сестра друга.

Для того чтобы посмотреть в лицо человеку, который встал на его пути Такемичи пришлось запрокинуть голову наверх. Перед ним стоял высокий, широкоплечий мужчина, с чёрными как смоль, волосами. Взгляд этих янтарных глаз был очень проницательным, но почему то мужчина казался знакомым. — Такемичи, это ты? – неуверенно, смотря прямо в глаза Ханагаки, спросил мужчина. — Да, а.. Вы кто? В ответ мужчина в костюме рассмеялся. — Как был чмошником так и остался. Я Марко. После этих слов в памяти нашего путешественника во времени стали всплывать моменты, когда Сакура знакомила Такемичи с её лучшим другом детства. "Да какого же хера они все так изменились то!?" - возмущался в мыслях Ханагаки, понимая что все его знакомые(которые остались в живых) выглядели очень вальяжно и харизматично, в отличие от него самого, который к своим 27-ми годам добился ровным счётом - ничего. — Слушай, Марко, мне нужно пообщаться с Сакурой. – Такемичи пытался говорить уверенно, но получалось у него не очень. — Ну.. – вышибала закатил глаза, делая вид, что он задумался. — Я не думаю что ты можешь представлять опасность так что... – он посмотрел на часы, потом огляделся и подозвал какого-то парня. Второй подошедший парень был такого же роста, только цвет волос у него был как у Чифую, а глаза цвета изумруда. — Помнишь его? – Марко махнул головой в сторону коллеги. Этот парень тоже выглядел знакомым, но вспомнить его никак не удавалось. — Это Миюки. – не дождавшись ответа от гостя, сказал Марко. Точно! Миюки! Тоже хороший друг Сакуры. Совсем не удивительно что они оба являются приблежёнными к ней людьми. — Миюки, проводи Такемичи с его гостем за столик, а я сопровожу Сакуру. – Такемичи сам не заметил когда Наото успел встать чуть позади него. — Хорошо. Идёмте. Мужчины разминулись. Блондин повёл нас, а брюнет направился к ресепшену. Спустя какое-то время ожидания в наушнике у Миюки что-то заговорило, но что именно никто кроме него самого услышать не мог. Ответив короткое "хорошо", он встал. — Идите за мной. Тачибана и Ханагаки переглянулись, но всё же пошли вслед за таким же широкоплечим, как и его напарник, парнем. Лифт поднимался на самый верхний этаж. Времени это заняло не более 30-ти секунд, но для Такемичи будто прошла вечность. Когда парни почти дошли до самого дальнего кабинета Миюки резко остановился. — Оружие лучше оставить здесь. — У нас ничего нет. – спокойно за них двоих отчеканил Наото. Кажется блондин не поверил ему на слово, по этому только после того как тщательно общупал каждого из гостей, пошёл дальше. Возле одной из дверей стоял Марко, так что не сложно было догадаться кто именно находится за этой дверью. Миюки открыл дверь, приглашая гостей пройти внутрь, а когда они оба оказались в кабинете, то дверь за ними хлопнула. Было странное чувство, как будто ты прямо сейчас добровольно попался в какой-то капкан. Комната была очень просторной. Стена, которая находилась параллельно двери почти полностью была из стекла, образуя огромное окно, из которого открывался превосходный вид на ночной Токио. Кроме окна в комнате был большой стол в виде буквы "Т", во главе которого стояло кресло. Это самое кресло было повернуто к гостям спиной, а на его спинке висел тот самых пиджак, который был накинут на плечи Харуно, когда та ещё отчитывала девушку у ресепшена. Кресло медленно, будто нарочно мучая пришедших в кабинет людей, повернулось. Только сейчас Такемичи смог увидеть на сколько откровенным было платье. Оно держалась на тонкий брительках, а так же открывался весьма хороший вид на грудь. Именно сейчас он смог разглядеть её плечи. С самого плеча и практически до запястья, на руке девушке был вытатуирован дракон.* От холодного взгляда таких бездушных глаз буквально бросало в пот. От девушки и без того несло силой, и харизмой, а тут ещё, и эти татуировки больше шарму придают. Такемичи буквально онемел. Встал как столб, нервно бегая глазами от одной татуировки на теле своей знакомой, до другой. — Ты о чём-то хотел поговорить, Такемичи? – из ступора его вывел такой нежный, но в то же время леденящий голос девушки. — Я недавно вернулся и... Не могла бы ты рассказать мне, что случилось? – Такемичи поднял на Харуно взгляд полный надежды и в ответ получил тяжёлый вздох. Сакура встала и медленно направилась к окну, открывая вид на свою спину, на которой виднелась ЕЩЁ ОДНА ТАТУИРОВКА! "Да сколько же их у неё!?" - лицо Такемичи исказилось в немом удивлении и даже в какой-то мере испуге, это ведь ужасно больно. Делая даже одну маленькую татуировку ты ощущаешь ужасную боль, а тут их несколько и все они очень большие, с кучей деталей! На спине Харуно, прямо между лопаток, виднелся ещё один дракон.* — Он убил всех. – голос девушки эхом раздался по кабинету. — Как это произошло?! Всё ведь было хорошо! – что нашло на Такемичи, который буквально минуту назад еле унимал дрожь в коленях? Прямо сейчас Такемичи чуть ли не визжит от злости и непонимания. — Мы с ним поссорились. Я была далеко, а Эмма докучала ему, – были видны накатывающиеся слёзы, но Сакура быстро отвернулась, — и он сорвался на неё. А потом в дом пришёл Кенчик.. И тоже не смог уйти живым.. Чем дальше, тем хуже. Девушка говорила эти слова спокойным голосом. Только Такемичи знал как тяжело давались ей эти слова. — А почему именно "Эмилия"? – Такемичи в слух задал интересующий его вопрос. — Потому что однажды Эмма узнала что, одна из форм её имени "Эмилия". Конечно это с другого языка, но всё же. Ей ужасно нравилась когда её так называли. Это в честь её. На пол упала слеза, но при этом лицо Сакуры до сих пор не было видно. — А почему большая часть твоих татуировок - это драконы? — Потому что моя группировка называется "Чёрный дракон". — Стой, но ведь Шиничиро.. — Майки убил его и создал "Бонтен". Я вязала "Чёрный Дракон" под своё правление. У Марко и Миюки точно такие же, только на всю спину. – она рукой указала на дракона меж лопаток. Сейчас Такемичи осознал, что боль при набивании татуировок - ничто, по сравнению с тем, что ей пришлось пережить, именно от этого ему стало тошно, ведь он не смог ничего сделать, даже наоборот - сделал ещё хуже. Прямо сейчас в комнате была полная тишина. Каждый из них думал о своём, но двое из них корили себя за беспомощность, лишь один Наото думал о другом.