Малахитница

      Николас Фламель был стар, но ухожен, а по жажде знаний и тяге к исследованиям не уступал молодым. По крайне мере, таким он прощупывался шестым чувством.       Судя по спешке, маг не планировал посвящать нас в подробности своего прибытия, но я упёрлась рогом и сказала, что никуда не пойду, пока не получу объяснений.       Всё оказалось просто и одновременно сложно. Моё полное имя — София Долохова. Когда-то в далёкой молодости Фламель задолжал Роду, а вспомнил об этом долге только дед Софии спустя пару сотен лет. Мой отец, Антонин Долохов, был единственным наследником старого русского дома, перебравшегося на острова во время красной революции. Только родового дара сын не унаследовал, а в школе и вовсе поддался обаянию Тёмного Лорда и стал Пожирателем. Как точно выразился Фламель, единственно полезное дело, что сделал мой отец, — зачал меня. И вот на смертном одре дед просит Фламеля позаботиться о воспитании наследницы.       Для магов подобная практика не нова. Считалось, что в родовом гнезде наследник не сможет получить достаточных знаний, необходимых чародею, а необученный волшебник однажды сойдёт с ума, захваченный обскуром.       Я не стала спрашивать, почему тогда меня вырастил не Фламель. Он мог забрать меня раньше, но разве серьёзный учёный захочет учить ребёнка ходить, говорить, держать ложку? Пусть сквибы займутся грязной работой, а потом придёт мудрый маг, покажет пару фокусов и заберёт ребёнка к себе.       Моя жизнь для него всего лишь очередной проект, неинтересный и навязанный, который нужно закончить в кратчайшие сроки. Рациональная часть меня понимала мотивы Фламеля, но существовала и другая часть, которая говорила «не хочу».       — София, ты должна пойти с магом, — строго заключила Лайза. Она редко проявляла настойчивость, и в такие моменты я старалась слушаться.       — Я не брошу тебя! Зачем мне уходить непонятно с кем?! Мне же всё равно придёт письмо из Хогвартса, и я научусь колдовать.       — Милая, ты не понимаешь. Вспомни, что я тебе рассказывала. Магический мир живёт совсем по другим правилам.       Верно. Так легко обмануть сироту: здесь туману напустил, там нужную книжечку подсунул. И никакая легилименция не нужна, которой все так боятся в фанфиках: я сама натворю глупостей по незнанию.       Хогвартс — это симулятор большого мира. Он проверяет тебя на прочность и определяет роль в негласной иерархии. Если я поступлю под фамилией Томпсон, знающие люди отберут моё наследство, а меня выдадут замуж. Я гневно обернулась на Фламеля, увлечённо наблюдавшего за развитием спектакля. Если я для него всего лишь проект, то он для меня шанс распоряжаться своей жизнью самостоятельно. И как бы обидно это ни звучало, в моих интересах, чтобы его ждал успех.       — Я буду тебя навещать, — глухо ответила я Лайзе. — Каждые выходные.       Лайза добродушно улыбнулась:       — Ты пообещала.       Мы трансгрессировали на пустырь, не выходя из палатки. По дороге до международного портала маг продолжил рассказ. Выяснилось, что после судебных тяжб над моим глубоко неуважаемым папочкой на Долоховых наложили штрафы. Сейф в гоблинском банке обчистили до последнего кната. На резонный вопрос «что у меня осталось?» Фламель толкнул в портал.       Прибыли мы прямиком к зданию советского правительства. Нам выдали портключ до Урала, а оттуда — своим ходом ввысь.       Горы стесняли даль — одна круче другой, сплошь поросшие пихтовыми лесами. Кое-где голубели оконца озёр, яркой зеленью сверкали долины небольших речушек. Воздух дышал магией: казалось, взгляни под камень — а там ящерка самоцветная провожает глазами наш путь, прислушайся — удары стуканцов, дробящих горную породу, разнесутся эхом.       Сквозь толщину резиновых подошв я ощущала, как в глубинах земли ворочаются и сталкиваются гигантские массы камня. Скальные плиты крошились и плавились на стыках, выбрасывая чудовищное количество энергии. Медленные тягучие удары. Первый… второй… третий…       Родовое гнездо Долоховых было вырезано в скале, словно её продолжение. Одна сторона его проходила прямо над обрывом, другая смотрела в лес.       Перед тяжёлыми расписными воротами у меня спёрло дыхание. В четвёртом классе я читала сказы Бажова и представляла, как красиво, должно быть, в малахитовых хоромах. И вот я тут. Стою перед ожившей сказкой — только шаг сделай.       Дом встретил запустением: внутри было холодно, пыльно и темно. Вещи, укрытые белым покрывалом, точно такие, какими их оставили хозяева около шестидесяти лет назад. Я провела рукой по вязаной салфетке на камине — вроде привыкла к Англии, нарекла себя приспособленкой, а в груди щемит от узнавания. И небо здесь другое, и дышится легче.       Сердцем русского дома издавна считалась печь. У Долоховых её заменял камин напротив главного входа. В полночь мы развели огонь. Следуя инструкциям Фламеля, я перевязала пучок пшеницы лентой и кинула в камин. Откуда маг это всё достал — загадка. Я не видела, чтобы он рылся в доме. Огонь заиграл на золотистых прутьях, принимая жертву. Меня пронзило ощущением незаконченности. Влекомая неясным озарением, я порезала ладонь ножом и сложила руки лодочкой, позволяя крови скопиться, затем одним движением выплеснула её в огонь.       — Солнцу, месяцу, дождю, грому и огню — от хранимого.       Фламель снова, как тогда в палатке, отошёл в сторонку, наблюдая. В его задумчивом лице угадывались любопытство и настороженность. Маг знавал немало древних семей намного старше, чем Долоховы, и до сих пор тайны многих скрывались за семью печатями.       Огонь вспыхнул, и с дома словно схлынула гнетущая атмосфера. Пыль так же покрывала поверхности ровным слоем, а ночь и не думала отступать, но что-то незримо изменилось. Каждый выбрал себе спальню, которую маг прибрал и обогрел, после чего оба почти сразу отправились спать.       Утром я проснулась от ощущения, что на мне сидят. Стоило открыть глаза, чёрная тень спрыгнула с кровати. Я вскрикнула, перекатываясь на противоположную сторону. Ростом три фута, полностью покрытое мягким пушком от ступней до ладоней, существо заговорило на чистом русском:       — Явились не запылились!       — Ты кто? — воскликнула я.       — Начник! — по-старчески ворчливо представился он. — Домовым здесь буду. Пока Павел Иванович не умер, хлопотал по дому. Потом уснул. Ты чья-то будешь, коли источник к себе привязать смогла?       — С-софия Долохова, — огорошенная напором, я начала заикаться. — Внучка Павла Ивановича.       — Не наша порода, — недовольно.       Тут я не нашлась с ответом. Английские домашние эльфы подчинялись наследникам беспрекословно, а как обращаться с русскими домовыми, я понятия не имела.       — Проснулась? — В комнату вошёл Фламель и вальяжно облокотился на дверной косяк. — Предложишь чай?       Мне вдруг стало неловко. Я совсем не ощущала себя хозяйкой дома, но уже следовало проявить гостеприимство. А есть ли у нас продукты? Беспомощный взгляд невольно упал на домового. Он живёт здесь всяко дольше моего, должен подсказать.       — Начник, — неуверенно обратилась я к существу.       — Соображу завтрак, так уж и быть. Белую столовую найдёте?       Я кивнула, и домовой испарился как не было. Разве в фольклоре его не считали духом покойного предка? Вряд ли он выполняет функции домовых эльфов. Придётся находить общий язык и договариваться. Из размышлений вырвал вопрос Фламеля:       — Откуда ты знаешь русский? — Я моргнула.       Вот и полетела вся конспирация. С моей стороны было недальновидно надеяться, что человек, которому перевалило за шестьсот, не начнёт задавать вопросов. Он задумчиво сверлил меня взглядом, от которого становилось неуютно. Что ответить? Правда слишком невероятна, чтобы в неё поверить. Но где шестилетний ребёнок, выросший на ферме в Девоншире, мог выучить русский? Впрочем, кого я обманываю. Дело ведь не в языке...       — Господин Фламель, вы верите в жизнь после смерти? — В голосе слышалось сомнение. Маг удивлённо поднял брови, намекая продолжать. — Я прекрасно понимаю, как это прозвучит. Все эти знания… Это лишь воспоминания из моей прошлой жизни.       — Неужели? — Мужчина присел на кресло и указал рукой на соседнее место за столиком. — Думается мне, нам предстоит долгий разговор.       — Мне было двадцать восемь лет…       Меня прорвало. Наверное, глубоко в душе я давно хотела рассказать правду. Перед глазами мелькали картины из детства: мне девять, я прячусь в кукурузном поле от деда. Солнце слепит глаза, божья коровка ползёт по конопатой щеке. И руку сжимает такая маленькая ладошка моей первой и единственной подруги. Она была, словно пьянящий мед, соткана из света и кукурузных нитей, восхитительно округлая и покатистая, и, когда девочка притянулась ко мне, плечико платья сдвинулось, оголяя смуглую кожу.       «Пошли на озеро?» — вдруг со всей эмоциональностью выдала Анна.       Но я не отвечала, совершенно очарованная моментом. Я смотрела на это милое плечико, выглядывающее из-под чёрных упругих кудрей, и чувствовала, как нежность заполняет нутро. Я изо всех сил припала губами к коже подруги. Тут же щёки и уши девочки покрылись пятнами смущения, и это была самая прекрасная картина, которую я когда-либо видела!       Я рассказывала Фламелю о дедушке, маме, о цели открыть детский культурно-развлекательный центр. И с каждым словом внутри раскручивался комок из тоски и боли. Я говорила, говорила, говорила!..       И в конце не осталось ничего.       Меня перемололо в блендере и выплюнуло в реальность. Я не могла смотреть на Фламеля, не могла думать о делах. Мысли уплывали в прошлое, в несостоявшееся будущее.       — Говоришь, ты жила в 2019 году? — взял слово Фламель.       Я отрешённо кивнула.       — Расскажи подробнее об этой книге, — задумчиво попросил маг. — Гарри Поттер?       — Да, их было всего семь. Плюс боковые истории, которые раздули до дополнительных изданий. Но я читала только основные. Сюжет вы услышали.       Я хотела попытаться изменить канон: найти Гарри Поттера, рассказать, что он волшебник. Посмотреть, насколько оправданы нападки фанатов на Дурслей. В идеале — вообще предотвратить войну.       — Думаю, ты не случайный человек. Существует магия намного древнее и сложнее, чем наша обыденная. Думаю, она захотела, чтобы София выжила. Я слышал от Павла Ивановича, что ты родилась недоношенной. Но человека с улицы не припишешь чужому роду, поэтому выбрали ближайшего потомка, утратившего магические корни.       — То есть я была сквибом?       — В энном поколении, — предположил маг.       Я помассировала переносицу. Получается, все эти чудеса существовали в моё время, просто я о них не знала?       — И что теперь? Мы поможем Гарри?       Фламель раздражённо вздохнул.       — Поэтому я и не беру учеников. Ты же читала сказы Бажова? — Я кивнула. — И как? Много из них узнала?       — Намекаете, что в книгах о Гарри Поттере столько же правды, сколько в сказах Бажова?       — Не правды, а информации. Думаешь, прочитала книгу и теперь всё знаешь о нашем мире? Книгу, которая написала какая-то сквибка? От лица ребёнка?       Я задумалась. Если посмотреть с такой стороны, то у меня действительно недостаточно сведений. Но есть ряд фактов, от которых нельзя просто отмахнуться: война, крестражи, смерть многих персонажей. Заметив, что я собираюсь возразить, Фламель поднял руку:       — Этот разговор бессмысленно продолжать сейчас. У тебя в любом случае нет ни сил, ни ресурсов, чтобы что-то изменить.       С этими словами Фламель поднялся с кресла, оставляя меня в смятении. И тут мне в голову пришла мысль:       — А слухи про Грин-де-Вальда и Дамблдора…       — Ничего не знаю, — пожалуй, слишком поспешно ушёл от ответа Фламель. Хмыкнув, он вышел из комнаты. Я же поплелась в ванну.

***

      Замок сиял чистотой. Начник уже вторые сутки драил каменные комнаты и намывал полы до состояния «аж слышно, как чисто». Свет играл в витражных окнах, украшая богатые залы. Красивые, впечатляющие. Но совсем-совсем не людские.       В белой столовой, на самом деле выполненной из белого мрамора, обнаружился длинный стол на десять персон. Сидеть вдвоём за таким было неуютно. Воображение дорисовывало призрачный смех, шутки, новости, которыми делилась большая семья за ужином. И сразу становилась ясным рвение домового: он желал снова вдохнуть жизнь в замок.       — Люди слабые и хрупкие, им отведён короткий срок, но они могут жить вечно в своих потомках, — в один из вечеров сказал Начник.       Я расчёсывала волосы перед туалетным столиком; домовой развалился в кресле, рассказывая о замке, его обитателях и соседях.       — Но ты всё равно скучаешь по ним. — Я поймала рассеянный взгляд существа в отражении зеркала. Он так погрузился в воспоминания, что плохо реагировал на реальность.       — Нет. Они всегда со мной.       Начник хлопнул в ладоши, и со звуком лопнувшего шарика в воздухе появилась шкатулка. Он бережно стряхнул пыль, любовно провёл мохнатыми пальцами по ящерке, притулившейся сверху, и, словно нехотя, протянул мне.       Внутри лежал набор украшений. Я покрутила золотое колечко, постучала по опалу на верхушке (работа исключительной красоты!) и аккуратно сунула пальчик в слишком широкое для него отверстие. Внезапно по металлу пробежала вибрация. Я дёрнулась, чтобы отбросить украшение. Но кольцо уже плотно обхватило палец.       Не успела я удивиться, тело пробил озноб. Я точно почувствовала, как призрачная рука сжала мою ладонь. В неясном порыве я развернулась к зеркалу и увидела её — воплощение строптивого духа Медной горы.       — Что это значит? — сглотнула вдруг ставшую вязкой слюну. — Меня совсем не радует жить с призраком почившей родственницы за спиной.       Полусгоревшие поленья потрескивали в камине. Огненные блики ложились на тяжёлые шторы и высокие своды. Домового нигде не было.       — Эй, не шути так! — уже совсем дрожащим голосом позвала я Начника.       Но ответа не последовало. Ночью в коридорах стоял промозглый холод оттого, что их редко топили. Я накинула халат и выскользнула из комнаты, казавшейся мне жуткой в свете последних событий. Горящие свечи в старинном подсвечнике едва освещали путь. Я не знала, куда идти. Хотелось проветрить голову, а лучше — найти домового и оттаскать его за уши!       Звёзды в небе горели холодным ровным светом, мягко скользящим по окнам. Звуки сквозняка напоминали мне о громких мучительных стонах бабушки в последние дни жизни… Она умерла, когда я ещё пешком под стол ходила, но эти стоны лишили меня сна на долгие месяцы.       Когда я уже собиралась вернуться в комнату, по коридору вдруг разнёсся звук шагов. Из тени выступила девушка-подросток в бесформенной футболке и джинсах — такой я оставалась до своих последних двадцати восьми. Она сделала шаг мне навстречу. Я отступила. Сердце бешено стучало.       Её мёртвые стеклянные глаза смотрели сквозь меня, и под этим невидящим взглядом я не могла пошевелиться.       По белой футболке медленно расползалось кровавое пятно. К горлу подступила желчь. Я вспомнила, буквально ощутила на коже: меч вонзился ровно между рёбер. Чуть ниже грудины. Я до сих пор ощущала мгновенную острую боль, как немели пальцы, а жизнь утекала из тела вместе с кровью.       Я схватилась за грудь. Она часто вздымалась, губы жадно хватали воздух, но в лёгкие не проникало ни капли кислорода. В голове билась отчаянная мысль: это не я. Мои руки горячие, моё сердце качает кровь, я дышу. Я жива.       Это не я!       — Occidere! — тишину разрезал скрипучий голос мага. — Поздравляю, твой первый боггарт.       Девушка растаяла в лёгкой дымке. Колени подкосились, и я медленно сползла по стене.       — Вы никого не жалеете? — бросила с горькой усмешкой, пряча лицо в руках.       Мне хотелось по-детски уткнуться в мамино плечо и пожаловаться на жестокий мир. Как бы ни было тяжело, раньше за моей спиной всегда стояла семья. Я шла по жизни, чувствуя их поддержку и одобрение. Что за дурость! Мне почти тридцать лет, а я впервые столкнулась с одиночеством.       — Я не нянька, а ты не ребёнок.       Что и следовало ожидать. Дура. Я дура. Моей семьи здесь нет, Лайза больше не помощник. Никто не станет выслушивать нытьё взрослой женщины, пусть и в теле ребёнка. Я сама по себе.       Я не видела, как Фламель убрал палочку. Не слышала, как развернулся и пошёл прочь. Кое-как дошла до комнаты и упала в кровать. Только зло стянула кольцо перед тем, как зайтись в рыданиях.       Настал момент признать: я больше не связана со своим прошлым. Моё тело умерло, а женщина, смотрящая на меня глазами боггарта, казалась мне посторонней. Я внезапно осознала, что безумно скучаю по семье, переживаю: как они восприняли мою смерть? Но я не хотела возвращаться.       Да, думать об этом бессмысленно. Однако неужели я такая тварь, что ни разу за шесть лет не пожалела о своей смерти? Ни разу не подумала найти своих родных?       Даже смешно! Хозяйка Медной горы — вечно одинокое существо с каменным сердцем. Проклятие на нашем роду, что ли?       Утром зеркало отражало только моё опухшее лицо. Ничто не напоминало о минувшей ночи. Даже паршивое настроение немного улучшилось; может, я действительно преувеличила масштаб трагедии?       После завтрака я села и записала всё, что помню о каноне. События уже поистёрлись в памяти, но раньше я боялась обнаружить записи перед Дамблдором или другими учителями, которые придут проводить меня в Хогвартс. Теперь под патронажем Фламеля можно было не беспокоиться о секретности.       В голове бродили гнетущие мысли, во снах мерещились призраки прошлого. Я больше не чувствовала себя в безопасности. Как никогда нуждалась в поддержке близких, но они были вне досягаемости. Чтобы отвлечься от мыслей, я старалась занять себя делом и исследовала замок и его окрестности. Раньше меня сопровождал Начник, иногда вспоминая и делясь со мной интересными случаями из жизни прежних хозяев, — теперь я его избегала.       Размерами замок не мог сравниться с Хогвартсом, но составлял достойную конкуренцию качеством чар. Я попробовала нащупать их «шестым чувством». Изредка получалось, чаще — нет.       Я заметила, что с развитием технологий дом постепенно перестраивался под нужды жильцов: провели водопровод, сделали панельную отделку в спальнях. Но встречались и нетронутые комнаты. Например, полностью малахитовая зала, камень которой, словно живой, игрался узорами. Или мастерские — гранильная, камнерезная, рисовальная.       Фламель изучал магическую составляющую дома, зарисовывал круги в блокноте — мне не жалко, лишь бы объяснил потом. Я пока не знала, хочу ли жить в этом доме, да и вообще в России, но понимала, что периодически останавливаться для обрядов придётся, так что будет замечательно обойтись без сюрпризов. До тех пор я буду гостить в доме Фламеля в Девоншире неподалёку от фермы.       Перед отъездом я решила прогуляться в окрестностях. За версту от дома растеклась змеиная речка, извиваясь и спадая с гористого холма. Кое-где вода зацвела и заросла кувшинками. Сквозь кваканье лягушек и жужжание стрекоз почти не было слышно моих шагов. Вдруг — всплеск! — и звонкий смех. Я юркнула под вздымающиеся корни деревьев.       На обвалившемся стволе, уже изрядно поросшим мхом, растянулась русалка. Мертвецки белая, рыжеволосая, она била широкой частью хвоста о воду, играясь брызгами с двумя другими, чьи головы торчали из реки.       Казалось бы, пасторальная картина, достойная холста античного художника. Но от обескровленных губ, стеклянных глаз и плавников, подобных рваному шифону, по спине пробежали мурашки. Утопленницы.       Не отрывая глаз от сказочных существ, я двинулась назад. Это не садовый гном, с которым я уже могла разделаться в случае опасности. Человеческая половина русалок соответствовала взрослой женщине, а хвост длиной в полтора метра, гибкий и сильный, мог свалить молодое деревце одним ударом. Может быть, я ошибаюсь. Может, потом пожалею, что не подошла поздороваться, но пока лучше не рисковать.       Скрывшись за кустами и деревьями, я со всех ног побежала к воротам замка, где уже стоял Фламель. Начник вытаскивал сумки с платьями и артефактами, которые помогут в обучении. Неделя была на исходе.       В следующий раз я увижу дом осенью, в Мабон — праздник идеального равновесия Колеса года. По словам Фламеля, для магов праздники Колеса года имеют особенное значение. В это время мир переполняет магия, ведьмы и колдуны проводят шабаши, семьи — ритуалы. В частности, на Мабон поминают умерших. Впрочем, вряд ли мы задержимся здесь дольше необходимого. Держу пари, Фламель даже заморочится с портключом, чтобы лишний раз не топтать камень под ногами.       В последний раз солнце блеснуло в окнах замка.       Мы возвращались в Англию.