В плену обстоятельств

Минхо высыпает щепотку пряной паприки в бурлящий томатный соус и пробует его на соль. Макароны уже сварились и стоят неподалёку, обдавая лицо тёплым паром. Отчего-то парень решил, что позавтракать пастой — это хорошая идея. Возможно, потому что и на обед останется, а значит готовить меньше. Вытерев руки полотенцем, он подходит к холодильнику, чтобы выбрать сок, когда слышит быстрый топот в сторону прихожей. — Джисон? Ты уже встал? — негромкий, вызванный неподдельным интересом крик в сторону двери. В ответ тишина, — Джисон? Ли выходит через кухонный проём и наблюдает за тем, как младший резкими движениями старается натянуть кеды, попутно поправляя сползающие джинсы. — Джисон, что-то случилось? — если этот идиот ещё раз назовёт его по имени, скорее всего шатен не выдержит и сорвётся. Но сейчас на это нет времени. — Всё нормально, — бросает на последок и выскакивает из квартиры, захлопывая дверь прямо перед самым носом старшего, изумлённо хлопающего ресницами. Джисон был чем-то обеспокоен, кажется, даже напуган. Что такого могло случиться с утра пораньше? Что бы там ни было, младшего это очень взволновало. Или всё и правда в порядке, как он сказал? С секунду поколебавшись, Ли вытаскивает из-под табуретки свою пару кед и как можно быстрее нацепляет, мысленно молясь, чтобы Джисон не оказался быстроногим легкоатлетом и не успел убежать далеко. К обшарпанному серому подъезду все подходят почти одновременно, остаётся только Джисон. Даже Чонин пошёл со всеми, отмахнувшись, что ему просто интересно. Решение пойти к Бану и проверить его квартиру родилось почти сразу же, когда парни убедились, что от него второй день ничего не слышно. Не зная Чана, можно было бы подумать, что тот решил на неопределённое время изолироваться от общества и отдохнуть от общения с кем-либо, как нередко поступают многие. Но он бы никогда не отключил свой мобильный, на случай, если кому-то из ребят потребуется помощь или совет. Бывало, что блондин днями не выходил из дома и не контактировал с окружающими, тогда никто не знал, чем именно от там занимался, хотя, мнение большинства заключалось в том, что он просто рубился в приставку. Однако, всегда при этом выходил на связь и отвечал на сообщения. В этот раз всё было необычно. Сейчас, стоя у входа в старый дом, даже Чанбин нервничает, хоть и старательно скрывает это. — У кого-то же есть ключи от его квартиры? — запыхавшийся Феликс глядит на остальных. Парни переглядываются с расстерянными лицами. — Понятно, — светловолосый облокачивается на шатающиеся перила лестницы, ведущие в подъезд. — Ну, кто из нас настолько богатый, что может найти людей, взламывающих двери? Феликс одаривает Чанбина одним из своих самых мрачных взглядов. Костяшки правой руки до сих пор немного ноют. — Взломать мы и сами можем, — очаровательно улыбнувшись, Чонин с вызовом переводит взгляд на Хёнджина, — принцесса, одолжишь заколочку? Хван еле заметно выдыхает, стараясь пропустить слова мимо ушей. — Кажется, наш спортсмен яро прогуливает тренировки, ведь по-прежнему двигается со скоростью улитки, — усмехается Ян, отвернувшись, чем зарабатывает на себе три удивлённых взгляда. Закатив глаза, кивает головой в сторону соседнего дома, из которого поспешно выбегает Джисон, — мог бы и поторопиться, когда речь идёт о его мамочке. Хан чуть не спотыкается пока сбегает по лестнице. Заметив парней, он быстрым шагом направляется в их сторону, не замечая, как следом за ним из подъезда выбегает ещё один человек. — Эй, Джисон. Джисон! Шатен резко тормозит, оборачиваясь на голос. Мысленно бьёт себя по лицу. — У тебя что-то случилось? Хан только раздражённо моргает, глядя на Минхо: какое ему дело? — Всё точно нормально? — Что ты… — Ау, мы здесь! — голос Чонина выводит Джисона из оцепенения. Махнув рукой на старшего, он поспешно присоединяется к остальным. Из толпы на несколько шагов выходит Хёнджин: — Минхо, друг, привет! — блондин широко улыбается и приветливо, по-детски, машет рукой. Компания непонимающе переводит взгляд с Хвана на брюнета. Минхо, вероятно, посчитавший, что это приглашение подойти поближе, поколебавшись, осторожно двигается в сторону компании, при этом неловко улыбаясь. Дурак Хёнджин, зачем он здоровается с ним, находясь с другими людьми? «И уйти теперь невежливо, наверное, и присоединяться как-то странно». Минхо же никого там не знает. Он точно выглядит глупо. Как вообще себя вести?.. — Класс, мы рады, у Хёнджина много всяких дружков, но вы забыли, зачем мы здесь? — голос Чонина действует отрезвляюще, и Чанбин, отпихивая Феликса в сторону, рывком открывает входную дверь. Остальные следуют за ним, включая полностью растерянного Минхо. Оказавшись у входа в квартиру Чана, Со несколько раз громко ударяет по входной двери. Тишина. Проигнорировав устремлённые на него взгляды и не долго думая, бьёт со всей силы. Ещё удар. Твёрдые костяшки стремительно стираются и краснеют. — Прекращай, так ты ничего не… — Феликс не успевает договорить, видя, как тяжёлая дверь со скрипом падает вовнутрь. Чонин хлопает черноволосого по плечу и первым проскальзывает в квартиру. Белая штукатурка местами осыпалась, открывая вид на старый серый бетон. От шершавых стен веет холодком. Из-за перебоев с электричеством лампочка отказывается работать в установленном режиме и издевательски мигает, когда ей самой вздумается. Экран компьютера, по всей видимости переведённый в неспящий режим, ярко горит, прорезая лучом света общий полумрак комнаты. Единственное окно загорожено тонкими шторами, пропуская дополнительные крохи света. В спёртом воздухе явно ощутимы резкие пары медицинского спирта и дурманящий травянистый запах. Посреди комнаты, на холодном бордовом ковре, лежит человек. Первым вбегает Чонин, тут же останавливаясь. Следом за ним — Феликс, оторопело тормозя и прикрывая рот маленькой рукой. — Чан, ты слышишь? Чан? — Чанбин подходит ближе, пытаясь определить, дышит тот или нет. — Друг… — побледневший Хёнджин смотрит на блондина, цепляясь дрожащими пальцами за дверной косяк. Минхо, не сумевший унять своё разыгравшееся любопытство, тоже заглядывает в комнату. — А-а, что это?! Ему же нужен доктор... — не зная, куда от волнения и испуга день руки, он тянется к карману за телефоном. Остальные, не привлекая внимание, в страхе переглядываются. — Нет! — Феликс выбивает телефон у него из рук. — С ума сошёл? Зачем его вообще потащили с собой?! — лицо Чанбина, на мгновение метнувшееся в сторону брюнета, за считанные секунды алеет от злости. Джисон в это время выбегает из кухни с аптечкой в руках, Хёнджин опускается на колени рядом с телом. — Но ему же плохо… — Минхо страшно снова посмотреть в сторону бездыханного человека, и он чувствует себя настолько глупо, что хочется плакать. Чонин внимательно наклоняется к распластавшемуся на ковре Чану. — Он дышит! Только услышав последнюю новость, Хёнджин берёт ладонь лежащего друга в свою, свободой вытирая мокрые следы в уголках глаз, чем зарабатывает презрительный взгляд от Чанбина. Достав из переносной аптечки какое-то рассыпчатое лекарство, Джисон высыпает содержимое пакетика в неполный стакан воды. Феликс над наполненной миской выжимает тряпку. — Я не понимаю… Минхо, всё также стоя у входа в комнату, наблюдает за происходящим с широко распахнутыми глазами, пока Чонин не выталкивает его. — Прости, ясноглазка, но тебе там делать нечего. — Что с тем человеком? Я могу вызвать доктора, — брюнет послушно выходит, по прежнему сохраняя растерянное выражение лица. — Да нет же, — раздражённо рявкает Ян. Уже заметно добрее и с улыбкой добавляя, — правда, не нужно. Мы разберёмся. Когда непродолжительная возня прекратилась, а Чана в стабильном состоянии оставили отдыхать, все переместились на кухню. Минхо всё это время сидящему за дверью, тоже предложили присоединиться. — А у него неплохой кофе, надо будет спросить, где берёт, — Чонин принюхивается к жестяной баночке и заглядывает в следующую, брезгливо морщась, — а ты, получается, знаешь нашу драгоценную принцессу? — взгляд упирается в Минхо. Тот нервно оглядывается. — Хёнджина, — поясняет Джисон. Ли не сводит с него глаз, перебирая в голове идеи, как ему быстрее покинуть эту компанию, и пытаясь понять, во что тот его втянул. — Да, мы с Минхо познакомились в летнем лагере ещё в средней школе — жили в соседних домиках, — Хёнджин улыбается ностальгическим воспоминаниям. — Замечательная история, очень хорошая, а теперь скажи… Минхо, так? — брюнет неловко кивает Чонину, — что, ты думаешь, случилось с нашим другом Чаном? Все выжидающе обратили взгляды к Ли, чем заставили того покрыться холодным потом. — Я, ну… я… не знаю… — тянет неуверенно, но в спехе прочищает горло, — он, кажется, потерял сознание? — Верно, — Чонин, сверкнув глазами, наклончется чуть ближе, — у него такая болезнь, с рождения. Редкая. Обычные врачи тут не помогут, но он время от времени проходит обследование. Понимаешь? — Минхо снова рассеянно кивает, — молодчина. У тебя очень умный друг, Хёнджин, — Ян ослепительно улыбается, делая глоток воды. — Сменим тему? — Согласен с Ханом, — Феликс садится на свободный стул, придвигаясь к остальным. — У кого что новенького? — Хёнджин, не обращая внимания на косые взгляды улыбается и поворачивается к Феликсу, — друг, как учёба? Ты давно не рассказывал. — Всё так же дорого обходится его предкам, — бросает, скрестив на груди руки, Чанбин. — Всё неплохо, спасибо, — пытается улыбнуться, но из-за злости улыбка выходит кривой, — в нашу группу недавно пришла новенькая, сразу понравилась всем учителям. И выглядит очень здорово, как знаменитый айдол, только-только сошедший со сцены. Скрежет ножек стула о плиточный пол резко режет слух. — Надоел этот бред. Я сваливаю, — грубо поднявшись, Чанбин выходит с кухни, оставляя за спиной как удивлённые, так и холодные безучастные лица. *** Давно не гладкую поверхность низких скамеек нагревают солнечные лучи, щедро отдавая своё тепло деревянным щепкам и крошащейся краске. Стайка маленьких птиц кружит над крышей дома, заливисто чирикая. Чанбин не поднимает на них головы. Как и не смотрит по сторонам на скамейки, придорожные валуны и проходящих мимо людей. Только себе под ноги. Он старается изо всех сил сдержать волны одолевающего его гнева, но сегодня он дал слабину. Снова. С гортанным рыком черноволосый пинает маленький камешек, попавшийся под кроссовок. От одних только воспоминаний о произошедшем накрывает очередной приступ ярости, который невыносимо сдерживать и невозможно контролировать. Но Со старается. Если бы он не старался, его приятели давно бы ходили в синяках, или не ходили бы вообще. Он позволяет себе ненадолго остановиться и спокойно подышать. Глубоко вдыхая, мысленно наполняет себя спокойствием, выдыхая — избавляется от горькой накопившейся злости. Так лучше. Это временное уравновешенное состояние, совсем неустойчивое, но, хотя бы что-то. Парень двигается дальше, оставляя позади себя дворик с площадкой и высокое серое здание, с заброшенной лестницей со стороны леса. Что такого в ребятах, чем они так сильно его раздражают, Чанбин сам точно не знает. Может, дело в том, что они слишком отличаются от него, или наоборот, пугающе похожи? Ему ненавистно думать о том, как он с ними обращается, но у него просто нет выбора. Он не умеет по-другому. Снова вспышка гнева и парень пинает удачно оказавшуюся рядом дряхлую скамейку. Почему им так сложно понять его? Хорошо знакомый квартал довольно быстро пройден, начинается другая улица, поменьше и потемнее предыдущей. Глядя, как пожилая женщина в халате развешивает бельё на балконе, он вспоминает все свои сегодняшние слова. Огрызнулся на Хёнджина, посмеялся над Джисоном. В тишине улицы раздаётся тихий болезненный вздох. Нагрубил Феликсу. Кулаки сами собой сжимаются. Он не видит в нём человека, только ходячий мешок с родительскими деньгами, и не жалеет о сказанном в его адрес. Но он взъелся на него даже из-за обычной болтовни о колледже и какой-то девчонке, что никак не связано с родителями и финансовым положением, но Чанбина даже это вывело из себя. Видимо, веснушчатый просто раздражает его сам по себе. Со с нажимом проводит рукой по лицу, в попытке успокоиться и перевести мысли в другое русло. Может, даже хорошо, что он так рано ушёл. Хотя бы не наговорит ещё больших гадостей. Поднявшись по лестнице, открывает тяжёлую, обитую чёрной кожей дверь квартиры. — Отец, это я. Тишина. Аккуратно прикрыв дверь парень разувается и идёт в сторону своей комнаты, попутно заглянув в гостиную. Экран телевизора в тёмной комнате режет глаза, громогласный футбольный комментатор неистовствует из-за удачно забитого гола. Мужчина, откинувшийся на спинку в кресле, прибавляет ещё громкости. Чанбин непроизвольно кривится. — Пап, может не надо, и так же слышно. Словно нехотя, мужчина поворачивается к стоящему в дверях парню, снова берёт в крупную руку пульт и делает ещё громче. Чанбин раздражённо закатывает глаза, разворачиваясь, идёт к себе. — А ну постой. Севший голос вынуждает обернуться и сделать несколько шагов обратно. — Будь другом, помоги своему старику, — мужчина поднимает пустую бутылку, небрежно тряся ею, намекая на её очевидную пустоту. Чанбин глубоко вздыхает. Дойдя до кухни берёт из холодильника жестяную банку пива и идёт обратно. Войдя в гостиную, не удержавшись, морщится: в нос ударяет крепкий перегар и дешёвое пойло. Протягивает банку отцу. За ножкой дивана замечает ещё четыре пустых. — Может проветрить, пап? — парень осторожно обходит телевизор, чтобы не загораживать обзор, направляясь к окну. — Не лезь в чужое дело. Исчезни, мешаешь, — последние слова почти тонут в булькающем звуке и разливающемся шипении. Парень больше не задерживаясь покидает это место. Зайдя в свою комнату и плотно закрыв дверь, он позволяет себе до головокружения глубоко вздохнуть, прикрыв глаза. Не помогает. Тогда он с силой бьёт ещё не зажившим кулаком по ближайшей стене. Маленькая образовавшаяся трещинка вбирает в себя яркие красные капли. Скоро они потемнеют и станут бордовыми, как те, что уже разбросаны по всей поверхности стены. *** — Это твои друзья, да? Минхо нарушает безмолвие, сопровождающее их весь путь до дома, и, только когда чайник вскипел, а печенье было высыпано на тарелку, брюнет позволяет себе его нарушить. — Да, друзья, — неохотно Хан присоединяется к диалогу, хотя последнее, что сейчас хочется — это говорить с надоедливым соседом, который, к тому же, как оказалось, очень любит вмешиваться в чужую жизнь. Пусть думает, что они ему друзья, а у Чана редкая болезнь. Так всем будет проще. — Они все очень разные, но, кажется, милые, — брюнет садится за стол, ложечкой топя в чашке лимонную дольку, — особенно, Чонин. Джисон бы прыснул со смеху, позволь он себе снова быть неосторожным, но вместо этого сдерживает издевательскую улыбку, произнося только: — Ага, он — особенно. — Вы работаете вместе или просто дружите? Как же Хану не хочется продолжать этот разговор, да и скоро все идеи, как переводить тему закончатся. — Просто дружим. А ты? Учишься? Работаешь? Дружишь с кем-то? — терпения не хватит растягивать время, задавая вопросы по одному, поэтому он надеется, что они таким образом не прозвучали слишком наигранно. Но, нет, не прозвучали, учитывая, как лицо Минхо прямо-таки засветилось. — Ой, я учился на психолога, подумал, это не очень сложная профессия, а куда-то поступать уже надо было, родители давили. То и дело повторяли: «Минхо, тебе уже двадцать», «Минхо, выбери себе занятие по душе», Минхо это, Минхо то… Вдаваясь в подробности, он так увлекается своим рассказом, что совершенно не обращает внимания на кислую мину собеседника, незаинтересованно кивающего в такт словам и водившего пальцем по узорному печенью.» Как же он любит трепаться о своей жизни, невозможно. Всяко лучше, чем поток ненужных вопросов, но… Боже». Обессиленно потерев глаза, он прерывает старшего: — Послушай, я очень рад узнавать всё это, но, давай, в другой раз. Я устал, — имитировать зевок даже не приходится — он выходит сам собой. — А… конечно. Тебя проводить? — Нет, я… помню, где комната, — порывистым жестом, не терпящим возражений, Джисон пресекает попытку старшего выйти из-за стола. Осёкшись, добавляет, — спасибо. Минхо смотрит на удаляющуюся спину, снова чувствуя, как некая неведомая эйфория, накрывшая его ещё в их прошлый разговор, постепенно сходит на нет. Голова заполняется привычными обыденными мыслями, и брюнет прикрывает рот рукой. Что с ним происходит? Он выдал столько информации о себе человеку, едва знакомому, и продолжает выдавать каждый раз, когда открывает рот в его присутствии. Как много лишнего, бессмысленного, личного… Не глядя на чай, он трёт ладони друг об друга, стараясь согреть взмокшие кончики пальцев, лихорадочно вспоминая, что успел наговорить. В других обстоятельствах из него клещами два слова не вытащишь, Минхо всегда так считал, но с этим парнем он, честно сказать, разоткровенничался. И было так легко говорить обо всём этом. Своей жизни, родителях, увлечениях. Да и вдобавок тот сам спрашивал. Неужели, ему действительно интересно узнавать о нём? Интересно с ним? Делая глоток из чашки, Ли смотрит на пустой стул напротив. Как бы он сейчас хотел снова говорить с младшим, о чём угодно. И чтобы Джисон просто находился здесь, рядом, и поправлял свою длинную кофейную чёлку. Смеялся низким, глубоким смехом, не похожим ни на один из тех, что Минхо доводилось слышать прежде. Опускал ресницы, мерно потягивая свой несладкий мятный чай. Облизывал пересыхающие от долгого разговора губы. Парень смотрит на закрытую дверь в конце коридора. Под стук колотящегося сердца прикладывает ледяные ладони к пунцовым пылающим щекам. Кажется, его сердце ещё никогда не билось так сильно.