***
Пока в дворце у Ипподрома кипели нешуточные страсти, в Топкапы же поселились молитвы и надежда. Бледное лицо Хафсы Султан не подавало ни одного знака о том, что женщина ещё жива. Лишь совсем тихое дыхание стало успокоением для семьи, что собралась рядом с ее опочивальней, пока кучка лекарей старались помочь Валиде Султан. — Матушка, как же это? — державшая руку приемной матери Шах Султан, вытирала слёзы. — Ты же совсем ещё молодая у нас, мы же все твои дети, не справимся без тебя. Сулейман еле сдерживал слезы, глядя на любимую Валиде. Сколько раз она спасала его от жестоких рук отца, что не жалел даже своих сыновей. Ещё больше его поразила его сестра, что была в курсе всего, но переживала тут больше всех, если сравнивать с Хатидже, которая сидела на диване и грустно смотрела на свою мать. — Повелитель, мы сделали все, что могли. Сейчас остаётся лишь ждать и уповать на милость Аллаха. — услышав это, Дайе громко всхлипнула, позволив себе разрыдаться. Падишах, что считал Хазнедар второй матерью, тут же обнял женщину, стараясь успокоить и поддержать. Ночь обещала быть слишком долгой.***
Нельзя сказать, что Хюррем старалась родить кучу наследников, но была рада снова стать матерью. Сейчас ей морально это было необходимо, чтобы пережить все круги ада, по которым водил ее личный дьявол. Да и беременность была на руку, если вдруг ее начнут подозревать. Теперь у рыжеволосой Султанши не оставалось сомнений: Ибрагим будет мучаться, но не умрет так просто. Она могла бы уже сейчас начать действовать, но доступа к кабинету Паши не было, а значит эта работа остаётся за Назлы-Хатун, ведь уже с рассветом Хюррем покинет это место, оправдавшись желанием справиться о здоровье Валиде Султан.***
Ночь выпустила небо из своих объятий, уступая дорогу прекрасному дню. Страшная беда обошла стороной Топкапы, когда Валиде Султан резко распахнула глаза. Лекари тут же повставали со своих мест и принялись осматривать женщину. — Что произошло? — хрипя спросила мать Османской империи. Услышав родной голос, дочери и сын тут же оказались около матери, не веря, что самое ужасное позади. - У вас случился сердечный приступ, Матушка. — объяснял сын. — Слава Аллаху, наши лекари уберегли тебя для нас. — А где…где мои внуки? — Они вместе с Хюррем Султан отправились во дворец Хатидже. Не стоит им беспокоить вас, пока до конца не поправитесь. — улыбаясь, Шах Султан в душе отпускала свои обиды, осознав, что чуть не потеряла ту, что растила ее. Идиллию семейства нарушила резко открывшаяся дверь, которая впустила в покои Валиде рыжеволосую славянку. — О, Аллах, Валиде, вы очнулись? — удивив всех, она припала на колени около кровати, искренне радуясь. — Хюррем, что ты здесь делаешь? Где дети? — недовольно фыркнула Хатидже. — Ты что бросила все на Ибрагима? — Госпожа, я спешила навестить нашу Валиде, а ваш горячо любимый Паша справится, поверьте, он и не на такое способен. — ядовитая улыбка лишь на миг прошлась по лицу Султанши и скрылась, дабы не злить находящихся здесь. — Валиде, у меня благая весть для вас и нашего Повелителя. Я снова беременна. — Милая, ты осчастливила меня. — слабо улыбнулась Валиде, но искренне порадовалась такой новости. — Теперь у меня точно нет выбора, надо поправляться, чтобы увидеть своих новорожденных внуков. — О, Хюррем моя, Госпожа моего сердца, как же я рад. — обнимая возлюбленную, сказал счастливый Падишах. Ещё немного побыв с Валиде Султан, навестившие ее жители дворца разбрелись по своим делам, стараясь не утомлять женщину, боясь за ее здоровье.***
Головная боль разошлась с затылка на виски, будто разрезая череп мужчины. Во рту же было сухо и мерзко, напоминая о том, сколько вина было вчера выпито. Но было ли это самым страшным для мужчины? Под опущенными веками медленно сменялись воспоминания вечера накануне, заставляя Ибрагима Пашу со злостью на самого себя сжать одеяло. «Возвращение во дворец. Двуличная Хатун. Истерика Хатидже. Желание использовать чёртову Гюльнихаль. Ее мерзкие стоны. Зелёные глаза в дверном проеме, что смотрели на него со всей вселенской ненавистью. Рыжеволосая красавица без сознания, на чьем лице были разводы от слез. Новость о ее беременности. Много вина. Отголоски боли во всем теле.» — Какой же я кретин. — ругал себя Паргалы, уткнувшись лицом в подушку. Раздался стук в дверь спальни, после чего вошла та самая Хатун. — Паша, доброе утро. Вы что-нибудь желаете? — недвусмысленно улыбнувшись, практически прошептала девушка. Чем больше власти давал ему его друг Сулейман, тем больше в нем рос гнев, который сложно было контролировать, а потому Паша мигом вскочил со своего ложа, подорвался к Гюльнихаль, хватая ее за лицо. — Выйди отсюда и никогда не смей входить, если я здесь, а иначе ты поплатишься за это своей жизнью. — Но Паша, мы же вчера с вами… — растерянно хлопая карими глазами, она не могла сдержать слез. — Ничего не было, Хатун. И больше не будет. Убирайся прочь. — Своими же руками он вытолкнул ее за дверь, заперев последнюю изнутри. Ибрагим не имел привычки жалеть о чем-то, но сейчас с ним происходило именно это. Как он мог дотронуться до этой змеи в ангельском обличии? Вспомнив, что лекари вчера между собой шептались о сердечном приступе Валиде Султан, он мигом отогнал от себя сон и грызущие его мысли, а затем собрался и отправился в Топкапы, забрав с собой и оставшихся у них детей.***
Хюррем Султан восседала на балконе главных покоев, задумчиво глядя в небо. Она снова носила дитя, которое уже заочно принадлежало Османской династии. Решение затаиться до самых родов было бы верным, однако, ярость была слишком сильна, поэтому Госпожа обдумывала, когда начать свою маленькую месть за всю боль, которую она испытала. За ее спиной раздался шум, заставив ее отвлечься, обернуться и расширить глаза, увидев вошедшего. Сердце по прежнему увеличивало свой темп, но, как ей казалось, лишь от ненависти. — Госпожа, добрый день. — аккуратно подступаясь к рыжеволосой Султанше, Ибрагим прислушивался, не идёт ли сюда и Повелитель. — Паша, можно я дам вам совет? — Вам можно все, Госпожа моя. Хюррем поднялась, прихватив и края своего белоснежного платья, в котором она выглядела так, будто ей все ещё 17 лет, она невинна и не знает жестокости этой жизни. Она по примеру мужчины шагала навстречу, совершая совсем маленькие шаги, которых было даже не слышно, лишь ее глаза выдавали всю ненависть к этому мужчине. — Никогда не говори со мной, если того не требует ситуация. Не смотри в мою сторону. Иначе… — оставляя обязательное расстояние между ними, она продолжила. — Иначе я уничтожу тебя в глазах Повелителя, что обернётся для тебя смертью. Столько холода в глазах, что можно было подумать, что под маской Хюррем спряталась Шах Султан, однако… Это была сама славянка и Ибрагим видел, что она абсолютна серьезно, но не в его правилах сдаваться, так ещё и женщине. — Хюррем Султан, не стоит быть такой уверенной в себе. — расхохотался он притворно. — Никто не сможет встать между мной и Государем. — Я предупредила, Паша. Нам будет отныне тесно во дворце, кому-то придётся сгинуть в самую преисподнюю. — Не грози мне, Хюррем, действуй. Зелёные глаза упрямо глядели в карие, а уста не нарушали воцарившейся тишины между двумя, что от сильной любви перешли к такой же ненависти.***
Шёл 8 месяц беременности, когда малыш решил внезапно появиться на свет. Рыжеволосый мальчик, чьи глаза так осознано взглянули на окружение, что встречало его. Но тут молодую мать ожидал сюрприз. — Госпожа, у вас двойня! — возвращаясь к роженице, оповестила Повитуха. — О, Аллах, Хюррем, это такая радость. — восторгалась Валиде, держа за руки своих дочерей Шах и Хатидже. Пару минут и вот следующий Шехзаде оказался в руках акушерки. Стоило Валиде увидеть мальчика, она схватилась за сердце. — Аллах, он же точная копия моего Сулеймана в детстве. Какая же радость, сразу два Шехзаде. Служанки быстро оповестили Гюль-агу, который ждал за дверью, что число наследников увеличилось, после чего он сразу же отправился к Падишаху. Поклонившись, он радостно улыбнулся мужчине, что нервно ожидал рождение своего ребёнка. — Повелитель, Аллах даровал нам всем такое счастье. — Кто родился? Как Хюррем? — Госпожа отдыхает, роды были сложные, ведь родить сразу двух здоровых и красивых Шехзаде… — евнух не успел договорить, ибо Султан выбежал из своих покоев, где его уже ожидал Ибрагим Паша. — Повелитель, что-то случилось? — Ибрагим, брат, моя любимая Хюррем родила двоих мальчиков, представляешь? — взяв друга за плечи, Сулейман радовался как никогда в жизни. — Аллах любит вас и Госпожу, поздравляю. — дежурная улыбка, чтобы мужчина не заподозрил ничего и такой же поклон, а затем жгучий взгляд в спину своего Государя. — Какие счастливые, аж тошнит.***
— Твое имя Селим, в честь твоего храброго деда. — глядя на сына, нарекал его именем отец, а после взял второго сына на руки и повторил обряд. — Твое имя Баязид, в честь твоего справедливого прадеда. Женщины широко улыбались, наблюдая за церемонией имянаречения, включая и Хюррем, что устало глядела на свою семью, раздумывая о своём. Порой ей казалось, что она смогла полюбить Сулеймана, ведь он был отцом ее детей, растил их, уделял много времени, да и ее саму одаривал всем, чем только мог. Ласка, любовь и забота были в избытке, а лучшие ткани, украшения, комнаты дворца и другие подарки лежали у ее ног. Возможно бы она приняла это все, научилась бы жить так, как уготовила ей судьба, не устраивая интриг за спиной любящего ее Падишаха мира. Однако, Великий Визирь, что постоянно маячил перед ее глазами и играл в любовь со своей законной супругой, которая вдруг стала паинькой, так ещё и изменял ей с проклятой Гюльнихаль, не давал ей ступить на правильный путь. Именно поэтому, когда был очередной ужин во дворце у Ипподрома, одна из ее служанок пробралась в его кабинет и нанесла яд на тетрадь Паши, что всегда была при нем. Соответсвенно, это и стало причиной того, что последние месяцы Ибрагим постоянно болел, даже знаменитый Юсеф Эфенди не мог понять, от чего с Пашой такая беда.***
Спустя две недели Валиде Султан устроила большой праздник в честь рождения сразу двух Шехзаде. Хюррем, что уже окрепла, веселилась вместе с рабынями, уплетая сладости под строгим взглядом Хафсы Султан, которая напоминала ей о возможной аллергии детей, если та не остановится. — Дорогу! — громкий голос Сюмбюля-аги остановил музыку, чтобы пропустить внутрь саму Хатидже Султан. — Дочка, ты приехала. — Валиде радостно обняла ее, приглашая сесть рядом. — Да, Матушка, мы с Ибрагимом решили сегодня остаться во дворце, чтобы вы могли завтра побыть с внуком. Да и я соскучилась по дому. — Это прекрасная идея, дочка. — Прекраснее некуда. Может оставишь племянника и домой? — предложила Шах Султан, как казалось в шутку, но… лишь казалось. — И я тебе рада, сестрица. — Я тебя не узнаю, Хатидже. Может Ибрагим тебя успокоительными травами отпаивает? Слишком ты стала спокойная. — Я просто счастлива, мои дорогие. Муж меня бесконечно любит и балует, сынок растёт здоровым и красивым, что же ещё нужно для счастья? «Верность мужа» — пронеслось в рыжеволосой головушке, что сидела неподалёку и слышала этот разговор, ощущая нервный спазм внутри живота. — Со мной прибыла и моя Гюльнихаль, такая хорошая служанка, я все не нарадуюсь ей. Никаких с ней проблем. Ибрагим предложил ее замуж отдать за Матракчи, но мне так жаль с ней прощаться. — пока Хатидже делилась своим счастьем с семьей, Хюррем чуть не засмеялась, смотря на саму Хатун, что краснела то ли от похвалы, то ли от взгляда бывшей подруги. Поклонившись, Хюррем Султан, сказав, что устала, отправилась к себе, аккуратно позвав за собой Нигяр Калфу. Войдя в самые лучшие покои дворца Топкапы, Хюррем увидела, что за ними зашла и Шах Султан, у которой на лице была озадаченность. — Хюррем, с тобой все хорошо? Почему ты ушла? — с нажимом спросила сестра Султана. — Я не очень себя чувствую, Госпожа… — Достаточно. Что вы от меня скрывание? Больше полугода вы шепчетесь за моей спиной с Нигяр, а в глаза говорите, что ничего существенного. — Брюнетка окинула двух подруг взглядом, что не сулил ничего хорошего. — Ладно, вы можете молчать, а я пойду, раз мне нет доверия. — Шах Султан. — окликнула ее Хюррем. - Я все расскажу, но от этой новости могут полететь головы, поэтому стоит молчать. Шах понимающе кивнула и села возле славянки. И последняя поведала все, что происходило с той ужасной ночи, когда она застукала Ибрагима и Гюльнихаль. Рассказала о том, что все полгода старалась держать рот на замке ради собственных детей. Остерегалась Пашу, избегала его и всячески пыталась сводить к минимуму официальные разговоры при правящей семье. Но когда она закончила свой рассказ, Султанша перевела взгляд с шокированной Шах на Нигяр, которая и так все это знала. — А теперь то, что я услышала сейчас, возможно и Госпожа это слышала. Нигяр, — она взяла Калфу за руку и вздохнула. — Ибрагим хочет выдать Гюльнихаль за Матракчи Насух Эфенди. — Что? Как это? Он же знает, что мы любим друг друга. — она не могла поверить в услышанное. Разве мог ее давний друг так поступить с ними обоими? — Видимо, ему важнее сохранить свою тайную связь с этой одалиской. Калфа не сдержалась и обрушила всевозможные проклятия в адрес Паши, горько заливаясь слезами. — Когда ты ушла, Хюррем, было продолжение разговора. — прочистив горло, Шах Султан со слезами в глазах глянула на Калфу. — Матракчи в курсе и он не смог возразить Паргалы. Преданная другом и любимым девушка ещё громче стала плакать, забывая о любых приличиях, да это сейчас и не было никому важным. Шах Султан и Хюррем Султан тихо плакали вместе с ней, желая защитить ее от этой боли. И тогда Хюррем поняла, что сегодня Гюльнихаль будет ночевать в Топкапы, а значит есть шанс отомстить. Ничего не объяснив, она подорвалась в комнату служанок, где Назлы играла с маленьким Мехмедом. — Назлы, ты должна сейчас же узнать для меня, где будет спать сегодня Гюльнихаль-Хатун. Справишься, тогда я тебя вознагражу. — Конечно, Госпожа. Прямо сейчас узнаю. Вскоре Назлы-Хатун принесла вести, что Хатидже пожелала, чтобы ее служанка ночевала в комнате, где и все рабыни. А уже сам Гюль-ага показал место, где конкретно сегодня найдёт покой Хатун. В такие моменты, когда близких ей людей обижали, ее голова работала ускоренно, а потому она сама лично стояла в бельевой, где готовила сюрприз для бывшей подруги. Отдав подготовленный постельный комплект Гюль-аге, Хюррем хитро улыбнулась и отправилась к себе, ведь утром ожидало кое-что интересное.***
Султанши имели дурную привычку, заставляющую их держать в своих покоях разные виды ядов. Хюррем Султан же, пользуясь услугами Якуба Эфенди, имела уже целую коллекцию, что была спрятана подальше от детей. Именно ее фаворит из всех сейчас заставил Гюльнихаль-Хатун проснуться от резкой боли, которая разошлась по левой части лица. Девушка своим криком разбудила рабынь, которые сразу же обратили внимание на жуткие раны и язвы на лице бедняжки. — Гюльнихаль-Хатун, что это с тобой? — Лекаря, срочно? — Как же такое возможно? Жительницы Гарема не могли замолчать, содрогаясь от ужасного вида крови. Пока все вокруг суетились, великая троица довольно наблюдала за этим с балкона у покоев Валиде. — Теперь ни Паргалы, ни Матракчи до неё явно не дотронуться. — смеялась Шах, гордясь, что Хюррем нашла достаточно изощренный способ мести.***
Сюмбюль-ага медленно шёл к кабинету Великого Визиря, чтобы сообщить о случившемся. Ох, как евнух жалел самого себя, понимая, что сейчас ему влетит за то что не уследил. Во дворце все знали, что надо бояться не Повелителя, а именно Ибрагима Пашу, ведь гнев его не щадил никого, даже Хатидже Султан стала тише, что уж говорить о бедном Сюмбюле? Получив разрешение войти, евнух тут же поклонился и начал свой рассказ. — Ну и вот сейчас я обнаружил, что подушка у неё была чем-то явно намазана, видимо, яд какой. — Кто готовил ей постель? — сжав дубовый стол, Ибрагим даже не поднял глаза на трясущегося агу. — Гюль-ага. Ухмылка, появившаяся на лице Визиря, означало лишь то, что он понял откуда растут ноги, ведь всем известно, что этот евнух был предан лишь рыжеволосой Госпоже. — Ты свободен, Сюмбюль. Но зайди к Хюррем Султан и скажи, что ее зовёт Повелитель в дворцовый сад, на тропу, где она с лошади упала, гуляя с Шах Султан. — Как прикажете.***
Принарядившись, Хюррем накинула на себя бежевую полушубку, не желая застудиться, ведь организм ещё был слаб после родов. Она была удивлена, когда Сюмбюль сообщил ей о том, где Падишах желает увидеться с ней. Думала, что тот устроит ей сюрприз. В какой-то степени она угадала, но нельзя было назвать это сюрпризом, как например новые покои или колье. Перед ней оказался ненавистный бывший возлюбленный. — Это что за фокусы? Где Сулейман? — нервно озираясь, задала она вопрос, зная, что ответа не получит. — И я рад вас видеть, моя Госпожа. Как вы поживаете? — издевательский тон и смешинки в карих глазах только раздражали девушку. — Что тебе надо, Паргалы? — Мне? Ничего. А, вот, Гюльнихаль-Хатун… — мужчина гордо поднял голову, показывая всем видом, что он догадался. — Что мне до неё? Меня не интересуют девушки твоего Гарема, о котором твоей супруге неведомо. И снова диалог, где они лишь изображают благородство, будь их воля, уже бы полетели бы такие слова в адрес друг друга, что не каждый слух бы выдержал, а Валиде Султан вообще бы свалилась замертво. — Тогда расскажи мне, Госпожа, зачем ты изуродовала бедняжку? — А, это. — не отрицая, Хюррем засмеялась. — Ты думаешь, я из-за тебя стала бы руки марать? — Разве есть другие причины? Ведь тебе известна такая тайна, расскажи которую, ты сразу окажешься на моих поминках. — Ты слишком уверен в себе, Паша. — врага его же оружием. — Не стоит. Я лишь отомстила за слезы Нигяр. Такой поворот событий смог удивить Паргалы, но виду он не показал, мало ли что она придумала себе в оправдание. — О чем ты? Что с Нигяр? — А тебе интересно вдруг? Жена твоя поделилась твоим подлым замыслом. Зная о любви Нигяр и Матракчи, ты хочешь женить эту змею на нем, предав при этом свою верную подругу, а ради чего? Ради плотских утех. — Это было лишь мое предложение для Хатидже. — Брось, Ибрагим. Твоя жена любит рассказать о вашей жизни. Матракчи, вроде как даже согласился. — Скорее подчинился моему приказу, устав ждать, когда же Нигяр Калфа оставит Гарем и соизволит выйти за него. — И вместо того, чтобы помочь, поговорить с Нигяр, ты подсунул ему свою же одалиску? А кому она теперь нужна с таким лицом? — Ты гордишься своим поступком, не так ли? — Ибрагим больше не видел в ней той Александры, что была наполнена изнутри лишь добротой и счастьем. — Твои руки в крови, Хюррем Султан. — Это только начало. Каждый, кто встанет на моем пути или на пути моих близких, будет платить за это своей кровью. — Не боишься, что о твоём поступке узнает Валиде, Хатидже и Повелитель? Что тогда с тобой будет? — Ничего, неуважаемый Паша. Я мать четверых детей Султана, а она жалкая и подлая рабыня. — склонив голову в бок, девушка приблизилась и шепнула. — Да и мне есть что рассказать вашей жене. Оставив его с безвыходностью на лице, Хюррем хотела уже уйти, когда Ибрагим кинул ей в след: — От тебя прежней не осталось ничего. Ты становишься жестокой и мстительной. — Спасибо за комплимент, Ибрагим Паша. Вашим трудом я стала такой. — усмехнулась она и продолжила свой путь, не желая больше слышать его голос и видеть его наглое лицо.***
Накупав и накормив детей, Хюррем Султан покинула свои покои, направляясь к Шах Султан, где уже сидела и Нигяр Калфа. Рассевшись за серебрянные подносом, на котором стоял сок для Хюррем и вино для оставшихся двух девушек, фрукты и сладости, подруги начали делиться новостями. — Что вы думаете? Я пришла, а там Паргалы. — возмутилась рыжеволосая. — И почему я не удивлена? Он как пиявка, больно уж ему понравилось твою кровушку пить. — жуя апельсин, заметила Шах Султан. — Да и черт с ним. Важно то, что Матракчи не дал согласие, ибо Паша отдал приказ, а не просто предложил. Как тебе такое, Нигяр? — Плохое оправдание для Матракчи, но я могу его понять, уже много времени я не могу оставить дела здесь и подарить ему счастье. Меня больше волнует, как мог там поступить мой же друг, которого я прикрывала и спасала множество раз. — Увы, Паша зазнался, так происходит почти со всеми Визирями, исключением был Пири Паша, но и при моем отце не вышло бы так, сразу голова с плеч. — высказалась Шах Султан. — Лекари сказали, что вряд ли шрамов получится избежать, ожог очень сильный. — Нигяр, это хорошая новость. Она поплатилась за все свои злодеяния. Кроме хорошенькой мордашки у неё нет ничего, кому она теперь нужна? — довольная собой Хюррем светилась от счастья. — Отбили своих мужчин, так получается? — иронично спросила сестра Повелителя, чем заставила Хюррем Султан закашляться от неожиданности. — Больше так не шути, а то Аллах заберёт меня к себе, честное слово. — выпив сок, вполне серьезно сказала любимица Сулеймана. Вечер прошёл за шутками и смехом, позволяя Султаншам и Калфе расслабиться. Но все хорошее имеет свойство заканчиваться. После двух ударов о дверь, не дожидаясь разрешения, в комнату зашла Хатидже Султан. — Празднуете, не так ли? — яд в ее словах сочился, не скрывая себя. — Что за вольность? Ты почему врываешься ко мне? И что мы должны праздновать? — поднимаясь, Шах рукой приказала Хюррем молчать, зная нрав подруги. — Ну как же? Сожгли ядом лицо хорошей девушке, ведь Матракчи выбрал ее, а не вашу серую мышь Нигяр. — кинув презрительный взгляд на последнюю, Хатидже осталась довольна. — В чем ты обвиняешь нас? Тебе Паша что ли сегодня травок не заварил? Уберись отсюда, я не желаю тебя видеть. — Следи за языком, Шах. Перед тобой родная дочь Валиде Султан, а ты всего лишь дочь рабыни, которая померла при родах, чтоб такую как ты не растить. Какой бы холодной Шах Султан не была, но всегда оставались вещи, которые трогали ее сердце там, где оно ещё не совсем покрылось льдом. Много сил понадобилось, чтобы принять эту правду, но все решилось само, когда Валиде слегла с приступом. И вот сейчас ее сестра стояла перед ней и напоминала об этом кошмаре, заставляя Шах Султан защищаться. — Закрой свой рот и иди займись делом, а то не всех любовниц Паши обнаружить успела, раз такая ядовитая ходишь. — Шах не собиралась рассказывать ей тайну Паргалы, но взгляд с упрёком от Хюррем получила. — Знаешь, твоя беда в том, что ты мне просто завидуешь. Я живу той жизнью, о которой ты сама мечтала. Мой муж Великий Визирь, меня любит вся семья, в глазах окружающих я нежный цветок, а ты? — положив руку на плечо сестры, она заговорила громче. — Кому ты и нужна, так это своим рабам, которые так ими и останутся. — Только вот у меня есть друзья, Хатидже. Я прямо сейчас готова снять с себя все золото и уйти навсегда из дворца вместе с Мерджаном агой и своими подругами, ведь моя любовь и дружба не основывается на жажде власти и предательствах. — Тонкий намёк, который поняли все, позволил Шах Султан одержать победу в этой битве, как и всегда. Проклинающая их Хатидже быстро покинула покои, после чего ее сестра опустилась на диван и положила свои пальцы на виски. — Чего приходила? Чего хотела? Ничего не понятно. — шокирована была даже Хюррем, что уж говорить о Нигяр Калфе. — Ты как? — Нормально, дорогая, это не впервой. — Шах Султан оставалась собой, не желая показывать боль. — Думаю, пора спать. Посыл был понят и девушки оставили подругу в одиночестве, в котором она и проплакала до рассвета.***
Все Шехзаде и Госпожи находились у Валиде в покоях, как и их мать. Завтрак проходил легко и непринуждённо. Султанские сёстры отсутствовали, Шах Султан передала, что она приболела, а Хатидже покинула дворец рано утром, не желая там оставаться. — Хюррем, ты не знаешь, что с моей Шах-и-Хубан? Она отослала лекаря, мол не нуждается. — обратилась Валиде к невестка, желая выяснить правду. — Я не уверена, что могу говорить вам такое, Валиде. — замялась рыжеволосая. — Однако, ночью произошёл инцидент. Хюррем слово в слово пересказала женщине диалог сестёр, немного скрасив слова подруги. Валиде же, услышав такое, схватилась за голову. — Ох, что же себе позволяет Хатидже? Разве можно такое говорить старшей сестре? — Мне тоже непонятно, почему они так враждуют. Надеюсь, что это закончится. Диалог был прерван все тем же Сюмбюлем, который впустил в покои неожиданного для всех гостя. — Здравствуйте, Валиде Султан, Хюррем. — Махидевран?! — хватаюсь уже за сердце, грозно сказала женщина и перевела взгляд на мать троих Шехзаде. — Что ты здесь делаешь? — Я вернулась.