***
В главных покоях Топкапы стояла загробная тишина. Два лица непонимающе глядели в лист, иногда переглядываясь друг с другом. Дальше так не могло продолжаться, а потому Валиде начала говорить первая. — Сынок, это явно какая-то ужасная ошибка, он не мог так поступить, он с детства был верен нам. — пыталась сгладить невидимые острые углы Хафса. — Надо бы подробнее во всем разобраться. — В чем тут разбираться, Валиде? Чёрными буквами по белому пергаменту написано имя того, кто вёл переписку с врагом, похитившим членов моей семьи! — Давай для начала найдем Шах-и-Хубан и поговорим с ней. — Стража, немедленно приведите мою сестру Шах Султан! Любимая сестра Повелителя во всю готовилась ко сну, когда к ней в покои постучал взволнованный Сюмбюль-ага, чем очень ее удивил. — Сюмбюль, что-то случилось? — тихо прошептала Госпожа, не желая будить детей. — Вас зовёт к себе Падишах. — приложив руку к лицу, евнух продолжил. — Стража говорит он в гневе, Валиде Султан с ним в покоях, убереги нас Аллах. — Странно. Дай мне несколько минут и я иду. Если брат звал ее в такой поздний час, значит дело очень важное. Мысли начали атаковать ее голову, заставляя задуматься о том, что, возможно, случилось что-то страшное с пропавший парочкой. И какого же было ее удивление, когда она вошла в покои брата и увидела чёртову подделку. Руки мелко дрожали, в ушах стоял лишь ритм испугавшегося сердца, а глаза снова и снова возвращались к смертельному приговору для ее любимого мужчины. — Брат, это какая-то ошибка… — сдерживаясь подступающую истерику, прошептала Шах. — Он не мог. — Я уже не знаю кому верить, Шах Хубан, сейчас его покои осматривают и, если что-то обнаружится, то… — Сулейман не успел договорить, появившийся Айяс Паша отвлёк его. — Повелитель, при обыске мною лично были найдены еще два письма похожего содержания, с личной печатью Тахмаспа. — нервно сглотнув, оповестил Паша. — Ты знаешь, что будет дальше, Шах. Я бессилен. — холодный взгляд любимого брата разбивал все ее нутро на маленькие кусочки. — Мне жаль. Гордость затерялась, осталась там, где смерть не дышала Мерджану в затылок. Шах Султан упала на колени перед братом, заходясь в нечеловеческих рыданиях. — Брат, пожалуйста, не принимай решений, которые потом окажутся неверными. Он столько раз спасал меня и Хюррем, был предан тебе и никогда бы не поступил так, как ты можешь в это верить? — Покинь Топкапы на рассвете, Шах, тебе не стоит этого видеть. — отвернувшись от надломленный сестры, мужчина прошёл к выходу. — Сынок, хотя бы поговори с ним, прошу! — довольно громко попросила Валиде. — Не заставляй ещё одну сестру пережить такое горе. К сожалению, женская часть этой беседы не понимала, что уговорами делали лишь хуже, ведь Сулейман не выносил, когда женщины лезли в то, чего не понимают.***
Гюльшах даже забыла постучаться, вбегая в покои Махидевран Султан, которая нервно ожидала новостей. — Госпожа, надрывной плач Шах Султан слышен по всему Топкапы. Вам удалось так ловко обвести всех вокруг пальца. — Говори тише, Мустафа уже спит. — шикнула черкешенка. — Я рада хорошим новостям. Мы уже избавились от Ибрагима и Хюррем, теперь казнят Мерджана и Шах Султан уедет отсюда сама, осталась лишь Валиде. — Объясните, почему вы именно Мерджана решили подставить, а не менее важное лицо? — Все довольно просто, Гюльшах. — Султанша встала и начала ходить по покоям. — От Хатидже мне нет смысла избавляться, она не лезет ко мне, да и в ее адекватности всем и так приходится сомневаться. Можно было бы подставить Сюмбюля за его предательство, однако, слишком мелкая персона, чтобы сам Шах Тахмасп связывался с ним. — А почему не Матракчи Эфенди или Нигяр? Дайе ещё есть. — интересовалась Хатун. — Не смеши, в предательство Дайе никто не поверит. Они с Валиде сорок лет вместе, с чего бы ей вдруг? Что касается этой забавной парочки… — она устало вздохнула. — Ну кто поверит, что преданные псы сдали своих хозяев в плен? Матракчи везде следует за Ибрагимом, а Нигяр преданна только Хюррем. — Теперь мне понятен ваш выбор, Госпожа. — К тому же, мне хотелось отомстить Шах Султан за все ее унижения, что я терпела уже который год от неё. Что может быть для неё страшнее, чем смерть этого безродного? Восхищаясь своей сообразительной Госпожой, Гюльшах не уставала сыпать комплиментами, не подозревая, что Шехзаде и не думал спать. Он снова стал невольным свидетелем интриг матери.***
— Вы хотите сказать, что Махидевран Султан так глупо подставила вас с этой брошью? Я слышал, она более сообразительная. — смеялся Тахмасп, слушая рассказы славянки. — Вам явно соврали. — заливистый смех девушки стал последней каплей для Паши, который он услышал, когда евнух заходил в их часть дворца. — Выпусти меня, немедленно. — грозно приказал Ибрагим. — Такого приказа не было от Шаха, поэтому я ни чем не могу помочь. — сухо протараторил в ответ слуга. — Ах так? Ладно. Дорогая ваза летит со своего места и разбивается об пол. Осколок тут же оказывается в руках Паргалы, заставляя Давуда-агу напрячься. Кровь обагрила ладонь Паши, но он будто не замечал этого. Острый угол предмета оказался у шеи раздражающего аги. — Открывай, если жизнь дорога. — сжимая зубы, процедил мужчина, но так и не получил никакой реакции. — Тогда не обессудь. Теперь кровь стекала не только с руки Паши, но и с шеи евнуха, заставляя его вспомнить о том, что пожить ещё хотелось бы. — Стража, откройте дверь, у меня приказ привести нашего гостя к хозяину. — Так-то лучше, молодец. Железная дверь тихо скрипнула, выпуская яростного Пашу из плена. Он не знал где она, куда ему идти, но смех рыжеволосой дьяволицы вновь раздался, помогая ему добраться до неё, стал его проводником. Сколько же раз ему говорил Падишах о том, чтобы он работал над своей яростью, научился укрощать ее, взаимодействовать словно с отдельным человеком, однако, Ибрагиму всегда казалось, что тот преувеличивает. Только вот сейчас он доказал себе самому обратное. Гнев гневом, а вот стража возле столовой здешнего правителя это тебе не трусливый евнух, которого можно напугать стекляшкой. Именно поэтому, недолго думая, двое крупных мужчин попытались схватить Визиря, но один быстро слёг от удара в висок, а вот второму пришлось изловчиться, приставив к шее неуемного Паши кинжал и повёл его прямо к своему Шаху. Холодок прошёлся по телу Хюррем, когда она увидела картину, как Ибрагима приводит страж, угрожая его жизни. Не сдержавшись, она поднимается и не может сдержать своё удивление. — Что происходит? — Мой Великий Шах Тахмасп, наш гость совсем не умеет себя вести, вырвался из комнат и прибыл сюда. — отчитался мужчина. Шах же ехидно улыбался, поднимаясь и наступая к своему пленнику. — Ибрагим, вы так сильно обиделись, что я вас не позвал с нами? — Иди к черту! Зачем ты устроил этот ужин на двоих? Что ты хочешь от Хюррем Султан? — Паше было плевать, что огромная рука стражника тянет его за волосы, а кинжал напоминает о себе, оставляя холод на коже. Он не мог больше сдерживаться. — Вы так переживаете, что я могу обидеть или, о Боги, обесчестить Госпожу? От чего же? — Она любимая женщина Падишаха и мой долг… — Бла бла бла. Я все это уже слышал, а сейчас я спрашиваю о настоящей причине, что вы таите в глубине своего сердца, мой друг. — даже стражник был изумлён, услышав такое. — Неужели вы влюблены а эту рыжеволосую красавицу? — Я? Ходят разговоры, что она на ужин ест младенцев, зачем мне эта ведьма. — зло пошутил Ибрагим, только потом осознав, что напомнил девушке о ее огромной вине перед ним. Только понял это тогда, когда через несколько секунд раздался звук разбивающейся посуды. — Довольно! — тарелка разбивается прямо у ног Паши и заставляет всех удивится. — Да, я убила твоего сына, что дальше? Скольких ты погубил?! — Хюррем, я не то… — Заткнись, замолчи, я не желаю тебя слушать, ты уже у меня поперёк горла встал! — откинув стул, Султанша грозно приближалась к Паше, которого уже отпустил страж, желая посмотреть, что будет дальше, как и его Господин. — Наш идеальный Великий Визирь, который ни разу не совершал ошибок. Да не тут-то было, Ибрагим. По чьей вине я сейчас здесь? Давай вспомним! — Хюррем Султан, вам может воды или чаю травяного? — обратился к ней Тахмасп. — Попрошу вас не лезть! — выстаивал она руку, не задумываясь о последствиях, и вернула свой взор ошарашенному Визирю. — Запомни раз и навсегда, что все произошло лишь по твоей вине! Ты желал лишь власти, получил ее, а значит оставь меня в покое! — Да ты и не сопротивлялась особо тому повороту судьбы, не так ли? Быстро надела маску любящей наложницы и легла под Султана. Удар. Лицо буйного мужчины горит, как и ладонь Госпожи. Только боль физическая не чувствуется на фоне того огня, что сейчас сжигал их сердца. — Правда глаза колит, Хюррем Султан? Легко было добиться власти, раздвигая ноги, а я потом и кровью выгрызаю себе своё место раз за разом! — Никогда больше не смей ко мне обращаться, Паргалы. Ты мёртв для меня. — Хюррем… Понимая, что сил нет больше сдерживать слёзы, она поспешила удалиться, оставляя озадаченных мужчин на прежнем месте. Только через несколько минут Шах прикажет наказать Пашу, отправив в темницу.***
Вот уже скоро ночь покинет Стамбул, уступив новому дню, но дворец не спал, чувствуя всю боль своих обитателей. Сулейман всю ночь не мог уснуть, вспоминая казнь Ферхата Паши и слезы его сестры Бейхан. Такая же судьба ждала Шах Султан, что приносило боль, но он чувствовал себя обязанным, должен отомстить за любимую и друга. Шах Султан же потратила пол ночи, пытаясь прорваться в темницу к любимому. Девушка сыпала угрозами, оскорблениями, умоляла и давила на жалость, пока Валиде не увела ее к себе, где сестра Повелителя проплакала на коленях у матери до утра. Сон Махидевран был сладок, она верила в свою победу, знала, что сможет избавиться ото всех и посадить на трон своего сына Мустафу. Последний же не мог сомкнуть глаз, страдая от своего безысходного положения. Он понимал, что должен пойти к отцу и рассказать ему правду, но мама… Ее ждала бы казнь, а такого не желает родителям ни один ребёнок. Как же маленькому Шехзаде не хватало сейчас своего наставника Ибрагима, который был для него вторым отцом. Из рассказов Падишаха Мустафа узнал, что именно Паргалы стал тем, к кому малыш сделал свой первый шаг, подарил первую улыбку. Он учил мальчика чтению, письму, разным языкам. Он был лучшим тренером и лучшим другом, который сейчас бы в миг решил бы эту ужасную проблему. Сердце маленького наследника сжималось, когда он слышал надрывной плачь его тети Шах, которую силой вывели из темницы. Ему жаль ее, как и Мерджана, о котором все могли сказать лишь хорошее. Взрослые всегда думали, что Мустафа ещё ничего не понимает, когда говорили при нем о разных происшествиях, но это было не так. Он знал, кто на что способен, порой чувствовал от людей их сущность, но, увы, проглядел коварство женщины, подарившей ему жизнь.***
Мерджан сидел на холодном полу, размышляя о своей жизни. Каждую минуту, которую он помнил, в ней всегда была Шах Султан. Маленькая, черноволосая девочка, с которой не мог подружиться ни один ребёнок, кроме него. Она всем казалось мрачной, холодной и злой, а ему лишь раз потребовалось услышать ее смех, он сразу понял, что это ее образ, скрывающий ее слабости от всех. Сколько раз евнухи и Калфы ругали его за то, что он сбегал с дочерью Султана, играя в прятки. Он помнил, как пришлось янычарам исследовать лес в поисках детей, ибо они заблудились. В силу возраста Мерджану было страшно, чего не скажешь о Шах. Она осталась гордой даже в такой ситуации, лишь сказав что-то подобное «я Госпожа и меня будут искать, не стоит переживать». А потом ее выдали замуж, ей было всего лишь четырнадцать, но и это она приняла, не смея содрогнуться или пожаловаться своему отцу. Жизнь с немолодым мужчиной закалила ее и наступил момент, когда Шах перестала строить из себя слабую, безвольную жену. Госпожа приказала ей в помощь прислать ее друга и добилась своего. Он был рядом во все важные моменты ее жизни. И слыша сейчас ее крики и слезы, он молится лишь о том, чтобы она смогла жить дальше без него и стала снова той сильной Султаншей, для которой нет преград. Ему не страшно умирать, намного страшнее оставлять ее одну.***
Хюррем перевернула все свои покои, отыгрывая злость на безобидных предметах. Из всей мебели она не смогла расправиться только с кроватью, а вот остальная мебель годилась теперь только для растопки камина. Зеркало разбилось первым, когда рассерженная Госпожа ударила по нему со всей силы рукой, желая изгнать из себя этот ненужный гнев, а вышло лишь порезать тонкие пальчики. — Госпожа, что же вы делаете? — встревожено закричал влетевший в покои Давуд-ага. — Тебя кто звал сюда? Убирайся! — кинув в него флакон с ароматным маслом, крикнула девушка. Это произвело нужное впечатление и евнух убежал прочь, но вовсе не прятаться от гнева рыжеволосой, а за лекарем, так как успел увидеть кровь на стенах и полу. Вскоре прибежал лекарь, а с ним и Шах Тахмасп, желая лично проверить свою пленницу. — Хюррем Султан, что же вы так огорчились из-за этого Паши? — Я попросила оставить меня, может, вы глухи? — сквозь зубы цедила она. — Полно вам, дорогая, мы пришли помочь. Мой врач осмотрит вашу руку, а после заварит вам ромашковый чай, вы успокоитесь, отдохнёте. Мне не по себе, что вы наносите себе вред. Хюррем все же подала руку лекарю, не сводя глаз с ее похитителя. — Знаете, вы так галантны, будто я и правда здесь гостья, но все же вина на вас, что я в таком состоянии, ведь вы меня привезли сюда, разлучило с детьми и семьей. Чего вы ждали? — Очень жаль, что вы не оценили мое отношение к вам, Хюррем Султан. — обернувшись на евнуха, мужчина продолжил. — Покажите нашей гостье, что такое быть пленницей в прямом значении этого слова. Когда врач окончит, в темницу ее. Под отчаявшийся смех славянки Тахмасп покинул это крыло дворца, желая сдерживать себя в руках от ошибок, которые могли быть фатальными. Когда же Султаншу вели в подземелье, она даже не пыталась вырваться, сил не было, а внутри полное опустошение и крошечная надежда на нормальную жизнь. Все же она отметила про себя, что стража не была с ней груба, она будто сама плыла в клетку, а они лишь указывали путь. Камеры темниц отличались от тех, что были в Топкапы. Некоторые из них были явно для уничтожения разума, представляя собой помещение в пару метров, где не было решёток, а сплошные перегородки и двери. Ей же досталась просторная камера, где даже была ограждена туалетная комнатка, у постели лежали пару книг, а пол был покрыт соломой, чтобы не так было холодно ступать по нему. — Вы гляньте, сама Госпожа вышла из ада к простому рабу. — голос из темноты, заставивший ее вздрогнуть, был слишком хорошо знаком. Отвечать она и не думала, ей нечего ему сказать. Паргалы разместился в обычной клетке, где была лишь небольшая кушетка и туалет за ширмой. — Завидные у вас условия, Госпожа моя. Чем провинились? — не унимался Паша, но ответа так и не получил.***
Проснувшись раньше других, Махидевран поспешила накинуть на себя первое попавшееся платье и отправила в хаммам. Там ее уже ждали. Некто в чёрном капюшоне поклонился султанше, получив взаимный ответ. — Госпожа, Шах Тахмасп прислал весть, что в случае провала, его люди всегда ждут вас за пределами замка, чтобы спасти от казни. — Ты останешься здесь? Дальше будешь информировать? — Да, Махидевран Султан, они все должны здесь мучаться, почувствовать то, что я когда-то. Да и, если вы сбежите, я смогу докладывать о действиях Сулеймана. — Отлично, но действуй аккуратно, ты важное лицо в этой игре.***
Утро пришло слишком быстро. Как ещё может быть, если вскоре твоего любимого человека казнят? Шах Султан так и не смогла уснуть, обдумывая план, как помочь Мерджану, но надежда покидала ее, утекая меж пальцев вместе со временем. — Милая, давай позавтракаем, тебе нужны силы. — беря дочь за руку, предложила Валиде. — Спасибо, мне не хочется, кусок в горло не лезет. — смотря в одну точку, отказалась Шах. Двери раскрылись и без всякого предупреждения появился Падишах. Валиде встала, чтобы поприветствовать сына, однако, тут же заметила, что убитая горем девушка даже не подняла глаз на брата. — Шах-и-Хубан, встань, наш Повелитель пришел. — Я не склонюсь перед ним отныне. — Сестра, я приказал тебе уехать на рассвете, почему ты ещё здесь, зачем ты делаешь себе больнее? — мягко спросил Сулейман, стараясь войти в положении сестры. — А зачем ты, застелив глаза гневом, ведёшься на очередную ловушку врагов? Тебе больно от потери любимой, да так, что боль собственной сестры тебя не интересует! — выпалила гневно младшая Султанша. — Что я должен делать? Вина доказана, улики найдены, а ты все о каких-то врагах говоришь, прийди в себя, Шах Хубан. — Это ты прийди в себя, Сулейман. Твои глаза сейчас такие же, как у нашего отца. Ты жесток, думаешь, что накажешь преступника и дело с концом? Пытаешься снять с себя вину, не руководствуешься здравым смыслом. — Если ты все сказала, то советую тебе уезжать, дорогая сестра. Мужчина покинул покои Валиде Султан, стараясь не оборачиваться, когда его сестра издала тихий крик боли, разрывающей ей сердце.***
С определённого возраста было принято брать Шехзаде на казнь, но он должен был находиться в башне, где скрывали свои лица женщины Султана. Сегодня первый раз, когда Мустафа увидит наказание для неверного. Только вот большая душа в маленьком теле разрывалась от мысли, что лишат головы сегодня возможно самого верного человека. Справедливость — главный урок от Ибрагима Паши. Он учил своего подопечного тому, чем сам не владел. Справедливо ли лишить жизни того, кто не сделал ничего дурного, а неоднократно спасал жизнь членам семьи. Без суда и расследования, не обождав и недели, отец так быстро принял это решение. Шехзаде, надевая кафтан, дал себе зарок: никогда не быть жестоким, не разобравшись как следует. — Мустафа, идём скорей, уже почти все собрались. — подгоняла его мать. — Иду я. Собрался бы быстрее, если бы ты не мешала мне. — Как ты со мной говоришь, Мустафа? Я твоя мать, будь добр, подбирай слова. — злилась Махидевран, не скрывая этого. Путь до той самой башни казался мальчику бесконечным. Он шёл туда, собираясь взять грех на душу. Знает правду и молчит, покрывая ту, что может не остановиться вовремя и причинить вред другим членам семьи. Он соучастник, не меньше. Поднявшись по лестнице, первое, что он увидел, была его тетя, что сидела на полу, рыдая. Одежда была чёрная, показывая всем видом, что она уже в трауре по своему любимому мужчине. — Тетя Шах, не плачь, я не брошу тебя, всегда буду рядом, поддерживать стану. — бросившись к тете в объятия, прошептал Шехзаде. — Мой милый племянник, я так тебе благодарна, я так люблю тебя. — целуя мальчика в лоб, она оставляет пару слезинок чуть выше и выпускает его из объятий. Мустафа вытирает лоб и смотрит на руки, где оказались горькие слёзы Шах Султан. Ему больно, но он терпит. Ехидный взгляд матери на полуживую Госпожу вызывает в нем гнев, но он снова молчит. — Считаю, что этот неверный раб заслужил такого конца. Хотел власти, обмануть нашу Шах Хубан, а теперь останется без головы. — Заткнись, Махидевран, пока я тебе не помогла. — процедила Шах. — Дорогу! Султан Сулейман Хан Хазретлери. — раздалось с улицы, скручивая желудок Шах Султан в болевом спазме. Это значило одно: все закончится через минуту, одному достанется лишь душа, а другая похоронит свою, оставив лишь физическую оболочку ради дочери. Послышалось движение и Султанши прижались к сетчатому окошку, где перед их глазами предстал Мерджан, одетый в рваньё, его вели на смерть сразу четыре янычара, не давая шанса сбежать. Когда засчитывался приговор, Мустафа чувствовать как в сонную артерию отдаёт звук сердца. Капельки пота на лбу, бегающий взгляд с матери на тетю. Где же справедливость? Голова Мерджана уже лежит на камне, он улыбается, смотрит на башню, знает, что его черноволосая Госпожа там, наблюдает за ним и молится, кричит, снова молится, желая спасти его. Видя, как палач заносит саблю над шеей Мерджана, Шах не выдерживает и скатывается вниз по полу, а Мустафа наконец понимает, что сегодня справедливость — это он сам. Быстро переместившись, мальчик ударяет по решетке, чтобы отец точно смог услышать его. Упавшие обломки привлекают внимание и Сулейман смотрит в маленькое окошко с недовольством, пока не замечает паникующего сына, который отталкивает от себя мать, которой явно не нравился настрой сына. — Отец! Не делай этого! Это не он, Мерджана подставили! — голос надрывается, доставляя боль, но ему все равно. — Папа, он не виновен, я все расскажу, только отпусти его! Все люди на площади и у башен напряглись, ожидая решение Повелителя и открытие правды маленьким Шехзаде.