Все милее под водой

Сынмин лениво опускал ноги в воду, наблюдая за летающими на рассвете птицами. Именно в такие моменты, когда большинство людей еще спало, природа была самой красивой. Не было слышно ничего, кроме мягкого плеска волн о борт лодки или крика чаек, охотящихся за завтраком. Ветер убирал розовые локоны от глаз, а небо постепенно теряло желтый оттенок, с каждой минутой становясь все голубее. Этот пузырь умиротворения, сформировавшийся и окутавший Сынмина, заставлял чувствовать, словно он парит вне пространства и времени, в месте, созданном только для него. Непреднамеренно с губ сорвался тихий звук. Осознав, как приятно выплеснуть наружу свое внутреннее счастье, он позволил звукам сорваться с его губ, на этот раз громче, слова формировались на кончике его языка. Он запел старую песню, которую часто слушала мама, когда он был маленьким. Она брала его с собой на пляж, ложилась на песок, а рядом ставила небольшой радиоприемник с этой песней на повторе. Это была какая-то старая песня, смиксованная с синтезатором и басом, чтобы сделать ее более современной. Однако Сынмин всегда предпочитал более простую, оригинальную версию. Его голос перескочил с высокого тона на низкий, вибрируя и растягивая слоги. Все ему говорили, что он талантливый певец от природы, что, если бы захотел, он мог бы стать айдолом. Однако Сынмин лишь смеялся над этими предложениями и продолжал заниматься учебой, точно зная, чего он хочет в будущем. Но его любовь к науке не мешала ему время от времени петь, в основном самому себе на кухне по ночам или во время долгой поездки по побережью. Всякий раз это было чем-то вроде импровизации или караоке. Ему хотелось петь всякий раз, когда располагали момент и атмосфера. Сегодня условия были идеальными, поэтому чистый и легкий голос эхом разносился над волнами, ветер подхватывал ноты и разносил их над океаном, пока течение медленно покачивало лодку. Закрыв глаза, чтобы лучше насладиться уединением, Сынмин позволил своим мышцам расслабиться под морским бризом, желтая бандана и воротник белого поло развевались около шеи. Штанины черных брюк были закатаны до колен, так как он еще не переоделся в купальный костюм. В конце концов, у него был небольшой сюрприз для тритонов, а для этого им придется немного поплавать вокруг лодки. Песня продолжала срываться с его губ, а сознание возвращалось к воспоминаниям о вчерашнем дне, когда он посетил гнездо стаи. Как только мальчики закончили игру «поймай панцирь краба», они устроили Сынмину экскурсию по рифу. Густой лес из водорослей, в котором Чонин показал обитающие там стада морских коньков. Видя, как младший практически скрылся под этими маленькими зверьками, пытающимися ухватиться за пальцы и волосы, Сынмин с трудом сдерживал воркование. Он просто растаял от этой милой картины. Сразу после Хенджин, схватив его за руку, потащил к более каменистому месту за зарослями водорослей, где Чанбин и Феликс лежали на дне, разговаривая с колонией морских звезд. Увидев Сынмина, Феликс с энтузиазмом помахал ему рукой и очень серьезно начал представлять морских звезд, называя их имена, комментируя характер некоторых и любимую еду. Ким был очарован, наблюдением за тем, как иглокожие реагируют на прикосновения веснушчатого тритона, поднимая свои лучи или подползая к нему. Некоторые даже начали карабкаться по рукам Феликса, на что он только хихикал, слегка подталкивая их. Будучи очень внимательным, Сынмин заметил, как Чанбин смотрел на Феликса в этот момент: как отчаянно влюбленный мальчик, и задался вопросом, какие типы взаимоотношений есть внутри стаи. Однако, прежде чем он успел обдумать этот вопрос, к нему сзади подкрался Чан, толкнув ногу своим гигантским черным хвостом, заставляя Сынмина дернуться и взвизгнуть. Раздалось несколько смешков и извинения от лидера, после чего Чан узнал, не пора ли Сынмину уходить, так как они не знают, как долго он может дышать под водой. Проверив уровень воздуха в баллоне, Ким обнаружил, что ему действительно пора, если он хочет успеть вернуться на лодку с достаточным количеством кислорода. В целом, день был весьма хорош, учитывая, что ему удалось сблизиться с Минхо и — может быть — Чанбином. Сынмин вернулся домой счастливым и почти забыл отправить Мине быстро сделанный отчет о флоре рифа. Единственным, что омрачало вечер, было письмо от Мины, в котором говорилось, что команда глубоководных исследователей заинтересовалась местом кораблекрушения, которое он, как все думали, продолжает исследовать, и что они хотели бы видеть Сынмина в качестве гида для погружения как можно скорее. Он ответил, что в ближайшее время немного занят, но он посмотрит, когда будет возможность выделить для этого время, хоть и не был намерен делать это. Сынмин решил забыть о сообщении и поскорее заснуть, видя во снах разноцветный риф, морские звезды и милых тритонов. Проснувшись на следующее утро, он был слишком взволнован. В животе порхали бабочки, а ноги тряслись от желания скорее выйти за дверь и сесть в лодку, что он и сделал. Именно поэтому он сейчас сидел на палубе, тихо напевая и ожидая встречи с тритонами. Открыв глаза, чтобы попытаться определить который час по положению солнца, Сынмин ахнул, заметив, что он не один. Он встретился взглядом с двумя пронзительными льдисто-голубыми глазами. Над ними к небу поднимался спирально закрученный рог, длинные струящиеся волосы окружали красивое лицо, все еще наполовину скрытое водой. Коричнево-белый плавник колыхался на поверхности воды, почти не вызывая ряби. В целом, создавался идеальный образ хищника, выслеживающего свою добычу.  — Хенджин? — неуверенно позвал Сынмин, готовясь к тому, что тритон нападет на него. Похоже, у них была привычка приветствовать его таким образом, хотя обычно этим занимался Джисон. Тритон медленно приблизился к лодке, наконец, поднимаясь из воды и кладя руки по обе стороны от бедер Сынмина, его подбородок опустился на колено Кима. Хенджин действовал осторожно, чтобы не поцарапать Сынмина рогом, но все равно придвинулся как можно ближе, втискиваясь между ног. Он смотрел на ученого снизу вверх, во взгляде было что-то хищное, первобытное, почти… Соблазнительное. Тот факт, что Хенджин острыми когтями выстукивал какой-то неизвестный ритм рядом с бёдрами Сынмина, никоим образом не помогал расслабиться.  — Ты хорошо поешь для человека, — наконец сказал Хенджин с загадочной улыбкой, обнажая жемчужно-белые клыки.  — О… Спасибо. Я не думал, что меня кто-то услышит.  — Твоя песня была почти как призыв, звучащий под волнами… Невозможно игнорировать. Хенджин облизнул свои пухлые губы, не отводя взгляд от дайвера. Это было не то, к чему привык Сынмин. Обычно глуповатый и драматичный тритон был пугающе соблазнительным. Честно говоря, это было очень ново и волнующе. Однако внимание Сынмина привлекла другая деталь.  — Подожди, моя песня… Не игнорируемая? Как зов? — он не мог не прозвучать недоверчиво, тихо посмеиваясь.  — Разве это не хорошо, то о чем ты говоришь? — Хенджина, казалось, смутила реакция ученого.  — Это… Нет, нет, все в порядке! Это просто… Иронично, — пожал плечами Сынмин, тонкая рука Хенджина, играющая с карманом его брюк, отвлекала. Он сглотнул, увидев когти в непосредственной близости от места, где он определенно не хотел их видеть.  — Иронично? Почему? Это настоящий комплимент, — настаивал тритон, пытаясь разобраться в сбивающих с толку словах человека. Переключив свое внимание обратно на Хенджина и пристально глядя в гипнотизирующие голубые глаза, Сынмин заставил себя объясниться:  — Ну… Просто на суше, у нас есть некоторые истории о. Ну, таких, как ты. Несмотря на то, что все думают, что вас не существует, что к лучшему, у нас есть истории и мифы о ваших чарующих голосах. Заманивание моряков своим пением, петь о самых сокровенных желаниях мужчин и околдовывать любого, кто оказался достаточно близко, чтобы послушать… Так что это иронично, что наши роли сегодня поменялись местами, — сказал он, упираясь локтями в колени, чтобы быть ближе к Хенджину. Глаза блондина расширились от удивления из-за этой информации.  — Правда? У вас есть истории о нашем пении? — Затем, осторожно склонив голову, он спросил. — Ваши рассказы обычно связаны с береговыми линиями с острыми скалами? Брови Сынмина взлетели вверх.  — Ну, поскольку в историях часто говорится о моряках, разбивающих корабли о скалы, а затем погружающихся на дно океана, я скажу: «Да». Как ты догадался? Хенджин ухмыльнулся, тоже оперевшись на локти и положив голову на ладони, так что между их лицами остался совсем маленький промежуток.  — Возможно, у меня есть идея, что вдохновило вас на такие рассказы… Это может быть частично нашей виной. Он снова облизнул губы, это отвлекло Сынмина настолько, что он почти забыл задать вопрос, который вертелся на языке. Ключевое слово «почти», все же любопытный мозг Сынмина кричал ему, что он должен добраться до сути.  — Что ты имеешь в виду? Но Хенджин уже оттолкнулся от края лодки и скользнул обратно в воду, полностью погружаясь и пропадая из поля зрения ученого. Сынмин уже начал ругать себя, за то что обидел тритона, застонав от отчаяния, рефлекторно потянувшись руками за нарвалом, желая поймать до того, как он исчезнет. Однако странный звук заставил его остановиться, Сынмин задержал дыхание, чтобы лучше слышать. Звук, казалось, исходил отовсюду, поднимался и опускался вместе с волнами. Он был таким же высоким, как крик чайки, но почему-то все равно заставлял что-то в груди Сынмина вибрировать, как в тот раз, когда он пошел на концерт и почувствовал вибрацию баса всем телом. Казалось, кровь гудела в венах, а уши забились сладкой ватой, заглушая большинство фоновых звуков, в то время как пение становилось все четче. Потому что это оно и было: пение. Хенджин пел. Прямо у него под ногами. Он пел, и вода покрывалась рябью от его голоса, а тело Сынмина сотрясалось изнутри. Оно было не таким, как человеческая песня, не было слов и мелодии. Это было что-то более глубокое и совершенно естественное, но в то же время звучащее, словно принадлежит другой планете. Звуки следовали друг за другом в причудливом порядке, не повторяясь дважды, и несмотря на отсутствие направления и ритма, звучали так правильно. Сынмин понял, что пение прекратилось, только когда Хенджин вынырнул обратно на поверхность, с ухмылкой убирая волосы с лица.  — Я полагаю, это то, что слышали моряки в ваших рассказах. И, черт возьми, неужели его голос всегда звучал так ровно и сочно?  — Э-ээ… Что? — было единственным, что смог выдавить из себя Сынмин. Кажется, Хенджина это позабавило, так как он начал смеяться.  — Навигационные песни. Стаи на отмели используют их, чтобы предупреждать друг друга об изменениях в ландшафте, течениях или изменении береговой линии. Песни являются важной частью нашей системы связи и позволяют легче составлять карту территории.  — О… О! — Сынмин резко вернулся к реальности, отрывая взгляд от губ Хенджина и часто моргая. — Итак, вы передаете сообщения через песни? Этим пользуются мелководные стаи? Тем, кто живет на глубине, это не нужно? Хенджин пожал плечами.  — Я научился этому в собственных путешествиях, до того, как присоединился к стае Чана. Он и Чанбин, кажется, не знают этих песен, но Чонин, Минхо, Джисон и… Феликс… Они используют их постоянно. Сынмин не был глуп, он услышал паузу перед именем Феликса: за этим всем стояла история. Однако, скорее всего Хенджин не станет рассказывать ее, поэтому Сынмин будет терпелив и подождет, пока не сможет спросить об этом позже.  — Что насчет тебя? Ты, кажется, не принадлежишь ни к одной из этих групп? — вместо этого решил спросить Сынмин, внимательно глядя на Хенджина, словно это могло помочь ему найти ответы.  — Я? Я… Другой. Я не жил в одном месте. Мой вид постоянно путешествует, не поселяясь в одном месте. Мы бродим по океанам, добывая еду и путешествуя от ледяных берегов до глубоких вод. Сынмин предположил, что, говоря о ледяном побережье, Хенджин имел в виду Северный полюс, именно там большинство популяций нарвалов переживало зиму. Однако было известно, что они являются мигрирующим видом, покидающим ледяное побережье Арктики, чтобы провести лето в более глубоких водах. То, что сказал Хенджин, обретало смысл, нарвалы технически были кочевниками, вот почему он не принадлежал к «основным типам» стай.  — Но если ты не из стаи мелководья, откуда ты знаешь эти песни?  — Так как мы много путешествуем, мы часто встречаемся с разными стаями. Однажды одна старая русалка с отмели научила нас пению. — Хенджин улыбнулся воспоминаниям. — Я был восхищен и начал использовать его, когда мы вернулись на ледяное побережье. Это очень помогало, так как береговая линия на севере постоянно меняется, а лед перемещается каждый день. Благодаря пению мы избежали нескольких столкновений с плавучими льдами, на которые плыли ночью или во время шторма.  — …Вау. Только и смог выдавить из себя Сынмин. Его мозг усердно работал, пытаясь воспринять полученную информацию. Он был сильно удивлён, так как не думал, что Хенджин захочет рассказать так много об обычаях русалок.  — Ты в порядке, маленький человек? Ты, кажется, очень смущен, — усмехнулся нарвал, самодовольно ухмыляясь.  — Я просто… Да, я в порядке. Это так увлекательно! У меня так много вопросов… Как твоя стая сейчас, стая Чана, я имею в виду, вы, ребята, навсегда обосновались на отмели, где я был вчера? Даже учитывая, что ты — кочевник, а Чан и Чанбин из глубин?  — Нет, на самом деле мы еще не решили… Сейчас мы все кочевники. Мы бродим по океанам, пытаясь найти идеальное место. Место, которое мы показали тебе, всего лишь временное пристанище, пока мы находимся тут. Ты, может, и понравился нам, но не настолько сильно, чтобы приводить тебя в… — он издал несколько щелчков, сопровождаемых свистом. — Даже если бы он у нас был. Это место очень ценно, оно — центр жизни стаи. Наше безопасное убежище. Никто, кроме членов стаи, не должен знать о его местоположении. В любом случае, пока у нас его нет, мы все еще в поисках. Это интересно. В душе они не были кочевниками, инстинкт диктовал им обосноваться в одном месте, которое пока не было найдено, безопасное убежище, постоянное поселение, возможно, похожее на человеческую концепцию дома? Сынмин чувствовал, что их нетрадиционный образ жизни, по крайней мере, частично был вызван тем фактом, что стая Чана была необычной даже для мифических существ, которых изначально вообще не должно было существовать.  — Спасибо, что поделился со мной этим, Хенджин. Для меня много значит, что вы доверяете мне эти знания, и мне нравится узнавать о вас больше. Тритон понимающе улыбнулся, лениво вычерчивая узоры на бедре Сынмина когтями.  — Ты очень любопытный человек. Я вижу это по твоим глазам, когда ты хочешь о чем-то спросить. Я знаю, что ты уже давно умираешь от желания узнать о нас больше, так что я просто хотел убедиться, что ты получишь ответы до того, как раздуешься как рыба-фугу из-за кучи вопросов в голове.  — Ну… Забавно, что ты заговорил об этом, потому что… У меня есть еще вопрос! — Хенджин только нежно рассмеялся и склонил голову на энтузиазм Сынмина. — Почему ты здесь один? Особенно, если… Ты сказал, что моя песня похожа на призыв, разве другие не услышали ее?  — Дети и Чанбин еще спят, а Чан и Минхо отправились патрулировать южную и западную границы нашей территории. Мне выделили эту часть. Хотя я не сомневаюсь, что Минхо слышал тебя и что они с Чаном уже на пути сюда. Чонин, вероятно, тоже слышал, он чутко спит, так что приведет остальную часть стаи. — Он склонил голову на бок, светлые волосы веером рассыпались по плечам. — Я никогда не думал, что такое произойдет… Что мы все соберемся вокруг человека… Но ты милый, так что все в порядке, — он улыбнулся, прежнее соблазнительное поведение полностью исчезло, вернув привычный детский характер. — Спой мне еще немного, я хочу снова услышать твой голос, — надулся Хенджин, устраиваясь поудобнее и кладя голову на колено Сынмина. Ученый сглотнул, понимая, что Хенджину просто стоило слегка повернуть голову, чтобы проткнуть его живот своим рогом. Тритон был хищником, был смертельно опасен, но также чрезвычайно дружелюбен и отзывчив, и Сынмин никак не мог поверить, что ему удалось завоевать такое драгоценное доверие и дружбу с этаким существом. Итак, он сделал единственное, что должен был в этот момент. Он начал напевать мелодию с того места, где остановился, добавил слова, разнесшиеся по ветру над волнами. Хвост Хенджина покачивался в мерном ритме, пока он сам лежал на колене Сынмина, сопровождая его пение собственной мелодией. Она звучала немного неуклюже, словно голосовые связки русалок не были предназначены для подобного, но все равно заставил их работать, создав несколько мягких нот, позволяя Сынмину вести его по песне. Рядом с ними из воды высунулась голова, вскоре за ней показалась еще одна, и еще. «Дети», по-видимому, проснулись, лица Чонина и Джисона все еще выглядели опухшими ото сна, Феликс слушал с широко открытым ртом, а Чанбин помогал все еще сонному Джисону удерживаться на поверхности. Когда песня закончилась, рядом с лодкой появились Минхо и Чан.  — Это ты пел? — шокированно спросил Минхо.  — Хены! — радостно поприветствовал Сынмин, помахав руками. — Да, я пел, но Хенджин помог мне с концовкой.  — Хены? — переспросил Чан, подплывая ближе и беря Хенджина на руки, чтобы унести его от Сынмина. Ким был бы разочарован, если бы Хенджин не начал клевать носом, как только закончилась песня, а его рог оказался в опасной близости от живота, неловко упираясь в бок Сынмина. Поэтому он только улыбнулся и начал объяснять лидеру:  — Хен, да, это… Оно вышло само по себе. Это термин, который мы используем на суше для обозначения кого-то старше нас, кого мы… Хм, уважаем и ценим. Я даже не знаю, старше ты меня или нет, просто ты выглядишь… надёжным, — признался Сынмин. Он не мог сдержать разлившийся по щекам румянец. Однако он не мог сравниться с огненно-красными кончиками ушей Чана, рот тритона был широко открыт.  — На… Надежным? — пискнул лидер, и это было слишком очаровательно, что не соответствовало образу крутого татуированного парня.  — Прости, я не буду говорить так снова, если тебе не нравится! Действительно, тритон выглядел совершенно взволнованным: рот открывался и закрывался, дыхание участилось, хвост поджался под него. Сынмин не понимал, должен он восхищаться этим или начать беспокоиться. Чанбин рассмеялся, все еще держа Джисона одной рукой. Он дразняще хлопнул Чана по плечу, заставляя его и Хенджина на его руках качнуться в воде, а затем подмигнул Сынмину.  — Поверь мне, ты не должен прекращать называть его так. Ему очень нравится.  — Чанбин! — прорычал лидер, в то время как Хенджин, недовольно ворча, потревоженный толчком, решил забраться на палубу к Сынмину в поисках покоя.  — Правда? Ты уверен, что не против такого обращения? — нахмурился ученый, не желая переходить невидимые границы.  — Уважение и надежность — очень важные и… Ценные качества для глубоководных стай, — вставил Минхо, подтягиваясь, чтобы перелезть через перила правого борта. — Ты хочешь быть вежливым маленьким человечком, верно? Продолжай называть Чанни так, это идеально. Сынмин сходил с ума или Минхо открыто флиртовал с ним? Но это был флирт от имени Чана или от своего собственного? Или они оба флиртовали с ним? Или друг с другом? Его мозг и сердце взорвались бы, если бы они продолжили в таком духе, будучи такими привлекательными. Тот факт, что они все были разными, а Сынмин просто был человеком, любящим красивые вещи, совсем не помогал. К счастью, Хенджин спас его от этой бессмысленной болтовни, радостно воскликнув из каюты, в которую смог заползти.  — Это что, еда?! Несколько голов быстро повернулись на голос Хенджина, глядя с надеждой. Чонин скользнул ближе к человеку, понимающе ухмыляясь.  — Ты хорошо усвоил урок, постоянно кормя нас, — подмигнул он, что, несмотря на его детское личико, выглядело весьма кокетливо. Они определенно должны были перестать так на него смотреть, если хотели, чтобы он не умер от сердечного приступа слишком молодым.  — Это… Это просто человеческая еда, я подумал, что вы, возможно, захотите попробовать, — неловко запинаясь в словах, произнес Сынмин, заставляя себя перестать влюбленно смотреть на Чонина и встать, чтобы пройти внутрь лодки и забрать угощения. Для этого ему пришлось перешагнуть через Хенджина, лениво развалившегося внутри каюты, хватая и играя всем, что было в его досягаемости. Это, к сожалению, означало, что кроссовки Сынмина, компас, одна из ласт и, конечно же, корзины с едой, попали в руки долговязого тритона, осматривающего предметы.  — Хенджин, мне это нужно, — сказал он, показывая на корзины.  — Я чувствую запах еды оттуда. Странной, но вкусной еды. Я хочу немного! — надулся тритон, глядя на человека и обнимая корзину руками.  — Ты обязательно получишь, не волнуйся. Это еда для вас, — улыбнулся Сынмин, находя Хенджина милым.  — Минни, я голоден! Принеси еду-уу! — заскулил Джисон, и биолог мог только фыркнуть.  — Пойдем, Джинни, пока вы все семеро не попытались втиснуться в эту крошечную каюту, — прозвище само собой сорвалось с губ Сынмина, но, похоже, совсем не смутило Хенджина. Напротив, он поправил свои волосы, довольно шлепая хвостом, после чего отпустил корзины. С тихим «Спасибо», Сынмин вышел из каюты, вынося все привезенные три корзины, чтобы обнаружить, что вся стая сидела на задней палубе лодки, за исключением Чана, что оставался в воде наполовину. Возможно, из-за того, что на палубе не хватило бы места для еще одного гигантского хвоста, корабль и так уже сильно накренился назад. Или из-за защитного инстинкта Чана и необходимости постоянно следить и контролировать ситуацию. Какими бы ни были причины лидера, все они сейчас выглядели как стая выброшенных на берег дельфинов с решимостью чаек, ищущих еду. Сынмин не мог сдержать смеха, когда их нетерпеливые взгляды остановились на корзинах в его руках.  — Хорошо, давайте успокоимся, этого хватит на всех… Я надеюсь. Это вызвало еще больше восклицаний, над которыми Сынмин мог только посмеяться, раскладывая еду в середине круга, образованного русалками. Громкий свист заставил его испуганно вздрогнуть, в ушах звенело от высокой громкости, и он обернулся, чтобы посмотреть на виновного. Сзади, у входа в кабину, лежал надутый Хенджин, скрестив руки на груди, неловко закинув хвост на скамью.  — Я застрял, — все, что он смог сказать, выглядя как пятилетний ребенок, закативший истерику в супермаркете. Остальные тритоны не скрывали своей реакции на неудачу Хенджина, смеясь над ним, издающим серию щелчков, которые, вероятно, можно было перевести как что-то нецензурное. Сжалившись над тритоном, Сынмин вернулся к нему и поднял хвост, отодвигая его от скамейки. Однако нарвал оказался намного тяжелее, чем предполагал Сынмин, что заставляло напрячь мышцы, как на давно планируемой тренировке. Тем не менее, когда хвост Хенджина оказался на полу, они столкнулись с другой проблемой. Тритон все еще застрял наполовину в каюте, наполовину на палубе. И пришлось поднапрячься, чтобы вытащить его к остальным. Смиренно вздохнув, Сынмин принялся за дело, подталкивая и вытаскивая, следя за тем, чтобы не навредить Хенджину, в тоже время прикладывая достаточно усилий. Учитывая это и то, что накануне он вытаскивал барракуду, его руки определенно будут болеть ночью. Может быть, Сынмину стоит вложиться в абонемент в спортзал, на всякий случай. Как только ему удалось вытащить Хенджина обратно на палубу, под множество жалоб и нытья от тритона, он сел, тяжело дыша.  — Этой тренировки мне хватило на месяц вперед, — пробормотал он, получив в ответ несколько смущенных свистков от стаи. Смотря на них, Сынмин ожидал, что корзины будут пусты, а тритоны будут (он надеялся) облизывать пальцы после вкусной еды. Однако корзины стояли нетронутыми, а русалки выжидающе смотрели на него.  — О… Хм… Вы можете посмотреть, что там, и попробовать, что понравится, — пожал плечами Сынмин, слегка напуганный и удивленный тем, что его разрешение было важно для стаи. Как только он произносит это, мальчики берутся за еду, вытаскивая из корзины, нюхая, пробуя на вкус и недоверчиво рассматривая некоторые угощения, издавая довольные звуки.  — Это так вкусно, что это? Как может существовать что-то настолько вкусное, о чем мы не знаем? — воскликнул Джисон, округляя глаза и набивая щеки едой.  — Это называется сыр, — усмехнулся Сынмин. — Сливочный сыр, если точнее. Он делается из молока наземного животного, так что логично, что вы о нем не знали.  — Ух, что это такое? Оно ядовитое? — зарычал Чан, обиженно смотря на стоящее перед ним блюдо. — У меня во рту покалывает, как от укуса медузы!  — Это… кимчи. На самом деле, весьма популярное блюдо там, откуда я родом, оно острое. — Сынмин поморщился. Он не подумал, что об этом стоит предупредить.  — У тебя покалывает во рту от этого? Я хочу попробовать! — взволнованно вскрикнул Минхо, протягивая руку и хватая контейнер с кимчи. Остальная часть трапезы превратилась в хаос, но, честно, этого и следовало ожидать. Тритоны, казалось, наслаждались новыми вкусами и спорили о том, что было самым вкусным. На данный момент главными претендентами были омлет и шоколадный мусс. Сынмин откинулся назад, наслаждаясь наблюдением за ними, взяв себе сэндвич с ветчиной и салат из моркови и капусты. Справа от него пристроился Чонин, укладывая голову на плечо биолога и продолжая задавать вопросы о еде и о том, почему приготовленная рыба так отличается по вкусу от сырой. Однако младший быстро переключил свое внимание на Чанбина, споря с ним о недостатке соли в клубничном пироге и смачивании теста в морской воде, для придания аромата. Сынмин только усмехнулся, оставляя их наедине с их дискуссией. Повернувшись, он увидел, как Феликс, сидевший рядом с ним, почти благоговейно ел клёцку. Это совсем не было похоже на то, как он вгрызался в голову барракуды. Сынмин мог только удивляться изменившемуся поведению.  — Феликс? Все в порядке? Вот, попробуй еще это. — Сынмин оторвал кусочек от своего сэндвича и вложил его в руку Феликса. Голубохвостый тритон смотрел на него снизу вверх, сильно краснея, пока ел бутерброд.  — Эй, поговори со мной. Как дела? — Сынмин заволновался. Поведение тритона было ему непонятно. Феликс сглотнул, оглядываясь в поисках другого занятия, но остальные тритоны либо спорили о вкусе еды, либо плавали вокруг лодки, переваривая пищу.  — На самом деле не так… Ну, я имею в виду, не для тебя… А для меня или для нас…  — Сделай вдох, все в порядке. Просто объясни мне, что происходит. Это как-то связано с тем, что я пел с Хенджином? Он немного объяснил мне, но, может быть, я сделал что-то не так? — Сынмин склонил голову на бок, предлагая веснушчатому тритону помидорку черри. По какой-то причине предложенная еда заставила Феликса только сильнее покраснеть, но он с благодарностью принял ее, тихо напевая, пробуя овощ. Затем, вздохнув, он, кажется, решился объяснить.  — Нет, пение — не проблема. Мне правда понравилось, у тебя красивый голос, — похвалил он, глядя на дайвера с завистью.  — Спасибо, это очень мило с твоей стороны, но я уверен, что ты тоже потрясающий певец! С твоим глубоким и успокаивающим тембром, должно быть это так приятно звучит под водой… Сынмин настаивал. Он знал из разговора с Хенджином, что в голосе Феликса было что-то особенное, и кто-то мог счесть его попытку узнать таким образом больше неправильной. Но Сынмин был ученым, любопытство буквально входило в его должностные обязанности.  — Я не… Это не так, нет. Феликса прервал Джисон, с недовольным видом хлопнувший его по плечу.  — Ликс, мы уже говорили об этом! Обычно очень шумный мальчик-акула на этот раз понизил голос, давая понять, что тема была очень личной и щекотливой.  — Я знаю, знаю, извини. Я просто пытался сказать об этом Минни.  — В чем дело? Что ты пытался рассказать, Ликси? — Сынмин надеялся, что использование прозвища поможет тритону открыться. Плечи Феликса опустились, и они с Джисоном ближе наклонились к Сынмину, желая продолжить разговор.  — Ты, наверное, слышал, какой у меня голос, верно?  — Конечно, он действительно уникальный и успокаивающий, я полюбил его с тех пор, как впервые услышал. — Искренний комплимент заставил глаза Феликса заискриться, на губах появилась легкая улыбка.  — Ну, это очень необычное звучание для русалок с мелководья. Наши щелчки, свист и пение обычно очень высокие, мы лучше слышим под водой высокие звуки. Я… Каждый раз, когда я пытался быть услышанным на большом расстоянии, мой голос недостаточно высок, он просто терялся. Я не могу общаться с остальными, не находясь рядом. Моя первая стая ненавидела меня, они думали, что я бесполезен и представляю угрозу выживанию стаи… Феликс говорил это с нескрываемой печалью и сожалением, за которыми скрылась его обычно жизнерадостная натура. Он выглядел таким расстроенным, что Сынмину захотелось обнять его и защитить от всего мира. К сожалению, Джисон его опередил, обхватив тритона руками положив голову ему на плечо, неторопливо покачивая обоих. Шепот: «Теперь все в порядке, ты с нами», слетал с его губ успокаивающей мантрой. Блондин заговорил снова.  — Однажды Чан рассказал мне о ките. Том, чей голос настолько высок, что ни один другой кит не может услышать его пение и зов. Иногда я чувствую себя им. Может, мне стоит попытаться найти этого кита и обменяться с ним голосами? — фыркнул Феликс, на его лице появилась грустная улыбка.  — Возможно, я не так много знаю о пении русалок и китов, но, Феликс, я точно знаю одно, — заговорил Сынмин, поворачиваясь к Феликсу и успокаивающе (он надеялся) кладя руку ему на плечо. — Твой голос приятно слушать. Он мягкий и жизнерадостный и такой успокаивающий! Он может быть пугающим или резким, но нет. Ты используешь его так прекрасно, это твой дар. Так что никогда не прекращай им пользоваться, Ликси. Я был бы рад, если бы однажды ты спел для меня. Лицо тритона за мгновение изменилось, став из удрученного восторженным. Искренний комплимент и то, как говорил Сынмин, заставили его смутиться под пристальным вниманием, его плавники странно покачивались, словно вибрировали от радости. Джисон усмехнулся, увидев это, и осторожно погладил Феликса по спинному плавнику. Он улыбнулся ученому, после чего произнес Феликсу на ухо:  — Слышишь это, драгоценный? Даже человек говорит, что у тебя красивый голос, так что больше никаких разговоров о том, что ты не умеешь петь, хорошо? Феликс только хмыкнул, то ли от удовольствия, то ли в знак согласия. Сынмин обратил внимание на близость двух тритонов, но решил отложить эту мысль на время, чтобы позже сравнить это со взаимодействиями Феликса и Чанбина, которые видел накануне. Их отношения были действительно интересной загадкой, которую еще предстояло разгадать.  — Ты из-за этого был так взволнован, когда мы начали обедать? Из-за пения? — спросил Сынмин, просто чтобы убедиться, что он правильно понял поведение Феликса. Очевидно, это было не так, так как глаза блондина широко распахнулись, а все лицо вновь заалело. Джисон рассмеялся с такой реакции и сдвинулся в сторону стаи, возвращаясь к корзинам с едой и делая не очень тонкие знаки остальным, чтобы они прислушались к разговору. Это могло предвещать неприятности.  — Хм… Нет. Это было не из-за пения, — покачал головой Феликс, его влажные волосы почти касались плеч. — Это было из-за… На самом деле, это было из-за еды.  — Почему? Тебе не понравилось? Тебе не обязательно есть ее, понимаешь? Я принес ее просто, чтобы вы могли побольше узнать о людях и все такое, — пожал плечами Сынмин, не желая, чтобы тритон чувствовал себя расстроенным из-за отказа от еды.  — Нет, нет, дело совсем не в этом! Ты не понимаешь, это… — Феликс вздохнул, смирившись с тем, что ему придется объяснить свое поведение. Наконец он посмотрел на Сынмина, расправив плечи и поднимая подбородок. — Хорошо, смотри. Я знаю, что… Многие вещи ты делаешь, не зная их значения. Потому что ты человек, ты смотришь на них не так, как мы, — довольно неловко начал он. Сынмин взял маленькие ручки тритона в свои, ободряюще сжимая, глубокие зеленые глаза Феликса поднялись, чтобы встретиться с теплым взглядом Кима. — Видишь ли… Стаи мелководья питаются не так, как глубинные. Вчера, когда ты принес добычу, это доказало Чану, Чанбину и Хенджину, что ты можешь выполнять обязанности и кормить стаю. Это важно для них, потому что на глубине мало еды, а охота в одиночку или в стае — необходимый навык для выживания. Но на мелководье еда есть повсюду. На рифах обитают стаи рыб, поэтому мы с детства учимся быть независимыми и добывать себе еду. Кормление — это нечто индивидуальное, мы не делимся с остальными членами стаи. Но из этого правила есть исключение. Если мы… Кхм, если мы решаем поохотиться, а затем предложить добычу кому-то другому, это значит, что мы… ухаживаем. Объяснив, Феликс продолжал смотреть на Сынмина с опаской, словно тот был кроликом, собирающимся сбежать при малейшем шевелении. Позади них стихли разговоры, казалось, что все члены стаи наблюдали за разговором Феликса и Сынмина.  — Оу, — только и смог выдавить из себя Сынмин.  — Сынмин? — обеспокоенно спросил Чонин. Младший подобрался справа и положил руку ему на предплечье. — Ты в порядке?  — Я… Да, извини. Я просто… Я не знал обо всем этом. Я имею в виду, это же просто еда, верно? — он неловко усмехнулся, пожимая плечами.  — Да, конечно… Просто еда, — быстро согласился Феликс, но разочарование в его голосе было невозможно не услышать. Тритоны вернулись к разговорам, гораздо более приглушенным и спокойным. В воздухе повисло чувство, которому Сынмин не мог дать название.

***

Вернувшись домой, Сынмин тут же прыгнул в душ. Ему нужно было подумать и немного холодной воды, чтобы освежить разум, пока он вспоминал прошедший день. Включив душевую насадку, он медленно разделся и убрал одежду на полку, прокручивая в голове события дня. Во-первых, он запел и сумел дозваться Хенджина каким-то образом. Нарвал много чего рассказал о важности пения, в… Соблазнительной манере? Определенно, они обменялись кокетливыми взглядами и прикосновениями. Зайдя в душ, он позволил холодной воде стекать по коже, заставляя его задрожать, продолжая вспоминать. Как только прибыла вся стая, он по ошибке назвал Чана «хеном», что, судя по всему, неплохо польстило самолюбию лидера и заставило его смутиться. Это было неплохое достижение, которое можно было использовать, если он хотел сохранить хорошие отношения с касаткой. Очень полезно было узнать, что его уши могут покраснеть. Выдавив шампунь на ладонь, Сынмин начинает массировать кожу головы так, словно может физически проникнуть в голову и переставить мысли. После инцидента с Чаном ему пришлось вытаскивать Хенджина из каюты, и он угостил русалок едой, чтобы дать им немного больше понимания человеческого мира и сделать обмен знаниями более равноценным. Казалось, все оценили подарок, кроме Феликса. Сначала это казалось связано с щекотливым вопросом, который позволил Сынмину больше узнать о Феликсе и его голосе. А затем… Сынмин взял кусок мыла и начал энергично втирать его в кожу, его руки тряслись от возбуждения, как и мозг. Феликс рассказал ему, что для русалок мелководья значит преподношение еды. Он смог только молча проглотить эту информацию и сделать вид, словно ничего не произошло. Но что-то точно произошло. Его намерения по отношению к стае теперь можно было понимать совсем иначе, и Сынмин не знал, нравится ли ему это. Одно неверное движение, и он может навсегда потерять их доверие или сделать что-то ужасное, даже не подозревая. Он ничего не знал о правилах, существовавших среди русалок, но… Что ж, Феликс, кажется, не испытывал отвращения или страха, думая, что Сынмин будет ухаживать за ним. И Сынмин… Он понял, что тоже не испытывает отвращения к этому. Напротив, увидев блондина таким грустным, рассказывавшим свою историю, он только хотел утешить и защитить его. Он понятия не имел, могли ли эти чувства перерасти в нечто большее, но в сознании кипело что-то еще, касающееся не только его и Феликса, и Сынмин не мог понять, что это. Это сводило с ума, и он спешно вылез из душа, раздраженно скрипя зубами. Если он чувствовал желание защищать Феликса, то он должен был признаться, что совершенно точно влюблен в Чонина. Тритон был просто очаровательным и таким чистым, он определенно заставлял сердце Сынмина биться чаще. Хотя его так же цепляла красота Хенджина и Чана, цундеристость Минхо, поведение и милая личность Чанбина. Даже к Джисону начала появляться симпатия. Упав на кушетку, Сынмин мог только вздыхать и массировать виски, пытаясь успокоить переутомленный мозг, пока с его розовых волос капала вода. Он не знал, что чувствуют тритоны, был ли у них тот же диапазон чувств, что и у людей. Он даже не знал, какими были его собственные чувства, и это замешательство становилось его злейшим врагом. Он должен выяснить, что происходит между ним и стаей, осмыслить все, что не было сказано, и обрести равновесие. Если он не разберется со всем этим, то сойдет с ума.