PWP драблы по различным пейрингам или "Секс и его разновидности"

В период спаривания журавли – танцуют. Они расправляют свои крылья, делают выпады, кружатся и взлетают, привлекая свою избранную красотой движений. Будто балет, будто танго смешались воедино, соединяя пернатый дуэт не только в танце, но и в жизни… Журавли вообще по своей природе моногамные и преданные птицы. Верность для них – не просто слово или пустой звук. Верность для них – существенное и генетически заложенное понятие. Не изменяй паре, заводи детей, будь однолюбом, выбирай лишь свой вид… Верх «идеальной счастливой семьи», созданный самой эволюцией. Но из каждого нерушимого правила есть /почти/ исключения. Особенно в мире, где животные могут отойти от своих инстинктов, отдавая главенство разуму. Освещаемый палящим солнцем Журавль танцует перед змеёй, преклоняя под её заинтересованным взором голову и от нервов распушивая оперение. Гадюка – прекрасное создание, сама доброта и утончённость, ниспосланная ему то ли самим Дьяволом, то ли Богом. Такая ласковая и любящая, такая нежная и по-холодному тёплая… Казалось бы, природный враг, еда, сладкая и вопиюще привлекательная для журавлиных рецепторов, но есть её – нельзя. Да и голод она вызывает совершенно, совершенно другой... На птичьей морде проступает лёгкий смущённый румянец от того, что глаза маленькой хищницы смотрят так внимательно и восхищённо. Он танцует для неё не в первый раз, не в первый раз предлагает потанцевать с собой, да и вместе они – уже достаточно давно, хоть годовщину отмечай! Но каждый, каждый его танец она воспринимает как нечто на столько прекрасное, что это вгоняет в краску. От этого взгляда возбуждение внутри только усиливается… В последний раз опуская голову к её маленькому тельцу и протягивая вперёд крыло, Журавль ждёт. Брачный танец – окончен. Теперь самка делает свой ход. Сердце бьётся быстро-быстро, тяжёлое дыхание прерывисто вырывается из клюва и хочется открыть глаза… Но нельзя. По традиции ты должен либо услышать хлопанье крыльев, означающее, что тебя отвергли, либо… Почувствовать прикосновение. У змеи не было крыльев, да. Но и она могла отказать. Они были достаточно далеко от чужих глаз, в глубине леса, там, куда никто без нужды не сунется. Змея и журавль… Конечно же им надо было скрываться. Не только из-за чересчур сильных видовых отличий, но и, кажется… Кажется в правилах поведения «Воина дракона» значилось “Никаких отношений с коллегами”… Но кого из них это волновало, если чувства – неподконтрольны разуму? Тем более, они уже стали парой. Нет, конечно, Гадюка могла спокойно оставить его и уйти к другому, выбрать кого-то своего… ползанья… Но Журавль так не мог. Он – моногамная птица. И он уже давно попал под гипноз этих зелёных змеиных глазок… Послышался шелест травы, и самец ощутил холодное касание чешуйчатого хвоста на своём крыле. Она принимает его. Она даёт своё согласие на спаривание... Если слишком сильно интересоваться биологией птиц, то можно узнать интересные факты. Например, у большинства видов члена, пениса, мужского полового органа (выбирайте любое название), как такового – нет. Иными словами, многие пернатые не имеют, кхм, фаллосовидного прибора. У воробьёв, ну, для сравнения, были только клоаки, с немного разным строением, но… Клоаки. У обоих полов. Цапли имели маленький пенис, почти ненужный – рудиментарный. А у тех, у кого, всё же, член являлся полноценным органом… Длинным. Он был очень длинным и странной формы. Селезни часто хвастались этим, а их самки – уточки, воротили нос от тех, чей член был недостаточно хорош. И Журавль правда волновался из-за этого в их первый раз. Но их совместимость оказалась очень хороша~ Гадюка ласкается о перья, ползёт по чужому крылу и оборачивается вокруг тонкой шеи, призывая самца сменить позу. Журавль понимает всё без слов (они ведь давно вместе, как тут не начать понимать?), а потому и заваливается на спину, предоставляя ядовитой самочке полную свободу действий… И оба смеются от того, как это могло выглядеть со стороны. На улице – конец мая. Самое время для спаривание таких змей, как Гадюка… Запах полевых цветов проникает в ноздри, трава щекочет возбуждённые тела, а ветер разносит по лесу звериные феромоны, освежая разогревшиеся тела любовников и давая отсрочку от безумия. У них – выходной. И их не будут искать здесь, куда точно не пошёл бы кто-то из Неистовой пятёрки в свободный от драк день. Никто бы не выбрал отдых в лесу, не предпочёл бы кроватке и вкусной еде, спокойному и уютному дому – забраться поглубже в чащу. Кроме скрывающихся любовников, конечно. Журавлиный член уже давно вылез из специального мешочка, сверкая на солнце из-за выделившихся соков, и змея, не удержавшись, разворачивается, язычком дразня красную головку. Это сладко и вкусно. Тонкая розовая ниточка обвивается вокруг толстой плоти, раззадоривая, возбуждая сильнее, заставляя встать полностью. Журавль быстро-быстро постукивает клювом, теряясь и изо всех сил стараясь сдерживаться, чтобы не накинуться, чтобы не потерять контроль над своим телом и разумом. Хочется большего. Хочется вонзиться в узкую змеиную клоаку, растягивая. Но самец терпит. Терпит, потому что его пара закатывает глаза от удовольствия и дрожит, чуть ли не урча от вкуса, разливающегося в её рту. Гадюка проводит языком вверх, задевая уретру, и тут же стремится вниз, слыша разочарованный резкий вдох, чувствуя учащённое сердцебиение партнёра. Сладко, это так сладко! Не только по вкусу – по ощущениям тоже. В сердце разливается тепло, пушистое ощущение удовлетворённости, но… Чего-то не хватает. Самка пытается собрать мысли в кучу, выйти из этого пьянящего состояния и сосредоточиться на своих действиях. Она с неохотой отцепляет свой юркий язычок от налитого кровью члена, через дымку распознавая раздосадованный вздох. Сейчас. Сейчас, подожди, не нужно грустить и нервничать, сейчас, сейчас всё будет, сейчас она проверит, спрятала ли свои ядовитые клыки, сейчас она удостоверится в том, что они не высунутся от переизбытка чувств, сейчас…! Гадюка заглатывает член полностью, ощущая вибрацию чужого тела и биение сердца. Прекрасно, чувственно, идеально. Самка осторожно двигает своей головой, обвивает чувствительную плоть языком и довольно улюлюкает на то, как вскидывает свои бёдра её партнёр. Хищница закатывает глаза, носиком утыкаясь в промокшие от её слюней и журавлиных любовных соков перья, чуть ли не мурлыкая, отдаваясь ощущениям и чувствам полностью, утопая в них, в этом вязком и пахучем омуте целиком, без остатка… Приятно, это так, Журавль её дери, приятно! Хочется ещё, хочется заглотить полностью, съесть целиком, потому что мало, потому что недостаточно, потому что вкусно на столько, что мозг отключается. И самец понимает это. Понимает чувства и состояние своей пары. Именно поэтому он нежно очерчивает чешуйчатое дрожащее тело длинным маховым* пером, и зовёт её по имени. — Гадюка… — шепчет он ласково, останавливая очаровательную воительницу. Та поднимает на него недовольный расфокусированный взгляд, с громким хлюпаньем выпуская изо рта свою “вкусняшку”, вызывая у птицы улыбку. Милая, она такая милая. — Гадюка, — мурлычет самец тягуче и так сладко, что змейка глупо хлопает глазками, сосредотачиваясь, прогоняя дымку наслаждения, стараясь смотреть более осмысленно, желая услышать и понять то, о чём ей сейчас скажет её любимый. — Гадюка, давай сменим позу? — Журавль трётся о её шею клювом, призывая обернуться вокруг него, так, чтобы она не соскальзывала, не спадала. И она оборачивается. Меняет расположение своего тела, прижимает истекающую соками клоаку к пульсирующему члену, цепляется за самца и хнычет в нетерпении, всем телом ёрзая на мягких перьях. Пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…!!! Лепечет вслух самочка, и Журавль даёт ей то, о чём она так просит, умоляющим тоном щебеча слишком быстро и тихо, будто в бреду. Он аккуратно направляет её, вскидывая свои бёдра, раздвигая чешуйчатую защиту и упираясь в мокрый вход в клоаку. Немного надавить, сжимая клюв от сладкой тесноты и удовольствия, слыша восхитительные стоны прямо под ушным отверстием, и, наконец, войти полностью, выдыхая, морганием пытаясь прогнать звёздочки удовольствия, ослепляющие глаза изнутри. Гадюка довольно шипит, трётся и сжимает в кольце своего длинного упругого тела партнёра, имитируя змеиный клубок** в забытье, вызывая у Журавля хриплый вздох и тихий смех. Самец поглаживает её по спине, ожидая, когда она привыкнет и придёт в себя. Всё же, его член был слишком толстым для змеи, чья клоака не могла растягиваться так же, как и её глотка… Поэтому, отгоняя порочные мысли, тяжело дыша и сдерживая себя изо всех сил, он старается не двигаться, окружая нетерпеливую пару заботой. Гадюка на это лишь хнычет, и, не выдержав спокойствие любовника, сама начинает действовать, резко и прерывисто насаживаясь на член, медленно вынимая его из себя и ёрзая от собственной чувствительности и переизбытка удовольствия. Где-то вдалеке слышны разговоры, стоит гул города. Где-то вдалеке звери уже давно проснулись и сейчас во всю выполняют свои обязанности, сажая овощи, продавая что-то и готовя, носясь туда-сюда и улыбаясь. Где-то вдалеке любовники держатся за ручки на зверях, целуют друг друга в щёчки, улюлюкая при всех и получая одобрение от общества, пожелания счастливого брака и большого количества детишек. Где-то вдалеке только проснулись их сослуживцы, наслаждаясь полуденным солнцем и не спеша готовя себе завтрак, переругиваясь на кухне и бурча о том, что они, Журавль и Гадюка, снова куда-то пропали. Богомол недовольно шумит, шипя, что его друг опрокинул их «Бро-день», уматывая небо знает куда, Тигрица хмуро поддакивает, говоря, что уже третий их выходной Гадюка исчезает, игнорируя их договорённость сходить по магазинам и прикупить чего-нибудь. По на это выдаёт сонное: «А может они сейчас вместе? Типа, на свидании?», на что получает удивлённо округлые глаза. — С бамбука рухнул? — С ума сошёл? Выдают насекомое и млекопитающее хором, стреляя в него недовольными взглядами, и тот замолкает смущённо. День продолжается, продолжаются разговоры и готовка на кухне. И эти слова, этот момент и ситуация как-то забываются сами собой, как нелепая несмешная шутка. Лишь панда задумчиво смотрит на пейзаж за окном, отвлекаясь на секунду от дел и вспоминая, как рано утром, в одном направлении, но в немного разное время ушли эти двое, с довольными и нетерпеливыми выражениями на мордах… Тигрице и Богомолу он, об этом, конечно, не говорит. Гадюка стонет похабно и грязно, насаживаясь сильнее, ощущая толстый член всем своим нутром, сладко лепеча про то, как же это приятно, пока Журавль придерживает её своими крыльями, двигая бёдрами в такт, стараясь не выскользнуть из мокрого и тёплого влагалища, шепча о том, какая же его любимая – плохая и нетерпеливая самочка. Всё происходит слишком быстро, слишком насыщенно и громко. Кажется даже, что их сейчас заметят, что те, кто находятся в нескольких километрах, услышат этот порочный дуэт, что примут их галдёж за мольбы и крики о помощи, а не удовольствия, ведь Гадюка, его сладкая воительница, так громко хнычет и воет о большем, так неприлично раскрывает свою пасть, выпуская клыки и позволяя яду стекать по ним вниз, на траву, птичий клюв и перья… Сумасшествие. Журавль сжимает чешуйчатое тело в своих объятьях, чувствуя, как змея изо всех сил сдерживается от укуса, стискивая своей и без этого узкой клоакой его пульсирующий орган, и кончая, пища-шипя от удовольствия на всю округу. И самец следует за ней, изливаясь внутрь, прикрывая глаза в блаженстве. Они откидываются на землю вместе, устало и тяжело дыша, чувствуя тепло друг друга и каждый лёгкий поток ветра, каждую травинку и камушек своими телами. Хорошо, им было так хорошо, и так хорошо же и будет. Всегда-всегда. Гадюка водит по птичьей груди кончиком своего хвоста, полностью удовлетворённая и расслабленная, мордашкой потираясь о длинную шею и довольно мурлыкая какую-то незнакомую в этих краях песенку. Время уже перевалило за полдень и настала пора возвращаться, если они, конечно, хотели оставить их роман в секрете, в комфортной тайне, придуманной лишь для них двоих. — Надо искупаться перед уходом — шепчет змея, аккуратно стирая с жёлтого клюва свой собственный яд. И оба тихонько смеются, прижимаясь друг к другу. Им сейчас так хорошо.