Может быть, мне всегда было плевать на этих людей, просто боялся признаться, что настолько бездушен? Не знаю. Их забота и волнение раздражали, а беды — не вызывали никакого сочувствия. Просто по привычке всегда старался вести себя как прежде, чтобы меня меньше беспокоили. Иногда в голове и вовсе мелькала мысль, убить их собственными руками, чтобы просто выбраться из ада. Когда ты поняла, что меня больше не волновали твои выходки в сторону других — нашла новый способ заставить меня страдать. Ха. Ты лишь в первую встречу ранила моей рукой себя, а после, на какое-то время, переключилась на других. Когда мне стало всё равно, живы друзья или нет — вот тогда ты и вспомнила о себе. До сих пор не знаю, почему мне так больно от этого и почему я никак не могу привыкнуть. Только чокнутая додумается причинять себе боль, чтобы сделать больно другому. Чёрт, это смешно, но действительно работает. Сколько бы ни успокаивал нутро — всё равно переживаю. Кажется, пока горел заживо, ты направляла пламя прямо в моё сердце, выжигая от туда любого. Сожгла каждого, кто мне был важен, но ты, словно сажа, осталась единственной, о ком я не могу перестать думать. Да. Ты похожа на сажу. Чёрный налёт, который остался в сердце после пожара. Мерзкая, грязная, ненавистная. Но ты единственное, что там осталось. Ха. Я тихо усмехаюсь, понимая, как это бредово звучит. Магия. Всё, чего бы ты ни захотела — всегда сбывается. Ты с первой встречи повторяла, что нужна мне, а я злился. Отталкивал, рычал, бил, чувствовал вину перед тобой, не понимал себя и много чего ещё. А теперь что? Искал тебя, в надежде увидеть. Мне сложно даже сейчас понять, что на самом деле чувствую, страшно злит и пугает, хочется отрицать твои слова, но глубоко внутри я, кажется, знаю правду. «Нужна». Даже сейчас, с трудом припоминая хотя бы основные события, у меня болит голова и не спасает теплая ванная. Как я мог ещё думать о Четырнадцатом? Я даже не задумывался, откуда он взялся, что он делал со мной. Почти ничего не помню о том времени. То, как именно избавился от него — не знаю, но уверен, что ты причастна к этому. Помню лишь страх. Наверное, тогда решил, что ты способна разрушить весь этот мир в одиночку. Не помню, что ты сделала, но я чуть не задохнулся от ужаса. Тогда моё моральное состояние напоминало хижину в лесу, на которую напал медведь, разломав стены в хлам. После пришёл охотник (медсестра), попытавшись прибить доски обратно, но понял, что это бесполезно, махнул на них рукой. После разваленную хижину подпалили дети, и та сгорела до основания. Когда от домика осталась лишь горстка пепла, в это место влетел метеорит, стерев с лица земли даже окружающий лес — как-то так выглядело моё внутреннее состояние. Я был слишком разбит, чтобы даже просто думать о произошедшем, и слишком боялся, чтобы говорить об этом хоть кому-то, и, видимо, предпочёл забыть. А после, когда взял себя в руки, понял, что никто не заподозрил ничего, все решили, что я как-то подавил Ноя. Просто решил, что это даже к лучшему. Пусть будет так. Проклятие, голова раскалывается, когда пытаюсь вспомнить. Плевать я хотел, что он такое и чем мне это грозило. Твоя это работа или нет — меня это совершенно не интересует, но сейчас думаю о твоих словах. «Если бы «он» был ещё в тебе, как думаешь, когда бы твоя «семья» обнажила на тебя клыки?» Ха. Ты сумасшедшая. Психопатка. Лживая кукла. Но ты права. Меня бы съела моя «семья». Думаю, думаю, думаю о сказанном тобой после, но так и не могу понять смысл тех слов, когда твоё лицо так испугало меня. Что ты хотела сказать? Из-за замешательства я почти не помню, что тогда бормотала, но не могу просто забить и не думать об этом. «Не узнала. Предатель», — лишь это отчётливо всплывает в сознании. Не могу понять смысла. Но знаю точно одно: есть нечто, что вызывает в тебе эмоции. Может, я снова вру себе и хочу видеть то, чего нет, но я не могу просто выкинуть из головы то, что увидел и услышал. Что в твоей безумной голове творится? О чём ты думаешь, что тебя беспокоит, и почему ты не хочешь объяснить? Всё равно уже сдался, мне нет смысла больше пытаться как-то отпугнуть тебя. Не хочу больше притворяться, я устал. Так почему бы не удовлетворить собственное любопытство? Ха. Я просто сломанный дурак, который хочет хотя бы перед собой оправдаться. Куда приятнее думать, что меня волнует живой человек, а не мёртвая внутри девчонка. Всё лежу, думая об этом, но без понятия, как мне узнать то, что ты не хочешь говорить. Снова напомнить тебе наше знакомство? Ха-а-а… Тяжело вздыхая, я закрываю глаза. Хочется спать, но выходить из ванной — желания нет. Не хочу смотреть тебе в глаза и не хочу выяснять твои планы. Не хочу думать о том, дашь ли ты мне лечь спать в одиночестве или мне придётся засыпать в одной постели с тобой. Даже от мыслей об этом мороз бежит по коже, а вода кажется ледяной. Во мне не осталось никаких сил, я морально вымотан слишком сильно. Даже если мои глупые пугающие фантазии правдивы — пусть это будет когда угодно, но не сегодня. Чтобы остаться хоть в какой-то мере в своём уме — мне необходимо побыть в одиночестве и успокоиться. Ты жива. Я больше не должен переживать. Я могу ведь уснуть и не видеть те страшные сны? Не знаю. Смешанные чувства. Меня успокаивает мысль о том, что ты жива, но в комнате так тихо, что в сердце снова неспокойно, а в голову лезет, что всё, произошедшее со мной сегодня — придумал мой больной разум. Где вообще правда, а где ложь? Какие из встреч я придумал, а какие были на самом деле? Кажется, я неизлечимо болен. Испугался быть наедине с тобой, сбежал в ванную, но теперь снова беспокоюсь, что я один? Сумасшедший. — Роад? — не выдерживая тревоги, зову тебя. Слышу какой-то шум, а после, даже ожидая услышать ответ — вздрагиваю, когда слышу твой голос: — Ты так быстро по мне соскучился? — хихикаешь за дверью, а я вновь чувствую дикую неловкость и моментом жалею, что не смог промолчать. Молчу, не зная, что ответить тебе и лишь надеюсь, что ты не станешь продолжать допрашивать меня. К счастью, ты быстро теряешь какой-либо интерес и, судя по звукам, отходишь от двери. Беспокойный идиот. Раньше умолял оставить меня в покое, а теперь боюсь этого. Наверное, медсестре стоило давать мне не успокоительные, а транквилизаторы. Или какие там таблетки выписывают ненормальным? Я без понятия. Но что бы я ни говорил, услышав твой голос — чувствую себя спокойнее и понимаю, что вот-вот отключусь. Даже потолок плывёт перед глазами. Если я немного вздремну прямо здесь — ты не станешь выбивать дверь? У меня нет ни сил, ни настроения смывать с себя пену и тем более надеяться на спокойный сон в постели. Лежу с закрытыми глазами, чувствуя, что вода почти остыла, и я всё еще частично в сознании. Перед глазами мелькают какие-то кадры, но я даже суть уловить не могу. Лишь иногда дёргаюсь от каких-то неприятных картин, но стоит открыть глаза — не помню, что видел. Ха. Похоже, я не успел уснуть, а уже снится какая-то чушь. Нельзя здесь спать, наверняка, открыв глаза после — я обнаружу тебя перед собой, но не могу побороть себя. «Не плачь. Даже после смерти я останусь с тобой». — Нет! — въедается в уши мой голос, и я в страхе дёргаюсь. Всплеск воды и сердце колотится, словно бешенное. Жадно хватаю воздух губами и слышу лишь только собственное взволнованное дыхание. Где я? Чёрт, воздуха не хватает. Ванная? Точно. Я же мылся. Оглядываюсь по сторонам, понимая, что всё-таки уснул. Проклятие. Снова какие-то кошмары снились. Не помню, что, но руки трясутся до сих пор и ощущение ужаса не отпустило. Вода остыла. Сильно жмурюсь и трясу головой, надеясь избавиться от липкого ощущения в груди. Страх? Тревога? Ха. Как же я устал. Надеялся, что после встречи смогу выспаться. Роад. Я успел забыть о том, что ты в комнате. Судя по тому, что ты до сих пор такая тихая, видимо я уснул всего на несколько минут — в ванной комнате нет окна, не могу понять, какой сейчас час. Чёрт. Пены совсем не осталось, но в теле лишь остаточный страх и смущению места нет. Холодно. Нащупываю рукой слив, выдёргиваю пробку и слышу, как остывшая вода медленно спускается. Хватаюсь за шланг душевой лейки и, включив кран, направляю струю себе на голову. Шум воды. По лицу, телу — стекают струйки тёплой воды, и я чувствую, как липкий страх, словно грязь, смывается с меня. Хочется сидеть под душем вечность, но, боюсь, если я задержусь здесь надолго — ты влетишь сюда. Смываю остатки шампуня с тела и нехотя выключаю воду, привожу себя в подобающий одетый вид. Думаю, пора выходить, но как же этого не хочется. Я справился со смущением, пока одевался — даже не слышал мерзких усмешек за дверью, которых так боялся, но выходить — нет желания. Сижу на краю ванной, глядя на ноги, и думаю о том, что эту одежду ты, будто у себя дома, вытянула с моего шкафа. Чёртов каждый элемент одежды, вплоть до трусов — и ничего тебя не смутило. Как же это бесит. Моя жизнь словно у тебя на ладони. Засмущался мыться из-за того, что ты со мной в номере… вот идиот. Будто ты чего-то не видела. Даже если лично тебя не видел, уверен, я был всегда под прицелом, и ты видела каждый мой шаг или действие, даже слишком личные. Тебе ведь не знакомо, что такое личное пространство или смущение, а на мои чувства — плевать. Я хуже собаки. Даже у той есть будка, где её не трогают. У меня же нет даже этого клочка личного пространства. Вспоминаю, как вёл себя, когда мы зашли в номер, и хочется рассмеяться. Только мне здесь неловко. Столько лет прошло, а я, как малолетка, боюсь, что ты увидишь лишний сантиметр тела. Понимаю твой смех. Личная игрушка, которую давным-давно рассмотрели во всевозможных ракурсах и позах, умудрилась стесняться. Игрушка, которая всегда на виду — боится, что к ней прикоснутся. Как же я жалок. Пора смириться и вести себя подобно твоей личной вещи, но, чёрт, я не могу. Не могу быть равнодушным рядом с тобой. Как бы омерзительно себя ни чувствовал, понимаю, что если ты вновь прилипнешь ко мне — отреагирую так же. Я подхожу к двери, колеблюсь какое-то время, но всё-таки выхожу из ванной. К чёрту всё. Переживу. Лучше чувствовать себя вещью, чем вернуться на день назад, когда я не знал, жива ли ты. «Не сопротивляйся, Аллен. Ты сдался», — мысленно напоминаю себе, наконец, покидая ванную. Оглядываюсь по сторонам, в комнате мрак, за окном — ночь. Часы на стене показывают пять часов. Нет, мы пришли позже. Не может быть вечер. Пять утра? Ха. Кажется, я спал непозволительно долго. Тебя нигде нет. Ты куда-то вышла? Стараюсь думать оптимистично, но в сердце снова чувствую тревогу. Будто мне кто-то на ухо шепчет: «Её здесь не было. Ты её просто придумал». Нет. Ты была тёплой, это не иллюзия. Сжимаю в руках надетую майку — её я не брал со шкафа. Я надел то, что ты дала мне. Просто накручиваю себя на пустом месте. Тебе надоело меня ждать, и ты вышла прогуляться. «В пять утра гуляет? Лжёшь себе», — проносится неприятная мысль, и я нервно сглатываю слюну. Хватит. Это же ты — можешь гулять и в более странное время. Смотрю на стул — пальто лежит там. Да. Я ничего не придумал, это ты его положила туда. Что за идиотские страхи? Я как ребёнок, что мать в магазине потерял. Тебе просто надоело ждать, когда я выйду. Возможно, решила меня пощадить и не врываться. Ждать надоело, и ты решила прогуляться. Точно. Ты ведь тоже вся промокла. Я даже не думал об этом, закрывшись в ванной. Вызвала свою дверь, переместившись домой, чтобы привести внешний вид в порядок. Чуть успокоившись, присаживаюсь на край кровати. Да. Из-за глупой паники я не подумал о тебе. Нужно расслабиться. Я должен радоваться, что у меня есть какое-то время побыть в одиночестве. Тело ломит, шея болит — последствия сна в ванной. Нужно расслабиться и отдохнуть. Ты жива. Я ничего не придумал. Не мог придумать историю о котёнке или всё то, что ты тогда говорила. Заваливаюсь на кровать, заползая под одеяло, но чувствую идиотские сомнения. Чёрт. — Псина, что хозяина потеряла, — рычу на себя. Ты. Это всё ты. Сука. Я должен отбросить глупости и выспаться, но не могу отключиться, сколько бы ни лежал. Лишь прислушиваюсь к часам — секундная стрелка щёлкает так громко. Час. Два. Проклятие. Я ничего не выдумал. Привожу тысячу аргументов, убеждая себя в беспочвенности тревоги, раз за разом, призывая успокоиться и не вести себя, как полная тряпка. Всё было на самом деле. Ты жива. Да. Наверное, снова играешь со мной. Решила поиздеваться за то, что закрылся. Я ведь сказал, что ты можешь делать всё, что тебе хочется, но не сдержал слово. Снова играешь со мной, хочешь заставить переживать и думать, что это всё было галлюцинацией. Просто в очередной раз повёлся. Точно. Управляющий. Вы разговаривали. Вскакиваю с кровати, но останавливаюсь у входной двери. Что я ему скажу? Я просто опозорюсь перед ним. Ложусь обратно в кровать, старательно успокаиваю себя. Заснуть. Наверняка через пару часов, я буду мечтать остаться в одиночестве. Ты никогда не оставишь меня в покое. Когда часы показывают одиннадцать — не выдерживаю. Выхожу из номера, намереваясь спуститься в холл, но снова останавливаюсь. Что я должен спросить? Пха. «Вы не видели девушку, с которой я пришёл?» — речь какого-то бабника. «Я пришёл сюда один или нет?» — ещё хуже. Проклятие. Не хочу его видеть. Не хочу, чтобы тот думал о том, что я привёл девушку в номер. Хочу, чтобы он исчез, и его вовсе не существовало. Не хочу, чтобы хоть одна живая душа знала, что я сдался тебе. Как же раздражает. Иду обратно в номер, перерывая карманы верхней одежды. Твои блядские конфеты существуют точно так же, как и ты. Как же я тебя ненавижу. Дрянь. Я сдался тебе. Сдался. Я не придумал этого, но ты снова играешь с моими чувствами. Чего ты ещё хочешь? Уже нечего ломать, от меня ничего не осталось, но ты, сука, продолжаешь издеваться. Да. Ты специально исчезла — это твоя месть за то, что я закрылся в ванной до самого утра. Специально передо мной говорила с управляющим — чтобы я разрывался от сомнений: спуститься и опозориться, или же сидеть на месте. «Ты всё это придумал. Весь день ты был один», — словно часть меня, издеваясь, мерзопакостно гогочет в голове. Нет. Нет, сука. Нужно прислушаться к здравому смыслу, что орёт: «Ты совсем забыл, что такое гордость? Давай, ещё расплачься. Хозяина потерял, да? Ничтожество. Эта мразь никогда не исчезнет из твоей жизни, ты ничего не придумал, ты же знаешь, что она была здесь. Неужели ты верил, что она станет белой и пушистой только потому, что ты сдался? Нет, она всегда была и будет отбитой на голову сукой». Да. Мне необходимо прислушаться к разуму. Тебе просто стало скучно сидеть в одиночестве, и ты решила развлечь себя, теперь наблюдая где-то со стороны за мной. По-другому быть не может. Успокоиться. Нужно успокоиться. С каких пор я ругаюсь матом? Докатился. Выравниваю дыхание, ложусь обратно в постель. К чёрту. Не хватало ещё переживать из-за тебя. Я не настолько чокнулся, чтобы придумать целый день. Как-то удалось уснуть на несколько часов. Сам того не заметил, всё ругался и снова злился, а после — отключился. Видимо, я и правда, был дико вымотан. Шея до сих пор болит. Уже обед, но в комнате всё ещё лишь я. Проклятие. Долго ты ещё собираешься играть в эти игры? Или просто недовольна, что я лёг спать, вместо того, чтобы как вшивая собачонка мчаться на поиски? К чёрту, я вчера побегал, достаточно. Сама вернёшься, когда надоест играть. Я обещал сдаться, а не бегать за тобой. Однако не могу заставить себя снова лечь спать. «Она была лишь галлюцинацией», — пропитанные ядом слова, которые слышу внутри себя, заставляют вздрагивать. Нет. Ложь. Это просто игра. Долбанная игра. Не думал, что буду вспоминать о способах забыться, которыми пользовался учитель. Презираю алкоголь, но сейчас чертовски хочется спуститься в бар и напиться. Уверен, это бы помогло отвлечься, из-за спиртного у учителя из головы недели вылетали. Не думаю, что мне придётся потратить много денег, чтобы напиться до подобного состояния. Нет. Тратить деньги на нечто столь отвратительное? «Не сходи с ума, Аллен. Эта тварь играет с тобой», — успокаиваю себя. Нужно просто поесть. Сутки не ел. Когда поем — станет спокойнее, а глупое желание напиться исчезнет.