В плену обстоятельств

Светлая ткань джинсов пропитывается сыростью земли и местами вбирает в себя зелёные соки старой стелющейся травы. От твёрдой почвы веет землистым холодом, опавшими сосновыми иголками и дождевыми червями. Один из самых приятных и родных запахов, какой только можно себе представить. Парень позволяет себе сдержанную улыбку, рассматривая вереницу крошечных глянцевых, тёмных, как смоль муравьёв, торопящихся в свой песочный домик возле большой старой ели. Уперев руки в мох по обе стороны от себя, Сынмин вытягивает ноги, наблюдая за тем, как чёрные кроссовки скрываются в нависших лапах дикого папоротника. Сидеть так довольно прохладно, но что такое обычный холод по сравнению с теми изумительными эмоциями, которыми он напитывается здесь, в скрытом сказочном месте? Ветер колышет высокие тёмные ветки — самые тонкие из них трепещут, как живые. В лесной тишине время от времени звенят переливистые трели пролетающих над головой птиц, игриво догоняющих друг друга. Парень отрывает одну ладонь от земли: на ней отпечатался узор мелких камушков, прилип мох и кусочки опавшей коры. Сегодняшний день выдался особенно нервным; этот тихий покой был Киму просто необходим. Даже получилось освободиться пораньше, почти до темноты. Так что удаётся отлично разглядеть стволы на расстоянии вытянутой руки. Кое-где участки многочисленных деревьев подсвечены ярким слепящим золотом, переливаясь в янтарно-оранжевый и мягко рассеиваясь в самых тёмных уголках. Пушистые облака в небе становятся всё менее различимы, а земля стремительно холодеет. Прекрасно, когда удаётся вот так проводить солнце, принимая все его последние подарки. Сынмин достаёт сигарету. Чирк, и табачный запах распространяется вокруг, заглушая естественный, лесной. Мысленно парень просит за это прощения у здешних обитателей. Но что он может поделать? День действительно вышел нервным. Из-за надвигающейся темноты кажется, что круг деревьев вокруг него сужается. Хочется поговорить с кем-нибудь. Для того чтобы найти собеседника, последнее место, куда следует отправиться — это безлюдный лес. Но Сынмину слишком нравится мысль, что там, среди растений, камней и насекомых, его никто не прогонит и не оттолкнёт, ни в чём не упрекнёт. С людьми такой уверенности нет. С ними гораздо сложнее. А сложностей ему в жизни и без того хватает. Он откидывает голову назад, закрывая глаза, в очередной раз наполняя лёгкие ядовитым дымом. Отросшие волосы спадают, едва ли не касаясь плеч; мешающая чёлка открывает светлый лоб, обрамляя его русыми прядями. «В одиночестве немало плюсов, даже больше, чем минусов. Выходит, я настоящий счастливчик». Горькая усмешка шевелит выбившийся локон. Он не хочет жаловаться — так станет только больнее. А это не та боль, которую можно вынести. Пусть, пока он под покровом широких еловых веток и густо-синего неба, в голове будут только приятные мысли. Или же не будет никаких. Очередная затяжка помогает с этим справиться. Интересно, сколько он уже так сидит на промозглой ночной земле. Гуляющий меж деревьев ветер слабо шевелит серый воротник футболки. Пора бы подняться. Но подняться — значит шаг за шагом покинуть это место. А подниматься так не хочется. *** — И как вам это нравится, коллеги? Облокотившись спиной о стену «подворотни», Чонин с усмешкой обводит взглядом всех присутствующих. — Перестань говорить так, будто мы на собрании, — Чанбин, хмурясь, подносит к губам тлеющую сигарету. — Ещё скажи говорить так, будто я здесь не главный, — усмехнувшись, Ян отстраняется от стены, критично разглядывая побелевшую спину заношенного пиджака, — но, серьёзно, мы были в опасной близости от катастрофы. — Если называть друга Хёнджина и Хана катастрофой, то полностью согласен, — смеётся Феликс. — Кого-кого? — прорезается голос полный негодования, но на недовольный восклик Джисона никто не реагирует. — Я так испугался… но больше всего за Чана, конечно, — Хёнджин стоит рядом, заламывая пальцы рук. — Нахрена ты его с собой потащил? — Чанбин хмурится настолько, что его привычная складка между бровями становится ещё глубже. — Вы серьёзно думаете, я специально? — на этот раз Хана замечают. — Мы думаем, что можно иногда разувать глаза, когда идёшь в дом напичканный наркотой, — Со закипает буквально на глазах, — спалился сам, теперь и нас хочешь втянуть в проблемы? — Мы думаем, — Феликс поворачивается к готовому выдать гневную тираду Джисону, на всякий случай аккуратно поглядывая в сторону Чанбина, — что лишние уши и глаза могут стать неприятностью, но Минхо, мне показалось, быстро поверил в легенду. — Конечно поверил, её ведь я сочинил, — заканчивая отряхивать спину, гордо улыбается Чонин. — Может, надо было заплатить ему за молчание, — Чанбин вполоборота поворачивает голову к Феликсу, криво усмехнувшись, — и ты бы нам с этим помог. — Может, — Феликс спокойно смотрит на него, прямо в глаза, однако без тени вызова, — но тогда пришлось бы объяснять, за умалчивание чего мы ему платим. Со слабо хмурится, непонимающе глядя на него, но спустя секунду, тихо рыкнув, резко отворачивается. — Я буду внимательнее следить за ним, чтобы не видел, куда я хожу, — заверяет собравшихся Джисон. — Ты уж постарайся, — ухмыляется Чонин, — глаз с него не спускай. — Ещё чего. Черноволосый треплет его по голове, отчего светлая чёлка становится похожа на гнездо. Хан вырывается, раздражённо поправляя волосы, чем вызывает у довольных парней порцию сдавленного смеха. *** На сером деревянном столе скапливаются стопки с исписанными листами и запечатанными конвертами. Мимо, цокая каблуками, проходит молодая женщина, добавляя от себя ещё несколько бумаг. В чёрном настольном телефоне бликом отражается ярко-жёлтый свет лампы. Статный мужчина в синей форме поворачивается к сидящему за столом: — До сих пор не было распоряжения устанавливать видеокамеры, — произнося эту новость он явно не рад. Мужчина постарше, в похожей форме, отрывается от записей и приподнимает голову, из-под густых бровей глядя на молодого коллегу. — Значит, так надо, — он немногословен, но, кажется, тоже не слишком доволен. — Но, сонбэним, так мы никогда его не найдём! — Спокойнее, сержант, — пожилой полицейский откладывает в сторону письменную принадлежность и уже полностью включается в разговор, — парень умён, раз носит весь комплект документов с собой. — У этих заядлых барыг таких всегда целая коллекция с всевозможными именами на любой вкус, — бодро продолжает мысль юный служитель закона. — И только опытный всегда имеет их все при себе, — кивает старший, — но отследить человека можно не только с помощью записей видеокамер или данных паспорта. — Его ведь сдал кто-то из соседей? Майор кивает. — Юная особа. Указала, из какого дома он выходил в тот день. А вычислить квартиру, зная дом — это только вопрос времени. — У нас его ушло не так много, как мы предполагали, — задумчиво замечает сержант и делает шаг в сторону заваленного бумагой стола, — но я всё равно не понимаю, почему мы не поставим камеры. — Не хотим поднимать шум — это раз. У людей появятся вопросы, а в суматохе можно упустить самое главное. И два — если парень действительно так сообразителен, как мы думаем, он теперь даже близко у своей квартиры не появится. — А поставить камеры на всех этажах и по прилежащему к дому периметру? Старший, закашливаясь, смеётся: — Такие траты на каждого нарушителя закона в госбюджете не предусмотрены. Молодой человек переводит взгляд на письменный стол, бегая глазами по стопкам с делами и приказами. — Тогда, что мы будем делать? — Ждать, — пожилой полицейский смотрит прямо на стоящего напротив юношу, — просто ждать. Каким бы умным тот ни был — он не сможет прятаться вечно. *** На залитой полуденным солнцем части улицы, в траве, среди камешков и притоптанных маленьких цветочков, удобно устроились местные кошки, перекатываясь, подставляя под согревающие лучи поочерёдно левый и правый бок, и сладко потягиваясь. Если повезёт — пробегающие с разных сторон дети отщипнут им лакомый кусочек колбасы, или бутерброд и вовсе упадёт из рук самого непоседливого, тогда можно будет как следует набить живот аппетитным угощением. По мощёному тротуару прогуливаются, в основном, пожилые жители пригорода, с энтузиазмом обсуждая последние новости из их славной, размеренной жизни. Птицы с радостью вьются вокруг щедро рассыпанного на асфальте зерна, благодарно чирикая для тех, кто добавляет к пиршеству парочку хлебных крошек. Выделяющийся на фоне остальных звуков шум проезжающих мимо машин нисколько не нарушает идиллическую атмосферу, напротив, по-своему дополняет её. Погода полностью располагает к дневной прогулке, но, только, если вы не заядлый домосед, как Ли Минхо. Он бы с радостью остался дома, если бы мята к чаю не закончилась так быстро. Этот напиток у него особой любви не вызывает, скорее, наоборот, но купить мяту всё же надо. Джисон обычно кладёт её в свой чай. Четыре среднекрупных листика на чашку. При воспоминании о младшем щёки Минхо снова заливаются краской, а губы расплываются в довольной улыбке. Не терпится порадовать его. И это послужило отличным поводом дойти до магазина и выбрать самую свежую мяту, какую он только смог найти. — Друг! Привет, постой! Мечтательное настроение в миг куда-то улетучивается. Ли оборачивается на знакомый голос. — Да… привет. Он мечтал о том, чтобы скорее завершить свои дела здесь и без лишних задержек вернуться обратно. Но, кажется, «задержка» уже здесь. Блондин подбегает к старшему, по-дружески обнимая одной рукой. — Мы с тобой так и не виделись, как ты переехал, — широкая улыбка демонстрирует ряд красивых белых зубов, — ну, не считая вчерашнего. Я имею ввиду, встретиться, как-нибудь, поболтать, обсудить последние новости. С каждым новым словом Хёнджина у брюнета закрадывается всё больше опасений, что до дома он дойдёт только к вечеру. — Здесь очень милый район, правда? — Хван пристраивается справа от Минхо, стараясь уловить темп его шагов, — не то чтобы наш. Нет, мне, конечно, нравится наш, но он не такой приветливый, что ли. Минхо вздыхает. Что ему сделать, чтобы остаться одному? — Правда, эта улица кажется спокойнее. Как будто ничего плохо тут просто не может произойти, — на этих словах голос Хёнджина становится менее громким, словно приобретая нотки серьёзности, — тебе тут как, нравится? — Ну… да, ничего. — Ты так быстро решил переехать сюда… я очень удивился, — блондин мягко улыбается. Подстроиться под шаг и не отставать ему, с его длинными ногами, удаётся без труда. — Не знаю, так получилось. — Да, — создаётся впечатление, что эта улыбка никогда не сходит с его миловидного лица, прочно закрепившись там, — но я, честно говоря, был уверен, что ты сначала изучишь местность, всякое такое, — он поворачивается к Минхо. — Наверное, так принято. Но меня тут всё устраивает, так что я не жалею, — произнося это он на самом деле не врёт. Всё могло бы быть намного хуже, но пока что он насчитал больше положительных факторов, чем отрицательных. Разве что в магазин идти на другую улицу, но в остальном особых нареканий нет. Удобная кровать, свет с водой работают без перебоев. Мало соседей рядом. Джисон… Минхо чуть не спотыкается на ровном месте, но Хёнджин вовремя его придерживает, с участием в глазах рассматривая чужие порозовевшие щёки и рассеянный взгляд. — Ты в порядке? Брюнет поспешно кивает, пытаясь восстановить дыхание. Даже зная, что долговязый собеседник не умеет читать мысли, ему становится неловко думать о таком в его присутствии. — Тут уже рядом мой дом, я пойду, — Минхо перехватывает пакетик с мятой поудобнее и разворачивается в сторону знакомого серого здания, поспешно удяляясь. Хёнджин, скользнув взглядом по маленькой ноше приятеля, остаётся на месте, смотря ему вслед. Как же неправильно было с его стороны предлагать Хо переехать в этот район. Конечно, он помог ему решить проблему с поиском жилья, но… Такой неблагополучный район. Столько грязи и опасности таит в себе этот обычный на вид закуток. А ведь соседние проспекты совсем другие: добрые, с цветущими вишнёвыми деревьями и смеющимися маленькими детьми. Там с соблюдением закона полный порядок. Но он допустил ошибку: на радостях, совсем не просчитал риски и по глупости позволил себе оступиться в таком важном вопросе, как безопасность друга. Парень медленно двигается вдоль дороги. «Друга». Губы трогает нежная улыбка. «Я знаю, ты меня таковым не считаешь, но для меня всё равно останешься старым милым другом». Чувство вины захватывает разум, делая его податливым и восприимчивым к осмыслению совершённого. Из-за своего собственного желания чаще видеться, он не подумал о возможных последствиях. И вот Минхо уже оказался втянут в неприятности. Вчера он был так близок к опасности, о которой даже не подозревал. И не сболтни Хёнджин прежде о пустой квартире, ничего бы этого не было. А потом ещё и не остановил его, позволяя присоединиться к их компании, отправляясь к Чану. Когда до него стал доходить весь масштаб риска, тогда и стало по-настоящему страшно. Он сам виноват. Во всём плохом, что происходит здесь с Минхо. А теперь, даже если он заговорит о переезде и даст совет выбрать другое жилище, подальше, то Минхо и слушать не захочет. Тихие шаги белых, в тон спадающей до бёдер футболки, кроссовок, заглушаются звонкими трелями лесных птиц. Впереди показывается знакомый старый подъезд с оригинальным размашистым граффити на двери. Мирная улыбка, пропитанная теплом, идущим от самого сердца, до сих пор держится на пухлых губах парня. «Если бы я не писал тебе после окончания смены в лагере и не звонил, временами напоминая о себе, ты бы обо мне помнил? И держится ли в твоей памяти хоть что-нибудь связанное со мной?» Длинные изящные пальцы невесомо касаются дверной ручки, на мгновение отрываясь от неё. В глазах плещется детская радость, а улыбка становится ещё счастливее. «Я всегда буду помнить, что ты предпочитал оставаться в своей комнате, даже в самый прекрасный солнечный день. И как терпеть не мог, когда вечерний чай заваривали с мятой».