Tricks and Spells

23:00 Камень холодный, но не настолько, как цепь удерживающая его у стены. Металл кусает его кожу, как ряд заостренных зубов. Тонкая боль пронзает эпидермис — она слабая, но от этого не менее раздражающая. Оковы боли. Картина заставляет его улыбаться, но у Азры не хватает духу веселиться. На данный момент он пытается справиться с едкой обидой, пронизывающей его мысли. — Если бы я знал, что цепь будет такой короткой, я бы попросил отдельные камеры. Голос Джулиана вонзается в его уши, как иголка, и последующий за этим жалкий смех нисколько не исправляет дурного настроения мага. Он резко дергает, натягивая на себя цепь. — Эй! Возмущение доктора не так удовлетворяет, как он надеялся. — Это темница, а не постоялый двор. Тишина. Не видя Джулиана, Азра может представить, как он сейчас смотрит на серую кладку тюремных стен. Он знает наизусть этот взгляд. Это выражение, полное стыда. Это смущение, окрашивающее его щеки алым, когда он теряет свое красноречие. Джулиан определенно хорош в том, чтобы попадать в плохие ситуации. Еще бы. Азре было бы все равно, если бы Джулиан не был так склонен втягивать вместе с собой других людей. — Я знаю. И отлично с этим справляться. — Я просто пошутил. — Похоже, что я смеюсь? — Не совсем. Судя по всему, Джулиан уловил посыл, учитывая последующую тишину. Он больше ничего не говорит. Забытый, нескладный и неуклюжий, каким он выставил себя, когда приземлился во дворе Надии. Так глупо встрять — но это все, что он умеет делать, идиот. Джулиан не способен поступать иначе, чем ввязываться в неприятности. Ходячая катастрофа, которая бросается навстречу опасности с распростертыми объятиями. Азра подозревает, что он ищет смерти больше, чем спасения. И опять же, это было бы только его проблемой, если бы он не вовлекал других людей в свои коварные махинации. Но нет, месье не нашел ничего лучше, чем объявить его своим сообщником. Шутки в сторону. Если Азра все еще не помнит всего, что он сделал, это не значит, что он все еще не помнит, чего он точно не делал. Смерть Люцио обрадовала его, но не он ее спровоцировал. И теперь он оказался запертым здесь, с этим большим рыжим придурком с суицидальными наклонностями, слишком опасными для благосостояния окружающих. — До чего же холодно, — Джулиан произносит это в пустоту. Его сокамерник вздохнул. Ночь обещает быть долгой. ХХХ 00:00 Время идет чертовски медленно. Джулиан вздыхает. Ладно, он понимает, что Азре не хочется с ним разговаривать. Возможно, он решил все слишком… Внезапно, чтобы оказаться готовым остаться с ним один на один. И теперь он не знает, что ему сказать. Это так. Даже если эта ведьма по своему несчастью больше не может уклоняться от его вопросов, он не знает, как их задать. И все же это не сложно. Над его головой свисает рука, скованная слишком тугим наручником. Холодное железо, не удобное ни на грош. — Эй! — Джулиан воскликнул, бросаясь к литой решетке. Азра скользнул подозрительным взглядом в его сторону. — Что ты делаешь? — Хочу попросить стражника отвязать нас? — И ты действительно думаешь, что этого будет достаточно? — Тут же и без этого есть решетки. И не похоже, что мы можем пройти через них. Джулиан понимает, что ему конец, но ему все равно. Эти цепи чертовски неудобны, это излишняя жестокость. Он никому бы этого не пожелал, даже покойному Везувийскому Графу. Никому. — Сомневаюсь, что тюремщика заботит, находишь ли ты свою камеру удобной, Илья. — О, я могу быть очень убедительным, когда захочу. Под убеждением, он имеет в виду надоедливость. Но, замечая, как другой смотрит на него, он осекается, пытаясь оправдаться, перевести это в шутку. — О нет. Он захлебывается. — Я имею в виду- — Я не хочу знать. — Нет, но дело не в этом. — — Мне все равно. — Но- — Илья. Он впирается своим взглядом в чужой. Это поражает его. Не буквально, но… Черт бы побрал эти глаза. Этот светло-фиолетовый. Его сердце сухо стучит под ребрами из-за туманных воспоминаний, которые иногда всплывают на поверхность… Он сглатывает. — Если ты не хотел проводить здесь ночь со мной, тебе надо было подумать об этом прежде, чем впутываться в это. По-моему, никто тебя не принуждал. Его гнев проникает кровь, растекаясь огнем. Джулиан чувствует, что должен ему как-то ответить, но у него больше не осталось слов. Его щеки сохраняют свой карминовый цвет, и он вдыхает, и выдыхает. Отворачивается. Все еще чувствует на себе два разъяренных зрачка. Наконец, он разозлился. Гнев Азры никогда не бывал слишком жестоким. Нет, он был довольно холодным. Хуже, чем камень за их спинами, холоднее, чем та ночь, которую они пережили. Он это помнит. — У меня есть план. — И ты счел себя просто обязанным вовлечь меня в это? — Да. Джулиан даже теперь слышит, как маг вздыхает. Это дыхание легче, короче. Джулиан помнит, как слышал его. Слышал, как его голос прерывался, фрагментировался, когда они… Порвали. Он никогда не был слишком уверен, что это был гнев — вернее, он не хотел в это верить. Но гнев, который Азра испытывал по отношению к нему, на самом деле не всегда являлся гневом, и теперь, когда маг находится рядом с ним, Джулиан находит это смешным. Он опускает глаза. Он чувствует плечо ведьмы своим, и гонит свою ложь жестом руки. Отчасти он знает, почему Азра здесь. Он помнит горячий рот мага, его руки и его непримиримый взгляд, смешанный с учтивыми улыбками. Именно поэтому он и подумал, что было бы неплохо провести с ним ночь взаперти. XXX 01: 00 С приходом ночи холод распространяется. Он расходится от стен, проходит по воздуху, опутывает их, прилипает к их коже. Азра не дрожит — его гордость запрещает это. Она побуждает держаться. И их молчание тоже холодное. Неприятное. Он не умирает от желания поговорить с Джулианом, но чем больше он молчит и чем больше он думает, тем больше… Это ужасно. Под пальцами он все еще чувствует рыхлую землю Лазарета. — И что же это за план? Не то чтобы это его действительно интересовало. Но, возможно, это стоило того, чтобы отвлечься — как и сам Джулиан. И потом, Азра хотел бы знать, во что он его втянул — ему было бы лучше это знать, тем более теперь, когда он больше не может выпутаться из этой западни. — Мне нужно было поговорить с тобой. Ах, Азра не уверен, что хочет услышать что-то еще. — И ты не мог просто прийти ко мне? Ты знаешь, где я живу. Ну знаешь, та маленькая лавочка, замок которой ты не переставал взламывать. — Я не взламывал.… Ну, не так уж часто. Азра чувствует, что улыбается против своей воли. Хорошо, что он повернулся к нему спиной. — Даже один раз — это уже слишком. — Он был закрыт. И мне нужно было поговорить с тобой. Из коридора доносится ветер. — Наверное. О, видимо, он не помнил всего. Очевидно. Они оба все забыли. Азра задается вопросом, как далеко зашли воспоминания Джулиана. Если его чувства все еще следуют за ним. Он и представить себе не мог, какой будет досада, если Джулиан сделает ему сейчас какое-нибудь пространное заявление. А Джулиан вполне мог бы это сделать. Но, во всяком случае, он никогда не был с ним уж слишком демонстративен. Нет, преданность ему вполне подходила. Джулиан любил его так же, как если бы кто-то поселился у подножия статуи, чтобы вечно ее боготворить. — Я заезжал к тебе, — наконец выдавил доктор. — Но тебя не было. — Ты мог бы вернуться в другой раз. — Меня разыскивали. — И, я полагаю, что приходить к Надии было менее опасно? Большая птица кричит где-то снаружи. — В каком-то смысле это решило проблему. И он прав. Тебе не придется беспокоиться о стражниках, снующих по городу, если ты проводишь ночь в темницах Графини. Очевидно, Джулиану нужно было выбрать наиболее драматичное решение. И почему Азру это не удивляет? Джулиан едва ли задумывался о том, что его ждет на эшафоте — только об удивленном взгляде Надии и о радости, которую она испытает, когда, наконец его схватят. — Мой план удался, — заметил он. — Но это не значит, что это был хороший план. — Перестань, Надия тебя не казнит. Ей все еще нужны твои услуги. Азра не знает этого наверняка. Да, Азра действительно знает, как сделать себя незаменимым, и действительно, он сомневается, что его подруга наденет веревку ему на шею. Но у Надии есть народ, которым ей нужно править. И потом, ей едва ли понравится информация, которую он намерен раскрыть во время судебного разбирательства. — Посмотрим. Здесь нет света, если не считать мерцающего факела. Азра думает, что мог бы зажечь огонь кончиками пальцев, чтобы хоть немного согреть камеру. Но его запястье болит, сталь кусает хрупкую плоть, и он хочет сохранить свои силы для предстоящего испытания. Они не знают, что их ждет. И если народ потребует судебного разбирательства путем поединка… Что ж, это может сыграть ему на руку. Когда он думает об этом, он держит эту идею на задворках своего сознания. Он воображает, как снаружи небо меняет цвет. Оранжевые лучи простираются над верхушками лесов, трава снова становится зеленой в дневное время. В этот час уже стемнело, но вскоре… Сколько еще времени они проведут в стенах этой тюрьмы? ХХХ 02: 00 Джулиан допускал ошибки. Некоторыми из них он даже особенно гордится. Но эта… Ну, технически это не было ошибкой. Его план сработал, он здесь, с Азрой. Но его вопросы ускользают от его разума, ему не хватает смелости, однако, по крайней мере… Он поворачивает голову к своему сокамернику. У Азры темные круги под глазами. Небольшие, но различимые. У Азры всегда был хаотичный ночной режим, но на этот раз он выглядел так, будто его ударили. Очевидно. В таком положении он едва ли мог уснуть. Увидев его обнаженное запястье в оковах цепей, Джулиан испытал сожаление. Может, ему стоит предложить ему одну из своих перчаток? Нет, плохая идея, он не сможет надеть ее. Но если он поднимет руку еще немного, Азра сможет опустить свою на пол. Да. Джулиан вскидывает руку ближе к кольцу, висевшую над их головами и удерживающему цепь. И когда давление с его стороны ослабевает, рука Азры осторожно касается пола. Последний заинтригованно поднимает голову. — Что ты делаешь? — Твоя рука. Джулиан указывает на нее жестом головы. Эта кожа темнее его, эти пальцы короче, эта широкая и мощная ладонь, которую он когда-то чувствовал на себе. Черт, Азра помнит об этом? О них? Что он обо всем этом думает? Джулиан даже не знает, чем все закончилось. Без сомнения, чем-то плохим, как и все, что он предпринимал в своей жизни. Возможно, он исходит оттуда — гнев, который иногда появляется во взгляде Азры. — С твоим запястьем все в порядке? — Не переживай из-за этого. Тон мага уже не такой сухой. — Я доктор. Это моя работа — беспокоиться о таких вещах. — Если я не ошибаюсь, у тебя нет ничего, что могло бы помочь. — Мм, нет. Фактически. Но Азра все равно протягивает ему руку. Джулиан обхватывает ее. Запястья мага менее тонкие, чем его собственные, кандалы слишком сильно сжимают бедный сустав. Кожа не повреждена, но она покраснела. Это плохой знак. Азру вдруг раздражает то, что он больше ничего не может сделать. Не то чтобы это было важно. Но Джулиан здесь, он знает, что может быть полезен. А он — нет. Хотел бы он проснуться, уткнувшись носом в свои тетради. Все эти ночи, проведенные в лишении малейших знаний, были напрасны. — Ну что? Долго ты собираешься держать меня за руку? Доктор отворачивается. Азра заметил это. Блеск в его серых глазах. Эта легкая насмешка. Его сердце заколотилось. — Тебе может быть больно какое-то время. — Я и сам это понимаю. — Даже после того, как снимут кандалы. — Это пройдет. Да, несомненно. И наверняка Азре не нужна его помощь. У него должны быть свои ведьминские средства, растения и зелья, заклинания для такого рода проблем. Бедный врач в бегах ему бесполезен. И если все же, он мог бы помочь ему… О, уже слишком поздно. А Джулиан слишком долго не спал. Но ему не снится, что он все еще чувствует горячую руку Азры в своей. Он ее не отпускает. Это словно искра между ними. Их единственный источник тепла в этой камере. — Азра? Странно произносить его имя. У него не было никаких проблем с именем Графини, но это имя сейчас так плохо ложится на его язык. Как будто у него во рту полно песка. — Что? Этот голос он слышал. Он ищет его на задворках своей памяти. Он снова видит себя сидящим за своим столом, а рядом с ним сидит маг. На его губах все та же улыбка. И теперь, когда он смотрит на нее, ему кажется, что Азра злится на него. — Я сделал что-то, что… Как он мог это сформулировать? В его исполнении это звучит эгоцентрично. И это, несомненно, так. — У тебя есть зуб на меня, да? — Ох, какой ты, Илья, наблюдательный. Я действительно довольно легко обижаюсь на людей, которые ложно обвиняют меня в том, что я нарочно заперся с ними в камере посреди ночи. Джулиан чувствует, что Азра собирается добавить что-то еще, но его тембр обрывается. Любопытство заставляет его замолчать на какое-то время. Однако ничего не приходит. — И это все? Он слышит потрескивание факела. Дыхание сквозняков, скользящих по коридорам. Он даже вздрогнул, не зная, от холода ли или это взгляд Азры проводит этими невидимыми ледяными пальцами по его спине. Этот взгляд. Эти глаза все такие же злые, но в них больше не читается гнев, нет. Кажется… Похоже, Азра задал себе тот же вопрос, что и Джулиан. И он находит нужным ответить. — Да. И он лжет. Но Джулиан не может это доказать. ХХХ 03:00 Усталость ползет по его лицу. Он чувствует, как она пускает корни у него в глазах. Азра хотел бы закрыть их и погрузиться в воду — для него бы не было ничего лучше. Но дискомфорт, который он испытывает — эта боль в запястье, острое осознание всех возможных опасностей, приближение Люцио, слишком осязаемая близость Джулиана и… О, обычно он лучше справляется с недосыпанием. Он знает, что не имеет права винить Джулиана. Только не в этом. Но это сильнее его. Азра смотрит на него и думает: Почему ты все еще здесь? Нет. Джулиан мог и умереть, это ничего бы не изменило. Но он здесь. Он выжил. Он выжил. И Азра ненавидит его за это. И он хочет его ненавидеть. — Правда или действие? Маг поднимает голову. — Ты думаешь, сейчас самое время для этого? — Сказать честно? Мы все равно не сможем здесь спать, а у нас еще есть несколько часов до рассвета. Он не ошибся. Ну, почти. — Я сомневаюсь, что эта игра подходит для данной ситуации. Одним движением Азра взмахнул связывающей их цепью. — Точно. Значит, просто правда? Маг хотел бы выглянуть в окно в надежде увидеть восход солнца. В этот час небо еще не прояснилось, но… О, он все равно ничего не увидит. В камере нет окон. Их единственный свет потрескивает на стене. А потом, в этот час… В глубине души, он даже не знает, который сейчас час. Он предполагает, но время текучее и обманчивое. Он это прекрасно знает. — Почему ты вернулся? Джулиан широко раскрывает глаза, полные удивления. От этого его нос кажется только длиннее. Ему нужно время, чтобы собраться с мыслями. — О, это… Он взмахивает единственной свободной рукой. — Мне нужно было кое-что выяснить. — Что-то типа этого? — По одному вопросу за раз! И его улыбка растягивается, как паутина между двумя ветвями. — Моя очередь! В его голосе слишком много энергии. — Что ты собираешься делать, как только выберешься отсюда? — Отстаивать свою невиновность перед графиней. — Нет, я имею в виду, выйдешь на свободу. После суда. — Тебе просто нужно было задать более конкретный вопрос. Джулиан вздохнул от досады. И Азра улыбнулся. Он слишком поздно это осознает. Но теперь это уже не имеет значения, верно? Это приятнее, чем размышлять о своих личных кошмарах. И он должен признать, что Илья всегда был хорош в том, чтобы быть приятной компанией. — Что ты хотел выяснить? Улыбка сошла с губ доктора. Вопрос, похоже, ему не понравился. Но, тем не менее, именно он начал эту игру. Он должен был знать, что воспользуется вопросами в своих интересах. — Ты наложил на меня заклинание. О нет. Азра бы не нанес ему такой удар. Магу не хочется говорить о чувствах, и он никогда, по большому счету, не использовал свою магию, чтобы вызывать их у других людей. Есть границы, которые он отказывался переступать. За исключением некоторых особых случаев. Если это какой-то странный план, то ему тем больше не хочется слышать то, что выйдет изо рта его сокамерника. — Какое заклинание? — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Неужели он действительно хочет поднять эту тему? Просто прекрасно. С другой стороны, Азре не составит труда сказать правду. — Я никогда не накладывал заклинаний на твои чувства, Джулиан. Подобные заклинания не в сфере моих интересов. Ты сам в меня влюбился. Он ждет протестов, но когда поднимает глаза, все, что он находит — это кожа Джулиана, окрашенная, словно после долгого дня на солнце. Бедняга моргает, сбитый с толку, открывает рот, чтобы быстрее его закрыть. — Я не об этом говорил. Азра слишком поздно это понимает. Беспокойство Джулиана стало еще более ощутимым. Азра видит, как он блуждает взглядом по всей комнате, везде, лишь бы не смотреть на него, и когда он наконец осмеливается, то сразу же отворачивается. Как ребенок, которого обвинили в чем-то, в чем он не виноват — вот как он выглядит. — О чем ты говорил? Если бы Джулиан мог исчезнуть, он бы, несомненно, так и сделал. — Проклятье, которое… Ну, эта штука и… Понимаешь? — Абсолютно нет. — Господи. Он прячет свое лицо в своей единственной свободной руке. Его слишком свободное пальто делает его похожим на птицу со сломанным крылом с клочком свободно свисающего пера. Его пальцы слишком длинные, сжатые. Птица, запутавшаяся в собственной глупости. Азра улыбнулся. — Если это не ты… О, нет. Джулиан качает головой. — И поэтому ты решил запереться здесь со мной? — Да. Это очевидно. Такая типичная для Джулиана выходка. — Если бы ты просто спросил меня об этом… — Ты никогда не отвечаешь на вопросы, которые тебе задают. Азра скользнул по нему обиженным взглядом. — Я отвечаю, когда это необходимо, вот и все. — Тогда мне очень хотелось бы знать, что ты подразумеваешь под необходимым. Воздух словно вибрирует. Магу очень не хочется продолжать этот разговор. Он выпрямляет руку, чтобы схватить цепь, и коротко ударяет Джулиана. И еще раз. Джулиан вскрикивает. Звук, который не так неприятен его уху. — Эй! Это больно! — Правда? И все веселье Азры отражается в его простой улыбке. Джулиан может жаловаться, но Азра знает, что ему это нравится. Азра лучше, чем он, помнит их ночи, и прерывистый голос Ильи, когда его ногти чертили красные дорожки на его бледной коже. — Какая жалость. Он ни секунды об этом не думает. — Во что ты играешь? — Во что бы ты хотел, чтобы я играл? — Ты не можешь отвечать вопросом на вопрос. — На сколько я помню, нет правил, запрещающих это. — Это подразумевается в названии. Правда. Азра рассмеялся. И это единственный ответ, на который Джулиан может рассчитывать от него. Чистый звук, пронзающий тюремную тишину, и измученный взгляд, промелькнувший, когда он прислонился к стене. Он закрывает глаза. На мгновение — всего на мгновение ему кажется, что он слышит жизнь снаружи. Он вспомнил, как шуршат чешуйки Фауста по простыням кровати. Смех птиц, шелест ветра, звуки Везувии. И запах черного пепла, бесконечно серого пляжа и земли под его ногтями. — Ты помнишь… О том, что произошло между нами? — наконец спросил Джулиан после долгих минут молчания. Значит, правда. — Ты хочешь, чтобы я тоже вспомнил? Азре не нужно отвечать на этот глупый вопрос. Он это знает. Он помнит. Нет, проблема не в этом. Но эта проблема — проблема Джулиана, а не его. ХХХ 04:00 Холод снова подступает. Иногда Джулиан вздрагивает. Но он привык. Три года его скитаний едва ли позволяли ему проводить много ночей у камина, хотя он все еще мог согреваться во время своих многочисленных прогулок. Азра, напротив, дрожит возле него. Он хорошо это скрывает, но это видно. Его челюсть сжимается, как и его пальцы. Возможно, глаза Джулиана обманывают его, но ему кажется, что кожа мага стала бледнее — как его собственные пальцы, синеющие на снегу. — Азра? Его губы уже не казались такими горячими. Джулиан хотел бы наклониться, чтобы согреть их. Провести по ним языком. Он хочет пить. Может, Азра тоже хочет пить? Может, он голоден? Неужели он боится? Во всяком случае, он сонный. — Мм? — Ты выглядишь замерзшим? — А тебе бы лучше поспать. — Как будто мы можем здесь уснуть. У его смеха больше нет того же вкуса. — На суде мы будем отвратительно выглядеть. Звякнули цепи. Джулиан нервно прикусил свою потрескавшуюся губу. Поврежденную кожу, которая отделяется от нее. Он смотрит на синюю ткань одежды своего сокамерника, на эти тысячи глаз, любующихся пустотой. Вырезы, кожа под ними. Это прекрасно. Да, это действительно красиво. Но это и все. Азре холодно, и это сводит его собственные внутренности. — Иди ко мне. Возможно, он говорит недостаточно громко. — Азра. Серьезно, ты выглядишь- — Я знаю. Он мог бы согреть комнату магией. Это ведь часть его навыков, верно? Тогда почему он этого не делает? Тогда почему он так и сидит, дрожа? Камень у них под ногами — холодный как снег. Твердый, как лед, который впивается в плоть. — Иди ко мне, — повторяет он. И все еще не слышит ответ. Он думает, что так и должно быть. Что он заслуживает недоверия. И он знает, что приглашает его не из-за красоты жеста, нет. Ему хочется почувствовать его рядом с собой, стать для него источником тепла. Он не хочет, чтобы Азра согрелся. Он хочет, чтобы он согрелся в его объятиях. Снова звякнули цепи. Краем глаза он видит, как двигаются ноги мага. И вдруг ощущает спиной его торс. Вес его тела. — Спасибо. Джулиан не уверен, что все верно расслышал. Может быть, это усталость, или его фантазии играют с нем злую шутку. Но тем не менее. Он обнимает Азру за плечи. Пять замерзших пальцев сжимают его собственные. Его кожа так приятно пахнет королевской ванной, маслами и душистым мылом.