Уважай себя настолько,
чтобы не отдавать всех
сил души и сердца тому,
кому они не нужны
и в ком это вызвало бы
только пренебрежение.
Микки может сказать, что эта поездка была тем ещё испытанием. Он никогда не прикладывал столько усилий, чтобы держать свои руки на руле, смотреть на дорогу и оставаться собранным. Кажется, Галлагер был послан ему, как самый сексуальный усложнитель жизни, который вынуждал Микки быть всегда на три головы выше самого себя. Они проскочили на жёлтый на маленьком перекрёстке около цветочного магазина, и сильные руки с конопушками сильнее сжались на его животе. Микки сглотнул, машинально напрягаясь, когда большой палец Йена стал наглаживать небольшой участок кожи, скрытый тонкой тканью майки. Милкович аккуратно провернул запястье от себя, а потом поставил левую ногу на асфальт, чтобы не дать им завалиться набок, когда они остановились на небольшой парковке в паре сотен метров от больницы. Он замер, ожидая, когда второй ординатор слезет с мотоцикла, однако Йен не спешил этого делать. — Твоя остановка, — намекнул ему Милкович, когда рыжий пробегался кончиками пальцев по его груди вверх, а потом положил ладони ему на грудь. Он пытался дышать ровно и не подать виду, что такие касания выбивают из него дух. Публичное выражение чувств — то, что заставляет оглядываться по сторонам и выискивать глазами знакомых. Нет, проблема совершенно не в том, что он гей, и не в том, что рядом с ним Йен Галлагер. Просто Микки не привык, это было чуждо и в новинку. Никто из его бывших парней не пытался взять его за руку, чмокнуть в щеку на прощанье, поправить выбившийся локон волос или одолжить куртку. Он чувствовал себя комфортно в безлюдных местах, где никто ничего не может увидеть — будь то подсобное помещение в Вейсе, тёмный огромный шкаф или его собственная квартира. Но сейчас, когда Йен обнимает его со спины, прижимаясь всем телом, проводит руками по животу, у Микки перехватывает дыхание и кружится голова от огромного растущего чувства где-то в середине груди. Он осознает, что ему насрать совершенно на всё в этом мире, пока у него за спиной находится Йен Галлагер. Поэтому он спрыгивает с мотоцикла, снимает шлем сначала с себя, потом с него, и целует так крепко и быстро, как может. Йен улыбается, робко и нежно, как будто не разрешает чувствам выскользнуть на поверхность, и отводит глаза вниз, немного прикусив нижнюю губу. — Пошли, — решает Микки, глядя на него. Если они появятся вместе в больнице, то это не необязательно должно что-то значить, верно? Да кому вообще есть дело до двух ординаторов, один из которых нарядно одет, а футболка второго перепачкана кровью. Йен кивает, немного удивлённый таким поворотом событий, но, кажется, его особо не напрягает будущая обличительная прогулка. Они добираются до больницы за несколько минут в тишине, лишь иногда касаясь друг друга плечами и запястьями, испытывая небольшую неловкость. Микки был удивлён тем, как быстро переключился с настроения «парень, который мне нравится пригласил меня на свидание» на «мы с этим парнем идём на работу». Хотя внутри у него было такое приятное тягучее чувство, когда он бросал быстрые взгляды в сторону на серьёзное лицо Йена, на его острый угол подбородка и плотно сжатые губы. Микки открыл дверь и придержал её рукой, позволив Галлагеру зайти первым, а потом шагнул за ним в больничные стены. Он понимал, что, скорее всего, вызовет непонимающие взгляды, поэтому хотел скрыться в ординаторской сразу же. И у него почти получилось это сделать, когда Микки обхватил пальцами деревянную ручку двери и потянул на себя, но два больших голубых глаза его сестры уставились на него из глубины комнаты. — Господи, что с тобой случилось? — она подскочила так быстро, что почти опрокинула стул, сразу же хватая Микки за руки и осматривая на предмет повреждений. Она задумчиво нахмурила брови, когда поняла, что её брат в порядке. — Это не моя кровь, — подтвердил он её догадки. — Просто спонтанно принял роды в лифте на высоте птичьего полёта. Микки оглянулся по сторонам, замечая, что кроме его сестры в ординаторской больше никого не было. Вообще-то, он был почти уверен, что Галлагер шёл сразу за ним, поэтому задался вопросом, куда тот подевался. Мэнди сначала кивнула, облегчённо выдыхая, а потом в её мозгу тараканы зашевелились, и она вскрикнула: — Что?! — она подозрительно прищурилась, глядя на брата из-под полуопущенных ресниц. — А не та ли это девушка, которую привезли двадцать минут назад из ресторана «Ориоль»? Микки охватила паника. Твою мать. Он взмолился о том, чтобы Галлагер не решил появиться сейчас сзади него в своей сексуальной шёлковой голубой рубашке, которая стала бы красной тряпкой в глазах Мэнди. Микки не собирался водить сестру за нос, но в данный момент скандала было бы не избежать. Она не должна узнать подобным образом. К тому же, узнать о чём? О том, что два ненавидящих друг друга ординатора поцеловались пару раз, а потом пошли на свидание, которое даже не состоялось? Он пытался в панике придумать адекватную причину своего нахождения в ресторане, что-нибудь, что сохранит то, что происходит между ним и Йеном в тайне ото всех, но мысли путались. Его рот издавал какие-то мычащие звуки, пока глаза бегали по лицу сестры, а на спине проступил холодный пот. — Я, вроде как, собирался на свидание, но не попал на него, — выдохнул Микки, накрывая глаза рукой. Мэнди улыбнулась, ожидая такого ответа. Она не злилась, что брат ей ничего не сказал, судя по её поведению. — Кто он? Какой-нибудь рыжий сексуальный ординатор? — девушка поиграла бровями, а потом толкнула Микки в плечо. — Признавайся. Он был готов. Правда. Просто открыть рот и выложить всё как на духу, чтобы между ними вновь протянулась ниточка доверия. Рассказать, что Йен, кажется, не так плох. Он может не быть таким занудным иногда, улыбаться, делать милые вещи, стараться понравиться и произвести хорошее впечатление. Он всё ещё немного заносчив и горд, но теперь это не кажется Микки недостатками. Он целуется до ощущения приятной боли в животе, крепко-крепко обнимает, и, кажется, Микки понемногу начинает сходить от него с ума. Он набирает в лёгкие побольше воздуха, собираясь с духом, и открывает рот: — Мэнди, это… Их разговор прерывается, когда в ординаторской появляется тот, о ком они сейчас говорят. Йен в халате, со стетоскопом на шее, кучей папок под мышкой и абсолютно безразличным выражением лица проходит мимо брата с сестрой, направляясь к кухонной стойке. — Надеюсь, что не прервал семейную идиллию, — говорит он, не оборачиваясь, протягивая руку к шкафчику с кружками, чтобы достать одну и налить в неё кофе. Микки громко выдыхает, понимая, что задерживал дыхание всё это время, а потом обходит Мэнди, чтобы сделать несколько шагов до шкафа. — Нет, — отвечает девушка, чувствуя себя неловко после того их напряженного разговора, и закусывает нижнюю губу. Йен поворачивается к ним лицом, держа кружку кофе в руке, после чего смотрит на часы на стене. — Разве ты не должен был уже начать обход? — обращается он к Микки. Милкович поднимает на него раздражённый взгляд, когда видит сталь в глазах Йена. Галлагер холоден и безразличен ко всему происходящему, поэтому смотрит на Микки испытующе, ожидая ответа, которого, как тот знает, не поступит. — Разве ты не должен был достать палку из своей задницы? — грубо отвечает он, на что Йен незаметно улыбается, когда подносит кружку к губам и делает глоток. Галлагер бросает взгляд на папки, лежащие на столешнице, а потом снова смотрит на Микки. — Это, кстати, тебе. Не думай, что можешь спихнуть всю бумажную работу на меня, — произносит он строго, как будто отчитывает Милковича, как нашкодившего ребёнка. — У тебя впереди целая ночь, используй это время с пользой. — Не сомневайся. Йен пожимает плечами и отталкивается от стойки, намереваясь уйти, но перед этим поворачивает голову и быстро подмигивает, а потом скрывается за дверью. Микки готов рассмеяться в голос и начать аплодировать удивительно талантливой актёрской игре Галлагера. И, что ж, видимо сейчас не самый лучший момент для того, чтобы рассказать всё Мэнди. — Так это не Йен, — как-то грустно проговорила она, садясь на диван. — Не понимаю, почему ты удивлена, — пожимает плечами Микки. Он снимает грязную футболку, запихивая её в шкаф подальше, — она безвозвратно испорчена — а потом надевает рабочую. — Может, я видела то, чего на самом деле не было. Кажется, её полностью перестала волновать не установленная личность нового парня Микки. Он хочет сказать, что это не так. То, что она видела — было. И даже несколько раз. Но молчит, поджимая губы. Мэнди вытирает ладони о розовые штаны, шмыгает носом и, развернувшись, уходит, чтобы снять форму — её смена закончилась. Микки заканчивает переодеваться в тишине, терзаемый мыслями, смотрит на папки и закатывает глаза, — он действительно планировал спихнуть бумажки на Йена — а потом выходит в коридор, чтобы отправиться на осмотр.***
Микки обошёл пациентов хирургического отделения примерно за час вместе с интернами. Ли и Харпер были такими уставшими, что Милкович не мог на них смотреть без жалости. После десятиминутных уговоров и обещания всю следующую неделю приносить кофе, их ординатор сжалился и отпустил парней домой на полчаса раньше положенного. Они очень нравились Микки, хотя Харпер был до жути бесящим в те моменты, когда не работал, а Ли иногда умничал настолько, что глаза Милковича закатывались сами по себе. Весь вечер мысли Микки крутились вокруг Тэми и Оливии, которых, как он знал, пару часов назад привезли на скорой помощи в Вейс. И, пока у него есть свободная от занудства Галлагера и документов минутка, мужчина решил отправиться их проведать. Он кивнул паре врачей, с которыми пересёкся по пути к лифту и нажал на алюминиевую кнопку на стене. Почти сразу двери открылись, а за ними стоял Йен, который при виде второго ординатора заулыбался до ушей. Микки посмотрел ему за спину и понял, что они поедут одни. — Ты куда? — спросил его Микки, становясь рядом и закусывая губу, чтобы сдержать собственную улыбку. — На пятый, а ты? — Тоже, — пожал плечами Милкович. — Не знал, что у тебя имеется актёрское образование. Или ты подрабатывал клоуном? Йен шумно выдохнул смешок через нос, что было удивительно, потому что ещё две недели назад он бы выпятил челюсть вперёд. — Подумал, что ты не захочешь афишировать, — просто ответил он, пододвигаясь чуть ближе. — Правильно подумал, — кивнул Микки, его голос дрогнул, когда он почувствовал руку второго ординатора у себя на спине. Он вдохнул воздух поглубже в лёгкие, а его тело расслабилось от лёгкого касания. — Зачем тебе на пятый? — спросил его Микки. — Хочу проведать ту девушку и ребёнка. А тебе? — Тоже. Молчание могло бы быть неловким, если бы не Йен, поглаживающий позвоночник Микки робкими движениями руки. Милкович прикрыл глаза на пару секунд, чтобы сосредоточиться только на тактильных ощущениях, а потом медленно выдохнул. Ему хотелось смеяться. От радости, которая проявлялась глупыми улыбками, от нежности, с которой Йен прикасается к нему, от всей этой ситуации, когда человек, который вызывал у него головную боль и скрежет зубов, вдруг стал тем, с кем захочется остаться в лифте наедине подольше. С ним никогда такого не было — такого захватывающего всепоглощающего чувства между рёбер, которое появляется в присутствии Йена. Желания прикасаться к нему, испытывая физическое раздражения на ладонях от недостатка физического контакта. Желания быть лучше, стараться больше, прыгнуть выше, нырнуть глубже, отдаться моменту, разрешить себе чувствовать, не боясь. Через пару секунд двери лифта откроются, и они снова станут двумя ординаторами, от чьих решений зависят жизни людей. Ответственными взрослыми людьми, от которых требуется многое. Но сейчас Микки концентрируется на подушечках пальцев, мягко щекочущих его ребра, и мечтает остаться в этом моменте как можно дольше, чувствуя себя подростком, гормоны которого разрывают внутренности изнутри. — Ты хочешь детей, Микки? Милкович распахивает глаза одновременно с тем, как распахиваются металлические двери. Магия момента растворяется так же быстро, как и появилась. Он чувствует себя уязвимым под заинтересованным взглядом, поэтому даже не поворачивает голову на Йена, проглатывая комок в горле. Зачем он спрашивает? Микки скользит взглядом по этажу, пытаясь найти хоть кого-то, кто может спасти его от личного разговора, но в такое время в родильном отделении пусто, только медсестра сидит за столом регистрации. Он выходит из лифта чуть быстрее, чем нужно, чтобы показаться безразличным к ранее заданному вопросу, опережая Галлагера на пару шагов. Милкович видит Чеда чуть дальше по коридору, выходящим из ординаторской, чьё лицо расплывается в улыбке. Он бы предпочёл ответить на все неудобные вопросы Галлагера, чем разговаривать с бывшим парнем сейчас. — Микки! — радостно восклицает Чед, замечая Милковича, а потом на его лице появляется странное выражение, когда тот видит второго ординатора рядом. Они подходят ближе, пока Микки пытается бороться сам с собой, чтобы не дать гадостям вылететь из его рта, поэтому отводит глаза в сторону, стараясь выглядеть совершенно безучастным. — Привет, Чед, — Йен пожимает предложенную руку, а Милкович её полностью игнорирует. Да, возможно, он слишком драматичен, но кому не плевать? — А вы теперь передвигаетесь только вдвоём? Последствия нового статуса? — он невесело смеётся, указывая пальцем между ординаторами. Микки закатывает глаза и громко цыкает, пока Йен открывает рот, чтобы спросить, о чём тот говорит. — Это не твоё дело, — отвечает ему Милкович, в первый раз за весь разговор глядя бывшему парню в глаза. В его взгляде холод, презрение и что-то отдалённо похожее на ненависть, поэтому Чед поджимает губы. — Так или иначе, сегодня вечером привезли молодую девушку с ребёнком, — меняет он тему, не желая разговаривать с Чедом больше, чем нужно, — мы хотели узнать, в какой она палате. — Та, у которой ты принял роды? — смеётся Чед, когда видит округлившиеся глаза Милковича. — Не удивляйся, об этом вся больница говорит. Всегда знал, что ты герой, — Микки медленно закипает, и уже готов развернуться и уйти, когда Чед всё же отвечает на вопрос. — Пятая палата. Левое крыло. — Я в курсе, — небрежно бросает ему Микки, прежде чем развернуться и уйти, даже не дожидаясь Йена. Он чертовски зол и смущён. А теперь у Галлагера есть ещё одна неловкая тема для разговора. Ебучий Чед. Микки идёт так быстро, как может, минуя несколько палат по обе стороны коридора, прежде чем его нагоняет второй запыхавшийся ординатор. Йен молчит и Милкович ему за это благодарен. Они добираются до двери в палату, останавливаются, и Микки аккуратно стучит. Он тянет дверь на себя, когда получает разрешение войти. Тэми сидит на больничной койке, опираясь на спинку, и крепко держит в руках малышку, немного покачивая из стороны в сторону. Сердце Микки пропускает удар, когда он смотрит на них. — Доктор Милкович? — улыбается девушка и наклоняет голову в сторону, приглашая врачей подойти ближе. — Проходите, не стесняйтесь. — Привет, — выдыхает он так тихо, как может, не сводя глаз с маленького завёрнутого комочка, прижатого к груди девушки. — Тэми, это эм… доктор Галлагер. Девушка смотрит за спину Микки, видит Йена и понимающе улыбается. — Это он? — Да, — кивает ординатор, чувствуя, как жар охватывает щёки. Возможно, она единственная, кто знает про него и Йена. На лице Тэми расползается улыбка и она тихо смеётся, когда переводит взгляд с одного мужчины на другого. Малышка на её груди кряхтит, поэтому девушка возобновляет покачивания, легонько хлопая её по спинке ладонью. — Она ещё не спит. Хочешь подержать её? Микки этого не ожидал, но внезапно понимает, что очень хочет это сделать, поэтому кивает пару раз, а девушка смеётся. Она протягивает ему дочку, а у Микки трясутся ноги, руки и все части тела, как только девочка оказывается прижата к его груди. Он машинально начинает её качать и приговаривать тихое «ч-ч-ч», успокаивая. — Здравствуй, Оливия, — тихо шепчет Микки самым нежным голосом, на который способен. Микки брал детей на руки редко и это всегда были рабочие случаи, а вот так просто, покачивая из стороны в сторону и следя за тем, чтобы ребёнок не плакал — первый. Он не может оторвать взгляда от малышки: она тихо сопит и причмокивает пухлыми губками. Микки не ожидает того, что Оливия распахнёт свои большие глазки, обрамлённые длинными ресницами, и внимательно уставится на него. А потом она улыбается всего несколько секунд — самых прекрасных секунд в жизни Микки — и, возможно, малышка чувствует его и знает, что он сделал. Никто из присутствующих не может сдержать тёплой улыбки, когда она мило чихает, а потом начинает хныкать. Микки передаёт девочку обратно маме и стоит, улыбаясь широченной улыбкой. — Её второе имя Микаэлла, в честь того, кто помог ей появиться на свет. Это чувство, которое распирает Микки из груди, заставляет его сердце подпрыгнуть в горло, а глаза увлажниться. Слишком много для одного дня. Слишком. Может из-за этого он стал таким чувствительным? — Хороший выбор, — подаёт голос Йен впервые с того момента, как они зашли. — Ей подходит. Микки может поклясться, что слышит небывалую нежность в его голосе. И, может, он не единственный чувствительный мужчина в этой комнате. Оливия начинает капризничать, и, возможно, она проголодалась. Так что два ординатора наспех прощаются и уходят, скрываясь за дверью.***
Микки громко и драматично вздыхает, когда, вернувшись в ординаторскую неотложного отделения, видит стопку папок на столе. Йен смеётся у него за спиной, за что получает убийственный взгляд. — Ненавижу это дерьмо, — зло бубнит он, пока выливает кофе из кофейника. Неважно, напиток был заварен час или восемь назад, просто Микки терпеть не может холодный кофе. Он включает воду в раковине и полощет стеклянную ёмкость, создавая только видимость чистоты. — Если бы ты не откладывал всё на последний момент, то сейчас бы не пришлось этим заниматься, — поучительно говорит Йен. — Только посмотрите, мистер Зануда вернулся, не прошло и недели, — закатывает глаза Микки. — Я не зануда. — О, ещё какой. Поверь мне, — он говорит это с улыбкой, не желая обидеть, а просто подшутить. Микки засыпает кофе в кофейник и нажимает на кнопку, когда чувствует тёплое дыхание около своего уха, а потом видит две руки на столешнице по обе стороны от него. — Так и быть, Милкович, — шепчет Йен. — Я признаю, что зануда, если ты признаешь, что ворчун. Брови Микки взлетают вверх, когда он хочет возмутиться, но вместо этого открывает и закрывает рот как рыба, чувствуя грудь Йена на своей спине. — Я признаю, что иногда ворчу, если ты поможешь мне с документами, — предлагает он выгодную для себя сделку и запрокидывает голову назад, поворачивая её, чтобы губы Йена коснулись его лба. Жар обдаёт его, а губы Йена спускаются ниже по лицу, прослеживая линию от бровей до носа, находя губы. — Нет, — выдыхает он мягко и еле успевает коснуться, когда Микки отворачивает голову. — Ну, нет — так нет. Микки убирает его руку и идёт к столу, чтобы взять одну из папок и открыть её. На самом деле работы здесь на часа два от силы: кое-где поставить подписи, заполнить пару строчек и проверить больничные листы после интернов. Но, чёрт возьми, если это не самое нудное занятие в мире. Микки снимает стетоскоп с шеи, достаёт ручку из кармана и снимает халат, оставаясь лишь в черной медицинской форме — он ненавидит, как белая ткань натягивается на спине, когда он садится. Всё это — лишь игра и манипуляция, чтобы получить то, что он хочет. Но по лицу Йена видно, что тот не собирается вестись — он хмурит брови и складывает руки под грудью. Микки закусывает губу, чтобы сдержать улыбку, которая рискует расползтись по его лицу, когда слышит недовольный бубнёж справа от себя, и почти готов встать, чтобы поцеловать этого придурка. Йен наливает кофе в две кружки и подходит ближе, ставя одну из них прямо перед Микки, а потом кладёт рядом батончик — не свой протеиновый, а другой, который специально купил для него, с двойной прослойкой шоколада. И это — больше, чем он может вынести. Микки поднимается со стула и, обхватив щеки Йена двумя руками, соединяет их губы. Поцелуй получился звонкий и короткий, но, кажется, Галлагер доволен, если судить по его лицу и покрасневшим щекам. Он опускается на стул напротив Милковича и выхватывает одну из папок в общей стопке по центру, открывает её и с непринуждённым лицом начинает заполнять. — Кажется, моё ворчание подействовало, — тихо говорит Микки и поднимает глаза, чтобы увидеть, как дурацкая улыбка появляется на веснушчатом лице. И впервые документация не кажется ему нудным времяпрепровождением.***
И, что ж, это заняло гораздо больше времени, чем они оба думали. Стрелка часов двигалась к 5 утра, а глаз Микки начал дёргаться ещё пару часов назад, после к нему присоединилось и колено под столом. А Галлагеру их занятие доставляло какое-то внеземное удовольствие — он аккуратно складывал листочки в стопки, спокойно попивал кофе и красиво выводил буквы. За несколько часов Микки вздохнул примерно тридцать восемь раз, пять раз отшвырнул от себя ручку в центр стола и с десяток выругался. Помогало лишь то, что он был не один — кажется, в присутствии Йена Милкович был чуть более продуктивен, чем обычно. — Напомни, сколько времени ты откладывал свои прямые обязанности? — проворчал тот, когда наконец взял документ из последней папки. — Пару недель? — Микки почесал подбородок, откинувшись на спинку стула. — Пойдём покурим? Сил моих больше нет. Йен поднял на него глаза и, видимо, захотел возразить, но потом передумал, кивнув. Весь последний час он жаловался на боли в животе, но оба ординатора пришли к выводу, что это из-за того, что поужинать им так и не удалось. Галлагер всё время порывался купить что-нибудь перекусить в торговом автомате, расположенном в холле, но Микки впервые стал занудой, сказав, что он постоянно ест какое-то дерьмо — видимо, занудство всё-таки передаётся через слюну. Потом Йен ответил, что собирается съесть несколько батончиков сразу, за что тоже получил предупреждающий взгляд. Микки сомневался, что кофе и сигареты помогут побороть аппетит, но после недавней кружки кофе Йен перестал жаловаться. Они вышли на улицу и Милкович сразу пожалел о том, что не захватил куртку — октябрьский ветер пронизывал до костей. Йен обернулся на него и лишь пожал плечами, доставая из кармана пачку сигарет. — Какого хрена тебе не холодно? — неразборчиво спросил Микки, держа зажжённую сигарету губами и пытаясь согреться руками. — Потому что я горячий парень, — пошутил Йен, кидая взгляд на второго ординатора. Микки закатил глаза и полез в карман за воображаемым ключом, чтобы передать его Галлагеру. — Опять? Думал, что наши отношения выше этого, — он сгримасничал, но принял ключ. Микки вздрогнул — это произошло то ли от холода, то ли от слова «отношения», но ему в любом случае захотелось убежать — то ли от разговора, то ли в тепло. Йен сделал шаг в сторону Микки и положил левую руку ему на спину, притягивая к своему тёплому боку. Он молчал, не говоря ни слова, лишь иногда его рот издавал смешной звук, когда он вынимал сигарету, затянувшись. Милкович тоже молчал, борясь сам с собой и пытаясь привыкнуть к слову «отношения» в своей голове. Это было странно. Он сомневался в Йене. Даже если их тянуло друг к другу, даже если они испытывали потребность в постоянном физическом контакте, даже если Микки сам себе признался в том, что чувствует — всё равно. Может, причина была в том, что у него уже были отношения на работе, которые плохо закончились, но Йен — это не Чед. Взял бы Галлагер у его отца деньги, чтобы расстаться с ним? Микки отодвинулся, чтобы выбросить сигарету, потухшую от того, что он забыл её докурить, а потом развернулся к дверям. Было в отношениях на работе что-то такое, чего он боялся. И в Йене тоже. Всё так стремительно развивалось, что Микки даже не задумался, что будет дальше: как они будут вести себя на работе, кто они друг другу, куда это приведёт, был ли Галлагер тем, с кем бы он хотел провести остаток жизни — а если нет, то, в чём смысл? Просто он уже это проходил, и не раз. Довериться, распахнуть душу, упасть в омут с головой, раствориться в другом человеке — всё это очень привлекает, но только если быть уверенным, что есть тот, ради кого Микки будет готов это сделать. — О чём задумался? — внезапно подал голос Йен, из-за чего Милкович немного испугался и резко втянул воздух носом. Он не будет отвечать. — Ты докурил? Пойдём обратно, — махнул ему головой Микки. Йен одним ловким движением руки забросил бычок прямо в урну, а потом сделал два больших шага в сторону Милковича, прижимая его к себе за талию и шумно выдыхая на ухо. — Если бы я знал, что ты любитель отлынивать от работы, то не строил бы планов на сегодняшний вечер, — прошептал он, обдавая горячим дыханием ушную раковину. — Например, каких? — глаза Микки прикрылись, а язык высунулся, чтобы облизать пересохшие губы. Пока разум твердит одно, тело с охотой отвечает на любые манипуляции, поэтому он даже не отдаёт себе отчёт в том, что протягивает руку назад, чтобы запутаться пальцами в рыжих волосах, и откидывает голову назад, обнажая шею. Йен проводит губами в местечке за ухом, а потом ведёт носом вниз, останавливаясь на подрагивающей артерии на шее. — Не знаю, — мурлычет он, улыбаясь, оставляет короткий поцелуй на коже, а потом скользит рукой вниз, накрывая ей член Микки. Порыв ветра отрезвляет его так быстро, что он приходит в себя, даже несмотря на то, что его тело всё ещё дрожит под сильными руками. Он шагает вперёд и открывает рот, прикладывая все усилия, чтобы его голос звучал ровно: — Мы в больнице, — произносит он и сам понимает, как глупо звучит. Это никого никогда не останавливало. Ни его, во время отношений с Чедом, ни других сотрудников, которые использовали палаты и комнаты для сна не по прямому назначению. Йен тоже это знает, поэтому просто пронзительно смотрит Микки в глаза, поджимая губы и не разрешая своим настоящим эмоциям проскользнуть на лице, а потом кивает, проходя вперёд к двери. Они успевают дойти до главного холла, когда Микки уже начинает жалеть о сказанном — не смотря на мысли в свой голове, он очень не хочет, чтобы Йен снова отдалился. Бритни, которая тоже работала в ночную смену с двумя ординаторами, окликает их, как только они показываются в её поле зрения. Она подзывает к себе Йена, поэтому Милкович рад, что может вернуться в ординаторскую и попытаться отогреться. Он сразу же хватает халат и берет в руки кружку ещё не остывшего кофе, чтобы согреть пальцы, а потом подносит её к лицу, прикрывая глаза. Момент тишины нарушает лишь вибрация и ужасно пронзительный звук сообщений, приходящих на телефон. Микки ждёт ещё какое-то время, не желая сейчас ни с кем общаться — кому придёт в голову писать ему в 6 утра? Но когда приходит четвёртое, он не выдерживает, беря телефон в руки. Это телефон Йена — он понимает это по заставке на телефоне, потому что их телефоны абсолютно идентичны — и хочет отложить его в сторону, потому что это не его дело. Но потом он видит имя отправителя и сердце пропускает удар. Это Тревор. [Тревор]: Эй, ты так не ответил. [Тревор]: Кстати, привет. Извини, что пишу так поздно. Или рано :) [Тревор]: Твоё предложение о встрече ещё в силе? [Тревор]: Я просто подумал и решил, что мне тоже это интересно. Если ты понимаешь, о чём я 😉 Микки с трудом глотает воздух, как будто не дышал пару минут, а потом блокирует телефон и дрожащими руками кладёт его обратно на стол. Он закрывает глаза ладонями, а потом с силой их трёт, тихо и горько смеясь. Ситуация до боли смешная и Микки не может не оценить этот ахуенно огромный средний палец от судьбы, который она тычет ему прямо в лицо. По-другому же и быть не могло, правда? Тогда, когда у него перехватывает дыхание от нежных касаний и слова «отношения», тогда, когда он привыкает к слову «отношения» в голове, тогда, когда он борется со страхом открыть своё сердце, Йен предлагает потрахаться какому-то чуваку, который к тому же ещё и придурок, раз отказал в первый раз. Конечно, это может быть любая другая встреча или просто вырванные из контекста слова, но чувство обиды и предательства настолько сильно, что Микки даже не рассматривает эти варианты. Йен возвращается в ординаторскую немного на взводе и принимается нервно стучать пальцами по столешнице кухонного гарнитура, пока ждёт кофе. — Бритни сказала, что все операционные будут заняты до 11. Будем надеяться, что ничего не случиться, ненавижу двигать плановые, — выдохнул он, поворачиваясь к Микки, который с момента его возвращения даже не обернулся. — Всё в порядке? — Да, — отвечает он, не отрывая взгляда от бумаг перед собой. — Хочешь ещё кофе? Микки проглатывает ком в горле и отрицательно мотает головой. Йен гулко выдыхает и наливает себе ещё кружку, а потом опускается на стул напротив, вытягивая ноги и легонько касаясь щиколотками штанов Микки — он поджимает ноги под себя, избегая контакта. — Твой телефон разрывался, — говорит Микки, пытаясь звучать как можно более отстранённо. Ему плевать. Плевать на то, что Галлагер устраивает свою личную жизнь — имеет полное на это право. Он ничего не обещал, они не в отношениях, их ничего не связывает. Микки тоже так делал лет десять назад, не заботясь о чувствах других, поэтому он даже не может сейчас злиться на Йена. Он зол на себя за то, что не послушал внутренний голос, который буквально кричал ему «не надо», «не стоит», «ты торопишься». Йен перевёл взгляд на свой мобильный, который с момента его прихода не издал больше ни звука, а потом протянул к нему руку, чтобы посмотреть, кто писал. Если бы Микки смотрел на него в этот момент, то увидел бы, как выражение лица Йена изменилось и как закатились его глаза. Потом тот просто положил его обратно экраном вниз, как бы отгораживаясь от всего написанного там. Через час, когда их смена была официально закончена, а следующая прибыла на работу, Йен и Микки могли спокойно покинуть здание больницы. Они остановились на секунду, чтобы Микки смог зажечь сигарету, а потом сделали несколько шагов по тротуару, когда Йен решил завести разговор. — Ты не хочешь сходить куда-нибудь позавтракать? Раз уж наше свидание обломалось и, признаться, я ужасно голоден, — он положил руку на живот, как бы подтверждая сказанное. Микки натянуло улыбнулся и покачал головой. — Извини, не сегодня. Меня ужасно вымотали эти сраные бумажки, — он посмотрел на Йена впервые с того момента, как они вышли на улицу, и увидел, что его лицо стало слишком бледным, поэтому нахмурил брови, напрягаясь всем телом. — Ты в порядке? Неважно выглядишь. Уголки губ Йена поползли вниз, а лицо исказила гримаса боли, рукой он всё так же продолжал держаться за живот. — Меня подташнивает, — еле выговорил он, сгибаясь практически пополам. Микки еле успел подхватить его, потому что лицо Йена стало стремительно приближаться к земле. Бледная щека прижалось к шее Микки и в этот момент он понял, что мужчину охватил жар. — Ты, блять, горишь, — с паникой в голосе воскликнул он. Микки практически приказал себе оставаться собранным и не терять головы. Он, блять, врач. Провести осмотр, узнать симптомы, обследовать, поставить диагноз — всё до смешного просто. Автоматический механизм, выработанный за годы. Так почему же в голове ни одного вопроса, который нужно задать Йену, а одна сплошная путаница из мыслей и чувств? Йен уже практически висел на нем, так что Микки пришлось перехватить его двумя руками, чтобы дотащить до ближайшей скамейки. Он оглянулся, понимая, что все они находились далеко. Поэтому он аккуратно опустил Йена на землю, быстро доставая из кармана телефон, чтобы найти номер Бритни. Пальцы не слушались, и он потратил на это в два раза больше времени, чем требовалось, а потом просто прокричал в трубку о том, чтобы к главному входу привезли каталку. — Боль сосредоточена в районе пупка, — еле выговорил Йен, который в такой момент оказался собраннее, чем его коллега. — Кажется, это аппендицит, Микки. С одной стороны, Милкович расслабился, потому что Йен не умирал, — по крайней мере пока — а потом его облило потом, когда он вспомнил, что все операционные заняты до 11 утра. — Твою мать, — сказал он вслух, позволяя Йену привалиться к нему так, как было необходимо в данной ситуации, забив на всё остальное. Два санитара выбежали через двери больницы, но без каталки, а с носилками, на которые сразу же уложили скрюченного ординатора, зажмурившегося от боли. Микки практически бежал вперёд, чтобы открыть им двери, а потом направился к стойке регистрации. — Кто может провести операцию? У Галлагера аппендицит, — прикрикнул он на Бритни, которая уже собралась уходить. Она растерянно пробежала глазами по расписанию, а потом подняла взгляд на Микки и поджала губы. — Коллинз опаздывает, а Фернандес уже ушёл, — сказала она. — В любом случае, у нас нет свободных операционных в отделении. — А хирургия? Бритни поджала губы и отрицательно покачала головой. Микки раздражённо провёл рукой по лицу, а потом развернулся на Галлагера, которого два ординатора перекладывали с носилок на каталку. Твою мать. — Микки, проведи операцию, — прошептал Йен, услышав их разговор. — Найди операционную и проведи операцию. Милкович подошёл к нему ближе и чётко увидел влагу на лбу, которая стекала каплями по обе стороны от его лица на белую ткань, зелёные глаза, которые умоляли его, и трясущееся от боли тело. — Йен, я не уверен… — начал он, борясь с желанием провести ладонью по его лицу, чтобы успокоить. — Ты сказал, что с этим справится любой, у кого больше одной извилины, помнишь? — перебил его Йен и усмехнулся, но потом снова съёжился от боли и закрыл глаза. — Пожалуйста, Микки. Милкович смотрел на него, понимая, что, кажется, ему придётся провести операцию, которую он делал лишь дважды в своей жизни, ещё во время университетской практики. И он, блять, сделает всё, чтобы она прошла успешно. — Ты сможешь это сделать, Микки, — сказала Мэнди сбоку от него, присутствия которой он даже не заметил. И да, он сможет.