***
Новость о Ральфе, о его приходе назад взбудоражила весь Дом, но не Бунтаря. Ворвавшийся в кабинет после урока Лог Гибрид начал матерно и с соком говорить о возвращении воспитателя Третьей и Четвертой. Видимо, остальные его товарищи по кожанкам и новостям уже забегали в комнаты и остальные кабинеты. Три хихикающих девочки с потока понимающе вышли, а немногочисленный народ сразу встрепенулся и отставил свои дела, пусть и был в количестве любящего урок литературы Ангела, только что проснувшегося Бабочки, снявшего наушники только когда его пнул сосед по парте Лопотуна, и сам сосед — молча чиркающий что-то в блокноте весь урок Ушан. Ещё одна деталь — видимо, эти люди настолько зависели только от самих себя, что им даже воспитатель за эти полгода или сколько они там жили не понадобился. Ну, видимо неделя после того, как умер Помпей и в Дом приходили куча людей, осматривающих всё подряд — и это место опять захлебнулось в общем безумии. После уроков, которые Бунтарь за это время посетил раз или два для вида, его остановил Наф, один единственный, без своих братьев-поросят. — Умер Гуль, — с грустью начал он. К мёртвым у Фазанов относились с почтением, видимо, каждый четверг, а не только тот один, что удалось нормально застать, им устраивали натянутые поминки с заранее заученными репликами и вздохами. Иногда и плачут, для вида или нет. — Не хочу долго разговаривать с тем, кто отверг наше общество, но ты его знал, и приглашаешься на поминки сегодня вечером. Одни-единственные, потом ты не принимаешься назад. — Да я вас всех от роду неделя знал, так что тёплых чувств не сохранилось, можешь не волноваться, — мотает головой в ответ и уходит куда подальше, слыша что-то про свою неблагодарность вдали.***
В Четвёртой, впрочем, была обычная атмосфера. Только Лэри гонялся по комнате как угорелый, и Горбач просил его успокоиться, заверяя, что все уже знают о возвращении воспитателя назад в Дом. — Что, серьезно, Р Первый говорил с тобой только о Волке? — Спрашивает Донателло у Слепого. — Только о Волке. — Ну да, о Помпее лучше говорить с его пёсиками. И только эти две темы могут интересовать вернувшегося назад, — кивает Лорд, закуривая. — Ха! Ты небось не сказал, что прикончил его собственными руками? — С сарказмом спрашивает Чёрный, и в его сторону сразу поворачивается несколько голов. — Сказал. Иносказательно, — было непонятно, шутит ли вожак или говорит это на полном серьезе. — Удивительно, что за эти четыре года ты остальных ещё не переубивал. — А знаешь, нам всем хотелось! — Подражает Табаки. — Только вот сходу очевидно, что нас пока не за что. Пусть, как я уже сказал, очень бы хотелось. — Ага, значит Волка было за что. — Вот! Первая здравая мысль за этот год у тебя! Нужно, наверное, это отпраздновать! — Отмечает Шакал. — Конечно же было, за что! Было за что… Бунтарь представил в голове образ этого человека, пусть собранный из рассказов одной лишь личности, знавшего его. Гитарист, истинный бунтарь, идущий против системы, и не названный так по стечению обстоятельств или ошибке, первый придумавший сломать тиранию Спортсмена, тогда ещё глупого десятилетнего мужлана. Хотел стать вожаком, насколько Чёрный это понял и смог пересказать. Как и Помпей. Это что, какая-то вожачья конкуренция? Папа Стервятник наверняка держит в своем Гнездовище черепа таких смельчаков. У Крыс вожаки меняются как перчатки, и Чёрный сам говорил, что на своём веку видел и мог назвать точно десять таких. Джин наверняка перегрыз бы кому-то глотку и без этого желания, а если кто-то нацелится на пост Фазаньего старосты, то его будут рвать и драть за каждые косяки на собраниях со скрипучей доской, куда ставят Кита. А Псы до сих пор не смогли себе выбрать нового, и было заметно, как они эту неделю хоть и продолжают ходить в Кофейник и столовую, на уроки и работать Логами, но они жмутся по углам, теребят ошейник и вообще нервничают. Странная игра, кровавая. Как будто у Наружных правителей, но обычно без жертв среди «народа». Думать настолько не хотелось, что Бунтарь решил собраться на поминки этого Гуля с седыми волосами и стремным взглядом. Цветов не было, слов сожаления тоже, а желание нарвать крапивы пока ещё едва растущей во дворе, пришлось подавить из-за того, что протезам будет больше вреда, чем пользы, а рот жечь не желалось.***
Поминки были такими, какими и ожидались. Дирекция отдала белую лилию как на традицию памяти в какой-то там стране, Фазаны выстроились вдоль стола, на котором стоял этот цветок и старая рамка, стройными двумя параллельными рядами по семь человек, а Бунтарь решил встать в конце между Сипом и Плаксой. — Сегодня мы собрались потратить час нашего обычного свободного времени не просто так, — начал Джин, стараясь выдавить грустную мину. До Птиц было далеко, конечно. Пф, главный оратор таких мероприятий. — А чтобы почтить нашего верного товарища по грызению гранита науки, Ара Гуля. Этот замечательный, пусть и несколько раздражающий человек запомнился всем нам своей необычной причёской, ледяным взглядом и прекрасными познаниями в области алгебры, особенно навыком быстрого устного счёта. Его печальная смерть из-за неудачной трансплантации органа, который нам любезно одолжили из… Всё. Час слушать это было невозможно. Вместо Гуля на фотографии Бунтарю представлялся он сам. «Наш Бунтарь, безрукий высокий верзила был нами ненавидим. Мало того, что этот невежда мог нормально ходить, он не пользовался этими навыками. Неуспевающий вообще нигде, не слушавшийся нашего стада, я был бы рад, если бы никогда не встретил человека, похожего на него. Несмотря на это, эти поминки сделаны специально в память этого глупца. Давайте дружно плюнем ему в фотографию, а потом в гроб, а потом в душу, которой у него нет!» Джин в каком-то нечеловеческом экстазе в его мыслях и так выглядел очень страшно и отвратительно, так ещё и казалось, что все взгляды белых рубашечек и черных брючек были направлены исключительно на него. Взглядом он не успел рассмотреть, заметил ли кто-то его уход с поминок и неосторожный хлопок дверью.***
— Есть у кого закурить? — Апатия после наигранного траура неприятно легла на сердце, а сам Бунтарь прилег на общую кровать не ожидал помощи от состайников, но ради интереса спросил. В его сторону полетели пепельница и полупустая пачка сигарет, кинутые Лордом, ударившие больно в ногу получателя и приземлившиеся куда-то в одеяло. Македонский подошёл и будто опасаясь чиркнул зажигалкой, после собирая прямо руками разлетевшийся пепел. — Где был? — Это спрашивает насмешливо Чёрный, явно уже нетрезвый. — В астрале, — отвечает Бунтарь с сигаретой во рту, боясь её уронить на легко воспломеняемую простынь. Пьяный шутку не оценил. -… И ты туда же?! А я ещё хотел окончательно показать тебе натуру этого места. — Ты что, пьян? — Поднимает слишком высоко брови Табаки. — Если уж ты запил, то в мире явно какой-то конец света. Хотя, у нас есть Логи, они б оповестили. — Ага, это же вы все бухие в стельку, один на другого похожие! — А что, надо быть на тебя? Ну точно не в этой жизни, — качает головой художник. — Тебе помочь умыться или сам справишься? Чёрный показывает средний палец, и в ярости, пошатываясь, уходит — А точно, сегодня же годовщина смерти этой, как её, Бультерьерихи, — раздается откуда-то с части Лорда. — Нет, не смерти. Да и к тому же, она ненастоящая, — поправляет Горбач. А Бунтарю не хочется даже выяснять, что за собака и как скоро вернётся Чёрный. Надо же людям хоть иногда побыть одним, пусть и таким образом…