***
Стервятник сразу же уходит в Гнездо, Рыжий прикуривает у вошедшего в транс Мертвеца, Слепой направляется не пойми куда, а Помпей без своих вездесущих летучих мышей подходит к татуировщику. — Мне нужно с тобой поговорить, — лицо громадины заметно наливается красным. — Разве ты не высказал всё, что хотел тогда? — Вожак ваш молчит в тряпку, а ты тут с младых ногтей. — Также как твои Валет и Филин, Горбач, Чёрный, Табаки, Соломон… — Помпей сжимает кулаки и еле сдерживается, чтобы не ударить по стене или по кому-то из всё ещё наблюдающей Четвертой. — Если я спрашиваю у тебя, то ответ хочу услышать твой! Слыхал я про ваш закон. «Умри за вожака или сдохни в тени бесславия»… Он действует в Четвёртой? — Вожак перебил говорящего, а когда речь зашла про этот закон, Лорд оторвался от покраски ногтей на вису. — Конечно действует! Каждый из нас умрёт славной смертью, а потом про нас напишут песнь! Даже Толстый, представь себе! — Вмешался Шакал. — Фу-у, нет, мы не как уебище Мавр! — Запротестовал Лэри. — В общем, нет, не действует. У нас полная свобода выбора. — Вот и молодцы, — Помпей стрельнул бровями. — Вам же лучше, не падете от моих людей как эти, как их там… — Поверь мне. Я лучше тебя знаю, что «за эти как их там» тогда умерли. Напыщенный вожак цокнул с недовольным стоном, приговаривая кажется, что-то по типу «ну-ну»…***
— Ну, вот и оно, — произнес Лорд, заезжая в комнату последним и улеживаясь на кровать не щадя места. — Конечно. Вот и оно. Кстати Дон, чисто спортивный интерес: о чем вы болтали с Помпеем? О том, какие помпадуры сейчас в моде? О том, что не получится набить такую летучую мышь, что будет включать в себя все детали старых? О том, что сделанная собственноручно пудра будет лучше той, что он тоннами наносит на морду? — Табаки пафосно размахивает руками, округляя глаза. — Я пытался его переубедить. Думал, сделал, новичок, полезное для Дома, а теперь всё, прощай, — в магнитофоне заиграла максимально неуместная песня — какая-то попса с двусмысленным текстом. — Откровененнько, — Шакал убирает показательность. — Развиваешь эмпатию к тем людям, что вовсе безнадежны. — Я думал… Просто хватит смертей. Дом и так берет живьем. — Ещё как берет! Тебе нужно научиться различать грань между помощью и этим, хотя казалось бы, ты это можешь! — А может, хватит читать нотации? — Заступается Лорд. — Эй, я просто пытаюсь направить! — Заебали, — фыркает под нос спортсмен и выходит, а следом, недолго подумав, выходит и Бунтарь, оставляя комнату на этих троих и Толстого***
— Так что за какой-то старый закон? — Осмеливается спросить Чёрного Бунтарь уже вне комнаты. — Что-то про умри или сдохни. — Так, что? — Собеседник останавливается и прислоняется к стене. — Это какой из? У прошлых старших дурных законов больше, чем у Третьей растений. — Закон из-за которого переумирали маврийцы, — Бунтарь устремил взгляд на пол, несильно пиная ногой какой-то гвоздь. — Я сильно непонятно объясняю, да? — А, этот. Тут как бы всё добровольно: любишь вожака, люби за него и жизнь отдавать. Но если Череп всё реально пытался оставить на добровольной, а вроде и вообще отменить, то у Мавра там на это подписывались ради каких-то беспонтовых плюшек. В общем, если тогда мы их боготворили, то лет в пятнадцать начинаешь понимать, что Мавр нарцисс и психопат, Кабан наркоман, Хромой без принципов, Череп хитрый соблазнитель и так далее — Как было дерьмо как и осталось, — кроссовок Бунтаря окончательно загибает гвоздь в какую-то неестественную позицию. — Хах, я бы не выразился лучше…***
Всё происходит в спортзале. Просто в какой-то момент Лорд выпихивает засыпающего Бунтаря с кровати, а Донателло говорит идти за ним, а комната, кроме этих троих пустует вовсе. Псы уже расположились на нескольких самодельных лежанках, Птицы находились в уголке, и от них веяло фальшью, Крысы вроде как немного успокоились и не пытались прирезать друг друга, а Четвертая была кто где. — Что здесь происходит? — Юноша подходит к Валету из Третьей, сидящему немного поодаль, но всё ещё там, где остальные состайники. — Как что. Бой, — его голос немного охрип и звучал устало. А в какой-то момент шум действительно прекратился, оставляя лишь тишину и шум крысиных плееров с дешевым рэпом и роком с переломанными басами. Псы встают с лежанок, оставляя сидеть там только колясников, Птицы и Крысы рассасываются по залу, а Четвертой нигде не видно. В конце-концов, не при делах остается лишь едва заметный Македонский в углу и Неразумные. Бунтарь даже сходу не понимает того, что ему нужно также встать на свое место. — Потрясающая реакция! — Возносится чей-то саркастичный одинокий возглас. Место досталось между неходячим Псом с забавной кличкой Тишеедешь и крысой, кажется, Зеленью. Все держались за руки, и приходилось делать очень неудобную позу из-за роста. Даже казалось, что сквозь протез чувствуется, как соседи его сжимают. И становился понятен смысл данного круга. Он создавал достаточно пространства в середине, и всем было прекрасно видно происходящее. Совершенно не реагирующий на ситуацию Слепой против потирающего руки Помпея, бросающего кому-то из Шестой стаи свою футболку, что выглядело крайне неуместно. Начало было гораздо дольше, чем конец. Единственный стоящий в круге Неразумный — Слон, выкрикнул «Раз-Два-Тр-ри!», и бой начался. Закончившись буквально за тридцать секунд тем, что взору всех участников предстал упавший и харкающий кровью вожак Псов с ножом в горле. Секунда, моргание глаз и отторжение происходящего — и он уже был мертв, или, по крайней мере, не двигался.***
Бунтарю было крайне противно, и осознать хоть что-то он смог только зайдя в ванну, сняв перед этим протезы. Состояние было крайне никчемным — помыться было крайне сложно, а звать кого-то не хотелось. Как будто ВСЁ здесь было неправильным. А остальные знали — Табаки, Донателло, Лорд и Горбач так точно, про Слепого даже думать не хотелось и только Лэри и Чёрный, наверное, ожидали какой-то другой исход событий — Я думал, что Дом губит в переносном смысле, как улица, — тихо произнес Бунтарь, когда сюда заходит Чёрный. Как будто это было ожидаемо. — В Зоне и расстройствах, конечно, мало приятного, но то, что этот Бледный буквально кокнет Помпея. — И сейчас лезвия прячет. В мою наволочку, — кивает Чёрный. — Волка он тоже в буквальном смысле убил, а не по неосторожности или куда-то там отправил иносказательно, если по моему тогдашнему рассказу можно так подумать. — Блять. Хочу смыть с себя эту гадость, но мои протезы воду ненавидят. — Позвать Македонского? — Нет, не надо только не его, — Бунтарь замотал головой. — Сейчас вылезу, всё. — Ну, смотри, можно зубами, — Черный берет самую чистую на вид мочалку и наносит на нее воду и чей-то шампунь и протягивает блондину. Тот кивает. — Можешь остаться тут? Мне сейчас противны остальные люди из комнаты. — Обычно меня просят уйти. Могу, хоть это и странно. Вот так, в общем молчании и провелся этот вечер. А уже, общими усилиями закутанный в полотенце, Бунтарь и выкурил первую сигарету, будто сказав ей очень многое и чувствуя то, как волосы не принимают влагу и проливают её на лицо…