Tricks and Spells

Последний взмах весла, и нос лодки ударился о причал. Джулиан сглатывает. — Мы на месте. Его руки не дрожат, когда он хватается за веревку. Но его сердце дрожит. Джулиан молча швартуется, хватается, затягивает узел. Перемещает свое длинное тело по ненадежной древесине жалкого подобия гавани. Но она не проламывается под ногами. Все еще плотная. А Джулиан предпочел бы провалиться. Полуночное купание, даже в этой темной патоке, окружающей остров — куда лучше, чем то, что они собирались здесь делать. Наконец, он поворачивается и протягивает Азре руку. — Можем идти. Доски устойчивые. Джулиан пытается улыбнуться, но в этом месте любая улыбка выглядит как насмешка. Никто не улыбается, приезжая сюда. Лазарет — это остров отчаяния. Плавучий труп мрачных воспоминаний о Везувии. Азра прочувствовал это на себе. Его затуманенный взгляд никак не реагировал на звук голоса Джулиана. Рука мага вся холодная, ложится в его ладонь. Джулиан без резких движений притягивает его к себе. Лодка покачивается, но маг не теряет равновесия — и одергивает руку обратно, как только ступает на причал. А затем, он уходит. Пляж перед ними простирается по всему острову. Пляж… Какая ложь. Было время, когда здесь был теплый белый песок, окутывающий это место. Темно-синяя вода, поглощающая камни. Джулиан вспоминает, что это было не так уж и давно. Теперь лишь пепел и ил разделяют сероватый выступ, покрытый зеленью. На поверхности грязной воды плавает серо-зеленый торф. Небо теряется за длинным столбом дыма, а воздух приносит потоки обугленных трупов, как бы предупреждая всяк сюда входящего: Те, кто заходят сюда, никогда не возвращаются. Джулиан это знает не понаслышке. И Азра тоже это знает. Однако, Джулиан догадывается, что, в отличие от него, прорицатель еще не теряет надежды. Ведь надежда это все, что у него осталась. О, эта надвигающаяся катастрофа… — Туда. Он берет Азру за руку. И поскольку Азра не отталкивает, Джулиан приобнимает его. — Ты уже… Его голос. Сердце Джулиана сжимается. Это голос Азры, но в то же время он совсем на него не похож. Слишком низкий. Куда же делись горячий песок, солнце и живо текущая вода? Звенящие осколки его смеха во все горло? Азра не говорит низко. Азра не отводит взгляда. Азра никогда так не сжимал его руку. — Ты уже когда-нибудь бывал здесь? — Азра договаривает. — Да. Очевидно. Джулиан выдыхает. — В самом начале, когда мы… Когда мы еще надеялись, что сможем вылечить пациентов Лазарета. Джулиан не может произнести это вслух. Это было бы равносильно признанию, что… И… О, в любом случае, Азра и так уже все знает. Он смотрит прямо перед собой, но он ведь давно все понял, да? Он не может не знать. — Когда чума начала распространяться. Я ухаживал здесь за пациентами. Напрасно. Для тех, кто прибыл сюда, было уже слишком поздно. Нет. Для всех, кто заразился чумой, было уже слишком поздно. Возможно, для всей Везувии. Если он не найдет лекарство… А потом он сюда вернулся, чтобы вскрывать мертвых. Перед ними в воздух вздымается едкий дым. Азра складывает руки на груди. Даже Фауст, совсем маленькая, вьется у него на плечах. Чувствует ли она, что происходит? Может быть, она уже тоже все поняла. Если она вообще могла понимать такие вещи. Джулиан никогда не понимал уровень интеллекта этой рептилии. — Вон там. Он осматривает здание перед собой. Здание, которое теперь стало всего лишь крематорием. Машина для уничтожения трупов. Трупов, которые сжигают, потому что для их захоронения не осталось больше мест. Затем он отворачивается от мага. Азра хватает его за рукав. — Что ты делаешь? Лазарет вон там. О, нет. Эти глаза. Фауст обвивает вокруг тела своего хозяина, и Джулиан видит весь страх мага, отражающийся на ее чешуе. — Азра… Он доктор. Чумной доктор. Он умеет объявлять о чьей-то смерти. Наконец-то Азра осознал. Но эти глаза. Этот взгляд он ни с чем не спутает. Эту разбитую надежду людей, которая ему уже знакома. — Иэль же не… Джулиан не хочет быть тем, кто объявит это. — Иэля там больше нет. Он должен сам все понять. — О чем ты говоришь? Джулиан до сих пор помнит тот запах. Запах его окоченевшего тела, ощущения от его кожи под его пальцами, от плоти, которую он вскрывал. Холод скальпеля на кончиках его пальцев, и… И он хотел бы, чтобы ему больше никогда не приходилось заниматься этим снова. — Следуй за мной. Он отстраняется и берет руку мага. Руку настолько холодную, что он чувствует этот холод сквозь перчатку. Или это ему так холодно. И все же это ощущение горит под его кожей, поднимается пламенем, дрожит. Гнилой воздух отравляет его. Что же происходит? Иэля отправили в Лазарет. Почему он просто не сказал ему правду? Так было бы проще. Возможно, Азра бы закричал. Его глаза бы окрасились красным, черты лица исказились. Он бы рассыпался осколками по полу. Тысячами маленьких кусочков, которые невозможно склеить. Но, по крайней мере… Это ведь не значит, что он бы солгал ему, да? Как и все больные, Иэль скользил по черным водам проклятого острова. Иэль отправился в это междумирье один. Осознавая, что его ждет. Иэль знал. Все знают, когда прибывают сюда. И Азра тоже знает. Он не может не понимать, когда идет за ним за пределы черной земли, когда проходит между деревьями, когда ступает на эту мертвую почву, где больше не растет трава — хотя зола и является для нее хорошим удобрением. Смерть тех, кто похоронен, обычно только подпитывает последующую жизнь. Обычно. Но не здесь. Здесь все умирает. — Вот здесь. Джулиан никогда не забудет это место. Крутая скала, остроконечный склон между двумя кривыми деревьями. Эту плиту. А под ней… Под ней лишь пепел и кости. И больше ничего. Ничего — но это все, что он может ему показать. — Нет. Это все, что осталось после того, кого больше нет. Кто испарился. Унесенный чумой. И даже несмотря на то, что он видел этот марш живых мертвецов, видел трупы, сваленные в кучу как мешки с мукой, даже несмотря на то, что он сам собирал груды окоченевших тел, как множество шахматных фигур, выстроенных в ряд — все равно ничего из этого не подготовило его к этому моменту. — Мне очень жаль. — Этого не может быть. Чума может поразить людей, которых мы любим. Чума может поразить, не заражая. Чума — это не просто вирус. И если Джулиан когда-нибудь найдет лекарство, он все равно уже никогда не сможет вернуть то, что она успела отнять. — Ты должен был защитить его. — Я сделал все, что мог. Жертвуя ночами, проведенными над научными книгами, снова и снова проверяя одни и те же гипотезы. Роясь в трупах в поиске хоть малейшей зацепки. Забивая собственные жилы концентрированным кофе. Он пытался снова и снова, цепляясь за лекарства, за разбитые надежды людей. Но, несмотря на то, что он не сдавался, несмотря на то, что он уставал от своей усталости, следы на теле ученика оставались. Днями, тянущимися друг за другом. Такими длинными. Такими короткими. Повязки из бинтов набирали обороты на его теле. И однажды… — Все, что было возможно. Однажды он держал его за руку, помогая подняться на лодку. Как и Азра, тогда он не хотел в это верить. Как и Азра, он уже все знал. Азра падает на колени, упираясь руками в землю. В почву, на которой теперь раскиданы тысячи бугров перепаханной земли. Он ласкает пальцами перегной, листья и вьющихся насекомых. Джулиан чувствует его дрожь. — Иэль мертв. Маг, по крайней мере, избавил его от необходимости произнести это вслух. От слов, о которых он будет жалеть всю свою жизнь. — Мне очень жаль, Азра. Я пытался, я- — Иэль умер один. Не один. Не совсем. Азра был слишком далеко, но это не имеет значения. Потому что Иэль ждал его, знал, что он придет. Но Азра вернулся недостаточно быстро. — Почему ты меня не предупредил? — Я даже не знал, где ты находишься. Ты был недоступен. Как всегда. Азра появлялся и исчезал, когда ему заблагорассудится, всегда неуловимый. Но на этот раз фокус пошел не так. — Почему Иэль этого не сделал? Иэль знает… Иэль знал… — Иэль был не в лучшей форме. Чума… Чума убивала его. Она истощала. Его тело дрожало, конечности онемели от боли. А Джулиан мог только смотреть на это, день за днем. Он думал об Азре. В тот момент, когда нужно было сообщить ему об этом, он… Он был там. Бесполезный. Беспомощный. Тонкая борозда ползет у его ног. Он думает, что это Фауст, ползущая по сухой земле. Но она ждет, неподвижно. Рядом с Азрой, который погружает пальцы в гнилые недра этого острова. Джулиан тут же опускается на колени рядом с ним. — Прекрати, это бесполезно. Но Азра игнорирует его. — Тебе будет больно. Здесь ничего нет. Почти ничего не осталось. Вскоре пепел просачивается на поверхность — когда пальцы Азры погружаются в эту неоднородную массу, даже более темную, чем его кожа. Даже более темную в тусклом свете этой ночи. Его кожа такая тонкая, что царапается о глыбы земли. — Перестань, Азра, ты- — Не трогай меня! Горсть земли пролетает возле его глаз, когда Азра отталкивает его. Джулиан покачивается рядом с ним. Сглатывает. Он знает — Азра имеет на это право. Это заслужено. Но вот взгляд Азры. Его резкая боль и его лихорадочно дрожащие губы, его зубы, стучащие от холода, который он никогда не сможет отогреть. Его взгляд колеблется, когда его мир рушится. Его вселенная. Вся жизнь. Жизнь, которую Джулиан тоже не смог спасти. Слишком много неудач. — Почему? Азра копает и копает снова, поднимая из пепла воспоминание о теле, потрескивающем в огне. На опавших листьях кости похожи на крошечные камешки. Маленькие игрушки, напоминающие ему те, что сироты подбрасывали на улице, чтобы подсчитать воображаемые очки. Но это были разбросанные кости Иэля. Его кости были испачканы кровью, стекающей по ногтям Азры. Его слезами. Его глаза покраснели от слез, как и его пальцы от ран. — Мне очень жаль, — Джулиан повторяется. Его слов никогда не будет достаточно, чтобы это передать. — Ты должен был найти лекарство. — Мне очень жаль. — Если бы ты… Голос Азры срывается, и из его горла вырывается гортанное рычание из-за душераздирающих рыданий. От вида его рук Джулиану становится больно. Он хотел бы иметь возможность очистить их, залечить. Остановить боль Азры. — Если бы ты его нашел, Иэль бы не умер. — Мне очень жаль. Он и представить себе не может, насколько. — Ты позволил ему умереть.