Запомни мое пророчество:
Когда-нибудь, как во сне,
Страдая от одиночества,
Ты снова придешь ко мне.
Придя домой Чонин снова упал в объятия своей холодной, опостылелой квартиры. Родители еще не вернулись из командировки, так что Ян оставался предоставленным себе. Парень не хотел снова докучать Сынмину и его матери, поэтому решил вернуться домой. Он лениво скинул обувь и куртку в коридоре, забросив рюкзак в дальний угол. День сегодня выдался удивительно серый и пасмурный; клонило в сон. Чонин решил прилечь подремать, а потом проснуться поздним вечером, ближе к ночи, когда свет в комнату будет попадать только из окон домов напротив, и выполнить домашнюю работу. Так он и сделал. Не снимая уличной одежды лег на заправленную постель, прямо на плед, укрывшись свободной его частью. Теперь он чувствовал себя, словно в коконе. Его веки, мгновенно отяжелевшие от соприкосновения головы с подушкой, тяжело опустились. Чонин почувствовал, насколько сильно были наполнены песком его глаза, тут же покрывшиеся пеленой слёз. Первые минут десять он не мог расслабить ни одну мышцу своего перевозбужденного тела, что мешало ему уснуть. Он напрягал и расслаблял по очереди все свои части тела, но сознание его все ещё тревожилось. Спустя полчаса, а может чуть больше или меньше, Чонину наконец удалось заснуть. Сначала он не видел ни единого сна, будто Оле-Лукойе ракрыл над головой старшеклассника свой черный зонтик. Было просто темно и тихо. Даже цветные пятна или странные искаженные лица не плясали перед его глазами. А потом появилась она… В кружевах, все с тем же большим жабо, прикрывавшем грудь с маленькой родинкой. Она ленно вышагивала по траве. Солнечные лучи вплетались в пряди её волос и отражались от хрупкого стана, будто не молодая женщина гуляет по саду, а одна из жён-мироносиц спустилась на землю, освещая этот мир божественной силой и даря жизнь и энергию всему живому. Все вокруг распускалось и расцветало под мягким свечением. Чонин огляделся. Он стоял посреди сада, что принадлежал какой-то усадьбе. По левую сторону от него бился маленький фонтанчик с несколькими ярусами, по правую сторону стояла беседка. Невысокая, белокаменная, с колоннами в греческом стиле. Такие обычно стоят во всяком волжском городе на набережной. Возле беседки стояла небольшая купель для птиц, в которой намывались несколько чижей. Везде было зелено. Порхали бабочки. Шумели стрекозки. Пахло майской свежестью. Погода стояла приятная: не было слишком жарко или холодно, сухо или влажно, не было душно. Солнце не светило, но и небо не было пасмурным. Ян заметил, что стоял он на зелёном ковре босиком. Травинки щекотали и приятно прокалывали ступни. Прямо у ног своих он чувствовал как жужжит шмель, собирая нектар с клевера. Брюнет тут же вспомнил, как забавно иногда танцуют эти полосатые, потрясывая жалом. Тело приятно покрывала белая холщовая ткань. Несмотря на то, что часто материал бывает грубым, Чонин чувствовал запредельную мягкость, словно снова оказался завернут в пеленку. Чонин снова направил свой взгляд на Прекрасную Даму. Она подошла к нему поближе и протянула худощавую руку. «Идёмте?», почти шепча и не шевеля губами произнесла она своим бархатным голосом, с небольшой хрипотцой. Уголки ее губ слегка приподнялись в дружелюбной манере. Юноша замер в оцепенении. Что-то глубокочувственное зарождалось в его груди, отзываясь в сердце, заполняя лёгкие — отчего дышать было сложнее, но все ещё получалось — далее распространяясь по желудку и растворяясь в сосудах. Голова его стала невообразимо лёгкой, будто теперь в черепной коробке лежал не мозг, а кучевые облака. Её светлый образ отражался в глазах Яна, как алый летний вечерний закат отражается в деревенском пруду — когда сидишь на небольшом узком пирсе из потемневшего дерева, который строил ещё твой прадед, и чувствуешь свою связь со всем существующим на этом свете. Вокруг желтеют заросли камыша; стрекозы ещё жужжат и суетятся, но уже готовятся ко сну. Ты отпускаешь глаза на прозрачную гладь и видишь как вся она покрыта не то темно-розовым глубоким цветом, похожим на бутоны флоксов, не то фиолетовым, как цветущие люпины. Именно такой виделась Чонину Т/и. Родной, близкой, совершенно простой, но необъяснимо прекрасной и притягательной. И как же стыдно ему было за то, что он так опорочил всю эту трогательную святость… «Идёмте?», повторила свой вопрос девушка. Ян похлопал ресницами. Луп-луп. Луп-луп. Он аккуратно взял маленькую бледную ручку в свою большую и пошел следом за молодой женщиной. Т/и вела его по саду, заходя все глубже и глубже… Они прошли небольшую дубраву, вишнёвые деревья и где-то там, за ивами, упёрлись в стену, покрытую плющом. Среди плюща Т/и отыскала деревянную дверь, которую отперла большим ажурным ключом, и повела юношу далее… Яну открылся дивный мир, в котором последний раз он бывал только в глубоком детстве, когда бабушка ещё была жива и читала ему перед сном добрые сказки. Они стояли на возвышенности, напоминавшей скалу, только склон ее не был настолько крутым, был земляным и слегка порос травой. Внизу бились волны огромной реки. В лицо ударил ветер, полный влаги. Они стояли вот так, рядом друг с другом, держась за руки, и любовались красотой природы. Они не произнесли ни слова, настолько приятной была тишина между ними. Пахло бузиной и барбарисом. Солнце мягко ласкало смуглую кожу, и брюнет даже улыбнулся. Его левую руку едва щекотали кружева от рукава Т/и. Все ощущалось таким правильным, таким нужным… В одну минуту девушка отпустила руку и сделала шаг назад. Юноша обернулся к ней лицом, оказываясь спиной к склону, под которым шумела река. «Вы меня любите?», спросила Прекрасная Дама. Чонин опешил. Сомнения плясали мазурку в его голове и сердце, пожирали все в груди, словно опарыши. «Вы меня любите?», повторила она с горящими глазами. Парню на миг показалось, будто те потемнели. Но будь они серыми, зелёными или даже черными, они все также манили своей глубиной, и все также хотелось Чонину утонуть в них и не всплывать на поверхность до конца существования этой Вселенной. Глядя в эти глаза, Ян не смог дать иной ответ. «Люблю». «Это благостно». Она слегка ухмыльнулась, и что-то странное блеснуло в ее глазах. Что-то чужое, злое, желавшее совершить какую-нибудь пакость… Но Чонин продолжал ждать что будет дальше, не сдвигаясь с места и едва дыша. Девушка не медлила. Маленькая бледная ручка толкнула юношескую грудь, и тот начал падать вниз в бушующие темные воды…***
Чонин очнулся. Тело его бросило в жар. Оно пылало, словно корабли на картине Айвазовского. Во рту все пересохло, а на футболке появилось мокрое пятно. Один носок сполз с ноги и чудом оказался под кроватью. На улице стемнело; горели окна соседского дома. Чонин долгое время не мог понять кто он, где находится, и что, собственно, происходит. Он направился на кухню, чтобы вскипятить чайник. Включил телефон. Десять часов после мередиана. Ряд пропущенных от друзей… Вот и подремал после школы.