Приключения архидьякона в Королевстве кривых зеркал

      В первую ночь к нему в постель заявилась Эсмеральда, вернее, Азок, девушка прижалась к его шёлковой сорочке и ласково поцеловала сухопарую шею. Архидьякон, который оставил парик под подушкой, похолодел, она была слишком близка к разгадке. Поэтому он быстро отстранил от себя прелестницу и заговорил с ней тонким голосом.       — Как вы здесь оказались?       — Ах, милый Нушрок, — раздался в темноте нежный голос. — Почему вы продолжаете меня гнать от себя?       — Потому, что это грех, знаться до свадьбы, — затем он её изрядно удивил, нырнув головой под подушку, откуда продолжил приглушённым голосом. — Уйдите.       Девушка, привычно вдохнув, уже собралась слезть с высокой кровати, как внезапно министр схватил её за руку.       — Хотя… вы можете немного побыть со мной, — тихо пропищал он.       Красавица с радостью бросилась ему на грудь, отчего архидьякон тихо охнул, и впилась поцелуем в его губы. Этой ночью он из последних сил сдерживался, чтобы не перейти известной черты, зато блудливые руки и губы ни в чём себе не отказывали. Девица, приятно удивлённая страстностью своего жениха, пребывала на вершине блаженства. С огромным трудом Клод подавил в себе голос плоти, всё же не каждый день женщина твоей мечты добровольно приходит к тебе.       — Милая, вам надо идти, — пищал архидьякон, и так как он при этом незаметно ущипнул себя за чувствительное место, то особо притворяться не пришлось, и писк вышел очень органичный.       — Уже? — явное разочарование прозвучало в голосе.       — Да, я не могу лишить вас невинности раньше, чем женюсь, — у него перехватило дыхание от боли.       — Вы так добры! — она вновь поцеловала Клода и, лёгкая как птичка, выпорхнула из кровати и из комнаты.       Священник уткнулся лицом в подушку и закричал. Господи, всё обещает быть куда сложнее, чем ему казалось. С утра он умылся в купальне над большой раковиной, естественно, выполненной из чёрного мрамора. Некоторое время он развлекался, открывая и закрывая краны с горячей и холодной водой, всё это показалось архидьякону весьма занятно. Затем, обнаружив пробку, он заткнул слив раковины и, наполнив её водой, принялся за умывание. Вскоре открылась дверь, в комнату вошёл вчерашний мальчик-лакей в компании Гурда. Мальчик, услышав, что министр уже был занят умыванием, кинулся в ванную комнату с сухим полотенцем и принадлежностями для бритья. Гурд со скучающим видом огляделся, вот это мрачность! Всё чёрное! Пока лакей брил Клода, зеркальщик обошёл спальню, даже зачем-то заглянул под кровать. Роскошно живёт кровопийца, пока несчастные зеркальщики вынуждены травиться ртутными парами. Закончив с утренним туалетом, Клод отослал мальчика-слугу и обратился к Гурду.       — Ты ел?       — Да, вчера, — ответил юноша, присматриваясь к настольным часам на подставке из черного мрамора.       — Помоги мне одеться, — потребовал Клод.       Последующие полчаса зеркальщик и монах пытались разобраться в устройстве мужского костюма. Они разворошили содержимое массивного платяного шкафа. Из плюсов было то, что министр предпочитал одежду одного цвета, минусы — её всё равно надо было надеть. Мальчик и сам не знал, что костюм знатного господина настолько сложен и непонятен. Кое-как им удалось справиться, последним штрихом стал поправленный парик. Теперь из зеркала на Клода смотрел сердитый господин в чёрном, Гурд одобрительно поджал нижнюю губу. Новой проблемой был голод, когда заботы по переодеванию отступили, то архидьякон живо вспомнил, что ничего не ел уже долгое время. Очень кстати отворилась дверь, пропуская мальчика-лакея, который теперь в ужасе смотрел на хозяина.       — Неужели вы даже завтракать не будете, господин? — пролепетал слуга, в руках он держал стопку одежды.       — Это почему ещё? — подозрительно уставился на него Клод.       Мальчик задрожал.       — Господин, не велите казнить! Пожалуйста, да отсохнет мой язык! — он чуть не плакал.       — Почему ты решил, что я не буду завтракать? — ещё раз спросил архидьякон, теперь спокойнее.       — Вы одеты как для выхода, — мальчик судорожно втянул воздух.       — Ты прошёл проверку, — лже-Нушрок хлопнул мальчика по плечу. — Теперь помоги мне одеться в… — он задумался, затем продолжил. — В домашнее платье.       — Слушаюсь.       Домашним платьем оказались чёрная рубаха, короткие штаны и тяжёлый атласный халат всё того же траурного цвета. Клод задумался о том, что его двойник весьма ограничен в цветовых предпочтениях. Наверное, о том же думал Гурд, который посматривал на Клода со странным выражением лица. Завтракали на втором этаже за большим овальным столом, Гурда посадили рядом с хозяином по левую руку, девушки сели по правую сторону. Анидаг была в лёгком чёрном платье, Азок сохранила верность белому цвету, юная красавица бросила на архидьякона лукавый взгляд и мило улыбнулась. Священник поприветствовал девушек максимально нейтральным «Здравствуйте». На столе уже ждал хлеб, масло в маслёнке и фрукты, красиво уложенные на подносе, архидьякон узнал яблоки, груши и апельсины, но что это были за жёлтые продолговатые грозди, ему было не ведомо. Завтрак шёл со сменой блюд, на первый курс принесли кашу в фарфоровых чашках с траурной каймой. «Ну, конечно», — безрадостно подумал Клод, берясь за золочёную ложку. Слуги наполнили кружки, столь маленькие и нелепые, что ему тут же захотелось разбить одну — каким-то тёмным отваром. Клод и Гурд повторяли за девушками, Анидаг ела неохотно и привередливо, Азок, напротив, демонстрировала хороший аппетит, архидьякон залюбовался тем, как она кушает кашку. Сколько же лет этой красавице? В Париже он полагал, что не меньше шестнадцати, что же, вполне себе солидный возраст для девушки на выданье. Сейчас она казалась даже старше, но вот в поведении её сквозило больше детскости и ребячливости.       Внезапно послышался злой вскрик Анидаг, Клод перевёл взгляд на «дочь», служанка, разносившая варёные яйца, неосторожно опрокинула на госпожу тот подозрительный коричневый отвар.       — Ах, дрянь! — лицо девушки исказила злость и не успел архидьякон среагировать, как она залепила служанке звонкую пощёчину.       Азок испуганно отсела от подруги, Гурд смотрел на неё с неприкрытым гневом, Клод понял, что должен отреагировать.       — Дорогая дочь, — его голос натужно пищал. — Нам надо поговорить, пройдёмте в мой кабинет.       Девушка уже овладела собой и с недоумением смотрела на отца, о чём, интересно, тут разговаривать? Обычная история, прислуга с дырявыми руками, Анидаг ещё задаст порку этой бестолочи. Но тон отца ей не понравился, если и был человек, которого она хотя бы немного трепетала, то это сам Нушрок. Гурд нервно сглотнул, он думал последовать за мрачной парочкой, когда был остановлен властным жестом лже-министра. Поэтому пришлось доедать шоколадный крем в компании очаровательной Азок. Девушка как-то мечтательно вздохнула и облизнула ложечку розовым язычком, Гурд был готов сквозь землю провалиться. Как так получилось, что из смрадной тюрьмы он попал в окружение самых красивых девушек Королевства кривых зеркал?       Анидаг хранила оскорблённое молчание, так было проще, чтобы выбрать тактику дальнейшего поведения. Клод тоже не спешил распекать её, на самом деле его подавило сходство с покойной Изабеллой. Он посмотрел на гордую девицу, затем вспомнил, с какой целью позвал её. Но слова не шли на ум, кажется, он хотел прочесть одну из тех нотаций, которыми потчевал младшего брата, что-то насчёт смирения, а может быть и любви к ближнему. Был ли в этом мире Господь и нашёл ли он место в этих звенящих стекольных сердцах? Он вспомнил, как ругался Нушрок.       — Что с тобой происходит, стекольник тебя побери?! — что есть сил запищал Клод, Анидаг вздрогнула и на долю секунды в чёрных глазах промелькнул страх, который тут же утонул в чернильной глубине зрачка.       — Вы можете не выражаться? — она уже достаточно овладела собой, выпрямила плечи и не отвела взгляд.       — Не получается, — Клод подошёл к ней. — Вы, милая, перешли все границы! Я долго терпел ваше поведение со слугами, но всё имеет свой предел.       — Не понимаю, что вас так раздосадовало? — девушка говорила с ним нарочито ласково, очевидно, она всегда избегала отцовского гнева таким способом.       Клод усмехнулся, умная девица, наверное, верёвки вьёт из грозного министра. Изабелла не была такой, напротив, эта девушка излучала радость и веселье, улыбка не сходила с её полных губ. Красавица любила грызть орехи, вышивать золотом и Клода, её не стало в чумное лето 1466г. Тогда он вместе с родителями и первой любовью похоронил свои мечты о семейном очаге, поклявшись посвятить жизнь малютке-брату. Анидаг словно была зеркальным отражением милой Изабеллы.       — Я запрещаю вам пороть слуг, — он заговорил достаточно жёстко, чтобы донести свою мысль. — Год получит приказ следить за тем, чтобы вы не могли превысить власть доброй хозяйки.       — Но, отец… — в её глазах зажглась лютая злость. — Я могу вас понять, — он пытался вспомнить, что ему рассказывал министр. — Когда я был моложе, то мог изливать злые порывы на поле брани, вы лишены такого утешения, из-за этого, пожалуй, все проблемы.       — У меня нет проблем, — отчеканила красавица.       — Боюсь, что есть, дорогая дочь.       Священник задумался, опыт многолетнего служения подсказывал ему, что люди, подобные Анидаг, не меняются, они могут подавлять в себе гнев, но недолго. Сколько раз он был свидетелем того, как мужья забивали до смерти жён и детей, как женщины издевались над прислугой и безропотными невестками. Злоба распирала их, охватывала, подобно огню, выжигая в душе всё самое светлое. Итог был ужасен, пожалуй, он не помнит случаев, чтобы кто-то спасся от своих демонов. Были и другие примеры, люди разные встречались, были и добрые, и сострадательные, и по-настоящему праведные. И, к счастью, они составляли большинство. Как помочь этой девушке, сгорающей от ненависти, он не знал, пока не знал. Красавица побелела от сдерживаемой ярости, посему было понятно, что окажись сейчас под рукой какой-нибудь слуга, ему бы не поздоровилось. Он подошёл ещё ближе и, положив руки на её плечи, привлёк девушку к себе. Она с изумлением поняла, что отец её обнимает и с нежностью целует в темя.       — Ты самое дорогое, что у меня есть, — когда он это произнёс, то даже забыл изменить голос.       Анидаг потрясённо молчала, впервые отец раскрыл свои объятия, ненужная нежность никогда не была принята между ними. Оба независимые, оба свободные и властолюбивые, Нушрок никогда не относился к ней, как к неразумному ребёнку, даже в детстве. Матушка умерла, когда девочке исполнилось только несколько месяцев, воспитание взяла на себя старенькая нянюшка, которая служила ещё у покойной госпожи Нушрок. Анидаг в редкие встречи с отцом научилась говорить с ним ласково и смиренно, за это он никогда не вмешивался в её дела, никогда до этого утра. Сейчас она ощутила предательскую дрожь, которая самым возмутительным образом прошлась по тонкой девичьей спине, заставив трепетать плечи и губы. Длинные ногти до крови впились в ладони, она плотнее стиснула зубы. Клод почувствовал, как она напряглась, и отстранил её на вытянутых руках. Девушка стояла, упрямо склонив голову, но весь её облик дышал непримиримостью.       — Ради твоего же блага, прекрати истязать прислугу, — он отошел от неё. — С завтрашнего дня ты будешь сопровождать меня.       — Зачем? — она посмотрела на него.       — Хочу, чтобы ты входила в курс дел, у меня есть планы, было бы неплохо их воплотить в ближайшем будущем.       — Что за планы? — теперь уже откровенный интерес читался на красивом лице.       — Всему свое время, дитя моё, сейчас можешь идти.       Анидаг сделала лёгкий реверанс и с достоинством вышла из кабинета. Вскоре Клод обнаружил на столе золотой колокольчик, он ударил в него несколько раз и прибежал взволнованный лакей. Архидьякон распорядился привести к нему Года, начальник стражи получил подробные инструкции, как следовало предотвращать попытки молодой госпожи творить самосуд. Она могла отчитывать слуг, но ни в коем случае не бить их.       — Если потребуется, закройте её в спальне, — разрешил Клод, полагая, что пути назад нет.       — Слушаюсь, хозяин, — страшное отражение Великого прево Франции сделало почтительный поклон.       Клод отпустил его, затем дождался Гурда и вместе с ним вернулся в спальню министра. Разобранную кровать уже убрали, повсюду царила чистота и порядок. Сразу же вошёл мальчик-прислужник и помог Клоду облачиться в чёрный костюм, в конце он пристегнул к его боку шпагу и подал широкополую шляпу с чёрным пышным пером. Мальчик также сообщил, что карета подана и дожидается господина. Клод и Гурд по возможности уверенно спустились вниз, их действительно ждал вчерашний экипаж, грум открыл дверцу и помог подняться министру и его новому пажу.       — Везите в зеркальные мастерские, — велел Клод высоким голосом, Гурд удивлённо посмотрел на него.       По дороге они вполголоса переговаривались, Клод выспрашивал подробности устройства мастерских и о технике нанесения амальгамы. Гурд отвечал с подробностями, не уставая живописать тяжёлое подневольное положение работников, которые фактически находятся в состоянии полного рабства. Клод не видел никаких проблем в рабстве, в прошлом именно рабство позволило древним империям подняться из небытия. Да и кто мы все, если не рабы божьи? Но странный отрок продолжал сетовать на это положение, как будто в нём заключается основное зло. В зеркальных мастерских, а они побывали в трёх крупнейших, стояла невыносимая жара. Клод с интересом смотрел на процесс изготовления кривых зеркал и на готовый результат, ему даже понравилась задумка. Хотя странно полагать, что занятная выдумка способна надолго отвлечь народ от его проблем. Вот и зеркальщики не выглядели довольными своей участью, хотя весть о вчерашнем великодушии министра достигла их, ведь многие смотрели на него вполне благожелательно. Клод переговорил с надзирателями насчёт того, что работникам надо давать отдых каждые три часа и увеличить паёк, счета по расходам он велел прислать в его ведомство. Затем архидьякон пообщался с ответственным за состав оловянно-ртутной амальгамы, его впечатлил результат и хотелось во что бы то ни стало получить рецепт. Пока химик подобострастно объяснял, что к чему, неугомонный Гурд влез самым непочтительным образом в разговор.       — Оловянная-ртутная амальгама вредна, посмотрите, какие язвы покрывают руки работников, намного лучше и по качеству, и по составу серебрение.       — Хм, — недовольно поджал губы химик. — Ваш паж чрезвычайно умён, но вы сами приказали как можно экономнее расходовать королевские средства. Оловянная-ртутная амальгама самое лучшее решение в данной ситуации.       — Я вас понял, — Клод испытывал некоторые затруднения в переводе мер веса и объёма, но общую логику формулы успел ухватить. — Мы отправляемся во Дворец, а вы подготовьте мне на пробу состав серебряной амальгамы, для прямых и кривых зеркал, завтра я хотел бы увидеть и сравнить результат.       — Как прикажете, Главнейший министр, — с низким поклоном ответил химик.       В карете Гурд возмущался.       — Кровопийцы! Только и думают о своей шкуре, никому дела нет до того, что люди умирают!       — Я не знаю, что именно тебя не устроило, мне кажется, эти люди вполне сносно существуют, ну, разве что за исключением питания и отдыха, — Клод всё обдумывал состав.       — Как вы можете так говорить?! — возмутился мальчик, отчего его сходство с Жеаном только усилилось. — Существующий порядок — плохой, злой! Вот что поют зеркальщики: «Нас угнетают богачи,       Повсюду ложь подстерегает.       Но знайте, наши палачи,       Всё ярче Правда расцветает!       Нас ждут великие дела,       Вы нашей Правде, браться, верьте!       Долой кривые зеркала!       Сожжём, разрушим Башню смерти!»       Клод со страдальческим видом выслушал эту песню, дети совершенно не щадят его уши! Что это еще за какофония звуков и громких слов?!       — Больше не пой, — веско произнёс священник. — Иначе я тоже могу запеть, и поверь, тебе это не понравится.       — Но это то, чем мы, зеркальщики, себя утешаем, — запальчиво ответил юнец. — Мы хотим Правды!       — А в чём она заключается? — полюбопытствовал священник, в голове возникла непонятная фраза: «В чём правда, брат?». Что-то он не припоминал такого в Писании.       — Правда заключается в том, что все люди равны и имеют право на истину!       — Тебя кто этому научил? — Клод вновь ощутил прилив раздражения, даже в этом мире Жеан склонен понабраться вершков.       — Мы беседовали друг с другом после работы, — ответил Гурд.       — Правда правдивая, — усмехнулся архидьякон. — Хорошо, а как вы видите дальнейшее устройство жизни? Довольно ли с вас будет замены кривых зеркал на прямые, а ртутной амальгамы на серебряную?       Мальчик ненадолго задумался, этим и воспользовался зловредный священник.       — Думаю, что нет, человек вообще никогда не бывает доволен тем, что имеет, — Клод вздохнул. — У себя на родине я был уважаемым человеком и считался одним из величайших умов, у меня была хорошая должность, научные интересы и благоволение короля. Думаешь, я был счастлив или доволен? О нет, я возмечтал о величии, ради этого провёл множество бессонных ночей, пытаясь добыть философский камень, — заметив недоумение на лице своего юного собеседника, Клод пояснил. — Это такой камень, который превращает простые металлы в золото. Чуешь, как грандиозно? Удайся мне добыть этот камень, я бы смог проявить себя! Я бы отвоевал обратно Византию, а Францию сделал бы гегемоном над прочими государствами!       Гурд отсел от него, уж слишком безумным огнём горели глаза этого человека.       — Я ночей не спал, пытаясь проникнуть в секреты мироздания, и почти удалось, как возникло новое желание, гораздо более опасное и жгучее!       — Что за желание? — Гурд подумал, что, может быть, Клод и безумец, но, по крайней мере, занятный.       — Не важно, ты суть улавливаешь? Сколько бы у человека не было блага, он всё равно желает свыше, — архидьякон промокнул платком вспотевший лоб.       — Мы другие, — убеждённо сказал юноша. — Мы хотели бы есть досыта, жить в тёплых домах и иметь возможность учиться, вот и всё.       — Пока всё, потом появятся новые желания, поверь мне, — Клод посмотрел в окно, карета въехала за ворота королевского дворца. — Кажется, мы приехали, держись позади меня и помалкивай. Чувствую, это будет не простой визит.