***
Два дня её нет, и Илья шарахается по общему коридору, словно нервная крыса. Старается вообще не выходить и пару раз даже курит в распахнутое окно в квартире, чтобы не мелькать у Дианы под дверью. Но потом обнаруживается, что от занавесок в комнате начинает вонять табаком, и он это безобразие прекращает. Занавески принадлежат дяде Антону. Квартира принадлежит дяде Антону. Собственно, будь Илья его сыном, он тоже принадлежал бы Антону, и тогда место, вещи и люди совпадали бы в своей принадлежности, пазл складывался бы правильно. Но Илья тут, по правде, несколько чужеродный объект. Надо не забывать об этом и не борзеть окончательно. Два дня Илья думает, и мысли его колеблются от «пойти, что ли, купить Диане цветов» до «начать нормально зарабатывать и переехать в съёмную хату, чтобы её никогда больше не видеть». Илья так и не определяется. Как-то надо уже что-то понять, начать тем или иным образом относиться к ситуации, но никакой определённости, как он ни пыжится, не образовывается. Илья даже пробует смотреть гетеросексуальное порно, но в какой-то момент ловит себя на том, что залипает на мужика, и вообще ему ужасно уныло и скучно. Впрочем, и обычная гейская порнуха не то чтобы веселит. «Ладно, — думает Илья, — допустим». И находит видео, где латексная тётка пиздит своего тощего и голого партнёра какой-то деревянной палкой, вроде тех, которыми переворачивают на сковородке блины. Тощему реально больно, и его негромкие подвывания — самый искренний звук, что Илья слышал за последние полчаса. Он наклоняется ближе к стоящему на столе ноутбуку. Латексная тётка раскраснелась, из корсета вот-вот вывалится правая сиська, а Тощий, пока она отчитывает его на английском с сильным и совершенно неопознаваемым акцентом, пытается медленно отползти в сторону. Член у него не стоит. А вот у Ильи — да. Он шмыгает носом, плюёт на руку и запускает её в штаны. Тощий выглядит жалко, совершенно не привлекательно, а про латексную бабу и говорить нечего, Илья вообще про неё почти забывает, но тем не менее есть что-то в происходящей сцене такое, что цепляет его на каком-то глубинном уровне. Уродство, нелепость. Илья прикрывает глаза и двигает кулаком резче.***
На третий день Диана появляется на пороге его квартиры с повязанной на голове косынкой. «Собралась в монастырь», — думает Илья сразу. И уже после напрягается под её тяжёлым и прямым взглядом. — Привет, — говорит Диана. Илья несмело здоровается в ответ. — Пойдём в церковь? На пару мгновений это предложение приводит Илью в полнейший ступор, пока Диана не поясняет со скорбным лицом: — У бабушки сорок дней. Илья мысленно даёт себе оплеуху. — Да, конечно. — Он шмыгает носом и кивает несколько раз подряд. — Сейчас? — Сейчас, — отвечает Диана. — Хорошо, я соберусь быстро, пять секунд. И он ускакивает вглубь квартиры.***
Снаружи небо зависло совсем низко — облака распластались над крышами бугристой кашей. Воздух тревожно тёплый, кажется, что вот-вот закапает дождь. Но асфальт, пока они пробираются сквозь дворы, сухой и чистый. Храм недалеко, рядом с парком, пешком минут двадцать от силы. Диана так и идёт — сразу в косынке. На косынке какой-то совершенно дикий узор — розы, золотые цепи, перья и драгоценные камни. Илья изредка поглядывает на Диану, заткнув рот сигаретой. Она грустная, и Илье становится её жаль. Напридумывал херни, шарахался от неё, как урод. «Урод и есть», — думает он. — Ты как? — спрашивает он Диану. Она выплывает из своих мыслей и поднимает глаза. Рука её вдруг цепляется за не занятую сигаретой ладонь Ильи — естественно и непринуждённо, словно так между ними уже давно. Илья удивляется, но даже не дёргается. Сжимает её руку в ответ и шмыгает носом. Диана слабо улыбается и говорит: — Мерзко. — Мерзко, — повторяет Илья и кивает. Это ему знакомо, как ничто другое. А вот держаться за руки с девчонкой — нет. В школе этот этап Илья пропустил, как-то так получилось, и теперь чувствует себя немного дико, глупо и скованно. Они так и подходят к храму, и Диана отпускает его руку, лишь ступая на каменные ступени. Внутри холод и мрак, мерцание свечей в глубине и прилавок у самого входа. Диана тормозит перед накрытым тканью столом, сильно пахнущим воском. На столе пучки свечей — жёлтые, красные, толстые и совсем маленькие и тонкие. За прилавком мясистая тётка с рябым лицом — смотрит мрачно и неприветливо. Диана вдруг что-то соображает и оборачивается к Илье. — Я не взяла свечки, — почти панически произносит она. — У тебя есть деньги? Илья суёт руки в карманы. Диана тем временем обращается к тётке: — А сколько? — Сорок, пятьдесят, двадцать, пятнадцать, — показывает тётка. — Эти по сто пятьдесят. Денег у Ильи не находится. — Блин, нужно хотя бы десять рублей, Илья. Илья разводит руками. — Прости. Брови Дианы мученически заламываются. Она смотрит на тётку, но Илья уже видит: шансов её уговорить у них никаких — она из того сорта людей, что за десять рублей удавятся. — А можно мы сейчас поставим, а потом придём и отдадим? Ту, которая за десять, — просит Диана. — Пожалуйста, у меня у бабушки сорок дней. — А чем ты думала, когда из дома выходила? Нет, — отвечает тётка и отворачивается от них с таким видом, что ясно: разговор закончен. Диана сжимает челюсти. Вид у неё становится свирепый. Илья пугается, что она сейчас откроет рот и что-нибудь тётке скажет, и тогда между ними начнётся вербальная драка. Но она просто несколько секунд сверлит её взглядом, а затем резче, чем следовало бы, шагает в сам храм. Тётка зыркает волком и наклоняется поправить что-то под прилавком. Илья шмыгает носом и немного задерживается. Диану он нагоняет перед иконой Божьей Матери — лик её, окружённый позолотой, отражает боль. Впрочем, все святые вокруг или грустные, или сердитые — тёмные застывшие лица, строго сдвинутые к переносице брови, некоторые грозят пальцем. Илье становится не по себе. Его охватывает нервозная неловкость — он словно оказывается в гостях у матери, где она опять чем-то им недовольна. Лишь Диана здесь, окружённая огнями и полумраком, выглядит живой и тёплой, состоящей из плоти и крови. Илья встаёт с ней плечом к плечу. — Вот. Только тихо. Он не глядя суёт что-то ей в руки. Диана, опустив лицо и сообразив, что это такое он ей дал, с шумом втягивает в себя воздух. Вперившись обратно в икону, она чуть наклоняется к Илье и возмущённо шипит: — Илья, ты что, дурак? Илья расплывается в улыбке и шмыгает носом. Её реакция ему нравится. — Ты совсем уже того. — Диана крутит пальцем у виска. — Это же церковь. Тем не менее чуть погнутая свечка торчит из её прижатого к животу кулака. — Да ладно, богу насрать, — говорит Илья. — Никаких проблем, честно. И не добавляет вертящееся на языке, что это потому, что никакого бога и нет вовсе. Диана возмущённо пыхтит и хмурится ещё несколько секунд, но затем сдаётся окончательно, Илья и не сомневался. Она шагает ближе к подсвечнику и распрямляет погнувшуюся в их лапах свечку. Поджигает и, проникновенно посмотрев на икону, вставляет в подсвечник. Вид у неё торжественный, красные всполохи от лампадки греют лицо. Илье становится неловко. Он не верит. Он здесь чужой. Диана закрывает глаза и шевелит губами без звука. Они пришли из-за её бабушки, и Илья вспоминает Тамару Алексеевну. На лестнице она громко пыхтела и всегда отказывалась от помощи, а ещё на глазах, на белках, у неё были серые пятна — чёрт знает, что за штука, но всякий раз, встречаясь с ней, Илья старался не пялиться, думал, что она понимает, на что он смотрит. Может, и не понимала. Может, она вообще не видела даже — у стариков почти всегда такое плохое зрение. Куда они потом все деваются, когда умирают? Илье хочется верить, что куда-то, а не распадаются на ничто.***
Домой они возвращаются впопыхах. Поднимается ветер, и в воздухе мечется пыль и мусор. Кусты и начавшие желтеть кроны деревьев дрожат, детские площадки уже пусты, всех карапузов расторопные мамаши затолкали домой. — Давай-давай, щас ливанёт, — поторапливает Илья Диану и сам на переходе через дорогу цепляет её за руку. Они не успевают совсем немного. Дождь накрывает их в соседнем от дома дворе — просто падает сверху стеной. Илья с Дианой шмыгают под козырёк ближайшего подъезда. Сразу становится противно и холодно. Промокшая толстовка липнет к спине, джинсы делаются тяжёлыми и холодными. Илья шмыгает носом и проверяет сигареты. Сухие, и то хлеб. Диане в её странной старомодной ветровке, кажется, не теплее. Она обнимает себя руками и вжимает голову в плечи. Намокший платок зажат у неё в кулаке под мышкой, влажные волосы торчат в разные стороны. «Поцеловать её, что ли? — думает Илья. — По трезвяку это вообще как?» Он не понимает, что надо делать. Не понимает, хочет ли от неё чего-либо вообще. Диана шмыгает носом и говорит: — Хочу пирог. Давай купим пирог? — Какой пирог? — не понимает Илья. — Ну, такой, какой-нибудь с вишней или с яблоком. Из какой-нибудь кулинарии. Илья прикидывает, где такое дают, вспоминает пару мест и косится с подозрением на Диану. Есть чувство, что он упускает какой-то важный момент между ними. — Ну, — говорит он, помедлив, — ладно.***
Деньги она берёт из потрёпанного бумажного конверта в письменном столе в дальней комнате — это Илья узнаёт, пока толчётся поблизости, ожидая, когда же она соберётся. Дождь кончился, и они успели переодеться в сухое. Илья с некоторой болью косится на Дианины древние вишнёвые треники и застиранную белую майку с кружевом, но в целом ему плевать, он сам и не в таком виде существовал, когда случались особо ублюдочные периоды жизни, этот похуизм ему абсолютно понятен. Диана складывает несколько купюр пополам и суёт в карман треников. Илья смотрит на всё это, и его иррационально заедает совесть. — Давай я заплачу? — предлагает он и почти тут же жалеет. Потому что, с одной стороны, да, он хочет заплатить, а с другой, заначка его практически на исходе. Но назад уже не откатишь. Диана соглашается почти сразу: — Да? Ладно. Она надевает поверх майки здоровущий свитер, и они выходят на улицу. Одним пирогом не заканчивается — домой они возвращаются с двумя тяжёлыми пакетами, и ещё в процессе, пока их тележка медленно и неотвратимо наполнялась, Илья внутренне сдался. Он не верит в то, что добро возвращается, и не думает, что совершает такое уж добро по отношению к Диане, но чувство правильности происходящего перевешивает доводы разума, говорящие о том, что он об этом ещё пожалеет. «Что-то хорошее, ладно, в конце концов, пусть хотя бы поест человек» — так он решает и больше не колышется на эту тему. — А теперь, — говорит Диана, когда они вместе с пакетами оказываются на её кухне, — пошли смотреть телевизор. И они идут смотреть телевизор. Вместе с пирогом, чипсами и газировкой. Помимо газировки Диана прихватывает с собой новенькую бутылку вина. Илья ещё по дороге домой пытался уговорить её с этим повременить. Часто бухать — плохая тема, чревата разными неприятными последствиями, уж Илья-то хорошо в курсе всяких тем с перебарщиванием. Умеренность — и можно употреблять почти что угодно, как говорит Кумаков. Нужен перерыв. Но по телеку в три часа дня не показывают ничего интересного, а валяться просто так на кровати рядом с Дианой после их последней пьянки Илью несколько напрягает. Так что, когда она предлагает всё-таки выпить, Илья сдаётся почти с облегчением. И сначала они вскрывают её бутылку, договорившись, что понемногу, просто для интереса. Но когда она заканчивается, Диана приносит с кухни водку, и Илья уже не имеет ничего против того, чтобы мешать её с колой. Не чистоганом же, в конце концов. Это нормально. Это всё ещё не свинство. Потом, стоя на лестнице, прижавшись плечом к стене, он смотрит на валяющуюся под ногами сигарету, которую только что уронил, и думает: «Нет, всё-таки свинство». Дианы рядом нет, он вышел один. Он закуривает и глядит в окошко, в котором всё ещё идёт брожение дождевых облаков. Сейчас отличный момент, чтобы, ничего не сказав, смыться к себе, иначе вообще непонятно, чем этот вечер закончится. Отличный, но… Илья не смывается. Докурив, он возвращается к Диане на кровать, и когда она прижимается к нему боком, поворачивает голову и целует, он морально готов, потому что думал об этом всё это время. Однако не к тому, что она возьмёт его руку и просунет в свои треники — резинка мягкая и вообще не давит. Тут Илья сразу даёт заднего. — Бля, Диан. — Он чуть откатывается назад, шерстяной ворс ковра на стене прижимается к его спине. Диана, лизнув его в уголок рта, открывает глаза. — Что? Он вообще-то должен сказать ей. Это не так уж сложно. Но всё внутри Ильи замирает в страхе. Как это вообще? С чего начать-то? Диана тем временем, не дождавшись никаких слов, стаскивает через голову свитер. Волосы наэлектризованно встопорщиваются. — Понимаешь… — пробует начать Илья. Диана смотрит чуть осоловело, веки полностью не поднимаются. — Понимаешь… — продолжает Илья. Он такой пьяный и тупой. Диана протягивает руку и гладит его по голове, пропускает волосы через пальцы, затем тянет к себе. Это приятно, и такого хочется, но Илья помнит, что будет дальше, и поэтому не может расслабиться и не поддаётся. — Что? На лице у Дианы появляется беспокойство. — Ты меня не любишь? — вдруг спрашивает она. Илья стопорится. От внезапности и дикости этого вопроса он абсолютно теряется. — Что? — переспрашивает он. Из работающего вхолостую телевизора вдруг начинаются какие-то крики. Они оба вздрагивают. — Выключи это дерьмо, — говорит Диана раздражённо. Настроение её стремительно меняется, она осязаемо становится вдруг враждебной, Илья аж садится. Он нащупывает где-то под собой в складках смятого покрывала пульт, щёлкает кнопкой. Становится очень тихо и неприятно. Несколько мгновений они просто смотрят друг на друга. Потом Диана говорит: — Что, ты так ничего и не скажешь, значит? Илья хлопает ртом. Что он должен сказать? Она догадалась, что ли? Она поняла и поэтому теперь так скривилась? Он внезапно чувствует себя очень виноватым. — Прости, — вырывается из него. И по какой-то необъяснимой причине это слово доводит Диану до окончательного кипения. — Ах так? Ты так вот?! Тогда пошёл вон! Она замахивается, и Илья едва успевает увернуться от её руки — ногти царапают ковёр у него за спиной. Илья резво скатывается с кровати, чуть не вписавшись в дверь носом. — Уходи! Видеть тебя не хочу! Уходи! — Диана швыряет в него подушкой. Тяжёлая и объёмная, она громко шлёпается на пол, даже его не задев. Илья, кое-как собрав ноги, шмыгает в прихожую, а оттуда в общественный коридор. Захлопывает дверь с грохотом и зачем-то держит ручку, прижав её вверх. Но выйти за ним Диана и не пытается. С той стороны раздаётся щелчок замка — заперлась. Илья отходит спиной назад, упирается лопатками в соседскую дверь. Сердце у него стучит где-то в горле. Неприятно. Что это вообще было? Илья юркает домой. Настроение хуже некуда, и от этого немедленно хочется куда-то спастись. Надо что-то делать. Но он набуханный, ничего делать нельзя. Илья стонет в голос. За это он и ненавидит алкашку — её нельзя мешать практически ни с чем из аптеки. Он шмыгает носом и шагает в ванную. Роняет пробку на дно, врубает воду. Ладно, мешать нельзя, но подрочить-то можно. Илья шмыгает носом, морщится и присаживается на край стиральной машины. В какой-то момент там с Дианой он вроде даже завёлся. А потом она… вот это всё. Илья вздыхает. От бухла всегда хочется трахаться. А ещё хочется, когда что-то сильно не так, — Илья знает за собой эту не лучшую привычку. В народе называется «компульсивная дрочка». Илья опять шмыгает носом. «Ладно, похуй», — думает он и расстёгивает штаны. Есть вещи, которые делать нельзя. Особенно если пьяный и если при этом ужасно хочется. Никаких самозатягивающихся узлов, острых предметов в заднице, игр с дыханием и прочего, чем можно легко покалечиться. Никаких спиц в уретре. «Не-не-не», — говорит себе Илья. А потом задирает голову к потолку и думает, выдержит ли его палка, на которой держится шторка для душа. Понятно, что не всего, но хоть немного повеситься он же может? Реальность вокруг пьяно едет. Это досадно, потому что мешает, но вместе с тем именно в этот отъезд Илья и стремится — потерять контроль насовсем. Он оглядывается, натыкается на забытый, уже неделю болтающийся под раковиной пакет. Думает: «Ладно». Нормальный, целый и чистый, пакет находит на кухне, скотч и ножницы — в комнате. Вообще-то так казнят людей при плохих обстоятельствах. Но только сама мысль о том, чтобы это с собой сделать, заводит Илью почти что мгновенно. Он вырубает воду и забирается в набравшуюся ванну. Стоя по колено в воде, склонившись над раковиной, Илья надевает на голову пакет. Пакет шуршит и топорщится. Илье становится смешно. Смешно и страшно одновременно. Он стягивает пакет на шее, нащупывает край скотча и приклеивает его поверх пакета под горлом. Делает несколько оборотов вокруг шеи. Пакет раздувается на выдохе и прилипает к лицу на вдохе. Илья непослушной от возбуждения рукой нащупывает ножницы, чикает скотч, болтающийся на перемотавшейся вокруг самой себя ленте, и, взявшись рукой за бортик ванны, медленно ложится. Такие моменты самые классные. Илья думает, что может не снять с головы пакет вообще. Так вот подышит немного, а потом и отъедет. И сначала он даже не чувствует, что ему не хватает воздуха, и не трогает член. В таких случаях это особо не обязательно, по опыту Илья знает, что вот так кончить может почти без рук. Он ждёт и расслабляется, сползая ниже к воде. Всё вокруг шуршащее и мутное, мгновенное — сконцентрированное только в этой точке времени и пространства. Илья закрывает глаза и представляет, что ему не спастись. Что это не он — это какие-то другие люди загнали его в эти обстоятельства. Люди, которые хотят его убить. И вот прямо сейчас они это сделают. И ничто им не помешает. Никто его не спасёт. А особенно он сам. Илья проиграл. Он покойник. Воздуха начинает не хватать, а дальше будет только ещё хуже. Илья с наслаждением чувствует отголоски подступающей паники. Всё не в порядке, всё очень плохо. Илья пытается дышать, но у него не получается. Тело делает вдох, ещё один и ещё — но они бесполезные, не приносят облегчения, только ужас. Илья терпит ещё и ждёт. Хочет зайти так далеко, как сможет, насколько только хватит терпения. Мысли его постепенно редеют и растворяются. Темнота под веками становится плотнее, проникает сквозь уши в голову. Подкрадывается агонизирующая пустота. Илья забывается. Никакого Ильи здесь больше не остаётся. Он вдыхает — и ничего: файл стёрт, его больше не существует. Это ничто. Это дзен. Это смерть. Очень близко. И Илья чувствует, что вот-вот не выдержит. Сейчас — либо обратно в жизнь, либо с концами туда. И он отпускает бортик ванны и сжимает член в кулаке. И в то же мгновение кажется, что ниточка, связывавшая его с жизнью, всё-таки обрывается. Она так чётко возникает у Ильи перед внутренним взором. В пустоте и тишине — совершенной, очищенной — она лопается, растянувшись, как волос. А затем исчезает. Илье хочется посмотреть на неё ещё чуть-чуть, ещё хотя бы мгновение. Но мир вокруг уже обрушивается на него обратно — темнотой, неистовым желанием дышать, грохочущим в ушах и висках сердцем. Илья дёргается и пальцами разрывает пакет на лице. Делает вдох, один, другой, третий, и закашливается. Голова тяжёлая, вся кровь словно ударила вверх. Илья жмурится и, тяжело и часто дыша, срывает пакет с головы. Он остаётся болтаться у него на шее, вокруг скотча. Илья ложится обратно в ванну и закрывает глаза. «Блядь», — думает он, тяжело сглотнув.***
На следующий день ему пишет Фин, а значит — пора поработать. Очень кстати, и Илья, опять нахлебавшись Полисорба и стараясь особо не мотать головой, чтобы не тошнило, двигает в центр. Утром о том, что вчера между ним и Дианой случилось, думается легче. Илья приходит к выводу, что не могла Диана догадаться, что он гей, слишком сложно и неочевидно. Проблема была в чём-то другом. Пока едет сквозь серость тоннеля метро, Илья вспоминает, как она спрашивала, любит ли он её. Но это ведь тоже бред. Сколько они знакомы? Сколько общаются лично? Никто не говорит о любви так скоро. Значит, она имела в виду что-то ещё. Но вот что? От всего этого у Ильи только сильнее болит голова. Как он ни старается, понять Диану не может. С работы он тащит домой два искалеченных чьими-то ногами провода и кое-что от Фина. Сам Фин припёрся угашенный. Илья хотел с ним пообщаться, но у них возникли проблемы — Фин только тупил и хихикал. В таком состоянии он даже работать не мог, залипал то в одном углу, то в другом, и Гриша, весь кипящий от сдерживаемой ярости, отправил его домой. Илья видел, Грише очень хотелось что-нибудь высказать хотя бы ему, раз уж Фину сейчас бесполезно, но Илья так очевидно был не при делах, что даже этого у Гриши не получилось. На прощание Фин сунул зиплок Илье в карман, и тот был всем сердцем ему благодарен. Даже в неадеквате Фин про него не забыл. Так что, когда заруливает домой, Илья первым делом потрошит зиплок. Время ещё недостаточно позднее, и он, в порядке исключения, курит прямо на кухне в квартире дяди Антона, как последний мудак. В горле першит, а голову наконец отпускает. Илья растекается по табуретке, прижавшись спиной к холодильнику. Всё приходит в норму. Устаканивается. Илья расслабляется. Завтра опять поработает — ещё и деньги придут. Будет вообще нормально. Жить можно и даже нужно. К утру, правда, он опять так не думает.***
Диана ловит его через несколько дней в подъезде. Илья особо не торчал дома всё это время — то работал, то всё-таки законтачился с Фином и сидел у него. Пересёкся с Дианой лишь раз: она звонила в дверь, а он не открыл, притворился, что дома никого нет. Теперь так сделать не получается. Диана, словно чувствуя, что Илья предпочёл бы сбежать, цепляет пальцами край его толстовки. — Привет, — говорит она. — Привет. — Илья отзывается с запозданием. Здороваться особо не хочется, потому что совсем непонятно, чего ждать. Но, кажется, настроена она мирно. — Ты пропал, — несколько задумчиво говорит Диана. — М, да. Дела, — неопределённо отвечает Илья и смотрит, что будет дальше, шмыгает носом. Диана крутится из стороны в сторону, какое-то чисто детское, неосознанное, почти беззащитное движение. И Илья, вопреки всякой логике, снова чувствует к ней душевное расположение. Ублюдочная сцена в комнате покойной бабушки блёкнет. Илья думает, что зря так впечатлился вообще. Да ладно, в конце концов, они прилично напились тогда, а Диану развезло, по-любому, куда больше, чем его самого. Люди и убивают друг друга по пьяни. И что? Илья решает, что он идиот. Он опять шмыгает носом и спрашивает: — Ты как? Диана несмело поднимает глаза. — Не очень, — кисло отвечает она. Никакой агрессии или обиды. Илья сдаётся. Они просто делают вид, что ничего не случилось.***
Вскоре после этого Илья опосредованно знакомится с Дианиной мамой. Её звонок застаёт их на Дианиной кухне, и сначала даже кажется, что та рада. — О, — произносит Диана, — это мама, сейчас я поговорю тут. Она жмёт резиновую кнопку на своей старой «Нокии» и прижимает её к уху. Илья шмыгает носом и хлебает горячий чай. Их сегодняшняя встреча происходит в очень приличном формате — чаепитие, подобие человеческих разговоров. Пока их не прервали, Диана показывала Илье свеженький, ещё сырой от клея коллаж. Илья двигает картинку ближе к себе. На ней — мятая мозаика из овощей, вырезанных из рекламного каталога какого-то супермаркета. Коллаж называется, как Диана успела сообщить, «Что получает Бобби». Бобби — это собачка в углу картинки, и у неё шесть ног — четыре своих и одни человеческие, которые Диана почему-то не отчекрыжила вместе с остальным родным фоном собачки. Илья спросил, драматическая ли это история, раз Бобби получает овощи, ведь собака была бы больше рада какому-нибудь мясу, хоть колбасе. На этом месте их и прервал звонок мамы. — Да, хорошо, — мяукает Диана в телефон, встав у окна. Свободной рукой она теребит кружевную штору. — Нет. Я не знаю. А ты приедешь? Тут целая куча вещей, я не знаю, что с ними делать… Не можешь? Ну, а на следующей неделе? Ну… Что-то мама ей такое отвечает, что Диана постепенно сдувается. Она перестаёт задавать вопросы и всё больше отвечает лишь «да» или «нет». Голова её опускается, она заметно сжимает челюсти, когда молчит. Илья обращает внимание, на что она смотрит — на мёртвую муху на подоконнике. — Да, — говорит она ядовито. — Да, я собираюсь, разумеется. Я что, идиотка совсем, по-твоему? Трубка что-то тарахтит в ответ, и интонации раздражают даже Илью. Ясно, что Диану за что-то отчитывают. — А так бы я это, по-твоему, не сообразила, да? Да я… Да я не хамлю! Нет, это ты начинаешь! Зачем ты это спрашиваешь? Это что, не очевидно, по-твоему? Я тебя спрашиваю, ты думаешь, я совсем тупая? Что значит прекратить разговор, да это не я начала, это ты меня стала спрашивать зачем-то! Ты что, не понимаешь, мне тяжело! Она умерла только что? Я что, должна сразу же кидаться радоваться и жить, как психопатка? Что?.. Это ты её не любила, поэтому тебе насрать! Нет! Ты вообще ничего не чувствуешь, ты вообще, да когда Ян ушёл, ты… Мама, похоже, бросает трубку. Диана в ярости хлопает телефоном об стол. — Да пошла ты! Руки её, сжатые в кулаки, дрожат. — Да чтоб ты сама сдохла! — рявкает Диана на телефон. Илья незаметно отодвигается на табуретке поближе к стене. Часто дышащая Диана поднимает на него голову. — Она такая сука! — восклицает она. — Ты просто не представляешь. — Я вижу, — примирительно говорит Илья. Диана садится и сокрушённо роняет голову на ладони, уперевшись локтями в стол. — Я хотела у неё денег попросить, но она начала вот это всё про то, что я не работаю. Блядь! Как будто сейчас это важно! Она просто поехавшая. Пока бабушка была жива, пипец, вообще её не ебало, что я делаю. Теперь опомнилась. Вот на хрена звонить и это говно на меня выливать? Вот чтобы что?! Диана вперивается в Илью взглядом. Тот не знает, что и сказать. Он растерянно шмыгает носом и пододвигает к себе поближе подостывший чай. — Она хочет, чтобы ты устроилась на работу? — спрашивает он. — Или сдохла! Я не знаю, — выплёвывает Диана с отвращением. — Ей вообще насрать, в каком я состоянии. Илья кладёт руку Диане на плечо. — Я никогда не работала, — признаётся она, смягчившись. — О-о, — выдыхает Илья. Диана вдруг совсем скукоживается, голос становится несчастным. — Блин, Илья, мне так страшно. Она протягивает к нему руки, и как-то так получается, что перетекает к нему на колени. Илья обнимает её немного испуганно, а Диана утыкается острым подбородком ему в плечо. От её свитера пахнет нафталином и шерстью. — Я знаю, что надо. Я сама всё это понимаю, я же не идиотка, — причитает Диана. — Но я просто не знаю как. Я никогда этого не делала. У меня даже нет идей. У меня только эта ёбаная шарага бесполезная. И даже она незаконченная. — Блин, но аттестат-то у тебя есть? — спрашивает Илья. — Ты сколько классов закончила? — Да есть, конечно. Не в этом же дело. Просто понимаешь, кому я вообще нужна, блин?! — вдруг взвывает она с отчаянием. Илья вздрагивает, но потом обнимает её крепче. Немного подумав, он говорит: — Ну, я могу тебе с чем-то помочь. С чем сам понимаю там. — Он шмыгает носом. — Ну, что-то такое. — Правда? — Блин, да. Это не сложно.***
Расклад вызывает у Ильи некоторую тревогу. Выясняется, что у Дианы, кроме нулевого опыта, ещё и нет даже выхода в интернет. Илья раньше не обращал на это внимания, но никогда не видел в квартире Дианы компьютера или хотя бы смартфона. Только кнопочная «Нокия». И не будь тут его, не законтачься они, непонятно, как бы Диана справлялась. — А как так? — не понимает Илья. — Ну, у меня был телефон, но он сломался несколько лет назад. Я хотела отнести его в ремонт, но не отнесла, — объясняет Диана. Она немного поплакала, а затем они решили вместе посмотреть какие-нибудь вакансии. Они устраиваются на кровати в комнате бабушки. — А ты сам кем работаешь? — спрашивает Диана. — Звук собираю, — отвечает Илья, открывая поиск в телефоне. — Это как? — Это, ну… Ну, знаешь там, когда кто-то выступает или там собирается что-то включать, типа там музыка, чтобы всё работало, микрофон, колонки… — Илья неуверенно поднимает глаза. — Ну, всякая такая хуйня для разных мероприятий, короче. Понимаешь? Диана моргает. — И много платят? Илья ухмыляется. — Нет. — Тогда зачем ты это делаешь? Вопрос Илью удивляет. Зачем? Потому что оказался не годен для чего-то более оплачиваемого? Потому что не амбициозен? Потому что функционировать даже на таком низком уровне слишком тяжело? Потому что ему ничего не надо и он тут временно? Так, просто терпит. Пережидает. — Не знаю, — говорит Илья. — Наверное, потому что мне похуй. Диане то ли не интересно на самом деле, то ли её такой ответ полностью удовлетворяет, но она больше ничего не спрашивает. Илья и не ждёт, что она станет им интересоваться, он уже давно в курсе, что каждый страшно занят только собой. Но тем не менее пустота, живущая у него внутри, отзывается болезненным спазмом. Неприятно постоянно по мелочи убеждаться в том, что ты прав. — Вот, смотри, — говорит он, открыв ленту с вакансиями и пристроив телефон поближе к Диане.***
Илья не собирался влезать в это дело глубоко и надолго, но как-то так получается, что они сидят до позднего вечера. Ему уже давно хочется спать, есть, курить, но Диана всё никак его не отпускает. Под конец он отдаёт ей свой телефон и просто безучастно валяется рядом, разглядывая узор на ковре на стене. Диана сидит по-турецки, подперев голову кулаком. Илья видит только её согнутую спину и разметавшиеся поверх майки волосы. Её коленка неудобно упирается ему в бок. — Вот здесь семьдесят восемь, пишут, — произносит Диана. — Сколько за смену, смотри сразу, — в который раз повторяет Илья. Он уже объяснял: по факту зарплата оказывается вдвое, а то и втрое меньше той, которую помещают в заголовок объявления, но Диане почему-то нравится так обманываться. Она только отмахивается, словно Илья ничего в этом не понимает, а спорить ему надоедает почти сразу. Какой смысл? Диана упёртая, как корова, а Илье всё больше хочется полежать где-нибудь в другом месте, где никто не будет его дёргать и донимать. Но уйти без телефона он не может, дело вязнет, за всё это время они так никому и не позвонили. Илья скашивает глаза на часы на стене. Часовая стрелка миновала девятку — двадцать один час четырнадцать минут. — Уже поздно, — говорит Илья. — Сейчас звонить бесполезно. Давай, выпиши, что ты присмотрела, и я пойду. Диана оборачивается, жалобно заскулив. — Ты уходишь? Но мне так ничего и не попалось нормального! Я так ничего не выберу. — Бля, Диан… — Илья поворачивается на бок и опирается на локоть, чтобы подняться. Он устал даже слишком для того, чем они занимались. — Завтра ещё посмотришь. — Завтра? — Диана вцепляется в это слово, как клещ. Илья не хочет «завтра», если оно будет такое же, как сегодня, но выбора у него уже нет. Он сам вызвался ей помогать. К тому же кто, если не он, вообще? Смутно в голове мелькают мысли о Дианиных родственниках, но что-то Илья не видит, чтобы они спешили решать её проблемы. Поэтому… — Ну да. Завтра, — соглашается он. — Я приду. Диана смотрит напряжённо и очень внимательно. — Обещаешь? — спрашивает она. — Да. — Хорошо. Завтра. — Она возвращает ему телефон.***
Завтра для Ильи наступает в половине десятого утра. И сначала, проснувшись от того, что кто-то трезвонит в дверь, он даже шевелиться не хочет. Несколько раз он мысленно отправляет пришедших на хуй, затем дёргается и резко садится. Что, если это дядя Антон? Мутными со сна глазами он окидывает комнату. Есть ли на виду что-то, чего дядя Антон видеть не должен? А на кухне? А в ванной? Илья подрывается и идёт оббегать всю квартиру. Только утрамбовывая поглубже в мусорное ведро пачку из-под кумаковских успокоек, он вдруг вспоминает, что дядя Антон всегда предупреждает, прежде чем заехать, а прийти мог только один человек. Звонок продолжает с неравными промежутками резать тишину квартиры. Илья резко успокаивается и идёт открывать. — Привет, — говорит он. — Заходи. Ща я оденусь только. Напряжённая Диана шагает из коридора в прихожую. Вид такой, словно она думала, что Илью придётся принуждать исполнять их уговор силой, — решительный и почти злой. Илья думает, что это хуета какая-то. Он ведь ясно сказал, что зайдёт к ней сам, ни о чём они не договаривались, и уж тем более нет повода так нагнетать. Пока он натягивает штаны и майку, Диана устраивается на его кухне. Илья, зарулив к ней, ставит греться чайник, отдаёт ей свой телефон и уходит чистить зубы и умываться. Всё повторяется, как и вчера. Диана принимается рыться в вакансиях, и Илья в какой-то момент начинает всерьёз подозревать, что она смотрит одно и то же по кругу. Он уходит курить на лестницу, возвращается, заваривает им по чаю повторно, проверяет соцсети и почту с ноутбука, поливает цветы — Диана всё сидит, уткнувшись носом в телефон с очень сосредоточенным видом, и на Илью даже не оглядывается. Илья чувствует, что ждать дальше уже бесполезно. — Ты что-то выбрала? — спрашивает он. Диана хмурится и чуть поводит головой, мол, не мешай, указательным пальцем прокручивая ленту вниз. Илья не совсем понимает, что происходит. — Слушай, — пробует он. — Давай ты, может, хоть куда-то попробуешь позвонить? Диана нахмуривается сильнее и всё так же на него не глядит. Илья совсем теряется. Он мнётся на месте, тоже хмурится, шмыгает носом. Затем предлагает: — Ну, хорошо, ладно. Хочешь, может, я позвоню? Реакция следует незамедлительно, словно только этого предложения она и ждала. Диана всучивает ему телефон в руки. — Да, давай, пожалуйста, позвони! Она присасывается к остывшему чаю и выпивает его большими глотками до дна, затем хватается за какой-то пакет, кажется, там когда-то давно были сушки, а теперь остались одни их обломки. Илья медленно садится на табуретку у окна и прислоняется плечом к подоконнику. Диана делает вид, что ей ужасно интересно разглядывать завал на столе. — Я позвоню. Я же не отказываюсь, — говорит ей Илья, и лишь после этого она наконец на него смотрит. — Ты боишься, что ли? Диана кривит лицо, точно скажет сейчас что-нибудь резкое, но Илья успевает её опередить: — Да нормально, ты чего? Ну, подумаешь. Всё страшно в первый раз. Это нормально. Диана поводит плечом и возвращается к разглядыванию его баночек, пакетиков и коробочек. Пододвигает к себе какой-то завязанный в узел кулёк. — Если хочешь, можешь есть, что найдёшь, — разрешает Илья. Он выбирает одну из нескольких десятков открытых вкладок, пролистывает до номера и копирует его в набор, прижимает телефон к уху. Идут гудки. В первом месте их быстро заворачивают, потому что обязательно нужна медкнижка. — Я же буду посуду мыть, какое им вообще… — возмущается Диана. — Так в том-то и дело. Представь себе, да? Придёт кто-нибудь заразный и давай эту посуду намывать, и что потом будет? Нет, всё, забей. Они правы. — Но я не заразная! — Ну, это ты так думаешь. Но ты же не знаешь этого наверняка. Он жалеет о том, что это сказал, почти тут же. Диана, вскочив с места, толкает его в бок: — Илья, ты что, офигел?! Сам ты заразный. Илья хватается за собственное плечо, пытаясь от неё увернуться. — Бля, Диана… Она опять толкается и совсем вжимает его в подоконник. Табуретка чуть не уходит из-под Ильи вниз, клацают глухо о линолеум ножки. Илья ловит Дианины руки. — Да тихо, всё, успокойся. Это просто такие правила. Государство придумало, блядь. Может, и я заразный. — Что значит «и»? То есть я уже точно заразная, по-твоему? — Да нет, ну, блин. Это работает по-другому, — мотает головой Илья. — Заразен любой, кто не докажет обратного. — Мы поэтому не занимаемся сексом? Потому что ты думаешь, что я заразная? Илья теряет дар речи. Он перестаёт удерживать Диану, и она освобождается, встаёт прямо. Несколько мгновений они молча таращатся друг на друга. Потом Илья шмыгает носом, сглатывает и отмирает. — Нет, — говорит он. — Нет. Во-первых, есть же презервативы, это так не работает. Во-вторых… — Просто это странно. Мы же встречаемся, а ты никак не… — прерывает его Диана. — Мы встречаемся? Тут Илья теряется уже во второй раз. Диана поднимает брови, мол, а ты не знал? На лице ни тени сомнения. — Бля, — выдыхает Илья. Такого он точно не ожидал. — Нет, погоди. В смысле? Когда это произошло-то вообще? — В смысле когда? Илья, ты чё, издеваешься? — Но погоди. — Ты прикалываешься сейчас? А что тогда, по-твоему, между нами происходит? Когда люди встречаются, они целуются, обнимаются, занимаются сексом, проводят время друг с другом, помогают там. Но я не понимаю. Ты думаешь про меня что-то плохое, поэтому мы не трахаемся? Пока Илья её слушает, у него вскипают мозги. Он поднимает руки, прося Диану немного притормозить. — Погоди, нет, стой. Дай мне минуту. Ему нужно понять, как сформулировать, чтобы не начать орать в ответ чепуху и не завести Диану ещё сильнее. — Слушай. — Он осторожно подталкивает её к столу. — Ты это, сядь, ладно? Диана нехотя, но слушается, садится и пододвигается на табуретке к самому углу стола, поближе к Илье. — Что? — Слушай, просто… — Илья собирается с силами. — Похоже, мы немного не так друг друга поняли с самого начала. Я не… Понимаешь, я… — Илья поднимает глаза и всё-таки говорит это, хотя и знает, что Диане его слова точно не понравятся: — Я не думал, что мы встречаемся. И я не думал, что ты думаешь, что мы встречаемся. Понимаешь? Для меня это было, э, ну, так, как бы без отношений. Мы же не договаривались об этом, верно? На всякий случай, пока Диана не взорвалась, Илья берёт её за руки. — Я не хотел тебя обижать. Я просто не понял, что ты так думаешь, понимаешь? Она переваривает какое-то время. Илья ждёт, ощущая лёгкий мандраж. Диана, придя мысленно к какому-то выводу, кивает и говорит: — Понятно. Но теперь-то ты в курсе, что у нас отношения. Илья нервно усмехается. — Вау, — говорит он. — Что? — Нет. Я в курсе, что ты так думала. Ладошки Дианы в его руках сжимаются в кулаки. — Что ты хочешь этим сказать? — Ну, что сказал. Вышло недоразумение. Мы друг друга неправильно поняли. — Ну, хорошо. Но сейчас-то мы поняли друг друга правильно? — Я не знаю. — Илья, что ты… — Диана с раздражением отпихивает его руки. — А зачем ты тогда целовался со мной? Ты что, из тех парней, которые просто используют девушек, а потом выбрасывают? Илья вспоминает, при каких обстоятельствах поцеловался с Дианой впервые. Он целовался. Кое-что в этой формулировке очень сильно не так, но поднимать эту тему ему хочется в последнюю очередь. Не обвинять же Диану в том, что она воспользовалась его невменяемым состоянием. Хотя так и было. Илья чувствует внутри укол гадливости и обиды. Это она всё за него решила, а теперь он же и виноват. «Использует девушек. Пиздец», — думает он. — Нет. Я так не делаю. — Ну и что тогда? Ты либо блядун конченый, либо ты нормальный человек и тогда делаешь вот это всё со своей девушкой, — категорично заявляет Диана. Она пытается загнать его в угол, понимает Илья. — Только со своей девушкой? А другие виды человеческих отношений ты не рассматриваешь? Что, чтобы потрахаться, обязательно надо встречаться? — Да. Конечно, да. Нормальные люди для этого и встречаются. А если ты шляешься по бабам без разбору и отношений, то ты та же блядь! Это вообще-то ненормально. Это значит, что с человеком что-то не так, что у него отклонения какие-то. «Понятно, — думает Илья. — Значит, я конченый и ненормальный и с отклонениями. Впрочем, ничего нового». Он шмыгает носом, кивает и невесело улыбается. — Ага. Я тебя понял. А если я скажу, что вот мы-то с тобой не встречались, это значит, что и с тобой что-то не так, раз мы целовались при этом? — Нет! Это значит, что с тобой что-то не так, потому что ты меня обманул! — Но я тебе ничего не обещал! — Это неважно! — Блядь, Диана, ты вспомни тот вечер, а? Я был в дрова. Ты думаешь, человек в таком состоянии может принимать обдуманные решения? Я тебя не обманывал. — Но мы же поговорили! И ты ничего не сказал. Ты не стал возражать! Что-то в том, что он пьяный забыл, содержалось важного, Илья это чувствовал. Он морщится и признаётся: — Я не помню ничего. Я был в дрова, ещё раз. Диана всплёскивает руками и вскакивает. — Так это только твои проблемы! — рявкает она на него сверху. Илья инстинктивно вжимает голову в плечи. Вот сейчас она возьмёт газету и начнёт пиздить его по голове, рассказывая, какой он никчёмный. Илья вздрагивает и смаргивает наваждение. Нет. Это другая, не та женщина. Да и он уже не маленький мальчик. — Если ты так думал, зачем потом ты общался со мной? Зачем ты пошёл со мной в церковь? Зачем ты потом со мной опять целовался? Что, хочешь сказать, ты этого не хотел и это я тебя заставила? Илья, ты просто врун! Ты отвратительный! Зачем ты это всё говоришь? Зачем ты из меня делаешь плохую? Я ничего не сделала, это ты… — Диана из гневных воплей скатывается в предслёзное состояние, глаза её наполняются влажным блеском, голос начинает дрожать. Илья понимает, что надо это как-то заканчивать. Надо успокоить её любым способом. — Диан, Диан, послушай. — Не трогай меня! — Да тихо ты. Я ничего такого не хотел сказать. Успокойся, пожалуйста. Я не имел в виду, всё… не плачь. Я правда… Диана замолкает, закрывает лицо руками и вздрагивает. Илье хочется себя чем-нибудь ударить. Какой же он кусок говна. Он ловит подол её майки и тянет на себя. — Прости. Иди сюда. Ну всё, нет, я ничего этого не говорил. Не надо, пожалуйста. Через силу, но Диана ему поддаётся, дрожащая и хлюпающая носом, забирается к нему на колени. Илья гладит её по волосам. — Прости. Всё не так. Давай ещё раз спокойно поговорим просто. Диана, до этого молча всхлипывавшая в собственные ладони, взвывает: — Все хотят меня оттолкнуть. Все хотят от меня избавиться! — Блядь, нет. Неправда. — Правда. — Она громко хлюпает носом. — Никто не приезжает. Никому из семьи нет до меня дела. Никто мне не помогает. Всем плевать на меня. Они хотели бы, чтобы меня вообще не было. Последняя её фраза отзывается внутри неожиданной болью. Илья замирает, переставая дышать. Они чем-то похожи. И, наверное, поэтому Диана ему и симпатична. Это своеобразная солидарность, родство опытов. Илья тоже никому не нужен, если подумать. Никогда не знал, что такое быть желанным ребёнком. — Нет, — произносит он. — Не говори так. Вообще не думай так никогда. Диана в ответ только всхлипывает и тоненько подвывает, и Илья, сам того не осознавая, начинает её укачивать. Диана оплетает его руками и прячет мокрое лицо у него на плече. — Я тебе не нравлюсь, — говорит она в какой-то момент. Илья качает головой. — Нет, это не так. Ты мне нравишься. — Но ты говоришь, что мы не встречаемся. — Я просто… — Илья сдувается. Он не знает, как ей объяснить. К тому же, скажи он сейчас, что сомневается, что вообще может с девушками, нового взрыва не миновать. Он не уверен. Илья цепляется за эту мысль. «Я же не знаю на сто процентов», — говорит он себе, хотя где-то в глубине чувствует, что на самом деле уже знает ответ. — Мы просто, понимаешь, у меня сложно с отношениями. Я не уверен, что у нас что-то получится. Ну и, если я скажу, ладно, хорошо, вдруг потом всё будет только намного хуже? — Мне всё равно, — убеждённо заявляет Диана, крепче в него вцепившись. — Ну блядь, ну как всё равно? Ты понимаешь? Правда хуйня может выйти. Я не… — Илья шмыгает носом. — Я хуёвый, Диан. Честное слово. — А мне плевать. Илья не знает, что на это ответить. Он уже всё сказал, и ему ни хрена не нравится то, что между ними творится. Но Диана, вытерев лицо руками, а затем размазав свои слёзы об его майку, лезет к нему целоваться, и под её напором Илья опять прогибается, ощущая себя совершенно беспомощным и неспособным противостоять ей. Они звонят ещё в несколько мест, и в одной курьерской фирме Диане предлагают выйти поработать уже завтра. Она соглашается, и они вместе смотрят схему метро и высчитывают, во сколько ей нужно будет выйти из дома. — Это просто, — говорит ей Илья. — Всё получится, не бойся. Диана не выглядит уверенной, но Илья верит, что она вполне способна справиться с этим. — Будильник только не забудь поставить. У тебя же есть будильник? — Да, есть, конечно. На этом они и расходятся. И Илья остаётся один — переваривать тот факт, что у него теперь отношения. Хочет он их или нет.***
Он не сразу понимает, что это засада. В первый раз Диана тупо просыпает работу и приходит в ужасное расстройство по этому поводу. Илья полдня пытается убедить её, что это не катастрофа, что мир не разрушился и надо просто позвонить и извиниться, может, эти ребята согласятся дать ей ещё один шанс. Диана в ответ выдаёт ему тираду про унижение и чувство собственного достоинства, но Илья тираду отбивает, аргументируя тем, что это просто дикая фантазия, существующая только у неё в голове. И это прокатывает. Во второй раз Диана теряется и так и не добирается до курьерской фирмы. Просто ездит по городу пару часов и возвращается обратно. Они вместе решают поставить на фирме крест. Проебаться два раза, даже не приступив к работе, — это уже, считай, испорченные отношения с начальством. Они договариваются с другим местом, поближе и там, где Диане всё точно знакомо. Но тут ей внезапно становится очень плохо. Так плохо, что с постели она встать не может. Илья думает: «Ладно». В конце концов, это ведь её дело. Он, не вмешиваясь, наблюдает. Проходит день, два, неделя. Тема заработка больше не поднимается. Сентябрь подходит к концу. Холодает, включаются частые, грустные дожди. Листья падают, раскисают в рыже-коричневую кашу, и дворник собирает кашу в большие полиэтиленовые мешки вместе с собачьим дерьмом. Илья всё чаще по ночам дует на лестнице. Осень — время смерти и разложения. Когда упадёт первый снег — станет легче, это Илья знает точно. Но пока небо только гнетёт, и тьма становится с каждым днём гуще.***
— Как думаешь, если человек почти ни с кем не общается, не работает, не сидит в интернете, ходит в чужой и старой одежде, не выходит гулять даже, постоянно плачет из-за любой херни, потому что накручивает себе с три короба, он… — Это кто это? — перебивает Кумаков. Его бородатая рожа занимает весь экран телефона, и без того большой нос выглядит просто огромным. Илья, опёршись спиной о холодильник, ковыряется в тарелке с макаронами. Телефон стоит, прислонённый к пустой чашке. — Это… — Илья не хочет рассказывать Кумакову правду, боится, что тот скажет, что он еблан и делает всё неправильно, Илья и сам подозревает, что это так. — Ну, знакомая тут одна. — Знакомая знакомого? — уточняет Кумаков лукаво. — Да. — Илья шмыгает носом и, смутившись, улыбается. — Ты всё правильно понял. — Ладно. Не хочешь — не говори. — Да я не… — пытается начать оправдываться Илья, но Кумаков его останавливает. — Да не надо, не переживай. Что там знакомая? Это всё? Илья перебирает в памяти эпизоды их общения. — Ну, ещё, знаешь, какие-то идеи странные. А-ля параноидальные, что все от неё избавиться хотят или что её ненавидят там. Про ненависть было совсем недавно. Диана принялась сочинять, что люди с той работы, куда она так и не добралась, как-то запомнили её и желают ей зла. — Типа вот точно бред. Вот точно совсем не объективно. — Ну, так может и шиза дебютировать, — немного подумав, спокойно говорит Кумаков. — А сколько лет девочке? — Бля, — выдыхает Илья. Кумаков озвучил самые неприятные его подозрения. — Я не знаю. Ну, где-то как мне, наверное. Около того. Ты серьёзно про шизу? — Да, вполне. Ну и возраст вполне подходящий. Так оно всё и начинается. Илья утыкается взглядом в макароны — разбухшие бледные тельца. Он их переварил, а теперь они ещё и остыли и на вкус совсем дрянь. Илья шлёпает сверху в тарелку больше соевого соуса. — А что-то ещё? — особо ни на что не надеясь, спрашивает он. — А что-то ещё — это может быть что угодно, на самом деле. Близкая знакомая? — Ну, в каком-то смысле. Кумаков, до этого смотревший куда-то в сторону, обращается взором напрямую к Илье. — Только не начинай её спасать, — жёстко говорит он. — Сам выгоришь и помочь ни хрена не сможешь. Мой тебе совет… — Минуточку. Ты же сам постоянно только этим и занимаешься. Находишь какую-нибудь бедовую бабу и начинаешь решать её проблемы. — Совершенно верно. И именно поэтому и советую. Брось это дело. Оно тебе не надо. Не в твоём состоянии. Поставить родственников в известность и сдать им — вот что ты можешь сделать. — А если родственники хуйня? — Ну. — Кумаков выпячивает губы. — Тогда психоз, принудительная госпитализация. — Бля… — Жизнь жестока. — Ещё даже не факт, что у неё вообще шиза. — Разумеется. Я только предположил. Ты-то сам как, дорогой мой? Порядок? Илья шмыгает носом. О себе он старается по возможности не задумываться. — Нормально, — ограничивается он одним словом. — Вот и славно. Мне тут мой доктор драгоценный такие пилюли прописал, тебе будет интересно. — Кумаков пускается в обширное описание плюсов и минусов новых пилюль. Илья старается слушать, но то и дело выпадает, задумываясь о Диане. Представлять, что она сойдёт с ума, ему больно.***
Её звонок застаёт Илью на работе. Они заканчивают. Фин, мурлыкая что-то себе под нос, запихивает в чемодан непонадобившиеся провода. Гриша перетирает с организатором. В этот день они в большом зале на Войковской, снова в йога-центре, и повсюду шныряют женщины в обтягивающих лосинах, с красивыми бутылочками и ковриками под мышкой. Лосины не оставляют воображению никаких шансов. Фин украдкой разглядывает нежно-розовые, сиреневые и бирюзовые жопы. Илья тоже, потому что не смотреть нет никаких сил. Диана выдёргивает его, когда Илья встречается взглядом с одной из хозяек жоп. У неё сложное лицо, по которому совершенно ясно, что она всё поняла, но не ясно, что по этому поводу думает. Илья чувствует себя полным придурком. Он нажимает «приём» и прижимает телефон к уху. Отвечать на самом деле не очень хочется, но он знает по опыту, что потом Диана обязательно вынесет ему мозг. — Да, привет, — отзывается он. Хозяйка жопы улыбается злорадно и почти триумфально, поправляет свои туго сидящие тоненькие лосины. Там совершенно точно нет никаких трусов. «Какие ж ебанутые люди бывают», — думает Илья. Для него всё это из разряда тех же перверсий, какими болеет он сам. — Илья, — тоненько произносит Диана, и он мгновенно забывает и про жопы, и про работу. — Что случилось? Диана хлюпает носом и явно опять в слезах. Вчера вечером она приходила, чтобы сообщить, что всё-таки договорилась и собирается съездить на работу. И с утра, когда Илья уходил сам, он даже звонил ей в дверь, чтобы проверить. Её дома не было, значит, действительно усвистала. — Тебя кто-то обидел? Скажи, Диан? Что? — Мне, я… — Диана всхлипывает. Илья пугается по-серьёзному. Вдруг случилось что-то реально плохое? Вдруг в этом месте оказались какие-нибудь пидорасы и отморозки? — Диан? — Я так… я так устала. — Её наконец прорывает. — Я не могу так работать. Илья, я отвезла только один заказ, но я просто больше не могу. Я не выдержу! Эта работа не для меня, понимаешь? Это просто невозможно, всё время ехать в этом метро, стоять. Я так устала. Илья выдыхает. Ничего катастрофичного или нового. — Я даже доехать домой не могу. Я хочу полежать. Мне так плохо. Это так ужасно. Это какой-то ужас. — Бля, Диан. Диан, слушай. Где ты сейчас? — Я, — она всхлипывает и прерывается, — не знаю. Я у торгового центра. Я не знаю. — У какого торгового центра? — Я так хочу домой. Где ты? Ты можешь приехать и забрать меня? Илья оглядывается на Фина. Тот наблюдает уже не за жопами, а за ним. Они собирались зависнуть у него дома, как закончат. Но, кажется, это дело придётся перенести. — Метро какое? Скажи, где ты? Куда ехать-то? — спрашивает Илья Диану. Фин тем временем подгребает к нему поближе. Чемоданы собраны. Зал очищен. — Я на Кантемировской. — Ладно. Но мне долго ехать. Ты уверена, что хочешь всё это время ждать? Может, ты лучше сама потихоньку поедешь домой? — Нет, не поеду. Я подожду. Приезжай, пожалуйста. Илья, пожалуйста! — Ладно. Хорошо. Илья отключается и обращается к Фину. Тот немного грустно улыбается, смотрит своими прозрачными голубыми глазами из-под наехавшей на лоб банданы, и Илье так хочется остаться с ним, а не пилить через полгорода, чтобы заниматься Дианиной реанимацией. — Что, бросаешь меня? — с ухмылкой спрашивает Фин. — Бросаю, — соглашается Илья. — Это кто это у тебя там такой завёлся? — Моя девушка, — сам не веря, что это говорит, отвечает Илья.***
Диану он находит на лавочке возле касс «Ашана». Она сидит, взявшись обеими руками за коленки, и затравленно зыркает по сторонам. Илья шлёпается рядом на лавку. — Илья! — Диана сразу вцепляется в его локоть. Нос у неё красный, глаза опухшие. Илье становится её жалко. Она тут сидела, плакала в одиночестве, а он — он и ехать к ней не хотел. Мразь и сволочь, и не друг он для неё вовсе. Илье становится от себя противно, но в большей степени от того, что находиться здесь он совсем не хочет. За спиной у них гудит «Ашан», пищат кассы, шуршат пакеты. Какая-то бабка взгромождает две хозяйственные сумки на лавку вплотную к Илье и начинает суетливо застёгивать зимнее пальто. Она в шапке, шарфе и дутых ботинках — одета так, словно на улице минус, а не пятнадцать тепла. Диана дёргает Илью за локоть, привлекая его внимание. — Я так хочу есть, — жалуется она. Илья окидывает взглядом окружающее пространство: одни бесперспективные магазины с ботинками и салон сотовой связи. Торговый центр совсем небольшой, и, кажется, тут нет фуд-корта. — Там внизу пицца была, — подсказывает Диана. Илья морщится, но думает: «Бля, ладно». Что теперь сделаешь. Они встают, огибают бабку с сумками и идут искать пиццу, на которую Диана, видно, уже давно нацелилась. Помещение совсем крошечное — прилавок, табло меню и два одноногих столика, пристроенных по углам. Это место работает в основном навынос. Но за вторым столиком одетая в серое драповое пальто мамаша с красивой укладкой кормит своего вертлявого, непослушного мальчика. — Боря, еш-шь, — шипит она на него. Боря крутит головой, болтает языком и закатывает глаза. Голодным он совсем не выглядит. Пицца дорогая, а денег жалко. Илья планировал их потратить совсем на другое. Он вообще копил на тёплую куртку — старую прошлой весной угробил, уронив случайно в костёр. К тому же скоро за квартиру платить, а ещё день рождения у матери. И не то чтобы деньги за пиццу были такими великими, но он всё равно ощущает себя жалким и немного обманутым. Диана, видя, что Илья совсем не интересуется своей частью, уминает два из положенных ему трёх кусков. Над первым же Илья долго уныло клюёт носом, и тот совсем остывает и, кажется, даже сморщивается. Там колбаса, маленькие, скукожившиеся от огня грибы. Илья жуёт на автомате, просто чтобы с этим покончить. Еда не радует.***
— Я хочу напиться, — заявляет Диана, когда они оказываются дома. Илья, впавший в оцепенелое отвращение ко всему окружающему, думает, что и он, наверное, тоже. Но лучше даже принять что-нибудь и отрубиться часов на двенадцать. В идеале не просыпаться вообще. Они тормозят в общем коридоре перед квартирами. Илья проходится мысленным взором по своим шкафам и полкам. — У меня закончилось бухло, — говорит он. — У тебя что-нибудь есть? Диана качает головой. Илья представляет, что сейчас придётся выйти обратно на улицу, тащиться в магазин, стоять в очереди, и хочет сесть прямо там, где стоит. — Бля, не, давай потом. — Илья. — Всё, не, я не хочу никуда идти. Он шмыгает носом и лезет в карман за ключом. Полежать, поспать, подрочить, может быть, посмотреть какой-нибудь фильм, где у людей реальные проблемы, а не вот это всё. — Ты кидалово, — объявляет Диана ему в спину. Илья только криво улыбается и тыкается лбом в дверь. Он кидалово. — Ладно, — соглашается он, проворачивает ключ в замке и проскальзывает внутрь своей квартиры. Он кидалово, и вообще чмо, урод и придурок, и пользы от него ноль. «Это не новость», — думает он, пока скидывает кроссовки. Может, стоит объяснить это Диане более доходчиво, чтобы она не строила никаких надежд и иллюзий? Не думала, что он сможет ей чем-то помочь. Илья не находит сил стянуть ветровку, так и валится в ней на диван. Тело тяжёлое и уставшее. Хочется спать. Но когда Илья закрывает глаза, понимает, что уснуть точно не сможет: мозг продолжает прокручивать одну и ту же парашу из обвинений, упрёков и оскорблений. Где-то под жирным слоем из всего этого дерьма теплится ещё даже более невыносимая, стыдная — жалость к себе. Диана заявляется к нему с бухлом через полчаса, как раз когда Илья подрубает фильм. — Вот, — говорит она, протягивая шуршащий пакет, — я купила. Илья пропускает её в прихожую, суёт нос в пакет. Там портвейн, кусок унылого на вид российского сыра, яблоки, шоколадка, ещё какая-то бормотуха. Илья поднимает глаза на Диану и думает, что сегодня они по-любому должны поебаться. Если накидается достаточно, возможно, сможет это перешагнуть. До близкого знакомства с Дианой представлять секс с девушкой почему-то было проще. Теперь эта тема вызывает внутренний ступор, Илья словно упирается в забор — дальше нет хода. Он шмыгает носом и морщится. Загоняется на пустом месте. Это ведь почти то же самое, что с парнем. Дело в голове и в настройке. Это всё фигня, чушь и бред. Реально актуальная проблема — есть ли у него резинки? Илья подвисает, пытаясь вспомнить. Диана тем временем уже разделась, сняла обувь и направилась на кухню. — Не, пошли в комнату лучше, — окликает её Илья. Резинок как-то даже слишком дохуя, словно сам господь намекает, что тут без вариантов — Илья находит парочку в рюкзаке и ещё несколько в коробке с лекарствами. Это почти расстраивает. — А что ты смотришь? — спрашивает Диана. Она устраивается на диване со всей основательностью, обкладывается бутылками и шоколадкой, тарелку с порезанными яблоками и сыром ставит себе на колени. Илья упирается взглядом в её босые ступни. — «Снежный город», — говорит он. — Это что-то про Санта-Клауса? — Нет. Про австралийского серийного убийцу. Проходит всего минут десять от фильма, когда Диана, видно и так терпевшая с самого начала, встревает. — Слушай, а можно что-нибудь другое? — с кислой физиономией спрашивает она. Илья её в принципе понимает. Это не то кино, которое будешь смотреть, чтобы взбодриться или утешиться. Но ему нравится. И Диану он вообще-то не приглашал. При мысли, что придётся выключить и найти что-нибудь другое, что будет по душе именно Диане, Илья внутренне озверевает. — Нет, — говорит он, глядя в экран. Диана издаёт жалобно-недовольный стон. Илья шмыгает носом и старательно её игнорирует. «В конце концов, блядь, ей не пять лет и я не её папочка», — думает он. Однако ощущение, что он не прав, всё равно возникает фоном. Илья протягивает раскрытую ладонь к Диане. — Дай мне тоже. Она всучивает ему бутылку. Илья читает этикетку. Хорошо хоть, что Диана не купила чего-то сильно крепкого и они не смогут нажраться как свиньи. Илья прикладывается к бутылке. Во рту становится кисло, сладко и терпко, вкус спирта шибает в нос. Диана под боком громко хрустит яблоком. На экране ноутбука мамаша главного героя идёт драться с соседом-педофилом. — Ладно. — Илья сползает вниз по дивану, ставит ноги на пол и вырубает фильм. — Можем посмотреть «Охотников за привидениями». «Охотники» проходят так же плохо, как и «Снежный город». Хотя бы потому, что Илья с самого начала не собирался их смотреть. Ещё несколько раз хлебнув из бутылки, он тянет Диану к себе. Она реагирует так, словно только этого и ждала, — мигом перекатывается на его сторону дивана и кладёт на него ногу. Обниматься Илье нравится — вот в чём прикол. Диана ласковая и тёплая, и ощущение взаимности такое долгожданное. — Я тебе правда нравлюсь? — спрашивает Диана. — Да, — честно отвечает Илья. Диана приподнимается на локтях, чтобы его поцеловать. Илья гладит её по голове и целует в ответ. — Только, понимаешь, — произносит он быстро, чтобы не передумать, — я, кажется, гей. Диана, ткнувшаяся носом ему в ухо, зависает. Она медленно отодвигается и смотрит ему в глаза. «Бля», — думает Илья с ужасом. — Ага. Очень смешно, конечно. — Диана закатывает глаза. Сев на него верхом, она придавливает его к дивану. — Я серьёзно. — Илья, ты… — Я никогда не спал с девушкой. — Илья, ты дурак? Зачем ты это говоришь? — произносит Диана с укором. Илья чувствует некоторое смятение. Он нервно шмыгает носом и берётся за её коленки, чтобы снять Диану с себя и сесть, но она не даёт, уперевшись ему в плечи руками. Она вдруг будто о чём-то догадывается. — Ты девственник, что ли? — Блядь, Диана, да нет. Я спал с мужиками. Мне нравятся мужики, понимаешь? И я не знаю, я никогда не… — Ты врёшь, — перебивает Диана. Илья окончательно теряется от её реакции. Он сдаётся, выдыхает и поднимает руки. — Слушай. — Ты что, решил всё это придумать, чтобы меня отшить? Типа чтобы не обидно было? Потому что на самом деле я тебе совсем не нравлюсь. Но типа если ты скажешь, что ты пидорас, то это и не обидно совсем. Илья, ты идиот? — А вариант, что я не вру, ты вообще не рассматриваешь, да? — Илья, но это же полный бред. — Почему? Диана просто на него смотрит. На лице ни тени сомнения. Илья не понимает, как у неё вообще голова работает. — Что, геев, по-твоему, вообще, что ли, не существует? — спрашивает он. — Нет. Существуют. Но ты, — Диана нахмуривается, очень внимательно глядя ему в лицо, — ты не гей. Илья издаёт нервный смешок. Он мотает головой, шмыгает носом. Это какой-то абсурд. — Охуеть, — выдыхает он. — Это подло, Илья. — Нет, не подло. Подло, что ты мне не веришь. — Да потому что это бред. — Ты это уже говорила. — Да блин, Илья! — восклицает она, разозлившись. — Зачем тогда всё это, если ты гей? Это же бессмыслица. Зачем тогда мы встречаемся? Если бы ты был геем, ты бы сразу сказал мне. Ты бы не стал со мной целоваться! Ты просто решил сейчас так отмазаться, чтобы избавиться от меня. Так нечестно! Илья на мгновение прикрывает глаза, чтобы успокоиться. — Нет, слушай. — Ты охренел! — Диана уже заносит руку, чтобы треснуть ему по голове, но Илья успевает её перехватить. — Да блядь, прекрати. Просто послушай меня! Диана дёргается, и Илья изворачивается, чтобы спихнуть её и выбраться. Он отползает в сторону. Разгневанная Диана встаёт на колени с таким видом, что понятно: если он сейчас её не вразумит, она точно полезет драться. — Просто послушай! Я тебе не врал, — выставив вперёд руки, говорит Илья. — Я просто недоговорил. Потому что я и сам не уверен. Понимаешь? Так бывает. Люди не уверены. Я никогда не встречался с девушкой. Я не знаю. Но ты мне нравишься. И я хотел попробовать. — Что значит хотел попробовать? — свирепо спрашивает Диана. Волосы её наэлектризованно встопорщиваются, глаза блестят. — Это и значит. Я подумал, что у нас может что-то получиться. Блядь, Диан, ну я бы не стал тебе врать или отмазываться таким способом. Это правда по-уродски. Честное слово, поверь мне. Я сейчас тебе говорю как есть. Правда. Илья шмыгает носом и морально готовится к тому, что его слова не прокатят. Но Диана, кажется что-то сложив у себя в голове, несколько успокаивается. — Я очень хорошо к тебе отношусь, — добрасывает Илья. На заднем плане играет никому не интересный фильм. Илья, скосив глаза на ноутбук, сползает на пол, шлёпает по пробелу и закрывает его от греха подальше. Диана тянется за оставленной на полу бутылкой. Ужасно хочется свалить покурить. А ещё отменить этот разговор. Уж лучше бы молчал. Проверял бы себе так. Зачем вообще ляпнул? Идиот. Тупица. Придурок. Диана, хорошо так глотнув портвейна несколько раз подряд, заявляет: — Я не верю тебе. — Заебись. Умно. — Илья нервно улыбается и кивает. — Тебе доказательства, что ли, нужны какие-то, чтобы мне поверить? Диана молчит. Они немного просто таращатся друг на друга. Диана снова выпивает портвейна и ставит бутылку на пол. — Ты просто не хочешь, — заявляет она. — Но ты не можешь сказать, что ты не хочешь, потому что ты мужик, а у вас так нельзя. — Ты меня на слабо, что ли, взять пытаешься? — не понимает Илья. Диана странно улыбается и отводит глаза. — Ты врёшь, — повторяет она будто бы даже с удовольствием. И непонятно, что её вдруг обрадовало. То ли злой и растерянный вид Ильи, то ли это выстрелила очередная резкая смена настроения. Илья вспоминает слова Кумакова про дебют шизы, и ему становится нехорошо. Он опускается на край дивана. Шмыгает носом. Диана подползает со спины и наваливается, свесив руки ему на плечи. — Я просто честным с тобой хотел быть, — бессильно произносит Илья. — Понятно, — говорит Диана. И понятно, что ничего ей не понятно. Илья чувствует себя резко одиноким, ненужным и ужасно усталым. О чём он вообще думал? На что рассчитывал? Диана тепло дышит ему прямо в ухо. — Давай, — начинает она. — Ты хочешь проверить? Сама хочешь убедиться? Илья думает, что, даже не будь он геем, у них бы сейчас ничего не вышло. Кто-то вообще может трахаться в такой атмосфере? «Ладно, — думает он затем. — Да насрать». Он хотел хоть чего-то похожего на понимание, но его не будет. Пусть будет тогда хотя бы какой-нибудь результат, сколько можно загоняться по этому поводу. Илья выворачивается из-под Дианы и обращается к ней лицом. Морда у неё недовольная и немного косая, веки полуопущены. — Ну, хорошо, — говорит Илья. Он забирается обратно на диван, Диана вытягивается рядом, и они какое-то время так и лежат, ничего не делая и просто друг друга разглядывая. — Просто не напирай, ладно? — просит её Илья. Рот Дианы ползёт в усмешке. — Не поняла. Что ты собираешься делать? Илья чувствует себя ужасно глупо и неуверенно, но всё-таки продолжает свою мысль: — Можно я просто тебя потрогаю для начала? Ну… — Илья, ты что, дурак? Илья вздыхает и откидывается на спину. В комнате постепенно начинает темнеть, снаружи сгущаются сумерки. — Это как-то странно, — подаёт голос Диана. — Не странно. — Ты странный. — Блядь. Диана кладёт руку ему на живот, и Илья задерживает дыхание. Её ладонь задирает край футболки и ложится на голую кожу. Вообще не неприятно, но просто как-то непонятно. «Вообще не непонятно, — одёргивает себя Илья. — То же самое, что с парнем. Это всё в голове. Я должен перенастроиться. Я это могу». Диана запускает руку ему в штаны, и Илья на рефлексах, не успев обдумать, ловит её и тормозит. — Когда я просил не напирать, я имел в виду вот это. Диана разочарованно взвывает и хлопает его по рёбрам. — Ты достал реально! Илья переворачивается на бок. — Слушай, ты можешь, ну, просто полежать немного? Пожалуйста. Диана недобро сдвигает брови, но всё-таки соглашается, с отрешённым, почти злым лицом вперивается в потолок. Она в свитере и штанах, осталась в том, в чём ездила на работу. Илья подцепляет её свитер, и они в четыре руки снимают его с Дианы. За свитером следует футболка, и тут становится ясно, что Диана не носит лифчик. Илья на мгновение подвисает, потому что не ожидал. Не то чтобы он не видел её грудь, вообще-то видел. — Что? — недовольно спрашивает Диана. Илья качает головой, мол, ничего. — Ты давай тоже раздевайся. Илье не хочется. Он шмыгает носом, но соглашается, стаскивает футболку, и они ложатся обратно. Весь предыдущий сексуальный опыт Ильи был больше похож на прыжки в воду с большой высоты, где не нужно было думать и тормозить, и даже не потому что страшно, а потому что точно хотелось прыгать. Не возникало мысли, а надо ли. Возникали другие: это точно какая-то хуйня, это точно небезопасно, а значит, круто и обязательно стоит попробовать. Сейчас же Илья нервничает так, словно ему предстоит что-то заведомо неприятное. Лучше бы было больно. Лучше бы… Проскальзывает в голове мысль о том, чтобы попросить Диану как-нибудь причинить ему боль, но Илья почти сразу отбрасывает её. Не хочется открываться ещё сильнее. Он почти уверен, что Диана его обсмеёт, а ему и так слишком, уже где-то рядом с «невыносимо». Когда он прикасается к её груди, Диана забывает, о чём он её просил, прижимается вплотную и тянет Илью на себя, чтобы поцеловать. Илья шмыгает носом и сдаётся. Вообще-то целоваться с ней ему нравится. Но сейчас даже это ощущается как-то не так. Илья несколько притормаживает. Диана отлипает от него. Её волосы щекочут ему лицо. Совсем стемнело, и Илья не видит, с каким выражением Диана на него смотрит, и, может, и к лучшему. — Что? — спрашивает она с тревогой в голосе. — Нет, ничего. Илья тянет её обратно и целует уже сам. Он гладит её по спине и плечам. Диана отзывчивая и напористая. Она сама стаскивает с себя штаны, потому что Илья всё никак не решается, а пустопорожняя возня между ними затягивается. Преодолев некий внутренний барьер, Илья кладёт руку ей между ног, и Диана что-то тихо мяукает ему в шею. С теорией он в целом знаком. Знает, где находится клитор и что порноролики врут о том, что именно нравится девушкам. Всё это в принудительном порядке зачем-то вталдычивал ему Кумаков, то ли наслаждаясь самим фактом обсуждения, то ли имея что-то в виду. Илья осторожно гладит Диану через ткань трусов. В конце концов, это просто очередной странный сексуальный опыт, Илье приходилось делать и не такую херню, и с собой, и с другими людьми. Ничего такого. На этом он немного, но успокаивается, тем более что Диана явно не против. Дышит она шумно и часто, и это в целом начинает настраивать на нужный лад. Илья целует её в щеку, затем в скулу. Диана выдыхает и отпихивает его руку, чтобы стянуть с себя трусы. Тут Илья опять теряет уверенность, но Диана не даёт ему затупить — выпрямив ноги, она находит его ладонь и кладёт на прежнее место. Под пальцами скользко. Илья тихо выдыхает. Не мерзко, но вместе с тем и не так, чтобы вызывало какие-то эротические переживания. «Господи, хорошо, что темно», — думает Илья. Он вообще не уверен, что его лицо в этот момент выражает что-то приемлемое. Он затравленно шмыгает носом. Диана очень тихая, и Илья этому ужасно рад. Если бы она стонала, как дамы в порнухе, Илья бы точно не смог. А так от неё доносится только едва уловимый скулёж. Илья вдруг пугается, что это не потому, что ей нравится, а из-за того, что он косорукий кретин. — Диан, ты как? — спрашивает он взволнованно. Диана, видимо пребывавшая на какой-то вообще другой волне, поднимает голову, которой до этого упиралась ему в подбородок. Даже сквозь полумрак Илья видит, что она зла. — Что как? Что за тупые вопросы? Ты идиот, что ли? — наезжает она. — Бля. — Илья не понимает, как это трактовать, и замирает. Наверное, он ужасен. — Да не останавливайся, — командует Диана и прижимает его ладонь к своей промежности обеими руками. — Пипец ты злобная командирша вообще, — выдыхает он. — Нет, всё, стой. — Диана резко садится. — Снимай штаны. Илья вытирает липкую руку о покрывало, шмыгает носом и качает головой. Потому что он не возбуждён вообще. Ему нравится Диана, и это неплохо — доставлять ей удовольствие, но он сам просто не хочет. Диана, сбитая с толку его внезапным отказом, так и садится. — Слушай, не надо. Давай я это, ну, просто вот так же, если тебе так нравится. Я правда… — Илья вздыхает. Всё он знал с самого начала, если уж быть перед собой честным. — Ляг, — говорит Диана. Илья послушно валится обратно спиной на диван. Диана кладёт руку на его пах, трогает через штаны вялый член. — Ты, блин, серьёзно? Илья отводит её руку. — Ты издеваешься?! — взрывается вдруг Диана. — Ты чё, правда? Илья резко садится. — Я же тебе сказал. — Ты, что ли, больной совсем? — Диана. — Илья, ты что? — Голос её начинает дрожать. Илья понимает, что идея попробовать была просто ужасной. Зачем он это сделал? Зачем это было нужно вообще? — Прости. Диан, прости. — Ты что, правда гей? Илья шмыгает носом, почему-то медлит с ответом, но затем всё-таки произносит: — Да. — Но зачем ты тогда?.. — Ты мне нравишься, я думал, может, получится, — мямлит он. — Прости. Ужасная была идея. Диана наклоняется к нему ближе. — Ты думал? Илья не успевает среагировать, Дианина ладонь достигает его лица раньше и обжигает скулу и челюсть обидной пощёчиной. Непроизвольно изнутри подкатывает, горло пережимает. Илья не может вдохнуть. Из многих опробованных им форм садизма эта одна — самая неприемлемая. Он не знает почему, но стоит получить по лицу, как его неконтролируемо пробивает на порыдать. И поэтому Илья застывает, стараясь даже не моргать. Диана тем временем, наоборот, окончательно закипает. — Илья, ты просто охуевший! — рявкает она на него. — Думал он! Вызвал бы себе тогда проститутку, чтобы думать! Она кидается искать одежду. Илья хочет извиниться ещё, но не может даже слова произнести. Диана, сбив покрывало в комок, напяливает трусы, параллельно изрыгая проклятия. — Ты больной! Урод! Ты просто поехавший, я тебя ненавижу! Она спускается одной ногой на пол, звякает бутылка, Диана вскрикивает и поднимает ногу. Остатки портвейна пролились и капают теперь с её ноги на диван. Диана стирает их со своей ступни, размазывая по обнажившемуся пододеяльнику. В полумраке красное на белом кажется чёрным. Диана вдруг громко всхлипывает и оседает. — Зачем ты так сделал? Ненавижу тебя. Что я тебе вообще сделала? За что? Она рыдает совсем недолго, вздрагивая голыми плечами, и Илья всем своим существом чувствует ужасное сожаление. Это непоправимо. Он совершил ужасный поступок. А Диана, утерев нос и заново собравшись с силами, вскакивает. Неподвижный Илья в молчании наблюдает, как она сначала одевается, а потом собирает свою снедь обратно в пакет. Порезанный сыр с тарелки она стряхивает прямо так, тарелку шлёпает на диван, и она чудом не падает, спружинив и зависнув на самом краю. Перед тем как уйти, Диана останавливается в дверях, обернувшись к Илье. — Чтоб ты сдох, — желает она ему очень серьёзно и затем выходит в прихожую. Илья слушает, как щёлкает замок. Дверь открывается, а затем с грохотом захлопывается. Наступает тишина. Илья вдыхает раз, другой. Изнутри лезет какая-то дрянь, ужасно похожая то ли на панику, то ли на смех. Илье кажется, что он сейчас не выдержит. Что-то случится с ним. Что-то ужасное. Вот-вот. Он шмыгает носом и вытирает руками мокрое лицо.