«See you soon ( До встречи с тобой ) »!

— Дип, я сказала отцу о твоей ситуации и он ждет тебя в Нью-Йорке. Тем более он сказал, что уже не раз приглашал тебя. — Нет, я не могу, — еле-еле, через силу ответил Ваня своей сестре. — Нет, ты можешь! — Констатировала факт девушка. — Братишка, тебе надо выходить из своего депрессивного состояния. Я уже больше месяца слушаю твой разочарованный голос, и твоя апатия меня начинает бесит. Девушка говорила слишком откровенно. Ну если бы она молчала или сглаживала свое мнение, то это была бы не она. Мери (сестра Вани Бессмертных) — очень яркая и довольно вспыльчивая личность. Ее характеру мог бы позавидовать любой мужчина, так как ей палец в рот не клади — по локоть откусит. Она не церемонится и всегда говорит только горькую правду, которую не все привыкли слышать. А сарказм так вообще вводил людей в полное оцепенение, но с братом она не такая. Он знает, насколько она заботливая и как сильно переживает за близких людей, хоть по ней и не скажешь. Наверное, Ваня сейчас только благодаря ей стал задумываться о будущем и отпускать то говно, что с ним случилось. Конечно, он никогда этого не забудет да и не обернется тем беззаботным и наивным весельчаком, которым он был раньше. — Что я скажу маме? — Со слезами на глазах говорил юноша. — Что? Ты серьезно? Она, блять, тебя из дома выгнала, и прошу заметить, родного сына, — Ване слишком больно это слышать. Правда ужасна, но так справедлива: открывает глаза на неопровержимые качества личности людей. И ты постоянно задумываешься, почему я раньше этого не замечал или же что родные люди так не сделают, а нет, сделают, и когда ты это видишь и осознаешь, то вера в людей совсем пропадает. — Алло, ты меня там слышишь? — Спросила Мери. Нет, он ее не слушал. Он уже давно провалился в негативные воспоминания о своей никчемной жизни. Мать его любила и воспитывала одна, отдавая все свои силы сыну и за себя, и за неизвестного отца. Но два года назад он познакомился со своим папой, который жил в Нью-Йорке с женой и дочкой почти одного возраста с Ваней. Первый разговор с отцом был слишком долгим, но в итоге оказалось, что мама не сказала ему о своей беременности и просто уехала обратно в Москву. Зная маму, он этому даже не удивился. Ваня с отцом расставили все точки над и, так и продолжая каждый день разговаривать и делиться своей жизнью с родным человеком. В скором времени он познакомился с сестрой и с женой отца, которая оказалась милой и слишком доброй женщиной. Она сразу расположила парня к себе своим доверием. На протяжении года общения его каждый раз звали в Нью-Йорк, хотя бы на время, для знакомства вживую, но мама была против и каждый раз истерила, когда об этом заходил разговор. Сестра в итоге не выдержала, сама приехала в гости и магическим образом развеяла все страхи мамы брата. Вскоре он побывал дома у своего отца. Частое общение и абсолютное откровение в разговорах с папой маму не смущало. Она не возражала, а даже, наоборот, была рада. Такие глобальные перемены в их жизни привели на тот момент к счастливому совместному проживанию. Женщина наконец-то сама стала налаживать свою личную жизнь, отчего сверкала как звездочка в небе, искренняя улыбка почти не сходила с ее лица. Такое позитивное настроение, новые впечатления еще сильнее сближали родного сына и мать. Их вечерние разговоры были как никогда более откровенными и продолжительными, но для одной истины Ваня совсем не был готов. Он каждый раз хотел рассказать правду, которая душит его с детства, но не мог. Юноша уже начал себя убеждать, что она пока счастлива, что нельзя это испортить, ну и как говорят многие: "Всему свое время". И оно наступило не в лучший жизненный момент для Вани. Засидевшись в своей полной апатии и слезливой вечеринке одиночества, он совсем забыл рассказать горькую правду, которую так отчаянно всегда откладывал. Но в этот раз этого не избежать, видимо. Мама, беспокоясь о сыне и его состоянии, естественно, стала обо всем расспрашивать и интересоваться подробностями, на что Ваня сказал правду, после чего получил слишком сильную пощечину и пару оскорбительных матов в свой адрес. Позже женщина начала винить себя и жаловаться своему хахалю, что она хуевая мать, аргументируя это тем, что ее сын вырос пидором и что она не знает, как теперь смотреть людям в глаза. Казалось бы, куда еще хуже? А оказывается, есть куда! Разговор не сложился. Ему просто сказали собирать монатки и валить к тому, кого он там любит и ради кого предал доверие матери. Хотя идти-то некуда. Его ведь предали и ему сейчас не то, что идти куда-то, ему сейчас жить не хочется. Предал — очень обидное, оскорбляющие обвинение. Как можно предать человека правдой, которая никак не влияет на его жизнь? Как кого-то можно оскорбить тем, что ты родился другим? Как? Он в этом виноват? Нет. Это то же самое, если бы мы считали предательством черту характера человека, которой у нас нет. Зачем винить, оскорблять человека, родного человека за то, что он другой? Почему просто нельзя принять? Даже если тяжело, зачем топить и так утопающего? Слишком много вопросов, на которые так хочется услышать откровенный ответ, но ответа нет. Да и люди погрязли во лжи — для такой правды они явно не готовы. Они слишком заняты враньем о своем счастье. Почему, чтобы быть счастливым, мы должны спрашивать мнение людей? Почему мы просто не можем любить и быть любимыми? Потому что это грех? Или потому что когда- то один маразматик назвал это неправильным и все как стадо стали внимать его иллюзии правильности и размывать, ужесточать с каждым поколением границы запретного и недозволенного? Но это не делает любовь недостоверной или греховной. Не грех любить — грех запрещать любить другим и противостоять чужому счастью. *** Бессмертных пообещал сестре подумать о ее предложении переехать в Нью-Йорк. Конечно, он сам хотел там получить высшее образование и начать жить заново, но слишком страшно начинать то, к чему ты морально не готов. Страх неизведанного и чего-то нового пугал больше, чем его психическое состояние. Ваня уже несколько раз прокручивал в голове свой монолог с сестрой, в котором хотел отказаться от ее безумной затеи с переездом в другую страну. Но рассуждения и некие факты его жизни на данный момент заставляли все же принять предложение. Обстоятельства складывались явно не в его сторону. Сначала писали недодрузья о своих переживаниях, хотя даже не знали, что неделю он живет не дома, что родная мать его выгнала, узнав о его ориентации. Такое пустое разглагольствование вымораживало парня и в очередной раз убеждало, что у него нет настоящих друзей и что люди забыли, что такое дружба. Но это еще не все. Вдобавок написывал его бывший о своей бесконечной любви и о том, что он совершил большую оплошность: "Прости меня, я дурак и совершил огромную ошибку. Просто в тот момент мне было так одиноко и тут все так случилось. Я знаю, что это не оправдание". Видимо, вообще не знаешь, подумал Иван. Как можно писать о любви, если совсем недавно ты изменил и предал чувства не только свои, но и того, кого любил? Люди деградируют, они совсем перестали ценить любовь и друг друга. Люди стали заменять чувство на физиологическое наслаждение, ну или на финансовое, забывая об уважении к себе, забывая о важности любви. Любовь давно потеряла свой смысл. Ее стали использовать на уровне «Привет» или «Спасибо», стали использовать как предлог, чтобы легче получить нужное, а позже выкинуть как использованный гондон, который выглядит не лучше тебя. Вот эти обстоятельства и вынудили позвонить сестре с отцом и сказать, что он согласен на переезд. Мэри переключила режим на видеозвонок и начала прыгать до потолка от счастья, и моментально стала с большим энтузиазмом обсуждать их совместное проживание и походы по магазинам. — Ты слишком торопишься, я же еще не сказал, когда приеду, — с улыбкой и легким смешком говорил парень. — Конечно, первым рейсом и даже не вздумай тут перечить, — Ваня сразу закрыл рот, а девушка продолжила, — и если ты на ближайший рейс не закажешь билет, то за тобой приеду я. Поверить в это несложно, тем более зная это безбашенную девушку. — Ты же знаешь, что никак. Мне надо доучиться до конца семестра, а потом начинать заниматься переводом, а ты знаешь, как это муторно, — в ответ была тишина, видимо, этот долгий процесс вообще не нравился Мэри. Дипинс быстро сменил тему. — Папа на работу поехал? — Да, а по поводу перевода папа сказал, что все решит. Он после работы тебе позвонит и расскажет обо всем, — сестра дала время, чтобы брат переварил сказанное, и продолжила. — Я жду тебя, братишка, и мама тоже ждет, а папа так вообще как ребенок. Увидев на лице парня недопонимание, пояснила. — Вы как поговорили, так он от счастья о твоем переезде вприпрыжку побежал на работу и на ходу еще смеялся как ребенок. Впервые за пару месяцев у парня появилась улыбка, да к тому же искренняя, настоящая. Но в груди все так же было страшно и грустно, однако о мысли о плохом уйдут со временем, которое, видимо, ненадолго стало отставать и ждать главного героя для новой жизни, правда, с неизвестным сценарием. — Я не уверен, что хочу ехать, — улыбка сползла, а глаза, красные из-за немалого количества пролитых слез, вновь стали мокрыми. — Вань, расскажи мне, что ты чувствуешь, выговорись и тебе станет легче. Я хочу знать, насколько сильно ты впал в отчаяние, — от улыбки не осталось и следа, по глазам видно, насколько это сильная девушка переживает за своего брата и беспокоится о нем. — Я не знаю Мери, — ответил парень себе под нос. — Я не буду задавать вопросы, ты просто все расскажи и, если не будешь готов говорить, то скинь трубку, как закончишь. Хорошо? Юноша в ответ кивнул, спустя какое-то время начал говорить. — Я не знаю, что я чувствую! Мне кажется, там просто пустота или большая черная дыра, которая так и затягивает в эту пропасть. Я знаю, что держусь на грани, чтобы не покончить с собой, но думаю, что эта грань скоро исчезнет. К счастью, я это понимаю и из-за этого решил переехать и оставить пережитое все это говно тут, но я чувствую, что не смогу это забыть, меняя страну или город, на это нужно время, а мне его как раз катастрофически не хватает. Я не понимаю, почему сразу не понял, что он не тот человек, наверное, потому что он два года за мной ухаживал да и в какой-то степени тоже вытащил меня из депрессии. Дипинс стал набирать воздух, чтобы восстановить дыхание, которое нарушилось после всхлипывания от обильных слез. — Я просто задаю себе один и тот же вопрос: "Почему я не могу быть счастлив?" Как только я начинаю чувствовать себя хоть чуточку счастливым, то постоянно происходит какая-то хуета, которая доводит почти до гроба то морально, то физически. Я слишком много терплю, я полностью доверяю людям с абсолютной уверенностью, что они не такие, как те, а в итоге они еще хуже, но я все равно с улыбкой на лице и вдребезги разбитой душой говорю, что все хорошо. Я дурак, да? Не дожидаясь ответа, парень продолжил монолог. — Знаешь, именно сейчас я разбит как никогда, может, потому что накипело, а может, внутреннее состояние давно ждало это трещину, правда, получило полный разлом, который дал эту яму. Я устал быть добрым, наивным и позитивным мальчишкой. Я уже таким и не буду, все кончено. Просто не смогу, даже если захочу. Мою доброту, которую так все любили и которой нещадно пользовались, уничтожили, а я лишь закопал ее очень глубоко. Вместо слез пришел смех, ужасный, душераздирающий и убийственный. Он пробирал до мозга костей, хотелось моментально его остановить, но Мери не могла. Она понимала, что обещала, и осознавала, что это нервный срыв и неважно, что парень сейчас похож на психопата. Девушка хотела, но не могла даже пошевелиться, лишь только рвотные позывы приходили из-за этого сумасшествия, еще бы чуть-чуть, но смех прекратился. — Мери, я не могу, мне пиздец как больно, что слов таких нет. Я просто задыхаюсь от этой боли, просто не могу дышать снова как прежде. В этом заложено больше смысла, чем, кажется, Мери это понимала. Она хотела стать для него спасением, кругом для утопающего, и научить дышать, а точнее, жить заново, но ему нужна не она… И как бы печально это ни звучало, это неопровержимая и очевидная правда. Девушка уже не могла молчать, ей хотелось сказать, что он не один, что его любят, но, видимо, измученный юноша это почувствовал, поэтому, как только она начала открывать безмолвно рот, послышались гудки. Вызов завершен.