Интермедия

Обычный день, как и многие другие. В столовой был немногочисленный люд, а из Четвёртой там восседали лишь Лэри, Бунтарь и Табаки. Так уж получилось, что и вожак Логов, отошедший от своих приспешников, и не договорившийся на дополнительные куски хлеба Шакал, и обычно долго копошащийся в столовой безрукий вышли примерно одновременно и направились в сторону комнаты. Около входа стоял Горбач с Толстым на привязи и Македонский, в очередной раз пытавшийся слиться со стеной воедино. — Что, воздух здесь какой-то другой, что Толстого здесь держишь? — Шутливо поинтересовался Бунтарь. — Да нет же, — нервно ответил тот. — Кто-то Четвёртую запер. — Запер нашу комнату-у? — Сразу же подъехал Табаки. — Такое не случалось со времен, м-м. Да вообще вроде с никаких не случалось. То есть, совсем. — А, может, Чёрный решил выпилиться? Ну, ему стало настолько стыдно за тот факт, что его побил колясочник. Пусть это и было с неделю назад, — вклинился в разговор Лог. — Проиграл же. А когда это было — уже не так важно, — говорит Шакал, понимая, что такая версия событий Чёрному явно не идёт. — Лэри, блин, я и так волнуюсь. А ему ещё и поддакивают, — хмурится Горбач. — Ну или Лорд, — продолжает Бандеролог. — Ну, он выпилиться решил. Или они вместе. — Может, хватит про суицид? — Предлагает безрукий, и Горбач кивает в знак согласия. — Можно про убийство. Ты вот вообще неубиваемый какой-то, а зря, — грубит в ответ глава Логов. — Ты просто недостаточно стараешься, — стреляет бровями Бунтарь. — Спасибо, что такого, блять высокого мнения обо мне, — прикатывается откуда-то из коридора Лорд, видимо услышавший начало разговора и волнений. — Оп-оп, минус один! — Восклицает Лэри, сразу же меняя тему и забрасывая мысль ещё раз подраться с безруким и вообще получает несильный подзатыльник от неудержавшегося Горбача. — Мы не учли Слепого. Может, думает о смысле бытия! — Предполагает Табаки, а Лог начинает долбиться в дверь. — Вот и думал бы в ебенях, куда уходит, — буркает Лорд. — У вас проблемы? — Подходит ближе ухмыляющийся Рыжий. — Кому-то захотелось личного пространства и запертой двери. А это у нас, в Четвёртой. Просто невозможно, — отвечает Табаки. — Так какая же эта проблема? — Выглядывает откуда-то Стервятник с появляющейся неровной ухмылкой. — Признаться честно, уж не думал, что на вашей двери вообще существует такое приспособление. Вожак Третьей роется в связке то ли отмычек, то ли ключей, а после отобрав парочку, подходит к двери и садится на колено. Спустя меньше, чем минуту, дверь щёлкнула, и внутрь почти сразу же зашли все ждавшие обитатели, а вожаки других стай удалились. Никто вроде как не умер, это уже хорошо. Да и вообще, в комнате уж очень спокойно. И так продолжается до тех пор, пока откуда-то с полки не показывается нога в поношенной и наверняка видывавшей женской белой туфле на каблуках. Вскоре оттуда же вылазит вторая нога уже вовсе без неё, а только в помотанном временем чулке. Птица, что ли, экая? А потом тело показывается полностью — это вовсе оказывается девушка, одежда которой составляла только эти чулки, туфля, боевой раскрас на лице, да свитер, едва прикрывающий задницу. Ну, либо уж очень хорошо переодетый парень? — Приветики, — говорит всё-таки она, а не он, да настолько прокуренным голосом, что он вообще не должен принадлежать женщине младше сорока. — А что, так можно было, что ли? — Удивляется Бунтарь, смотря на то, как следом показывается полностью голый Слепой с фиолетовыми следами везде, где только можно и кидает с кровати туфлю и юбку. — Мерси, — ухмыляется красавица, и не особо стесняясь, напяливает подарочки, кинутые с кровати, а после походкой пьяного лыжника берёт костыли уходит прочь из комнаты. — Как бы нет, но, видимо, на практике оказалось, что можно. И такое бывает, представь себе, — отвечает Табаки, прощально махая рукой гостье. — Вы загадили мою кровать! Мою обитель! — Вдруг кричит Лэри, начиная скидывать со спального места манатки вожака. Тот лишь пожимает плечами и слезает. — Спасибо, что не мою. Правда, — тихо вздыхает Горбач, качая головой, пока наблюдает за чуть ли не рыдающим Логом. — Надо сделать объявление, поэтому скажу так, а дальше уже Логи и стены, — вдруг начинает Слепой, находя рукой на полу верх своего прикида и напяливая его задом наперед. — Завтра будет действовать Новый Закон. Можно будет общаться с девушками. После этих слов Лэри, несмотря на свою работу разносить новости лишь продолжил возиться над постелью, Горбач округлил глаза и даже на секунду перестал корпеть над застежками привязи Толстого, Лорд выкатился из комнаты, Табаки завис, а Бунтарь удивился. — Мда уж, для такого знаменательного события нужна будет просто одна ночь с алкоголичкой. Видимо, настолько всё удалось, — единственное, что сказал безрукий, нарушив тишину и шум Лэри в комнате. Спустя минут пятнадцать, новость только хоть как-то переварили. Логи разносили вести, и, наверное, вскоре Дом будет похож на шумное и обсуждающее новость место. В Четвёртую зашёл, если можно было так назвать еле сдерживаемый топот и злобный хлопок дверью Черный со всё ещё видным фингалом на щеке. — Чт-, — парень осмотрелся, сразу почувствовав напряженную атмосферу. — Что ни день, так цирк. — Слепой девушек возвращает. Эм, ну они и так уже были, просто почему-то вы же их избегаете. Видимо, возвращает с разговорами, гостями и всем таким, — подходит разъяснить Бунтарь — единственный, кто сейчас способен рассказать эту новость. Шакал всё только переваривает, а остальные узнавшие кроме Македонского и Толстого уже находились вне комнаты. — Пигалица какая-то полуголая вылезла, а он такой: «Всё, Новый Закон». — …Только этого, блять, не хватало! — Он сжал кулаки. — Мало того, что он девочку, которая была в него влюблена чуть не грохнул, так ещё и… Табаки бросил какую-то саркастичную фразу в ответ на чужую беседу, и всё ещё не отойдя от мыслей, направился на улицу. Дождь заливал задний двор Дома, начиная от дуба, заканчивая протекающим крыльцом. Но Шакал не унывал и даже обрадовался появившемуся запаху и прохладным каплям. Девочки… Сейчас вроде как то время, когда можно будет найти себе боевую подругу; обжиматься по углам; ходить в гости; отбиваться от воспитательниц женского крыла, которые наверняка следят за целомудрием больше, чтобы в подоле не принесли; смеяться со всяких глупостей; чувствовать как щекам приливает жар, но что-то не особо-то и хочется. Из девчонок помнится только маленькая Рыжая с Могильника, прятавшаяся под альтруисткой маской Чайки; главная летунья Крыса, с которой из всех постоянных летунов проще всего договориться, но сложнее всех найти; пакостная Бедуинка, пытавшаяся своровать амулет прямо с чужой шеи; да Габи, совратительница всего натурального мужского филиала и не натурального женского, как уж такую не знать. Даже несмотря на любопытство и всё прилагающееся, что там творится в женском корпусе, Табаки знать не знал. Македонский показался из окна Четвёртой и бесшумно, одними телодвижениями спросил, не забрать ли Шакала. Тот в ответ помотал головой, махнув рукой, «позже». Кстати, о загадках. Этот человек, если вообще, можно так называть, был позаковыристее девичьих секретов. Когда он появился на пороге Четвёртой, Донателло, Шакал и наверняка Слепой сразу поняли, что парень не мог быть обычным новеньким, что, впрочем, можно сказать про каждого обитателя Четвёртой. И подслушанный разговор родни подтверждал это. Македонский мог выгореть от одного неправильного или слишком правильно сказанного слова или просьбы; Македонский использовался неправильно типичной Наружной семьей; Македонский заработал аллергию на лимоны; Македонский мило поднимал уголки губ, при этом пытаясь скрыть этот жест, когда Шакал аккуратно, будто чтоб не спугнуть, подкармливал его из своих запасов, особенно когда удалось найти среди них грецкие орехи; В конце-концов, он был неотъемлемой и важной частью Четвёртой в той же мере, что и Слепой, и Донателло, и сам Табаки. Просто надо знать, что ангела в веснушках не нужно пытаться раскусить или подловить на каком-то плане заговора, а нужно как минимум уважать, не использовать его доброту и услужливость (разве что чуть-чуть) и доброжелательно относиться. И хочется это всё делать не из-за мер безопасности. — Мда уж, от девчонок к Македонскому, — усмехнулся себе под нос колясник и подставил лицо под капли. Много думать и держать мысли в себе вредно для здоровья и ещё определенно точно наверняка успеется… А потом как раз и Мака можно будет попросить отнести в комнату на руках…

***

Девочки и мальчики смотрели друг на друга как на инопланетян, и несмотря на Новый Закон, о котором Лорд сразу же сообщил Донателло как только узнал, они друг друга побаивались. Поэтому в общем холле было столпотворение — «они» не спешили идти к «нам», «мы» к «ним». И всё это было бы забавно, если бы не было так страшно. Хотя, попытки отойти от группок и заговорить с кем-то были. Как например, у Красавицы (а Птиц-то кроме него и Коня вообще видно не было, в отличие от Крыс и Псов) из Третьей уже завязался разговор с колясницей (нужно будет узнать женские клички, а то как-то совсем уж глупо). Пусть и беседа была основана на междометиях «э-э» и «у-у, эм», и вообще очень информативная сама по себе. Художник отвёл глаза и проехал мимо. Удачно же всё срослось, что разбирательства с Акулой и Ральфом и Могильник закончились именно в такой важный день. Надо забрать в Четвёртой пару вещичек и уже решать, что же там с Законом. И чего больше — мелких однозначных плюсов или больших неоднозначных минусов и какого-то подсознательного страха. Его стая, конечно же, на всё имела своё мнение. Слепой после принятия Закона пустит всё восвояси до тех пор, пока так будет можно. Чёрный и Бунтарь наверняка будут так или иначе чем-то недовольны. Лорд, Македонский, Толстый и Горбач в конце-концов, будут нормально относительно их общаться с девушками. Лэри точно себе кого-нибудь найдет раньше, чем пойдёт первый снег и будет пускать ещё больше слухов. Только вот Шакал, вместо того, чтобы полезть в гущу событий… Спал. Крепким, будто непробудным сном. То, что сейчас происходит с Табаки было интереснее, чем идти общаться с противоположным полом. Ну, или по крайней мере, можно было себя убедить в этой отсрочке. Девушки винили парней, пусть и выпустившихся за Кровавый, и наверняка видят своих ровесников такими же как те старшеклассники. Только вот чужие обвинения это ладно, страшнее винить самого себя в том, что не смог хоть попытаться всё предотвратить. — …Который сейчас час? — Прохрипел Шакал откуда-то из-под одеял, напрочь испугав убежавшего Македонского. Заболел, а всё равно прикалывается над бедным Маком. — Вот ведь издеватель неблагодарный, — качает головой художник. — Да ещё и так удачно заболел, — говорит Горбач. — Слепой принял Закон… — Да, спасибо, я уже знаю. А тебя, Табаки, лечить сейчас будем. — О нет! — Неподдельным страхом закричал он и зашёлся в отчаянном кашле. — О да, — почти хором ответила почти вся Четвёртая кроме Толстого, и отсутствующих в комнате Лэри, Македонского и Чёрного. — Это получается что, вр- Пауков звать? — Сразу после спросил Бунтарь. — Пауков будем звать, когда ты осознаешь свою деменцию, — достаточно грубо ответил Шакал, после опять сойдясь с приступом кашля. После парочки последовавших советов подобного типа Бунтаря вообще в конце-концов, мягко выставили вон — пускай, с девчонками пообщается. Остальные же останутся, многие лучше уже потом заново перезнакомятся, когда любопытные носы уйдут в свои или в понравившееся женские комнаты. И начали лечить все сразу, кто как знал. Лорд предложил коньяк, но свои запасы, которые у него точно были ворошить пока не стал. Горбач убаюкивающе играл на флейте. Вернувшийся Македонский бегал туда-сюда по просьбам Шакала принести ту иль иную настойку, которые у него вообще почти никогда не было принято подписывать. Донателло решил отмывать в огненной воде, которая будет стоять такой ещё пару дней со включенным нынче отоплением, которое к зиме непременно вырубят. — Да ты издеваешься над, кх-кх, мной! — Произнёс Табаки, когда Македонский окончательно перенёс его в ванную по просьбе художника, пока тот волок какую-то охапку высушенных трав. — Это же не?.. — Именно оно. И я не издеваюсь. Разве что чуть-чуть, — Дон ухмыляется, без стеснения подъезжая ближе и предлагая натереть спину чесноком. Такой уж праздник — Шакал и ванная редко встречаются. В конце-концов, после процесса отпаивания Табаки непонятно каким молоком, принесенного Слепым, напяливанием самодельного компресса и чтением над его ухом мантр под флейту, даже Лорд не сдержался, наливая в украденный когда-то с кухни стакан какого-то Наружного алкоголя из тайника. Такая уж забота в Четвёртой — беспощадная, но своя…