PWP драблы по различным пейрингам или "Секс и его разновидности"

Тай Лунг – самая, что ни на есть, завистливая сука и сволочь, по мнению почти всех воинов Неистовой пятёрки. В свои 40 лет он до сих пор не одумался, не понял /своих/ («Это ты, ты внушал мне, что я стану Воином Дракона, мастер Шифу, отец! Ты обучал меня! Ты растил меня! Ты внушал мне это! Ты! ЭТО ТЫ ВИНОВАТ!!!») ошибок и не принял собственную неправоту, считая, что это все вокруг лживые и нарцисстичные ублюдки, а не он. И Тигрица, имея на руках всю его историю, смотря на измученное тюрьмой и Миром Духов морду и тело, почему-то, тоже в это безоговорочно верила, лишь делая вид, что её учитель был прав… Она нашла его чисто случайно в конце лета – патрулируя территорию дальше, чем нужно, как настоящая трудолюбивая воительница, Тигрица наткнулась на небольшую хижину, которой, она была в этом уверена, тут точно раньше не было. В будущем она узнает, что самец прятался здесь с того самого дня, как они победили Кая, освобождая мастеров из маленьких медальонов. Ну а пока… Пока кошка думала о том, что все мастера остались в их мире, прячась от своего прошлого или наслаждаясь настоящим. Однако сейчас, смотря на барса, кутающегося в одеяло и тяжело дышащего от лихорадки, она кивнула самой себе. Скоро им предстоит сражаться с большим количеством ублюдков. Устало вздохнув, Тигрица, немного поколебавшись, прикоснулась к светлому лбу, измеряя температуру. У всех кошачьих тело всегда было немного горячее тел остальных животных, поэтому она могла здраво оценить чужое состояние своей лапой, но… Горячо. Лоб барса был слишком горячим, а сам он выглядел чересчур бледным и страдающим для обычной простуды. И протяжный, хнычуще-призывающий стон это подтвердил. Резко отпрыгнув на добрый метр от хилой кровати, больше похожей на простецкую койку, Тигрица врезалась спиной в стенку, удивлённо смотря на потягивающегося самца, чьи глаза были мокрыми от слёз. Только сейчас она, наконец, почувствовала стойкий запах феромонов. Возбуждение прокатилось по её спине дрожью, глаза налились кровью, вырываясь низким рыком и теплом по всему телу распространяясь. «Течка!», тут же пришло на ум воительницы, шокировано зажимающей свой нос и рот. Тигрицу не волновало, что течки у самцов не было, и быть не может. Ведь у самцов, испокон веков, был именно гон, испепеляющий, агрессивный и беспощадный. А то, что она видела сейчас… Тай Лунг елозил по кровати, хныкал и мурчаще-моляще стонал, смотря на неё сквозь дымку в приказывающем недовольстве, чувствуя посторонний запах, но не понимая, кто это и где он сам. Он выгибался, как последняя блядь, как шлюха, коих Тигрица повидала не мало за свою службу, как самая настоящая гиперчувствительная омега-самка, низшая в стае и прайде… Тай Лунг выглядел до отвратительного сексуально, на столько, блять, эротично и порнушно, что даже она, воплощение суровой невинности и педантичности почти отпустила себя, опуская лапы, раздувая ноздри, впитывая, раскрывая пасть, рыча, и делая шаг вперёд, с жаждой и неведомым для самой себя безумием смотря на корчащегося злодея, который, в безмолвном согласии и самодовольном подчинении открывал перед ней шею. Страшно. Это было чертовски страшно и до идиотского привлекательно на столько, что самка завибрировала, выпуская свои собственные феромоны, с любопытством и надеждой на что-то, чего даже она не понимала и не знала, ожидая, когда же тот отреагирует, понимая своим нутром, что её реакция – не правильная. Её реакция в принципе никогда не была правильной, если дело касалось спаривания. Потому что Тигрица – бракованная. Искать сильного самца ей никогда не хотелось – она сама хотела быть сильной, сама хотела подчинять других лишь одним своим видом-взглядом-рыком-аурой, сама хотела вступать в драки между самцами, защищая честь течных подруг и позволяя им самим выбирать себе партнёра, сама хотела скалить клыки и вести бои за территорию, и плевать ей было на что, что всё это было почти пережитком прошлого… Тигрицу не привлекали ни самцы, ни самки. Когда она это поняла, ей было восемнадцать. На дворе была весна, а ей, ну… Не хотелось. Парочки гуляли по улицам и мурлыкали друг дружке на ушки, тёрлись телами и, заигрывая, кидали взгляды на противоположный пол, ища себе то ли партнёра на ночь, то ли любовника на весь период спаривания, то ли пару на всю жизнь. И всё это было как-то… Не для неё. Сильные звери, слабые – они подходили к ней поочерёдно, выпуская феромоны в молчаливом вопросе. Милые самочки и самцы, грозные и даже до одури красивые. Но Тигрица отвергала их всех, смотря холодно, с отвращением и лёгким ароматом презрения. И всё это слышалось в её запахе. Мерзость. Только придя домой она, внезапно, осознала, что что-то было не так. Ладно бы её не привлекали самцы – грубые неотёсанные животные. Но самочки ей чем не угодили? Их хотелось защищать, хотелось делиться с ними едой и заботиться… Так почему спать с ними не хотелось? Были же однополые пары, были такие же, как она, те, кто не хотел соответствовать заложенным инстинктам, так что не так с ней? Она бракованная? Такие мысли посещали её долго, и посещали бы и дальше, всю жизнь, ведь, хей! Даже Воин Дракона казался ей глупым и немного мерзким ребёнком… Однако потом произошло /это/. Драка на мосту. В порыве страсти, обмениваясь ударами с человеком, который возбудил в ней злость с первого взгляда, с первых своих слов, Тигрица, наконец, почувствовала тот самый запах. Пропуская удара, смотря шокировано и неверяще на ухмыляющегося самца, она не верила, отказывалась верить в то, что он был тем, на кого впервые в положительном ключе отреагировало её тело… И когда он висел там, проигравший и обвязанный верёвкой, со злостью смотрящий на них, Тигрица, с болью в сердце, отвернулась, уходя, не желая его оставлять там, но прекрасно понимая, что такое её поведение по отношению к преступнику, к врагу ещё более ненормальное чем всё то, что было раньше. Он был больше и шире неё, выглядел грозным и злым, его клыки могли легко откусить ей голову, вырывая её с корнем, с позвоночником, разливая кровь во все стороны, раздирая всё её нутро и прекрасный внутренний мир на рваные части, оставляя после себя блядское кровавое побоище. Хватаясь за свою шею и трясясь от возбуждения, кошка остановилась, упираясь взглядом в землю, прокручивая в голове новые странные желания и мысли, с которыми она не знала, как справиться, ведь те набатом громогласно рычали-кричали-пыхтели в её голове, вытесняя беспокойные голоса её сокомандников. Хочу. Завали его. Возьми силой. Подчини. Сделай своим. Чтоб сам хотел. Выбери его. Тот самый. Отдай. Вернись. Вонзись клыками в шею. Опрокинь его. Прижми. Выеби. И тут же, шокированная последним желанием, Тигрица упала, поражённая новой тактикой серебристо-белого врага. В сердце закралось ужасное желание. В голову – мерзкая идея. Хочу сделать его своим. Жаль, что этому было не суждено сбыться… По крайней мере, когда По отправил дерзкого котёнка в Мир Духов она думала именно так. Но кто же знал, что тот снова сможет сбежать из новой “тюрьмы”? Тай Лунг приоткрыл глаза, расфокусированным взглядом пытаясь сосредоточиться на незваном госте и принять хотя бы отдалённо похожую на защитную стойку позу. — Кто ты..? — хрипло и зло спросил он, хмурясь, приподнимаясь на кровати, опираясь на локоть и дрожащей рукой стараясь скинуть с себя одеяло, в попытке встать. Разлепляя сухие губы, чувствуя предосенний холод на своей разгорячённой от гона коже барс ожидал такой реакции от наглеца, ворвавшегося в его жилище. Он ведь жил здесь, в отдалённости, совсем один. Да и сейчас он был не в лучшем… «состоянии»… Поэтому было совершенно естественно, что какой-то зверь попытается атаковать его – даже почти неработающий возбуждённый мозг это понимал. Рыжее пятно грозно зарычало, медленно подходя ближе. И Тай Лунг, удивлённо охая, неверяще смотря вперёд немигающим взглядом, почувствовал сильный поток знакомых феромонов, от которых подгибались ноги. — Тигрица..? — шокировано прошептал самец, и его тут же с нетерпеливым рыком опрокинули на громко скрипнувшую кровать, прижимая руки к изголовью и запрыгивая сверху. Большое, измученное, но крепкое тело с лёгкостью держала в захвате небольшая кошка. Звучало, как анекдот. Обнюхать шею, уши, зажмуренные глазки, лизнуть солёные слёзы и спуститься вниз, утыкаясь носом в ключицы, вылизывая место, где находилась сонная артерия, получая в ответ лёгкое сопротивление и ласкающий уши стон. Прекрасно, это было так прекрасно! Прямо как во снах, приходящих даже в самые насыщенные и тяжёлые дни, тогда, когда обычно просто отрубаешься и спишь без иллюзий, видя лишь тёмное бесконечное нечто, не помня на утро, как уснул и что делал до… Прямо как в мечтах, возникающих случайно и совершенно не вовремя, то на задании, то во время обеденных споров и разговоров, то во время лекции Мастера Шифу с того самого дня, как они подрались в первый раз, как встретились и сошлись в диком танце над пропастью. Прямо как…! Тигрица довольно урчит, наслаждаясь чужими тяжёлыми и прерывистыми вздохами, мурчащими стонами и усиливающимися феромонами. Скинуть на пол одеяло, устраиваясь между светлыми задними лапами прекрасного представителя ирбисов*, прижимаясь всем своим телом к чужому, пылающему от чувств и природной необходимости, зажимая небольшой шипастый член между их животами и слыша громкое просящее хныканье и скулёж. Самец, да? Тай Лунг был слезливой прекрасной сукой, которую хотелось трахнуть, выебать так стремительно и жестоко, чтобы тот не мог стоять, чтобы каждый раз, лишь замечая её в толпе, его ноги подгибались, и он оседал на землю, дрожа от подступающего возбуждения и путающихся мыслей. Желание довести его до слёз, до сумасшествия было таким сильным, что перетекало в желание укусить, оставить кучу своих меток по всему сильному телу, впитать в белёсую шерсть собственные феромоны и запах, чтобы пасло за километр, чтобы каждый знал, кому принадлежит эта сопливая злая шлюха, покорно оголяющая перед ней шею и раздвигающая ноги в молчаливой просьбе, сверкая раздражённо и нетерпеливо золотыми глазами. — Встань… раком. — хрипя от возбуждения, немного неуверенно, будто пробуя на вкус новый тон, слова и их значения приказывает Тигрица, отползая немного от скулящего барса. «Эй, почему? Какого чёрта ты отодвинулась? Я хочу ещё, хочу, чтобы ты ласкала меня, чтобы прижимала сильнее, фиксируя и главенствуя, вылизывая и доставляя удовольствие, быстрее, быстрее блять!!! Это разве сложно? Разве ты, ёбанная психованная сука, сама этого не хочешь? Разве..?!» — было видно в слезливых горящих глазах, слышно в хныкающих стонах сильного мастера, зверя, что мог стать настоящим Воином Дракона. И это такое пьянящее чувство знать, что это ты, ты довела грубого нарцисса до такого состояния, ты и твой запах заставили его вести себя по-настоящему пошло, так, как даже любовники не смеют себя вести. — Раком, Тай Лунг. — уже более грубо и холодно произносит самка, и ирбис*, прогоняя плотный туман возбуждения, хмурясь и наклоняя голову к плечу, будто пытаясь понять, чего от него хотят, аккуратно, слишком медленно из-за дрожащих конечностей и сильного жара переворачивается на живот, вскидывая зад кверху и стыдливо прикрывая промежность своим длинным хвостом, пачкая его в собственных соках, утыкаясь мордочкой в подушку, ожидая то ли одобрения, то ли нового приказа. За окном подул холодный ветер, врываясь в незакрытое окно, холодным потоком опаляя оголённые светлые бёдра, вызывая дрожь по всему телу у обоих. Животные в течку спят, едят и проводят всё время нагишом. И это осознание только сильнее возбуждает рыжую чертовку, что в спешке стягивает с себя одежду, бросая её на пол, не видя ничего, кроме сжавшегося от стыда сильного тела на кровати. «Прекрасен, он так прекрасен!» — думала самка, несмело прикасаясь подушечками пальцев к упругим бёдрам, очерчивая мышцы и наслаждаясь прерывистыми вздохами. Сейчас. Сейчас она прижмётся к нему сильнее, больше, сейчас наградит несчастного и страдающего чем-то сладким и приятным на столько, что..! Частый и быстрый стук зубов остановил тигриные порывы приступить к долгожданной трапезе. Замёрз. Её очаровательный котёнок замёрз из-за холодного воздуха из окна, и это вызвало неконтролируемую тревогу в пылающем сердце. Резко закрыть створки и укрыть скинутым ранее одеялом хрупкого, по мнению воительницы, партнёра, оставляя на воздухе только его задницу… Успокоившись только после этих действий, чувствуя удовлетворение из-за того, что она смогла позаботиться о своей паре, Тигрица вернулась на своё место, ласково прикасаясь к пушистым бёдрам, поцелуями прочерчивая себе дорожку к прикрытой пухлым хвостом ложбинке. Сжать основание двумя пальцами, заставляя прогнуться, вскинуть весь хвост трубой к верху, открывая розовую дырочку и небольшие меховые яички, и смачно пройтись языком по всему вышеописанному. Вот, что сделала самка, мордой зарываясь в кошачьи половинки, раздвигая их лапами и упираясь языком в сжатое колечко мышц. Тихое, приглушённое подушкой «Г-грязно, стой, сумасшедшая, там грязно, блять, ты…» она пропускает мимо ушей, желая испробовать всё самостоятельно, полностью почувствовать чужой вкус. Слюни текут как у голодной псины, капают на шерсть, пачкая. Тигрица довольно облизывается и, чувствуя, как её голову пытаются отпихнуть дрожащей лапой, напрягая шершавый язык, резко входит в чужое нутро, вырывая из сжатых губ приглушённое «Блять!». Проталкиваясь глубже, ощущая рецепторами естественную горечь, сильнее раздвигая пушистые половинки самка урчала, довольная тем, как часто сжимаются мягкие мышцы и как громко скулит её пара, шепча что-то про то, что она ебанутая рыжая тварь без капли самоконтроля. Это вызывает у кошки смех, и она лишь активнее начинает движение, подключая лапы. Очерчивая пальцами налитые кровью и спермой яички, воительница сжимает маленький дёргающийся член ирбиса, удивляясь тому, каким же у самца может быть тонкий и звонкий голосок. С протяжным «Хииии!» Тай Лунг сжимает простыни, вертя задницей, стараясь убежать от жгучего удовольствия, за что получает смачный шлепок по заднице и низкий предупреждающий рык. С этого момента всё катиться в ёбанный Низший Мир… Тигрица вылизывает его так, будто там, внутри, есть сладчайший нектар. Шершавый язык проходится по мягким розовым стенкам, стремясь всё глубже и глубже, царапая, ища и пробуя, наслаждаясь новым опытом и утопая в волне возбуждения. Когда она натыкается на что-то твёрдое, Тай Лунг, внезапно, дёргается, оглядываясь на неё со страхом и шоком. И Тигрица понимает. Сильнее, жёстче, агрессивнее, давить на эту точку всем естеством, выжимая собственными силами чужие стоны, стирая дерзость и наглость, задыхаясь в удовольствии и закатывая глаза от переизбытка чувств. Добавить палец, ещё один… Сильнее раздвигая узкий вход, с громким чмоком отодвигаясь. Диву даваться от того, как прекрасно это выглядит со стороны, слушая, наконец, умоляющее хныканье и мольбы, просьбы о продолжении без саркастичных выебонов, с голосом, полным страсти и желания… Барс мечется по кровати, хватаясь за простыни, ища поддержку и опору, то ли в попытке убежать, то ли с жаждой насадиться сильнее, позволяя, разрешая, отпуская самого себя. Тело горит. Горят внутренности, глаза, член, алеют в бреду щёки и слёзы текут от невиданного ранее удовольствия, будто так нельзя, будто что-то запретное, что-то хуже, чем всё то, что он натворил, но лучше, чем то, что сделал сам Воин Дракона. Что-то, что вызывает трепет и всхлипы, головокружение и приятное напряжение. Что-то, от чего хочется исчезнуть и появиться вновь. Тигрица размашисто трахает его пальцами, наваливаясь сверху, прижимаясь грудью к широкой спине, шепча на красное от смущения ушко непристойности, называя сильного самца шлюхой, её личной блядью и сладким котёнком, описывая все свои действия словами, нежно целуя напрягшуюся шею и сжимая светлую ладонь в своей лапе, бёдрами имитируя еблю, укусами метя территорию… Снежный барс кончает с протяжным стоном-рыком, расфокусировано смотря на улыбающуюся Тигрицу и понимая, что всё. Что попал. — Тай, мой милый Тай… — ласково шепчет воительница, успокаивающе поглаживая изнурённого самца — Теперь ты мой, Тай~ — довольно урчит она, и ирбис устало, удовлетворённо закрывает глаза. На улице – вечер. Разноцветные листья осыпаются на землю, покрывая их грязный день рыже-жёлтым ковром. Где-то там, в далеке, по всему городу носятся её сокомандники, друзья и коллеги, ища её, выкрикивая её имя и нервно опрашивая прохожих и приезжих, не видели ли они кого-то похожего, не слышали ли они чего-то странного в лесу ли, от других зверей ли. Они истерично уже волнуются, строя дурные теории и глупо трясясь от того, что, возможно, появился новый враг-злодей-ублюдок, который схватил их очаровательную подругу и украл, мучая пытками да допросами. Вот только злодей не появлялся нигде. Он спокойно спал здесь, в её объятьях, на её груди, полностью изнурённый чужим аппетитом, хранившимся в чужом сердце столько лет… Тигрица напевает глупую песню-историю, балладу даже о прекрасной злодейке-ведьме и её верном рыцаре, что пошёл ради её освобождения и признания против своего короля. И это так смешно, так глупо и безответственно! Ведь, в самом конце, ведьма разрушила королевство, вопреки словам рыцаря о том, что она изменилась и стала хорошей. Самка хрипло засмеялась, поглаживая сопящего любовника, прижимающегося к ней, такого милого и беззащитного, взрослого травмированного ребёнка, что отказался от любви и веры, ведь был предан и обманут самым дорогим для себя зверем… Плевать. Плевать на обряды, обычаи, природу и правила, плевать на честь и все сказанные ранее клятвы и привязанности. Она нашла наконец-то свою пару, того, кого искала не ища, того, кого ждала. Того, кто сделал её нормальной. И ради него она будет готова пойти против кого угодно. Пусть только он остаётся с ней рядом. Всегда.