***
Нырнув обратно в воду, Феликс едва мог определить, где находится Минхо. Алекс схватил его и потащил к океанскому дну, поднимая песок и другие отложения, что уменьшало видимость для всех. Единственное, что беспокоило его больше всего, это не большие клубы коричневой грязи, которые давали врагам шанс подкрасться к нему, а красная, исходящая откуда-то из центра, густая кровь, придающая всему ужасающий розовый цвет. — Минхо! — паникуя, засвистел он. Ответом ему были только сердитые крики и щелчки, так что он, не раздумывая, бросился в гущу битвы. Мелкие камешки и песок норовили попасть в глаза, нос и рот, заставляя его прикрывать лицо, чтобы защитить себя. Он прислушался, пытаясь определить местоположение Минхо по голосу, понимая, что его зрение сейчас бесполезно. Однако быстрое движение слева от него заставило насторожиться, его плавники угрожающе всколыхнулись от безмолвной угрозы. Следуя инстинктам, он пригнулся, едва увернувшись от направленного в его сторону копья. Дрожь снова пробежала по позвоночнику, и он поплыл вверх, избегая одного тритона, пытавшегося врезаться в него. И все же он не смог уклониться от всех атак, одно из копий успело коснуться его, рассекая правое плечо. Шипя от боли и гнева, он несколько раз угрожающе щелкнул зубами, после чего вслепую бросился в том направлении, откуда прилетело оружие. Это привело к мешанине конечностей, хвостов, оружия и когтей, слепо сталкивающихся друг с другом, каждый пытался взять верх над противником, несмотря на то, что вода вокруг с каждым мгновением становилась все мутнее, делая бойцов совсем ослепленными. Феликс мог полагаться только на ощущение своих когтей, впивающихся в мягкую плоть, и плавника, отбивающего копья с пути, чтобы сделать хоть какой-то вывод о наносимом ущербе, но одержать верх или просто понимать, насколько ситуация плоха в тот самый момент, было очень трудно. В какой-то момент над Феликсом раздался болезненный крик, тритон оттолкнулся от того места, где он сцепился с двумя напавшими, чтобы броситься на голос. — Минхо! — прокричал он еще раз, надеясь на ответ. Но получил только внезапный удар хлыстом от Алекса, вырвавшимся из одного из плотных песчаных клубов, у Феликса едва было время, чтобы поднять хвост и укрыться за ним, как крючки зацепились за несколько чешуек и вырвали их, оставив нежную кожу под ними кровоточащей и незащищенной. Феликс чувствовал, как крик рвется из его легких, но его остановила рука, резко зажавшая ему рот, другая обвилась вокруг талии, прижимая к крепкой груди. Он с силой укусил руку, пытаясь заставить его отпустить и выплескивая свою боль, но тритон позади был намного сильнее и даже не вздрогнул. Внимание Феликса привлек темный цвет под ними, наклонив голову, он заметил почти черный хвост, напоминающий пустоты океана. Несколько пробившихся лучей света легли фиолетовыми переливами, поэтому он немедленно прекратил вырываться, позволив себе прижаться к члену стаи. Чанбин издал довольное урчание, стараясь успокоить его, но все равно держался тихо и не убирал руку ото рта Феликса. Веснушчатый тритон тоже оставался неподвижным, его грудь тяжело вздымалась из-за напряжения в легких, пытающихся втянуть кислород из воды, жабры раздувались от усилия. Прислушавшись повнимательнее, Феликс понял, что вокруг никто не издает звуков. Если Чанбин здесь, то и остальная часть стаи наверняка тоже, они, вероятно, планировали использовать песчаные облака для внезапной атаки. Их противники, однако, тоже затаились, чтобы не выдавать своего места нахождения, поняв, что у них больше нет численного превосходства. Напряжение было таким сильным, как запах крови в воде, все затаили дыхание, ожидая, что кто-нибудь нарушит тишину. Тело Феликса наполнилось адреналином и потребностью сделать хоть что-нибудь, чтобы покончить с этой ужасной ситуацией. Несмотря на то, что он не был бойцом в стае, он все еще чувствовал, что происходящее было его виной, и он очень хотел это исправить. Однако успокаивающее присутствие Чанбина помогало ему сдерживаться, легкая дрожь в плавниках постепенно утихла, он сосредоточил все свое внимание на каждом небольшом изменении в окружении, которое сигнализировало бы о выходе из ситуации. Чанбин медленно отпустил его, жестом указав держаться позади. Зная, что бои не были его сильной стороной, Феликс легко согласился, тревожно закусив губу, пытаясь сдержать рвущиеся болезненные звуки и желание позвать Минхо. — Сейчас! — крик Чана заставил всех действовать. Феликс благоговейно наблюдал за тем, как Хёнджин, Джисон, Чан и Чанбин одновременно ныряли в песчаные клубы и выныривали из них, они точно находили цель и неожиданно атаковали ее. Происходящее представляло собой кровавое месиво из разрывающих плоть когтей и клацающих зубов. Мощный черный меч Чана двигался в воде, разрубая противника за секунды, после чего Чан направился на помощь членам стаи, убивая врагов одного за другим быстрыми движениями клинка. Нож Джисона был не менее эффективен, разрезая чешую и плоть так легко, словно те были водорослями, им он даже смог отразить одно из копий, прежде чем то успело поразить Чанбина. Рог Хёнджина превратился в самое смертоносное оружие, когда он, повернув голову, пронзил живот противника насквозь, в то время, как Чанбин атаковал и разрывал на части все, что подплывало к нему достаточно близко, делая воду вокруг все более темной от крови. За считанные минуты бой закончился, тела нападавших безвольно плавали вокруг стаи Бродячих детей, у большинства трупов отсутствовали части тела из-за жестокой разборки. И все же, хоть они и разобрались с большинством воинов вражеской стаи, Алекса среди трупов не было, и Феликс знал, что он все еще где-то в темных водах, вероятно, вместе с Минхо. Сделав глубокий вдох и собрав все свое мужество, Феликс нырнул прямо в месиво грязи, крови и плоти, сосредоточившись только на том, чтобы найти своего любимого. От остальных членов стаи он узнал, что лучше сохранять молчание, чтобы не выдавать своего местоположения, поэтому сильнее прикусил губу и быстрее задвигал хвостом, оставляя за собой кровавый след. Песок уже начал оседать, поэтому обзор становился лучше, ему почти сразу же удалось обнаружить свою цель. Минхо свернулся калачиком на песке, копье запуталось в сети, повязанной на его бедрах, и пригвождало к земле. Он как мог защищал голову, в то время как Алекс безжалостно хлестал кнутом, жажда крови и боли от того факта, что он остался один против пяти разъяренных тритонов, ослепляла его. Увидев своего старшего в таком уязвимом положении, глаза Феликса стали такими же красными, как окутывающая их всех кровь. Свирепо вопя, он налетел на Алекса, повалив его на дно, и начал бить его кулаками и хвостом. Феликс использовал все, чтобы причинить боль этому монстру, и какая-то часть его действительно наслаждалась болезненными вздохами и криками, исходящими от члена старой стаи. Все его внимание было сосредоточено на Алексе, и вся та боль, что ему причиняли, вырвалась наружу. Все оскорбления, унижения, порки, удары, которые он получал, а теперь получил и Минхо. Вся эта боль из-за отношения к нему и к членам его стаи полностью поглотила Феликса, продолжавшего атаковать катающегося по песку Алекса, вонзив когти в его тело. Несмотря на всю боль и атаки, его старому обидчику все же удалось сделать то, что у него получалось лучше всего: заставить Феликса почувствовать себя никчемным. — Ж-жалкий. Ты такой жалкий, — выдохнул он, смотря на Феликса темно-синими глазами, даже сквозь синяк, закрывший левую половину лица. — Всегда б-был и всегда б-будешь. Твоя новая стая приняла тебя только потому, что… Тьфу… Потому что сжалилась над тобой. Ты — пустышка, которая должна умереть в самых глубоких глубинах, где никто не сможет услышать твой от-твратительный голос… Эти слова задевали за живое, заставляя гнев в его груди превратиться в боль, такую глубокую и всеобъемлющую, что ему казалось, что она пожирает его изнутри. Единственный способ справиться с ней, который находило его сознание, — вернуть ее в десятикратном размере, причинить боль Алексу в отместку своей собственной, пытаясь так отпустить все. Если бы он переложил боль на кого-то другого, то она перестала бы пожирать его заживо. Поэтому он полностью сосредоточился на своем занятии, используя когти, чтобы впиваться в чешую Алекса и вырывать ее кусками, наслаждаясь криками, которые издавал тритон. Если бы ему пришлось расцарапать весь хвост Алекса, чтобы унять боль в сердце, он бы сделал это. И все же, когда его обхватили крепкие руки и оттащили, он не сопротивлялся, успокаиваемый самым мягким шепотом на ухо: — Прекрати, Ликси. Пожалуйста, вернись к нам. Вот и все, звездочка, вернись ко мне. Я знаю, ты злишься, у тебя есть полное право на это, но ты целитель, любимый. Ты не любишь причинять кому-либо боль. Независимо от того, насколько они это заслуживают. Я не хочу, чтобы ты делал то, о чем пожалеешь, потому что ослеплен яростью… — Чан мягко вывел его из оцепенения, вызванного гневом, позволив Феликсу устало навалиться на него. — Вот так, милый. Мы дадим другим позаботиться об этой проблеме. Давай лучше проверим Минхо, он важнее, чем пустая трата времени на это. Чан оттащил его от истекающего кровью Алекса, Феликсу даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, что произошло дальше. Крики и шипение были достаточно красноречивы, как и лязг ножа Джисона, наконец вернувшие тишину в океан. Зная, что ему больше никогда не придется встретиться со своим обидчиком, Феликс повиновался толчку Чана, они оба направились к Минхо, все еще лежавшему на дне, свернувшись калачиком, обхватив руками левую сторону головы. Чанбин уже позаботился о копье, заставлявшим его оставаться на месте, выдернув его из песка и осторожно выпутав из сети. С поразительной ясностью Феликс увидел оружие Алекса, лежавшее рядом с любимым, и он понял, что произошло еще до того, как Чан попросил золотохвостого тритона повернуться к ним. Левая сторона лица представляла собой месиво из глубоких царапин и крови, но хуже всего были крюки, все еще торчавшие из кожи, по меньшей мере три из них застряли в ухе, от мочки по всей ушной раковине, еще один порвал хрящ в месте соединения уха с головой, из-за чего оно выступало больше, чем правое. Чан быстро отвернулся, сдерживая приступ тошноты, закрывая рот дрожащей рукой. Но Феликс был целителем, и он, к сожалению, привык к подобным травмам, хоть и никогда не видел таких серьезных ран у одного из членов своей стаи. Видение члена его стаи, так сильно раненного, вернуло Феликса в нормальное состояние, словно все его рассеянные мысли были подхвачены сильным течением и поставлены туда, где им самое место, позволяя ему правильно оценить ситуацию. — Минхо… Мне так жаль… — Он чувствовал, что должен извиниться, потому что Алекс пришел сюда в поисках его, а не его стаи, так и потому, что знал, что следующие его действия причинят раненному еще больше боли. Он глубоко вздохнул, сев на песок рядом с Минхо, и поджал под себя хвост, положив одну руку ему на плечо. — Я должен убрать это, Мин. Я избавлюсь от всего этого ради тебя и заставлю боль уйти, хорошо? Минхо резко одернулся, как только почувствовал, что рука Феликса поднялась от плеча к его лицу, издав беззвучный крик боли, когда пальцы задели крючки в ухе. Его глаза распахнулись, чтобы посмотреть на Феликса, словно он был врагом, его хвост предупреждающе забил по песку. — Не прикасайся ко мне! Не… Просто отойди, не подходи близко! — прошипел он, морщась из-за потревоженных порезов на челюсти. — Минхо, мы должны это сделать. Мы должны вытащить крючки, Ликси справится с этим лучше всех, ты же знаешь это. Будет больно, но совсем не долго, мы поможем тебе вылечиться, — попытался успокоить его Чанбин, проплывая прямо над раненным Минхо, чтобы ему не пришлось слишком сильно двигать головой. Но Минхо, казалось, считал не только Феликса, но и всех их угрозой для себя в этот момент. Он продолжал яростно рычать, размахивая хвостом, пытаясь ударить любого, кто осмелится подобраться слишком близко. — Что нам делать…? — Джисон подплыл к Чану и Феликсу, выглядя удрученным. — Мы не можем оставить его так! — Мы должны удержать его, пока Ликс не вытащит крючки, — вмешался Хёнджин, подплыв ближе к ним, в то время как Чанбин старался держать Минхо под контролем. — Это никому не понравится, но кровь привлечет всех акул в округе. Мы должны действовать быстро, — строго сказал он. Его голубые глаза выражали решимость и беспокойство за любимого. Феликс поморщился, но кивнул. — Я ненавижу это, но не вижу другого выхода… Чан, что скажешь? Мнение Чана, как лидера стаи, высоко ценилось, и он знал, что ему предстоит сделать сложный выбор ради здоровья и безопасности члена стаи. — Мы удержим его, — кивнул он. — Ты пока делай все, что в твоих силах, Джисон поможет. Затем я хочу попробовать взять его с собой на лодку. Там он будет в безопасности от любых других хищников, и Минни сможет присматривать за ним с помощью своих человеческих вещей. Они все мрачно кивнули, готовясь помочь своему любимому, чего бы это ни стоило. Чанбин взглянул на них краем глаза, все услышав. В обычной ситуации Минхо так же легко услышал бы их планы, но это была не обычная ситуация. В кои-то веки он, казалось, не мог слышать ничего из происходящего вокруг, слишком ослепленный болью, он казался полностью сбитым с толку, когда Чанбин нырнул сверху, прижимая его плечи и руки к песку. За ним последовал Хёнджин, почти ударившийся о торс Минхо, чтобы удержать его на земле, в то время как Чан изо всех сил пытался удержать его хвост от движений. Но самым страшным было то, что Джисон удерживал его голову, пока Феликс нависал над ним с сожалением на лице. — Все будет хорошо, любимый. Мы позаботимся о тебе, просто позволь нам сделать это, пожалуйста, — взмолился он в последний раз. Затем, так быстро, как только мог, он подцепил первый крючок, изо всех сил стараясь вытащить его так, чтобы не повредить больше ни кожу, ни хрящи. Однако в момент, когда его пальцы коснулись уха Минхо, все стало только хуже. Раненный тритон взвизгнул от боли и забился так яростно, что смог отбросить от себя Хёнджина и Чанбина, его хвост вырвался из хватки Чана. Джисону пришлось отпустить его голову, если он не хотел лишиться пальцев, так как Минхо сердито клацнул челюстью. Феликс мог только в отчаянии наблюдать за тем, как его любимый оттолкнулся от земли мощным рывком и поплыл прямо к поверхности. Хлыст, все еще скрепленный с крюками, волочился позади него, заставляя Феликса морщиться, когда он представлял, как больно это для Минхо. И все же боль, судя по всему, была более терпимой, чем страх, который испытывал тритон. В каком-то извращенном смысле это было логично, и стая должна была ожидать такой реакции. Уши Минхо были самой чувствительной частью тела, гораздо более чувствительной, чем у кого-либо из них. К тому же, его старая стая использовала это знание, чтобы причинить ему боль, убеждаясь, что уши будут вовлечены в любое физическое наказание, которое он получает. Так что, конечно, любой, кто осмелится прикоснуться к его поврежденному уху, будет рассматриваться как враг, которому нужно противостоять или от которого нужно бежать, несмотря на то, член это его стаи или нет. Однако удивительной вещью было то, что Минхо плыл наверх, к воздуху. И, судя по тому, что мальчики могли видеть с того места, где находились, он направлялся прямо к лодке Сынмина. Обеспокоенные состоянием Минхо и тем, что он мог сделать человеку, ослепленный болью и страхом, они последовали за ним. — Мин, подожди! Вернись! — крикнул Джисон, плывя так быстро, как только мог, но страх и боль, несомненно, были лучшим двигателем, чем беспокойство, из-за чего Минхо был намного быстрее. Феликс спешно вытер слезы, сосредоточившись на том, чтобы следовать за стаей к лодке. Да, он все еще считал, что все произошедшее было его виной, но это значило, что он должен был помогать, а не плакать, и именно это он и собирался делать.***
Боль. Все, что он мог чувствовать, это боль и ужасный звон в голове, словно что-то свистело прямо у него в ушах, не останавливаясь на передышку. Минхо вздрогнул, когда очередная волна боли прошлась по телу, пока он добирался до безопасного места, о котором мог думать. Всего было слишком много: света, боли в теле, запаха крови, окружавшего его, и звона в голове. Он просто хотел, чтобы все это исчезло, чтобы ему позволили укрыться где-нибудь в темноте, где нет света, запахов, звуков и боли. Тритон почувствовал, как его пальцы коснулись чего-то твердого, и он подтянулся, скорее почувствовав, чем услышав, как его тело приземлилось на что-то твердое, горячее и сухое. Он нахмурился из-за нехватки воды, но продолжил двигаться, его мозг, казалось, хотел привести его в какое-то конкретное место. Он просто повиновался своим инстинктам, забравшись в ближайший угол, где наконец мог свернуться калачиком, подняв хвост, прикрываясь им как можно сильнее. Он скулил от боли, покачиваясь взад-вперед в попытке ослабить сенсорную перегрузку, но всего усилия были напрасны, вибрация эхом раздалась рядом с ним, заставив его повернуть голову туда, откуда она, как ему казалось, исходила. Он был в этом месте не один, и это заставило его угрожающе оскалить зубы, готовясь к атаке, не готовый сдаваться, несмотря на то, что все его тело кричало в агонии из-за покрывающих его ран. Пусть оно приближается, он готов сражаться с любой надвигающейся опасностью.