В плену обстоятельств

Рассветное солнце мягко касается ресниц Минхо, осторожно пробуждая того ото сна. Широко зевнув, он переводит взгляд на часы. Шесть сорок девять. Ещё успеет посмотреть по крайней мере два сна. Но с улицы, видимо, из чьего-то открытого окна, доносится запах выпечки, на который тут же реагирует голодный живот. Кряхтя, Минхо вставляет ноги в розовые тапочки и поворачивается к окну. От удивления, вызванного увиденным, сон полностью растворяется: прямо посреди двора, возле скамейки, стоит женщина и продаёт сдобу, а рядом с ней толкается толпа детей и подростков. Убедившись, что ему не кажется, Ли наспех натягивает на себя зелёную футболку и белые штаны, подскакивает к тумбочке и вынимает из кошелька несколько купюр. Выйдя на ступени у подъезда, явственно ощущается разница между пыльным спёртым воздухом внутри и свежим, травянистым уличным. Скамейка, заставленная ящичками с ароматной выпечкой сразу бросается в глаза. Женщина, на вид довольно пожилая, хоть и ухоженная, кажется добродушной, но подходить и начинать диалог очень не хочется. Однако, Минхо везёт. — Утречко! Тоже за пирожком? Подходи, не стесняйся, — разве после этого у него есть шансы остаться в стороне? Выяснив, что эта добрая женщина любит время от времени баловать местных домашней стряпнёй и расплатившись за несколько румяных яблочных плюшек, Минхо в приподнятом настроении решает позавтракать на свежем воздухе. Ступая по неровной дорожке, он приближается к детской площадке, которой, очевидно, уже давно никто не используется в её первоначальных целях. Покосившиеся ступеньки глубоко стёртой горки, наполовину разобранная по деталям карусель, заросшая сорняком песочница. И только высокие, когда-то бывшие ярко-чёрными качели слегка покачиваются на ветру. Парень огибает площадку со стороны несчастной карусели, дожёвывая второй пирожок, как сразу жалеет о том, что не повернул назад. Перед глазами возникают давнишние мусорные баки, а возле стены на соседней улице виднеется спящий бездомный, укрытый большим чёрным пакетом, как одеялом. Минхо смотрит на него не моргая и с трудом проглатывает последний кусочек. «А вдруг он мёртвый?» По телу пробегает неприятный холодок. Это не его дело, он должен просто развернуться и уйти. Но непослушные ноги, подгоняемые любопытством, уже несут его в сторону бедняги. Не решаясь подойти слишком близко, Минхо с расстояния пытается его разбудить. — Извините… здравствуйте. Но тот не реагирует. Одно радует — чёрный пакет, накрывающий тело, мерно шевелится вверх-вниз, значит, человек просто спит. — Простите, может быть вам нужна… Что? — подойдя со стороны лица, Минхо подпрыгивает, вскрикнув, — ты?! На этот раз человек просыпается, садясь и недовольно потирая глаза. — Зачем орать? Ну, я, — внешне ситуация его точно не смутила. Повезло ещё, что старший не умеет считывать мысли и эмоции. — Как ты сюда попал? — Минхо обеспокоен, чересчур обеспокоен. Он считает себя скорее напуганным и обескураженным, но голос очень некстати подрагивает, а глаза обшаривают тело младшего на предмет ран или синяков, — ты это имел ввиду, когда сказал, что с душем проблемы? У тебя нет его? Ты бездомный? — Прекрати, — Джисон раздражённо трёт лицо, стараясь не смотреть на истеричного Ли. Только этого ему ещё не хватало, — нет, я не… бездомный. Просто произошла казусная ситуация. — Вынудившая тебя спать под мусорным пакетом? Джисон, лениво поворачивается к брюнету, готовясь встретиться с насмешкой в глазах напротив. Но в них, кажется, ни намёка на смех или презрение. — Да, вынудившая сделать это, — младший поднимается на ноги и отряхивается. — Идём. — А? — Идём, — повторяет Минхо и тянет за локоть младшего, вынуждая последовать за ним. Отпечатки от двух пар обуви нарисовываются на присыпанной песком дорожке. По пути к дому Ли выясняет, что ночью Джисона выселила старушка, сдававшая ему жильё, и ему пришлось спать на улице, потому что он не хотел будить своих друзей и напрашиваться к ним. Брюнет слушал его рассказ с полными сочувствия глазами, наблюдая, как попутно Джисон отправлял в рот кусочки ещё не остывшей выпечки, и продолжал говорить, размахивая руками. Когда они дошли до подъезда, на лице Минхо уже прочно закрепилась улыбка. К большому удивлению старшего, Джисон довольно быстро соглашается зайти к нему и воспользоваться душем. Только когда тот вышел, роняя на пол капли воды, на задворки разума Ли закрались сомнения: а правильно ли он вообще поступает? Минхо блокирует экран телефона и откладывает его в сторону. Тихо вздохнув, переводит взгляд на парня с тёмными, влажными после душа волосами, сидящего на диване в его сиреневом халате, поджав ноги под себя, и потягивающего горячий мятный чай. Непроизвольно улыбается уголком губ. Всё-таки этот странный человек располагает к себе и даже, будто, притягивает. Он не нарушает привычный домашний уют, так полюбившийся Минхо, а словно дополняет его, привнося ещё одну крупицу тепла. Тряхнув головой и отгоняя смущающие сентиментальные мысли, в голову закрадывается неожиданная идея. «Может, мне подружиться с ним?» Хёнджин был прав ещё давным давно, когда говорил, что ему нужно завести друзей. Наверное, они действительно сейчас не помешают, а с этим человеком судьба его прямо-таки сводит. Ли погружается в свои мысли, бездумно глядя на младшего, пока второй наконец не замечает это. — Чё смотришь? Внезапная грубость заставляет Минхо выйти из транса. Да, стоит начать общение прямо сейчас, не упуская такой подходящий момент. Тем более, если он хочет показать свои намерения. — Слушай, а ты ведь до сих пор не сказал, как тебя зовут. — Ты тоже, — незаинтересованно парирует младший. — Хорошо, я Ли Минхо. — Джисон. — Джисон, — тихо повторяет брюнет, ловя на себе недоумённый взгляд, — Джисон, Джисон… — он будто привыкает к звучанию чужого имени. Слышать подобное довольно смущающе, отчего Хан снова начинает раздражаться. Минхо подсаживается на диван, не слишком близко, держа в руках свою чашку с чаем, — ага, Джисон. А как так вышло, что та бабушка не предупредила тебя о выселении заранее и просто выкинула на улицу? На секунду Хан теряется, с непониманием глядя на парня, но быстро спохватывается, вспоминая свою легенду, которую наплёл утром. — А, там… я откуда знаю? Может, она поехавшая? Или какого-то внучка своего заселить решила. Да и сейчас это не имеет значения… — на последних словах он театрально вздыхает, печально отводя взгляд в сторону. Минхо понимает, к чему тот может клонить, поэтому решается сказать то, что крутится на языке с самого начала их разговора. — Знаешь, ты мог бы пожить здесь. В гостиной. Я всё равно в этом месте надолго задерживаться не собираюсь. Вернусь к родителям, а ты останешься тут. — Настолько боишься жить без них? — прищурившись улыбается младший, не придавая этим словам большого значения, но внутри Минхо что-то ломается: угадал. — Ну, так что скажешь? — Думаю, у меня нет выбора, — и тут же возвращает на лицо сладкую улыбку, — буду очень рад. — Ох, ничего себе. Тогда, может, обговорим правила? — старший смотрит на Хана, замечая, как последнее слово вызывает у того смешок. — С этим и так всё ясно. Личное пространство, не храпеть и без тусовок в доме. Так? Джисон смотрит на Ли с насмешкой. Второму становится как-то неловко, что со стороны он выглядит, как пенсионер, не устраивающий шумных посиделок с друзьями, вечно торчащий дома, и любящий горячий вечерний чай. Хотя на самом деле так и есть. Только трёх котов не хватает для полной картины. — Допустим… Что ж, раз всё понятно, может узнаем друг друга получше? Джисон вскидывает бровь, делая глоток из чашки. Эта идея ему совсем не нравится, но приходится натягивать улыбку, поворачиваясь в сторону старшего. — Хорошо, что ты хочешь узнать? — Хм. Если честно, не очень похоже, что ты учишься. Ты работаешь? Шатен гордо кивает. — Ого, а кем? Интересная работа? А много зарабатываешь? Хан уже собирается похвастаться, что его дохода вполне хватит, чтобы разделить плату за квартиру, и ещё останется на конфеты к чаю. Но замирает, осознавая, что наличные деньги, лежащие в испачканном грязью кошельке — это всё, что осталось. — Конечно, даже не сомневайся, — Джисон подмигивает старшему, беспечно улыбаясь и устремляя взгляд на порхающую около распахнутого окна бабочку. «Только бы не сбиться, не облажаться. Играть, что всё в порядке. Собрать волю в кулак и держать свои настоящие эмоции при себе. Ну же, Джисон, соберись, с каждым разом это даётся тебе всё легче». *** Весело насвистывая по пути в «подворотню», Хан, уже подходя к месту, видит, что ребята опять не в полном составе. — Наш спортсмен объявился, — улыбается Чонин, хлопая его по плечу, — думал, ночью тебя собаки загрызут. — Ты правда спал на улице? — с удивлением спрашивает Феликс. — Вам, миллионерам, наверное, невозможно такое представить, — язвительный голос Чанбина снова доносится откуда-то из темноты. — Пошёл ты, — выплёвывает блондин, сжимая и разжимая кулаки. — Народ, вам обязательно, а? Не поверите, что я провернул. — Стал эскортницей? — высокий голос Чонина заглушает смех парней. — Кретин. Нашёл халявное жильё, — Джисон обводит взглядом всех присутствущих, — всего-то пришлось развести какого-то лошка. — То есть, остановился у незнакомого человека? — Плевать, Ликс. Перекантуюсь недолго и свалю. — Думаешь, получится так, на халяву? — У тебя-то выходит так жить на шее у родителей, мисье олигарх. — Закрой уже свою пасть! — А ты свою за деньги открываешь? От злости щёки Феликса краснеют, он упирает в Со взгляд полный ненависти. Кажется, в этот раз он зашёл слишком далеко. — Не смей больше говорить обо мне. — О, простите, ваше величество, — Чанбин, едва ухмыляясь, кланяется. Ему тут же прилетает кулачком по макушке. Скривившись и резко выпрямившись, не думая, с рыком бьёт твёрдым кулаком, целясь в веснушчатую скулу, но Феликс ловко уворачивается и наносит удар коленом в пах. Черноволосый сгибается пополам от боли, с трудом выдавливая из себя, — даже бьёшь как девчонка. Феликс больше не смотрит в его сторону, решительным шагом покидая пространство под бетонной лестницы. — Друг, зачем ты так? — Хёнджин подходит к Со, касаясь того рукой. — Отвали, — рыкает старший, с отвращением стряхивая чужую руку, — у нас здесь сборище девчонок или что? — У нас здесь сборище агрессивных недоумков, — сверкает глазами Чонин. Чанбин смотрит на него, скрипя зубами, и тоже уходит, оставив после себя запах дешёвого алкоголя и негативно заряженный воздух. Ян беспечно пожимает плечами, выуживая из чёрного кармана сигарету и, не удержавшись от очередного комментария, бросает тихое: — Идиоты. *** Вечерняя прохлада обдаёт по плечам, когда те оголяются из-за очередного резкого порыва ветра. Шатен отталкивается от земли, и скрипящие качели снова уносят его вверх, каждый раз несколько выше, чем в предыдущий. До полной темноты ещё далеко, но задерживаться во дворе ему нельзя, ведь он не увидит человека в форме, если тот пройдёт мимо, и не успеет метнуться в куст. Скрип качелей негромкий, но назойливый. Взгляд парня прикован к окну на четвёртом этаже, в котором горит жёлтый свет, немного глупо контрастируя на фоне других, тёмных окон дома. Если Джисон не ошибается, на этой стороне кухня. Хотя какая ему разница. «Этот болтливый дурак испытывает мои нервы. Ему мало, что я выслушал весь его бред о каких-то группах и погоде? Он решил сверлить мне мозг часами напролёт». Когда сумерки сгущаются настолько, что очертания входной двери пропадают, Хан всё же спрыгивает с качелей и, картинно вздохнув, направляется в её сторону. Постучавшись в дверь квартиры, дёргает в за ручку. С удивлением обнаруживает, что та не заперта. Переступив порог, его тут же обволакивает запах ванили и какого-то сладкого цитруса. «Слишком приторно». — Эй, это я. Ответа не следует. Джисон шагает по направлении к ванной, кидая взгляд в сторону кухни, и останавливается. «Что за картина маслом?» Полусидя за столом, облокотившись на одну руку и держа чашку с чаем в другой, мирно посапывает Минхо, чуть ли не падая физиономией в миску с шоколадными конфетами. Хан фыркает. «Он нормальный? Заснуть с открытой входной дверью». Младший стоит, глядя на него, мысленно ругая его за неосторожную глупость, и себя, за то что вообще думает об этом. Нахмурившись, собирается уйти спать, но предательское урчание живота сбивает его планы. Минхо медленно разлепляет глаза. — Ты чего здесь? — сонный голос мог бы показаться милым, если бы Джисон позволил себе допустить такую мысль. — Я… завтрак готовлю. — Уже утро?.. Ну хорошо… — не открывая глаз, будто повинуясь каким-то неведомым инстинктам, Ли ставит на плиту сковороду, медленно разбивая туда два яйца, и смотрит в неё невидящим взглядом, словно убаюкиваемый тихим масляным шипением. Джисон, приоткрыв рот, опускается на ближайший стул, не смея вмешиваться в это странное действо и лишь наблюдая за происходящим. Видимо, темень за окном осталась полностью проигнорированной. Минхо тем временем уже выкладывает яичницу на тарелку, ставит перед младшим и, пожелав приятного аппетита, уходит в сторону своей спальни. Джисон смотрит ему в спину, всё ещё сидя, не шелохнувшись. Лишь когда в комнате старшего гаснет свет, он позволяет себе выдохнуть, прикидывая при этом в голове, с кем же под одной крышей свела его судьба: ангелом-хранителем или сбежавшим сумасшедшим? *** Ряд высоких фонарей с мутными засаленными стёклами зажигается позже установленного часа. Впрочем, как и всегда. Здесь достаточно даже простого света белой луны, так кстати выглянувшей из-за гигантского плотного облака. Парень отодвигает спадающие на глаза русые волосы и ступает по холодному асфальту. Узкая, местами разбитая дорожка идёт вдоль старых многоэтажных строений, уводя в самую глубь улицы. Глухой стук кожаных ботинок нарушает звенящую ночную тишину. В это время суток улицы как будто вымирают. Кто боится высунуться наружу — прячется по домам, запирая металлические двери на несколько замков, зашторивая местами потрескавшиеся окна. Кто обитает в этой тишине — жмутся по грязным тёмным углам домов и пристроек, занимаясь своими, только им известными делами, или наблюдая за одинокими неосторожными прохожими. Медленным шагом парень минует несколько зданий, загораживающих собой серебристую луну. И останавливается, примагничивая открытый взгляд к едва слепящему светилу. Чувствуя себя лёгким и свободным в такие мгновения, Сынмин позволяет тонкой улыбке лечь на его губы, а сердцу забиться чуть спокойнее, размереннее. Спустя кажущиеся долгими секунды, немного помедлив, решает отойти обратно в тень. Не смотря по сторонам, он плавно двигается в сторону чужой улицы, без какой-либо цели, просто ради момента, ради чувства лёгкости и непринуждённости. Вдыхая пыльный запах старых стен, ненавязчивый аромат пожухлой травы. Откуда-то со стороны долетает порыв ветра, принося с собой затхлый воздух, будто из сырого подвала. Пустые бутылки вдоль бордюра источают запах полувыветрившихся остатков алкоголя, сами по себе они пахнут отвратительно. Но всё вместе, весь образовавшийся многообразный букет, глубоко отпечатался в сердце Кима, выделив там для себя особое место. Парень принюхивается, с силой втягивает в себя воздух, стараясь как можно отчётливее запомнить его, отложить в своём подсознании и держать там крепко. Это воспоминание останется с ним до конца жизни, и оно будет о тихих, безмятежных драгоценных мгновениях. Он должен создать себе хотя бы такие приятные воспоминания, на какие способен. Они должны оставаться у него. Недолго потоптавшись на месте, Сынмин двигается дальше, вглубь самой тёмной части улицы, засмотревшись на облетающие кусты, тянущиеся вдоль дороги. Если бы он поднял голову к ряду высоких окон, то, может быть, заметил бы в одном из них тонкий силуэт. Светловолосого человека, прижавшего тонкую тёплую ладонь к стеклу и глядящего на него с глубокой тоской и теплющейся нежностью в больших тёмных глазах. Так же, как и в прошлую ночь. И во все ей предшествующие. *** Полуденное солнце освещает дома. Слышен разноголосый гул соседей. Из-под лестницы клубится струя горького дыма, не щадя, разъедающая слизистую глаз. Чонин демонстративно сильно закашливается. — Ну и дрянь ты куришь, приятель, — усмехнувшись и поморщив нос Ян отворачивается от Чанбина. Конечно, он может немного преувеличивать, но запах действительно не самый приятный. — Да, сиги не из мажорских, я же не… — тут он осекается. — Не кто? — глаза Чонина настолько щурятся, что почти перестают быть различимы, он толкает Со локтём, — Феликса тут нет, стебать некого. Чанбин почти виновато вздыхает, но мгновенно возвращает суровое выражение лица и делает очередную отвратительную затяжку. Он не считает себя виноватым. Точно не за чувство несправедливости от того, что кто-то работает на самых грязных работах, лишь бы было чем наполнить живот и не замёрзнуть ночью, а кому-то всё приподносят на блюдечке чистым и готовым. Да ещё и считают себя эти люди такими же, как все, втираются в доверие, лезут, куда не просят. Богатые думают, они лучше обычных людей только по факту наличия шуршащих купюр? Со думает ровно противоположное. Быть на содержании успешных родителей и считать себя «своим» среди толпы простых уличных парней. Как же он ненавидит такое. — И Чана снова нет, — Хёнджин теребит плетёные фенечки, туго охватившие его запястья, — звонил ему сегодня — не отвечает. Чанбин удивлённо переводит взгляд в его сторону. — Не отвечает? — кивок от блондина, — очень странно. — Вчера писал ему по поводу игры, которую недавно одолжил, — Чонин поправляет пуговицы небрежно накинутого пиджака и окидывает взглядом обоих парней, — даже не прочитал. — Когда такое было в последний раз? — С кем угодно — постоянно, но не с ним, — взгляд Чанбина на Хване становится напряжённым, тот даже сглатывает, — повторюсь, это странно. Белый телефон выскальзывает из кармана потёртой джинсовки, тонкие пальцы вводят короткое имя в списке контактов. Хёнджин включает громкую связь и все трое слышат первые гудки. — Телефон утопил и всё, а мы тут панику разводим, — нервно смеётся Чонин, в попытке разрядить обстановку, но даже он явно на взводе. Под тихое дыхание парней раздаются последние гудки. Слышится электронный голос автоответчика. *** Джисон сладко потягивается. Сбрасывает с себя узорный плед, ногами отодвигая его подальше. Сон сегодня был удивительно крепким, почти не просыпался среди ночи. Парень садится под тихий мелодичный скрип дивана и прислушивается к звукам. Плеск воды, шум посуды. Очевидно, Минхо уже встал и вовсю хозяйничает на кухне. Хан ловит себя на осознании того, что не помнит, когда в последний раз просыпался под подобные звуки. Слабая улыбка овладевает лицом, делая его невероятно глупым и безмятежным. Он продолжает прислушиваться и уже различает звук шкварчания готовящейся еды на масляной сковороде. Тихие шаги туда-обратно. Вдруг отчего-то становится неловко. Быстро стряхнув дурацкую улыбку и взлохматив волосы, парень собирается пойти в ванную, когда раздаётся звук входящего уведомления. Помедлив, он всё же поднимает телефон. Открыв диалоги видит, что Чан не просмотрел его вчерашние сообщения. И тут же новое, от Хёнджина. С содержанием о том самом Чане. — Чёрт.