Приключения архидьякона в Королевстве кривых зеркал

      В последующие дни со всех площадей города торжественно убирали кривые зеркала. В церемонии по устранению этих реакционных символов принимал участие Топсед на пару с Анидаг. Хитрый Абаж договорился об экспорте большой партии кривых зеркал в соседнее королевство, где они пользовались небывалым спросом, особенно у молодёжи. Подобные торжественные акции проводились и в провинциях, правда, все под надзором армии и гражданской полиции, меньше всего Клоду хотелось народных волнений. После того, как кривые зеркала на площадях заменили прямыми, в мастерских стали внедрять серебряную амальгаму, лже-министр лично с первыми химиками королевства разрабатывал самый лучший состав. Гурда приставили к комиссии по соблюдению законов, которая должна была проверять мастерские.       Со своих рабов Абаж снял цепи, но ввиду соблюдения трёхлетнего срока отработки каждого переписал и внёс в специальный реестр бывших рабов, чтобы никто не мог сбежать. Но люди всё равно оказались довольны, хотя новая система вознаграждений вводила кормление в соответствии с выработкой. Для мужчин, женщин и детей вводились свои нормы, если человек выполнял ниже установленного плана, то и кормили его меньше. Странным образом при почти тех же издержках выросла производительность. Метод Абажа взяли на вооружение и другие бывшие рабовладельцы. В конце месяца на рисовых плантациях стали выдавать и скудное жалование, мало, но всё же лучше, чем ничего.       Клод следил за успехами Анидаг, девочка преобразилась, она участвовала во всех благотворительных и светских мероприятиях, давала интервью и вскоре прекратилась в икону для простолюдинов. Девушка вела себя очень умно, специально не выпячивалась и излучала на публике лишь доброжелательность и очарование. Топсед Седьмой даже похудел, он был полностью покорён красавицей и все в королевстве с замиранием сердца ждали, что король сделает предложение прекрасной Анидаг. Страсть к порке слуг покинула девушку, она открыла для себя новый источник силы — людское обожание, а это многого стоило. Король своей пухлотой и тупостью немного раздражал, но перспективы, которые открывались с его влюблённостью, завораживали. Они теперь часто разговаривали с отцом и эта установившаяся близость двух единомышленников неизменно радовала. Клод, посоветовавшись с Нушроком, донёс до их дочери, что принять предложение короля не самая плохая идея, мысль эта как нельзя лучше соответствовала внутреннему состоянию девушки. Близость короны её пьянила, Анидаг позаботится о том, чтобы её короновали, роль принцессы-консорта не устраивала красавицу.       Архидьякон же помимо государственного переустройства погрузился в изучение удивительных законов этого мира. Он наблюдал, как пролитая на пол жидкость превращается в стекло. При этом не важно было, лили ли воду на паркет, землю или ковёр с мягким ворсом, результат был один и тот же. Клод велел обустроить в чёрном замке небольшую лабораторию и проводил в ней свои опыты. Полученное стекло он плавил, затем по возможности придавал ему какую-нибудь форму. Какой бы материал ни лежал в основе: вода, слёзы или кровь (да, пришлось отворить себе вену) — всё оборачивалось звонким стеклом, по составу не отличимым друг от друга. Единственно, что кровавое стекло отливало багровым цветом. Клод силился уразуметь, какие силы приводят в движение трансмутацию. Он изучил состав грунта, но даже под сильным увеличительным стеклом не увидел никакого отличия от обычной земли. Затем он даже приказал выпилить кусочки паркета и отколоть каменную плитку, полученные фрагменты тоже не представляли ничего странного или необычного. Гурд чесал затылок и одуревал от объяснений, которые со страстностью учёного нещадно лил ему в уши архидьякон.       — Я думал, надо найти ртуть, но путём нагрева и осмотра выяснил, что ни в почве, ни в деревянном паркете, ни в камнях не содержится этой субстанции. Тогда что может способствовать столь радикальному преобразованию, когда жидкое замирает в твёрдом стекле? — вопрошал страстным шёпотом Клод.       Гурд со стоном в очередной раз отвечал.       — Я не знаю, господин, прошу вас, прекратите меня мучить! Верните меня в зеркальную мастерскую, умоляю вас!       — И где твой дух авантюризма? — очередная абсурдная фраза родилась в его голове. — Неужели тебе не хочется заглянуть в замысел Господа?       — Я вам уже повторял, мы не знаем никакого Господа, — чуть не со слезами на глазах произнёс Гурд.       Клод промолчал и тут же послал несчастного парня лить воду в саду, а после собрать полученное стекло и землю. Сам архидьякон уже убедился, что поверхность тут ни при чём, но Гурду это знать не обязательно, раз он отказывается открывать свой разум истине. В общем и целом священник чувствовал глубокое удовлетворение, никогда он не подходил к разгадке превращения веществ так близко. Хотя даже не так, никогда он не мог видеть столь непререкаемого закона природы. Правда, сформулировать его не получалось гладко, пока он звучал как: «Всё, что не будучи живым, падает вниз и касается поверхности, превращается в стекло». Обычные падения такого эффекта не приносили. Он как-то сам поскользнулся и упал, и, к счастью, не разлетелся на тысячи осколков, а потом ещё и Гурда слегка толкнул. Клод знал, что живое тело не превратится в стекло, да и смерти парнишки не желал, но он тогда опять принялся ныть, что ничего не понимает, хотелось немного проучить.       От научных забот его отвлекла красавица Азок, девушка воспользовалась тем, что Гурд с постной физиономией покинул помещение, и вошла в лабораторию. Девушка по своему обыкновению была одета в белое платье, она бросилась ему на шею. Клод даже засмеялся от удовольствия и легко поцеловал свою прелестницу. Это был ещё один плюс пребывания в Королевстве кривых зеркал, Эсмеральда, пусть и в зеркальном воплощении, обожала его. Архидьякон не понимал, что такое чудесное создание, как Азок, нашла в мрачной фигуре Нушрока, но не воспользоваться случаем было грешно. Правда, он не спешил делать девушку своей, несмотря на живую с её стороны заинтересованность. Клод не знал, как такое нарушение баланса может сказаться на его настоящей жизни, он просто наслаждался моментом, целовал пленительные уста и позволял себе пару вольностей. Азок тёрлась как кошка о чёрную ткань на его груди и мило улыбалась, его поражало, как мало ей было нужно для счастья: прогулка в саду, вкусный обед, его объятия. В отличие от Анидаг, она не любила бывать на людях, не читала и пребывала в состоянии незамутнённой наивности. Азок как нельзя лучше соответствовала иллюзии беззаботной юности, которую демонстрировала цыганка.       В очередной раз он подумал, как обманчива наружность, когда Эсмеральда танцевала, то, казалось, не было на свете существа радостнее, счастливее неё. Но из наблюдений, сделанных во время тайной слежки, он мог бы поклясться, что девушка отличалась некоторой меланхоличностью. Она была добра и любезна с окружающими, как ему думалось только потому, что это позволяло ей вести относительно безопасную жизнь. Девушка была пуглива и недоверчива, но, когда это требовалось, демонстрировала самое искреннее расположение. И вот теперь, сжимая в объятьях её зеркальную копию, Клод ощутил бесконечную тоску. Всё было не то, возможно, он действительно ощущал особое душевное родство с маленькой плясуньей, которая, как и он сам, была не совсем то, чем казалась.       Азок не замечала лёгкой грусти своего жениха, она просто излучала счастье и уже прикинула: сколько могла бы нарожать детей и какие бы платья могла заказать для гардероба замужней дамы. Её вовсе не тяготило порой затянувшееся молчание со стороны Клода, она любила и думала, что взаимно, большего этой птичке и не требовалось. Архидьякон несколько приуныл, но нежные поцелуи девушки творили чудеса, вскоре он утешился.

***

      Анидаг обедала с Топседом, тот заметно похудел за эти две недели, но поесть всё ещё любил. Им накрыли роскошный стол, девушка ела мало и изящно, король с аппетитом умял жаркое из бекасов, затем закусил рябчиком и маринованной капустой, вино он тянул из огромного серебряного кубка. На заднем плане увлечённо играл скрипач, играл хорошо, но Анидаг всё равно поморщилась, когда он взял фальшивую ноту. Человек играет для самого короля и позволяет себе ошибаться, так не должно быть! Она ничего не сказала, просто улыбнулась обжоре Топседу и принялась дальше ковырять свой кусок торта. Король немного виновато закончит трапезу, вытер блестящие от жира губы и покосился на великолепную красавицу рядом с ним. Он трепетал её и в то же самое время не мог остановиться от того, чтобы просто любоваться ею. Сколько достоинства во всём облике, а сколько грации! Король вздохнул.       — Вы, верно, полагаете, что я крайне туп, — сказал он, тяжело дыша. — И вы будете правы, да, я глуп, причём настолько, что смею питать надежды относительно вас, прекрасная Анидаг.       Девушка положила свою нежную ручку на его пухлую кисть. Ну что за олух?! Хотя сейчас, когда он так жалостливо к ней обращается, ей стало не по себе.       — О, прошу вас, — взмолился Топсед, заметив, что она собирается заговорить. — Просто послушайте меня. Вы слишком добры, произнесёте очередную любезность, которую я приму за чистую монету.       У него было розовое лицо, на котором нелепо смотрелись золотистые усы и мелкие голубые глаза. И он оказался гораздо моложе, чем выглядел. Чрезвычайная толщина делала его неуклюжим, хотя вальсировал король неплохо. Анидаг взглянула на завитки волос на затылке и испытала необъяснимое желание их пригладить.       — Вы думаете, я совсем идиот? — задал он очередной вопрос всё тем же просящим голосом. — Но я просто напуган, когда пять лет назад они убили моего отца, мне едва минуло двадцать. Я любил решать задачи и наблюдать за звёздами в телескоп. Меня всего этого лишили, дали роль марионетки и запугали до смерти. Тогда я стал разыгрывать роль полного идиота и те, кто поставил меня у власти, были довольны. Не обижайтесь, но больше всех казался довольным именно ваш батюшка, — он в очередной раз вздохнул. — И я подумал: Топсед — ты слабак, ешь, пей, огради младшего брата от всех этих ужасов. Я послушно выполнял всё, что от меня требовалось, лавируя между Нушроком и Абажем.       — Зачем вы мне это говорите? — мягко спросила Анидаг, всё же пригладив его волосы рукой, на ощупь они были как шерсть ягнёнка.       Топсед весь замер от этой нехитрой ласки и застенчиво улыбнулся.       — Вы другая: сильная и смелая. Все ожидают, что я сделаю вам предложение, должно быть, и вы сами этого ждёте. Но я не хочу вас обманывать, мне осталось на троне немного, буду просить вашего батюшку снять с меня королевские полномочия и отправить в загородное поместье, где я вновь займусь математикой. Новым королём станет Нарит, он в вас влюблён и я надеюсь, что вы примете его предложение. Именно с ним вам будет суждено стать королевой, самой прекрасной королевой на свете, — он бережно взял её руку и приложил к своим толстым губам.       И такой тоской веяло от его пухлощёкой физиономии, что Анидаг сама себя удивила, когда потянулась к нему и запечатлела на губах нежный поцелуй. Топсед как-то по-детски всхлипнул, затем спрятал в руках лицо.       — Зачем вы так со мной? — его голос дрожал.       Анидаг стиснула его руку.       — Глупый, — сказала девушка, она не могла объяснить природу своего умиления.       Ей, всю жизнь привыкшей давить слабых и несогласных, этот беспомощный, как большой ребёнок, человек необъяснимым образом показался трогательным. Не намного старше её, он выглядел таким беззащитным, что захотелось завернуть его в огромное одеяло и утащить куда-нибудь далеко от злых людей. Почему-то девушка увидела себя волчицей, ощерившей клыки и защищающей единственного волчонка. Толстого, надо сказать, волчонка.       — Вы ведь любите меня? — спросила Анидаг, заглядывая в голубые глаза.       — Да, — ответил он с жаром.       — Значит, доверьтесь мне, — она мягко улыбнулась.       На следующий день они оба должны были открывать благотворительный базар. Собравшаяся публика была приятно удивлена, когда после прочувствованной речи об общем благе король, несмотря на полноту, опустился на одно колено и протянул Анидаг чёрную бархатную коробочку. Фотографии того, как Топсед делает предложение дочери Нушрока, напечатали все газеты.

***

      Одну из таких газет Клод привёз к настоящему Нушроку. В лесном домике уютно пахло пирогами, Главнейший министр, по виду вполне довольный, ел кусок бисквита с яблочной начинкой и запивал его молоком. Клод отказался от сладкого, он сел за стол и сразу передал двойнику газету. Нушрок внимательно проглядел статью и задержал задумчивый взгляд на фотографии.       — Анидаг его в могилу сведёт, — убеждённо произнёс министр, возвращая газету.       — Даже не знаю, — Клод принял от Аксал кружку с молоком и едва пригубил её. — Они выглядят счастливыми. Возможно, девочка и правда любит этого увальня.       — Да быть такого не может! — министр нахмурился. — Насколько я знаю свою дочь, ею должна двигать исключительно жажда власти.       — Не без этого, — согласился Клод. — Хотя она сильно изменилась, уже не бросается с поркой на прислугу, даже если та делает что-то не так. Больше бывает на людях и девушка умеет нравиться.       — Да, это у неё от матери, — Нушрок вновь принялся за пирог.       — Что за женщина была её мать? — поинтересовался Клод. — Я искал портреты, но не нашёл ни одного из них.       — Мать её была редкостной стервой, — беззлобно ответил Нушрок. — Мне едва исполнилось восемнадцать лет, когда мы встретились и я потерял голову от любви. Нам повезло, родители быстро договорились о браке, вот только счастья он не принёс ни мне, ни ей.       Клод внимательно слушал, как и Аксал, которая замерла чуть позади Нушрока.       — Она забеременела на второй год нашего супружества, я тогда дома бывал редко, стараясь всё время посвящать военной службе. Аноров тяжело переносила своё состояние, она то и дело порола прислугу, и совершенно измучила свою старенькую няню. Я всё ещё любил её, но выносить тяжёлую ненависть было нелегко. Она обвиняла меня в том, что с ней происходит, в дурноте и в том, что её тело сильно отекало. Я пытался задобрить её подарками, но это не помогало, а потом началась очередная война, на которую меня вызвали. За время моего отсутствия Аноров родила Анидаг, она успела назвать девочку перед тем, как умереть. В тот же год мои родители покинули этот мир. Я остался один с младенцем на руках и с зияющей раной в груди.       Аксал приблизилась к нему и положила руку на поникшее плечо, Клод с удивлением наблюдал за этим. История двойника его тоже взволновала, примерно то же самое произошло с ним в возрасте двадцати лет. Он потерял Изабеллу и родителей, оставшись на руках с малюткой Жеаном. Но что-то не сходилось. Пока Нушрок и Аксал были заняты друг другом, архидьякон лихорадочно проводил подсчёт.       — Сколько тебе лет? — спросил он с подозрением.       — Лет? — удивился министр и отпустил ранее взятую руку Аксал. — Верно, столько же, сколько тебе. Сорок лет.       — Сорок?! Мне всего тридцать шесть! — вскричал архидьякон, поднимаясь и беспокойно прохаживаясь по комнате. — Когда умерли твои родители?       — Когда мне было двадцать лет, — ответил ничего не понимающий министр.       — Значит, Анидаг сейчас девятнадцать?       — Да, — Нушрок нахмурился. — В чём дело?       Клод стиснул голову.       — Когда с тобой заговорило зеркало? Сколько тебе было лет? — не унимался архидьякон, Аксал следила за ним с тревогой.       — Тридцать лет, — тихо произнёс двойник.       — А мне исполнилось двадцать пять, когда я лишился тени, — он продолжал метаться по комнате. — Почему между нами такая большая разница в возрасте, если ты моё отражение?       — Или ты моё, — Нушрок поднялся на ноги. — Я не знаю, это ты свалился как снег на голову и всё здесь перевернул верх дном! — он возмущённо пищал.       Аксал прижалась к нему и успокаивающим жестом погладила по плечу, министр заметно смягчился. Клод смотрел на этих двоих, на девушку, которая как две капли воды напоминала Флёр-де-Лис, на самого себя, только с волосами и с самым нелепым на свете голосом.       — Это паскудное зеркало что-то недоговаривает, — с трудом произнёс архидьякон.       Его посетила одна неприятная догадка, что пусть они и не одного возраста, но всё равно в их жизни хватало параллелей. На ум пришла Эсмеральда и Азок, если бы в этом мире Нушрок женился на Азок был ли, интересно, шанс у архидьякона заполучить прелестную цыганку? И наоборот, останься министр с Аксал, придётся ли архидьякону налаживать отношения с девицей де Гонделорье, позабыв свою горькую любовь? Он хотел поделиться этими соображениями с Нушроком, но, увидев, в каком согласии они находятся с Аксал, у Клода не хватило духа разрушить их единство. Вместо этого он поднялся и немного сбивающимся голосом произнёс.       — Мне пора возвращаться, — архидьякон пристально посмотрел на пару. — Скоро мы каждый вернёмся к своим жизням, думаю, то, ради чего зеркало меня послало к вам, будет исполнено. Если уже не получилось.       Нушрок молча кивнул, девушка прильнула к его плечу. После ухода Клода они долго разговаривали, Аксал не хотела принимать предложение министра.       — Что ты собираешься делать дальше? — спросил он в лёгкой тревоге.       — Я вернусь на королевскую кухню, — девушка пожала плечами.       — Не обязательно, — он встал перед ней на колени и взял её руки в свои. — Это время, что я провёл с тобой, было лучшим в моей жизни. Выходи за меня замуж.       — Кухарка и министр, — она невесело улыбнулась. — Такое даже в голове невозможно уместить. Мы разные, вам следует жениться на вашей невесте, вы же сами говорили, что она любит вас.       — Да, а я тебя, — Нушрок решительно притянул девушку к себе.       Этой ночью они впервые узнали друг друга, а, узнав, поняли, что не хотели бы разлучаться. Позже, когда девушка уснула на его плече, Нушрок подумал, стоит ли ей открыть правду насчет её происхождения? Пожалуй нет, пусть старый жаб сам объясняется с дочерью. Он же не опустит её, ни в этой жизни, ни во всех остальных.

***

      Клод ночью отправил Азок к себе, а сам долго сидел в бессонной темноте. Открывшаяся дилемма угнетала его, как он может отказаться от своей любви, от прелестной Эсмеральды, только ради того, чтобы его двойник, который, возможно, и не двойник вовсе, был счастлив? Это было слишком для измученной души, Клод подумал, что очередное самоотречение грозит окончательно разрушить его. Раскрой он свои подозрения перед Аксал и Нушроком, то наверняка найдёт поддержку у девушки, та, судя по всему, обладала добрым сердцем. Она бы заставила министра жениться на Азок и это наверняка обеспечило бы архидьякону благосклонность Эсмеральды. Всё так просто и одновременно сложно. Клод не знал, что предпринять, и стоило ли вообще продолжать здесь находиться? Ведь, судя по всему, Нушрок претерпел значительные внутренние изменения, как и его дочь, в самом королевстве дела шли относительно неплохо, зеркальщики уже не думают бунтовать. Гурда он пристроит учиться в университет и возьмёт с Нушрока обещание утроить потом юношу на хорошее место. Все нити, которые он держал в руках, благополучно распутаны. Все, кроме одной. Клод закрыл покрасневшие глаза, хороший сон иногда подобен доброму лекарству, сейчас ему следовало довериться ночи и дать отдых несчастной голове.