***
Так-то, если подумать, то никто не видел себя настоящего. Отражения, фотографии и описание окружающих людей — все не то. И это относится и к Изнанке, где большинство относились к зеркалам суеверно, а лужи не показывали тебе твой образ, будто бы не принимая его. Лорд видит вместо себя помученного жизнью урода, хотя это далеко не так, и о его как и внешних как и внутренних достоинствах, которые он пытался скрывать за своим наработанным Наружностью поведением, можно говорить многое; Лэри видит, что его лицо скоро превратится в сплошной прыщ; Македонский зеркала ненавидит; а у Табаки слишком много дел, чтобы заглядывать туда; Слепой вообще ничего не види… Это уже другая история. Донателло же протирает запотевшее зеркало, установленное на уровне колясников и наблюдает лишь синяки под глазами, неудачно сделанные татуировки и копну седых волос — да, в Могильнике было лежать скучно, а на Изнанке месяц-два можно спокойно провести, пусть и краска уже закончилась, а Пауки по доброте душевной, что в их случае иронично и поддавшись убеждениям не повели на кучу анализов. А девушки… Что видят они, если убрать стереотип о том, что каждая вторая хочет сесть на диету и мазать своё лицо чьим-то комплексным ужином и видит себя исключительно как «могло быть и лучше, вообще без ребер»? Что вообще делается в присутствии их, чтобы они как в каких-то фильмах из кинотеатра не обозвали тебя и не захотели общаться? Парень в последний раз обтирает волосы полотенцем, и надевая на плечи пиджак, выкатывает в комнату (да уж, зря в ванную фиг перелезешь без коляски). И то, что кажется максимально неуместным — Длинная Габи, едва в юбке, размахивающая цигаркой и улыбаясь, воссиживала на кровати Македонского, который ей и слова не мог сказать. — Что, Новый Закон уже в действии? Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь, — хмыкает художник. — Кто тебя п… В гости пришла? Господи, язык мой — враг мой. И Длинная здесь реально очень не к месту… — Начальник твой прислал, не дури дуру. Который ещё, э-э, Слабовидящий, Глухой. Точно, Слепой, — Габи ржёт то ли для антуража, то ли со своей… Шутки. — Ну вот и нахуй вы её призвали?! — Смотрит Чёрный на Шакала и Бунтаря. — А я че? А я — ниче! — Безрукий кидает себе на голову книгу, которую он читал, мучаясь каждый раз, когда перелистывал страницу. — Никто её не призывал! У демонов обычно нет либо ног, либо воли. А у Длинной Габи есть и то, и другое, хотя, насчёт другого сомнительно, — Табаки смотрит в сторону девушки, а точнее, в сторону её нижней части ног. — Орешки хочешь? — Неа, они в зубах застревают, а у тебя почти все закончились, — она задумывается, сопровождая мысли мычанием. — Вот че, это. Татушку я себе хочу, раз уж теперь такая возможность есть. — Всё. Дебилы блять. Слепого сами будете останавливать! — Чёрный кивает Бунтарю и уходит в ярости, на что впрочем никто не обращает внимания, кроме, может, Габи. Вероятнее всего, чтобы во время своей вспышки никого не прибить. Вскоре уходит и безрукий блондин. — А ты справишься? — Поднимает бровь мастер. — Для этого нужна воля — не трогать её, не мыться, не загорать, не бухать, и самое главное — не заниматься сексом и не пить кровь девственников. — Че, у половины Дома настолько скучная жизнь? — Длинная фыркает. — Да это пару дней так. И насчёт последнего — весьма сомнительно. — В общем, ладно. Хочу сейчас, — она достала из кармана пару монет. — Цветы себе на, это, где выше заднице. На пояснице хочу. Расписны-ые. — Ну и место ты выбрала, — свистит Шакал, а Лорд пялится на посетительницу, хмуря брови и изредка поглядывая на Донателло. — Уверена? — Ага, — она ржёт и затягивается, после дико кашляя от неудачного попадания дыма. — Уж побольше, чем в том, что за дерьмо в этой штуке, которую я курю. — А тут недостаточно будет, — пожимает плечами Донателло. — Никакого гендерного снисхождения не проявляю. — Чаво? Ладно, не объясняй. Я поняла, что ты скряга. — Не скряга, а адекватно назначаю цену за то, что уйдет по большей части на материалы. А ты считай как хочешь. — Ага, как скажешь, — она достала из кармана пару купюр. — Вот теперь хватит.***
Габи сидела на складном стуле, появившимся ещё давно в Четвёртой и махала ногами, рискуя задеть что-нибудь в ванной. — Эй, мастер-ломастер, трусы снимать? — Ломастер сейчас скорее ты — таз не опрокинь, его после Толстого плохо промыли. А трусы можешь оставить, хотя эти три нитки на них не особо похожи. — Это стринги — мода такая женская, если ты не в теме. Короче, хочу себе там эти розы, фиалки, тюльпаны. Ну, как в раскрасках для бабушек, только на пояснице, — девушка действительно перестает махать ногами, больше похожими на лыжи в чулочной обертке. — Хорошо, но только будешь выполнять все мои указания, если хочешь, чтобы получилось нормально и не слечь при этом в Могильник, — говорит Донателло, в мыслях думая о том, что девушкам это всё бить как-то неловко, пусть и также, как парням — всё же впервые за пять-семь или прочих много лет. — Ага, — Длинная вертит головой, наблюдая за процессом работы до тех пор, пока это позволяет видеть её шея. — Кстати, прикольно у вас тут. Нас бы Крёстная при-и-ибила за такой сральник. Ну, срач. — Стараемся, как можем, — бурчит Дон, получая смех в ответ на это от Габи. — Не смейся, мне неудобно работать. — Ещё б были не такими нервными. Чет осмотр у вас не любят, хотя че в нём такого. Кстати про осмотр — прихожу я как-то к Пауку, ложусь на кушетку, чтобы он осматривал мою… — Хватит подобных историй. Ещё одна — вон пойдешь, - ну уж точно, нервы сдают так, что аж невозможно. — Как скажешь, начальник, — Габи сдерживала свой поток речи, пусть и очень уж некомфортно ей было находиться в молчании, но всё-таки она дотерпела до того, как был закончен эскиз, а после и сама татуировка. Не хотелось ей говорить о личном, потому что боялась опять шуткануть или рассмеяться. Донателло наблюдал за поведением этой особы. Естественно, решать за Слепого в плане личной жизни права никто не имел, но… Вдруг у него появятся романтические чувства к ней? Такое же как бы случается, если время от времени спишь с человеком? А Габи — особа не очень-то и верная, или всеми силами пытается доказать, что она такая и вполне в этом преуспевает… Может ли Слепой повторить судьбу Мавра даже без его дурацкого закона и ненависти к остальным группам? Даже если не может, страх от этой мысли в какой-то момент застелил глаза и чуть не испортил работу. — Ну всё, как тебе результат? — Спрашивает колясник, показывая результат с заныканного для таких случаях фотоаппарата и женского зеркальца, одолженного клиенткой. — Бывают же руки, откуда надо. В жопе достаточно и затычки. Или шила. Ну а ещё больно, но фигня. Вот как-то раз мне предложили руки связать веревкой, вот там веселуха была. — Ладно, если серьезно — три-четыре дня то, что я приклеил не снимать, ухажерам и себе до татуировки не дотрагиваться до и какое-то время после снятия. Ну и день-два бухать нельзя точно, хотя обычно это правило мимо ушей пропускают — и зря. И вопрос лично от меня не по теме — часто к Слепому будешь захаживать? Мы как бы тоже в этой комнате живём. — Не знаю, я лично не против, но видала любовников и получше. Больше видят, что даме надо, — Габи смеется и харкает в ванную. — А если честно, вижу твою осторожность насквозь. В ваших этих играх участвовать не собираюсь, поэтому че б не сказать? Рыжий меня послал. Не, не нахер послал, а к вожатому послал. В постель, — она вновь включила режим дурочки. — А что? Ревнуешь, что ли? Ну я и с тобой не против. — Спасибо, предпочитаю общество мужчин. Одного конкретного, которого пару раз уж слишком захотелось засосать прямо посреди ночи, наплевав на выздоравливающего Шакала и Бунтаря с бессоницей и все прочие такие важные обстоятельства. — Ну так я тоже. С девками легче спалиться, да и потом могут начаться вопросы «я что, теперь розовая?» «мы теперь навеки вместе?». — Ладно, ещё сейчас дам кое-что заживляющее, после снятия наносить будешь. И, думаю, Рыжий своей цели от тебя добился, — Новый Закон…***
" — У вас, девчонок, тоже клановые войны?» " — Это тут настолько жестокие дразнилки, что вы пять или сколько там лет не общались?» " — Серьезно, и никакой тайной любви, несмотря на жестокий запрет?» Казалось бы, за эти годы не один лишь Бунтарь пришёл в Дом, и девушки должны хоть с каким-то снисхождением относиться к подобным вопросам, но его посылали далеко и надолго. Да, девочки в Наружной школе тоже обижались на какие-то странные вещи, которые начинаешь понимать лишь с возрастом, но большую часть обывателей противоположных полов отличают только интимные отличия, и то не всегда. А выглядел юноша нормально — только на футболку капнул какую-то еду со столовой, что неудивительно… Хотя, чего уж думать — его и парни посылали, пусть и то, что ему рассказывали и то, считалось «откровением». — Это Табаки им лягушек в комнату напускал, и они обиделись и пошли выполнять пятилетку? — Подходит Бунтарь к Чёрному, вычитывающему что-то на стенах. — Шутишь, уже прекрасно, — Чёрный вздыхает и отворачивается от стены. — Просто не понимаю, нахуй было вводить закон и отменять его? — Потому что он уже исчерпал себя? — Не знаю, не знаю — более-менее спокойный выпуск лучше, чем несколько новых получившихся парочек и возможность завести подружек. Случилась трагедия, я тебе не в первый раз рассказываю — я не особо всё помню, но вроде там девушку не поделили. А тут тебе и Закон после стольких лет, когда нихуя там не знаешь, и группа, которая вожака себе не выберет, Габи, которая может и скандал учинить, если захочет, да и просто Слепой с его не, хах, совсем адекватной реакцией на людей. Я, блять, ненавижу Дом всем своим несуществующим сердцем, но раз уж я тут… — А по-моему, сердце-то у тебя как раз есть. Ну, или ты выработал его, — только и отвечает безрукий. — …Арх, — блондин пытается что-то сказать, но лишь шипит. — Пиздец. — Пиздец, — соглашается собеседеник, думая про каждую деталь этого места и Дом в общем.