***
Где-то слышались капли воды, которые печально разбивались о каменный пол, заставляя рыжеволосую девушку думать о том, что она сама бы с радостью сейчас стала этой крохой и иссохла на холодных камнях. Мысли ее были далеко от вражеского дворца, в котором ее держали ради каких-то политических целей. Она вспоминала Топкапы и его обитателей. Пухлые губы немного улыбнулись от воспоминаний, как она гневалась на судьбу, не желая быть рабыней. Сейчас же она мечтала о том, чтобы оказаться там, обнять своих любимых детей, вновь посидеть в тени деревьев с Шах Султан и Нигяр Калфой, заливисто смеясь от очередных возмущений ее любимой Султанши, посидеть с Валиде за трапезой и побеседовать, посмеяться над конфликтами Сюмбюля и Гюль-аги. — Госпожа моя… — неожиданно вырвал из раздумий ее голос окутанный бархатом. — У тебя все хорошо? — Ибрагим Паша, сколько раз мне надо попросить вас не обращаться ко мне, чтобы вы наконец услышали? — не поворачивая к нему лица, спросила Хюррем. — Или вам жизни без меня нет? — Хватит брызгать ядом, Хюррем. Я лишь хотел поговорить и извиниться. — прожигая ее спину взглядом, Паша вздохнул. — Нам явно есть о чем поговорить. Нервный вздох и вот перед ним ее лицо, а разделяет их лишь две стены из металлических решёток и маленький проход между. Повсюду мрак, но немногочисленные свечи с радостью играют с рыжими локонами красавицы, как бы выделяя ее в этой темноте. — Говори, но я не обязана долго слушать. — с вызовом бросив эти слова, Хюррем села напротив Ибрагима и слегка откинула спину, показывая свой расслабленный вид. Безразличность она отыгрывала лучше всего. — То, что я сказал на ужине у Тахмаспа, было глупой шуткой. Знаешь, как про ведьм говорят, мол они детей едят, легенды такие бродят по свету. — тяжело было объясняться, не видя зелёных глаз, которые сейчас смотрели на его силуэт и наполнялись влагой. — Почему ты так остро отреагировала? — Потому что моей целью не было убийство ребёнка, которого когда-то я спасла своими же руками. Не было и цели причинить такой вред тебе. Хотела, чтобы мучился, но не находился на грани жизни и смерти. — Я и так всегда нахожусь где-то между адом и раем, скрывая жуткую правду о Шехзаде Мехмеде. Только из-за него я ещё не придушил тебя, Султанша. — грустный смех раздался с обоих сторон, сглаживая негатив, что висел в воздухе. — Да и любил я тебя слишком сильно, чтобы вред причинить. — Любил? Какая же это любовь, Паргалы… Отдал меня своими же руками Сулейману, где гнездятся змеи, что хотят моей смерти, а потом и на Хатидже женился. — Стоит ли мне говорить, сколько раз я пожалел о том, что поддался глупым эмоциям? — Не утруждайся, Паша, прошлого не изменишь, а настоящее и будущее у нас обоих довольно плачевны. — Не думай так, Хюррем, я жизнь свою отдам, но ты выберешься отсюда живой и невредимой, а затем вернёшься к детям. — Мне интересно, кто же мог нас так ловко подставить? Думая о моих врагах, я не могу вспомнить тех, кто был бы и твоим врагом одновременно. — задумчиво констатировала факт, ожидая версий собеседника. — Думаю, что этого предателя уже обнаружили и наказали, но мы все ещё здесь, судьба играет с нами злую шутку. Где есть ты, там и я. — Не буди в себе поэта, мне хватает слушать Сулеймана и наигранно улыбаться, будто я разделяю его чувства. — Неужели и толики любви не возникло в твоём сердце к нашему Государю? — Конечно я уважаю его и люблю, как отца моих детей, однако в любовь между мужчиной и женщиной я более не верю, Паша. Не стоит говорить, кому я обязана этим. — Зря ты так, Хюррем Султан. — От чего же? Какая может быть любовь в мире, где мужчина любит одну, женится на другой, а спит с третьей. — Случай с Гюльнихаль ошибка, ты же знаешь, алкоголь и обиды не дали мне здраво рассуждать. — оправдывался Ибрагим, не замечая, как по щекам славянки стекают слезы. — Достаточно, Паша, этот разговор ни к чему, что сделано, то сделано. Остаётся верить, что Хатидже Султан не узнает и не лишит тебя головы. — Меня не пугает смерть, сильно ли она отличается от той жизни, что есть у меня без тебя, Хюррем? Сделав такое признание, он сел ближе к выходу и прижал своё лицо к решеткам, пытаясь разглядеть ее зелёные глаза, увидеть в них хоть каплю любви к нему, но девушка не сделала и шага навстречу, оставаясь в темном углу своей временной тюрьмы. — Достаточно, Паша, такие разговоры противозаконны, тем более в логове нашего врага, услышат еще и используют против нас. Не успев возразить, Ибрагим увидел лишь то, как она забралась на постель и легла, желая уйти от тяжёлых разговоров в мир снов.***
Топкапы наполнился разговорами всех его обитателей, которые побросали всевозможные дела, чтобы скорее обсудить кошмарный проступок Махидевран Султан. Кто-то спорил о том, что ее саму подставили, кто-то рассуждал простит ли ее монаршая семья за это, а золотолюбивые евнухи Сюмбюль и Гюль аги спорили на золото, какое наказание ее ждёт. — Казнят ее, я тебе говорю, так законом писано. — размахивал руками Сюмбюль, доказывая своё мнение. — Не могут они умертвить мать Шехзаде, вышлют и кончено. — О ком вы говорите, Гюль-ага? — раздалось за спиной гаремных евнухов. — Фирузе-Хатун, все знают, а ты что же, ещё носик свой не сунула в это дело? — сложа руки на груди, Сюмбюль выгнул бровь и подозрительно взглянул на интересующуюся темноволосую девушку. — Я была в своей комнате, ага, поэтому и не знаю ничего. Мы с Изабеллой порядок наводили. — Похвально. Хочешь знать что-то, плати золотом за информацию. — хитро улыбнулся Гюль-ага, потирая ладони в ожидании монет. Фирузе закатила свои тёмные глаза, протягивая евнуха по три золотых. — Что тут скажешь, Персы заслали к нам сюда шпионку, думали все на Мерджана, а оказалось, что его подставила сама Махидевран Султан. Теперь вот размышляем, что же будет с ней, все-таки мать старшего наследника. — Как же печально, бедный Мустафа, совсем ещё ребёнок. Очень жаль. — притворно положив руку на сердце, прошептала еле слышно девушка. — Так Шехзаде сам и рассказал об этом отцу, не стал мать прикрывать боялся грех на свою чистую душу взять, Мерджан Паша же один из самых верных людей, к тому же и жених Шах Султан. — разболтался младший евнух под недовольный взгляд старшего. — Что это вы тут все столпились? — словно гром прозвучал голос Дайе-Хатун, разгоняя рабынь и евнухов. — Быстро за работу! Проследив за тем, чтобы никто не смел ее приказа ослушаться, женщина устало побрела в покои Валиде Султан, где уже собралась вся семья Султана. Войдя, она увидела стражей, что только доставили сюда провинившуюся мать наследника. Вечер обещал быть скверным для всех. — Зачем ее сюда привели, брат? — вскрикнула Шах Султан, не выдержав спокойствия в лице Гюльбахар. — Почему ее еще не казнили? — Шах Хубан, успокойся, нельзя поддаваться эмоциям. — ответил Султан, чем больше разгневал сестру. — То есть, как Мерджан Паша, значит можно без суда и следствия вести на казнь, а этой вечные поблажки? — Брат, я впервые согласна с нашей сестрой. — заговорила Хатидже. — Наши любимые люди сейчас в плену из-за неё, разве можно такое простить? — Сам Мерджан попросил сохранить ее ничтожную жизнь, чтобы отблагодарить Мустафу. — вздохнула Валиде. — Все таки она его мать. — Да вы, я и Хюррем ему больше матери, чем она. Даже Ибрагим Паша больше мать, чем это существо. — выплюнула Шах, заставив немного всех повеселеть. — И то верно, дочка. — расправив полы своего чёрного платья, Валиде встала и гордо, как полагается Султанше, подошла к некогда любимой невестке. — Я столько раз спасала тебя, Махидевран, а ты… — А что вы ждали от меня? — не выдержала черкешенка. — Как здесь появилась эта ведьма Хюррем, Повелитель никого и не видит вокруг. А я женщина, которая тоже заслуживает любви и ласки. — Верёвки на шее ты заслуживаешь. — Шах, угомонись! — грубо приказал Сулейман. — Возможно, ты права, Махидевран, я обделил тебя вниманием, но виной тому были твои собственные поступки, если ты не забыла об этом. — Убейте свою весеннюю розу, Повелитель, и покончим с этим. — сквозь слёзы, попросила виновница последних событий. — Кто ты такая, чтобы указывать мне? Захочу — убью, захочу — отдам престарелому Паше, но тебя не спрошу. Подозвав одним движением Дайе, Сулейман вынес вердикт, которого все так ожидали. — В связи с просьбой Мерджана Паши, я сохраняю твою жизнь, однако, я ссылаю тебя в Дидимотику, Дайе-Хатун все организует, там ты проведёшь остаток дней, окружённая стражей. — Повелитель, лучше казните, я не переживу разлуку с Мустафой. — бросилась она в ноги к Султану. — Раньше надо было думать, Махидевран, ничего бы этого не случилось. Узнаю, что связывалась с Тахмаспом, подвергну пыткам, жалеть больше не стану. И пусть в комнате была не одна женщина, знавшая радость материнства, сердце не дрогнуло ни у кого, зная, что любящая мать откажется от всего, лишь бы не ранить ребёнка.***
— Фирузе-Хатун, немедленно собирайся. — приказал Сюмбюль запыхавшимся голосом, явившись из неоткуда и напугав девушек. — Куда это? Зачем? — девушка напряглась, ожидая услышать, что Махидевран Султан выдала и ее, а поэтому пришла ее смерть. — Сегодня ты будешь танцевать для Повелителя вместе с другими девушками. Приказ Валиде, день был для всех тяжёлый, Государю стоит отдохнуть. — Я поняла, Сюмбюль-ага, бегу в хаммам значит. — хитро улыбнувшись Изабелле, персидская шпионка выпорхнула из комнаты, будто и не было ее здесь ещё секунды назад. — А ты чего грустная такая, красавица? — заметил главный евнух. — Не заболела ли? Ты скажи, а то станет хуже и спросят с бедного Сюмбюля. — Все хорошо, ага, я здорова. — слабо улыбнулась Изабелла. — Нет никаких новостей о Хюррем Султан и Ибрагиме Паше? — А тебе то что, не понимаю? — Ну как же, Госпожа и Великий Визирь в плену врага, страшно же представить, что там с ними делают, жалко их. — Иии, замолчи! Себя лучше пожалей, если кто услышит и доложит Хатидже Султан о твоих вопросах про ее супруга, голова твоя покатиться отдельно от тела. Займись делами, а не нос суй.***
Пока во дворце во всю велась подготовка к отъезду Махидевран, в логове Тахмаспа наступил день, когда Хюррем Султан должна была покинуть темницу. К ее трём дням добавились еще четыре за оскорбление охранников и забрасывание их же различными предметами. Одновременно это радовало Ибрагима, ведь не пристало женщине колечить своё здоровье в сыром подвале дворца. Всю ночь он не мог уснуть от звуков ее кашля, о коем спросил ее уже утром, но девушка лишь отмахнулась, сказав, что чувствует себя отлично. — Ибрагим, я сегодня должна быть освобождена. — тихо подала она голос. — У меня есть к тебе просьба. — Я мало что могу, находясь в таком положении, однако, разве я могу подвести свою Госпожу? — стараясь ободрить в первую очередь Хюррем, улыбался Паргалы. — Будь серьезнее, пожалуйста. Когда я уйду, веди себя тихо, чтобы поскорее оказаться… — секундная запинка, чтобы не выдать истинные чувства. — оказаться в нормальных условиях, ведь, если ты помрешь от лихорадки, я останусь одна в плену Шаха. Снова перед ним была девушка, борющаяся с двумя личностями внутри себя. Ядовитая и хитрая Хюррем Султан пыталась во что бы то не стало победить нежную и добрую Александру. Ибрагим достаточно знал ее, чтобы понять, что сейчас он необходим ей рядом, ей страшно и тоскливо, как бы она гордо и смело не держалась даже перед своим похитителем. — Я обещаю тебе, лишнего звука не издам, а вскоре вернусь к тебе. -Как думаешь, долго мы ещё будем здесь? Я очень скучаю по своим детям, вдруг Махидевран опять попытается убить Мехмеда… - утирая ненужные слёзы, поделилась своей болью Хюррем. — Скоро мы вернёмся домой, я уверен, но стоит немного подождать, тем более нам ничего не угрожает. Будь сильной, моя смелая Госпожа. Дети под защитой всего Гарема и Повелителя, им ничего не угрожает. — Ибрагим… — Не ругайся, дай мне хотя бы в такой ситуации говорить то, что я думаю и чувствую. Когда вернёмся, все будет так, как было… - не успел он договорить, как тяжёлые двери со скрипом открылись, впуская самого Шаха Тахмаспа со своей свитой. — Как вы тут, друзья мои? — встав между их клетками, спросил здешний повелитель. — Хорошо провели время? — Очень, надо будет, повторю, не переживайте. — вздёрнув головой, грубо ответила Султанша, вызвав смех у мужчины и тяжёлый вздох у Ибрагима. — Ох, и остр же ваш язык, Хюррем Султан. Полно вам здесь сидеть, возвращайтесь наверх. — покрутив письмо в руке, Тахмасп задумался. — Вот письмецо прочитаю вам и пойдёте. Двое приближенных людей Султана Сулеймана сразу же сильно напряглись, понимая, что там что-то очень важное, если он пришёл в темницу и хочет, чтобы оба заключённых услышали написанное неизвестное чьей рукой. — Не буду вас томить. — развернув свёрток, Шах приступил к прочтению. — Члены семьи Султана вне себя от горя, что произошло с Хюррем Султан и Ибрагимом Пашой. Предателем объявлен был Мерджан Паша, наказанием всем известно. — остановившись, чтобы посмотреть на реакцию слушателей, Шах подметил страх в их глазах, а Хюррем и вовсе позволила себе расплакаться. — О, Аллах, Мерджан… Как же Шах Султан… — металась рыжеволосая Госпожа по своей клетке, как загнанное в сети животное. - Как такое возможно… — Уважаемая Хюррем Султан, дослушайте до конца, а потом ругайтесь на несправедливость этой жизни. — покачав головой, Тахмасп продолжил. — Когда саблю уже занесли над головой Мерджана, Шехзаде Мустафа побежал к отцу и раскрыл ему правду, потому наш человек скоро отправляется в изгнание. Идей, как высвободить ваших гостей, не имеется, а Султан увлёкся новой наложницей. — Он жив, Слава Аллаху. — взмолилась Хюррем под удивлённый взгляд хозяина письма. — Что вы так смотрите на меня? — Вы радуетесь, что жив очередной раб, когда ваш любимый мужчина увлёкся другой? Интересно… — озорные глаза мужчины загорелись с новой силой. — Да этот раб мою жизнь спасал чаще, чем кто-либо, а потому… — славянку прервал грохот со стороны Паши. — Ибрагим? — Я только одного не понимаю, если предателя изгнали, то кто ещё там скрывается? В чьём лице мы не распознали обман? — смотря на перевёрнутый поднос с едой, задумался Паргалы. — Можете поверить, там не один такой человек, дорогие. Достаточно бесед, Хюррем Султан пора на выход. — кивнув стражникам, он было хотел удалиться, когда рыжеволосая девушка, выходя из камеры, резко осела на землю и потеряла сознание. — Хюррем? Хюррем! — закричал встревоженный Визирь, злившийся, что не может даже выйти и помочь ей. — Что все встали? Врача зовите!***
Сулейман делал новое украшение, когда к нему постучался запыхавшийся Сюмбюль-ага, держа в руках дорого украшенный футляр с письмом. — Государь, вам тут прислали. — получив разрешение безучастным кивком, евнух поспешил положить послание Повелителю на стол и покинуть покои.«Султан Сулейман, посчитал своим долгом сообщить вам прискорбная весть. Ваша любимая наложница имела неосторожность относится ко мне без должного уважения, что привело к ее наказанию в темнице. Нежный цветочек не привык к таким условиям, потому теперь лежит с воспалением лёгких, а вид у неё, как у мертвой девы.
Сколько же ещё надо перенести ей мук, чтобы мы достигли мира?
Призываю к разуму, ваш Шах Тахмасп.»
— Нечестивец! — закричал Сулейман, когда прочитал письмо в третий раз и уловил всю его суть. Его бедная Хюррем сейчас больна, а за ней никакого ухода, никаких достойных лекарей. — Живи, Хюррем, ты нужна мне. Вошедшая Хатидже удивленно подняла бровь, услышав, как брат говорит со своей любимицей, хотя ее здесь не было. — Брат, с тобой все хорошо? Ответом стал лишь небрежно кинутый на стол лист, как бы разрешая прочесть, что Хатидже Султан незамедлительно сделала. — И все? А про Ибрагима нет новостей? — безразлично спросила девушка под удивлённый взгляд голубых глаз Падишаха. — Выйди, Хатидже. Я не желаю никого видеть. — пугающе тихо приказал мужчина, выходя из-за стола. — Повелитель, там Фирузе-Хатун ожидает встречи с вами, мне позвать ее? — Я же сказал, я не хочу никого видеть, оставьте меня! — рявкнул он, злясь на глупость сестры.***
Можно ли радоваться освобождению из темницы, когда поводом для этого стала сильная болезнь девушки, что забрала твое сердце и душу? Ибрагим сидел рядом с ее постелью уже неделю, довольствуясь лишь редкими моментами ее сознательного состояния. Ему позволили выйти, когда Хюррем, под воздействием лихорадки, вновь и вновь шептала его имя. Все эти долгие дни Визирь сам лично кормил ее супом, следил за ее дыханием, давал лекарства, ухаживал, не подпуская к ней служанок. Его тахта давно переехала в ее покои, где он проводил каждую ночь в молитвах Всевышнему о ее здоровье. Ибрагим помнил ее просьбу, а потому не смел упрекнуть Тахмаспа в ее болезни, ему необходимо было находится подле неё, будто бы их жизни зависят от этого. Но новый день принёс радость, Султанша пришла в себя к ночи ближе и практически не страдала сильным жаром. Лицо оставалось таким же бледным, а румянец на пухлых щеках не находил себе места до сих пор. Под глазами легли тёмные круги, а кожа на губах потрескалась из-за недостатка воды в организме. Только вот для него она оставалась такой же прекрасной, как и всегда. — Ибрагим, ты здесь? — не открывая зелёных глаз, спросила она слабым голосом, будто каждое слово для неё мучение. — Где же я ещё могу быть, Хюррем Султан, если не у твоей постели? — тихо засмеялся Паша, видя лёгкую улыбку в ответ. — В темнице например, а может ты так разгневался на Шаха, что сверг его с трона и теперь сам на нем восседаешь. Ты же умеешь удивлять, Ибрагим. — Шутишь, а значит выздоравливаешь. Я же обещал тебе, что не буду нарываться на неприятности, тем более когда ты нуждаешься в моем присутствии. — Прям таки нуждаюсь, как же. — открыв один глаз, в котором уже появились смеющиеся искорки, посмотрела на его Госпожа. — Твоя самоуверенность не знает границ. — Ладно, смех лечит, однако, ты должна отдыхать. Улучшение сегодня есть, а завтра нет. — пригладив ее огненный локоны, Ибрагим переместился на свою тахту, затушив свечи. — Давай спать. — Ты что-то напутал, твои покои напротив. — Я тут уже неделю, а ты только сейчас начала возмущаться? — хохотнул Паша, чувствуя на себе злой взгляд с примесью удивления. — Ждал, когда я уже помру? - язвительно спросила его Хюррем. — А как же иначе? Должно же быть здесь хоть что-то хорошее. — через несколько секунд в его довольное лицо прилетела подушка. — За что? — Чтобы не расслаблялся, Ибрагим Паша.***
Задержавшись в Топкапы, Махидевран пришлось отправляться в путь позже, чем предполагалось. Собрав все свои вещи, она взглянула последний раз на своего сына, что уже спал и видел прекрасные сны. Она не жалела, знала, что ещё вернётся сюда, чтобы стать Валиде Султан. Но сейчас темноволосая Султанша должна была покинуть дворец, что был ей домом, пока на ее пути не встала рыжая ведьма. Все вещи были уже были погружены в повозку, а шоколадного цвета глаза девушки последний раз окинули величественный Топкапы, позволив себе пару слезинок. Карета неспешно отправилась в путь, а за ней и стража, которую приставил Сулейман, чтобы не случилась беда в пути. Разве мог он подумать, что Махидевран сможет избежать наказания? Девушка было уже заснула, когда карета остановилась, а вокруг слышалась тишина, прерываемая стонами адской боли. Ещё пять лет назад она и подумать не могла, что при нападении она станет довольно улыбаться. Улыбка была неспроста. Выглянув, Махидевран увидела, что все люди Султана Османской Империи убиты лучшими стрелками Персии, а ее ждёт новая карета, которая отвезёт ее к новому Господину ее жизни.