Интермедия

Со временем, Наружная (Клякса только недавно понял, что это слово иногда употребляли здешние старшие и Вонючка при упоминании всего, что находится за Домом кроме какой-то Изнанки) жизнь стала всё больше и больше забываться, и мальчик уже с трудом вспоминал лица мальчишек с соседних парт или девчонок, которые маячили перед взглядом при каждом выходе на улицу. Забывались учителя и собственная комнатушка, которая скорее была складом каких-то родительских и хозяйственных вещей, да парой игрушек и учебников. Перед Кляксой пощелкали пальцами, а тот тряхнул головой, убирая воспоминания и уставился на альбом, в котором он бездумно что-то рисовал, слушая сидящего на полу Вонючку. Мальчик и сам не заметил, как начал достаточно много общаться с ушастой и чумазой катастрофой. Из ходячих он знал только крестную, которой не хотелось докучать, да Сиамцев — с остальными общаться не доводилось. Филина в комнате вечно не наблюдалось, как будто он тут и не жил; Ангел игнорировал Кляксу; Бабочка сходу однажды заявил, что ни с кем из колясников больше не хочет дружить. А Дракон был занят поручениями маврийцев, молчаливым вышиванием или громким сном. — Ну так вот, а мне говорят, что у организации, ну то есть, Дома нашего, уже есть всё нужное обеспечение! — Вонючка шикает, когда дырявит палец иголкой, зашивая какой-то из -дцати его любимых разноцветных носков. Намерение заполучить всё подряд от каких-то благотворительных организаций смешило Кляксу, учитывая, что под кроватью вымогателя и немного остальных, во многих ящиках и даже на втором этаже скопилось множество вещей, которые принадлежат лично этой сороке. Кляксе-то для счастья только карандаши (хотя, годился и уголь после посиделок старшаков), да альбом (на стенах он практически не рисовал и не писал, хоть и надписи там стали понятнее). — А ты скажи ему, что директор все деньги тратит на… На ремонт бассейна, я тоже бы хотел покупаться, — внезапно говорит рисующий, сам поражаясь своей идее. — Нашей комнате только плавать и загорать, — улыбается Вонючка. — А вообще, хорошая идея, может сработать! Клякса улыбнулся в ответ, рассматривая получившийся рисунок. — Хм, а может, сказать, что ты им потом рисунок пришлешь как благодарность… Нет, хрень. — Я не хочу никуда их отправлять! — А мне казалось, ты учавствовал во всяких там конкурсах «нарисуй монетку — подарим конфетку»… А вот вместе повыпрашивать — хорошая ведь идея. Ведь два маленьких бедных мальчика, чьи ноги отобрали во имя науки и их бросили такие важные для Наружности родители печальнее, чем один такой. — Ну я не знаю, у меня всё вроде есть, у тебя тоже много всего — Да тебе только чуть-чуть погрустить о том, какой ты несчастный. А в хозяйстве всё пригодится! Спустя немного подначиваний, Клякса согласился на авантюру для него и обычное дело для сообщника, а он запел очередную песнь. В этот раз человек на той стороне провода поддался убеждениям, и обещал прислать вещи. Клякса выпросил несколько наборов фломастеров, а Вонючка вообще договорился на какой-то список в три раза точно больше стоимостью. — На! — Произнёс спустя небольшое время после звонка, выныривая из своих запасов и протягивая какую-то бутылку. — А это что? — Настойка для оздоровления, просто, без подвоха и пьянства. Для алкогольных нам всем нужно возмужать, а то в Могильник слетишь, — после последний фразы Вонючка поджал губы. — Очень страшное место. Логика Кляксы в этой ситуации была такова: настойка — почти сок. Жидкость действительно была сладкая, но после сводящая горло. Каким-то образом, мальчик настолько увлекся этим эффектом, что выпил всю поллитровую бутылку, после проведя достаточное время у раковины в туалете, пытаясь насытиться водой из-под крана после того, как горло горело, и это не было прикрыто первым эффектом. — Странная штука, — ответил он, возвращаясь после этого в комнату. — Первый раз у всех такой. Хотя, эта вроде не жестокая совсем. А на следующий день, по иронии судьбы, Клякса попал в Могильник. Вырвав прямо в столовой перед едой и с температурой. Напичканный какими-то лекарствами и вырвавший ещё один раз, он лежал на койке и не понимал, чем же так было страшно это место. Белые стены были какими-то до жути знакомыми, было скучно и противно, но больше не рвало и тем более не пугало. Гость в палату пожаловал неожиданно. Мальчик, бегущий словно от чего-то, совсем не обратил внимания на лежащего, кинулся под койку. Он был странноватый и взъерошенный, с черным цветом волос, больше не успелось разглядеться. — Ты кто? — Голос был с неожиданной хрипотцой. — Не выдавай, — очень тихо ответило лежащее под койкой тело. — Ладно, — Клякса воспринял сокрытие прячущегося как игру или вызов. — Расскажи о себе. — Потом, если успею. Всё, не спрашивай ничего. В палату потом действительно вошел один из врачей. Ну, или просто взрослый мужчина в белом халате. — Тут мальчик не пробегал? Светлый, с черными волосами, твой ровесник, — попытался изобразить доброту в голосе он, странный холодок всё равно был ощутимо слышен. — Нет. Я, кажется, слышал чей-то бег за комнатой, — мальчик очень постарался принять невозмутимое лицо, несмотря на то, что из-за плохого самочувствия это было сделать достаточно трудно. Врач с подозрением кивнул, но на всякий случай всё равно осмотрел старый шкаф в палате, а после быстро зашагал, чуть ли не побежал из палаты. — Спасибо. В общем, коротко — я — Волк, меня ищут Пауки, — также тихо как и до этого ответил мальчик после того, как уже почти не было слышно шагов. — Пауки? — Врачи в Могильнике, — со вздохом пояснил он. — А что случилось? — Да уже неважно. Просто… Не наводи на меня их, я проблем не доставлю, но общаться сейчас не очень хочу. — Я — Клякса, кстати. — Неходячий? — Ну да? — Рад знакомству… Больше общение не клеилось, а глаза упорно слипались и приносили сон. Лучше, чем плохое состояние или рвота, которая по словам Пауков могла быть, но судя по всему, теперь это уже не страшно. Разбудил Кляксу не Паук или Волк, а… Вонючка. Тихо приехавший в палату, он выглядел нервным и тыкал в плечо пальцем, согнувшись в три погибели. — Ты чего тут делаешь?.. — Спросонья спрашивает мальчик, потягиваясь в кровати и отмечая про себя, что ему лучше. — Пришёл тебя спасать из Могильника, тебе тут еще дня три лежать. Это же кошмар и не нужно совсем! Я много раз травился, и знаю, что столько лежать — не надо. — Да всё нормально, мне никаких уколов не делают. — Вот и славно, что уколов не делают! В общем, походу я ингредиент в настойке когда-то там попутал и отравил тебя случайно. Себя — ладно, но тебе я обещал без подвохов, и ещё так подставил. Вот поэтому и вывожу. Тут ищут не тебя, так что нормально. И внимание я хорошо могу отвлечь. А сюда относят обратно с комнаты тут, по словам очевидцев, только если с операции сбежишь или с чем-то серьезным, где там капельница, уколы и всякая дурь нужна. — Если идешь — иди без меня, я сам справлюсь, — зашептал Волк, который на удивление Кляксы, всё еще притаившийся под кроватью и услышавший разговор. — …Ладно, комната мне нравится больше, — спустя время ответил Клякса, и Вонючка с облегчением выдохнул. — Пошли скорее, мне кошмары про это место и так сниться будут, — он немного нервно перебирал рукой один из амулетов, пока тот, кого должны будут спасать перебирался в уже любезно приволоченную из угла палаты коляску и быстро выпивал принесенные, видимо, во время его сна Пауком таблетки, решив, что лучше уж это сделать. Мальчикам действительно везло — на пути попалось лишь пара одиноких рассеянных Паучих — их не надо было отвлекать посторонними звуками — достаточно было быстро и тихо проехать. Когда они приближались к выходу с Могильника — впереди умело маневрировал Вонючка и смотрел обстановку, его внимание привлекла рыжая худая девочка с босыми ногами, в пижаме и с медведем в руках. — Скоро тут будут проходить Пауки вроде как, — спокойно сказала она, выставив свободную руку перед коляской Вонючки и даже не пытаясь понизить тон голоса. — Пошлите за мной. — Пошли? — Пошли. Всё-таки на полпути к выходу не хотелось объясняться о том, что делает больной практически в Доме, а не в своей палате в лежачем режиме. — Ну вот, — девочка открыла палату, находящуюся недалеко. — Можем сидеть, сколько хотите. Что-то скажут про вас — я обижусь. — Ну и что, что ты обидишься? — Спросил Клякса, заезжая внутрь. — Если я обижаюсь — мой друг заболевает. А ему очень нельзя болеть, он — почти нежилец, и Пауки это понимают, — рыжая девчушка расправила плечи и указала на помахавшего лежавшего худощавого мальчика с добрыми глазами и практически такими же по цвету волосами, как у нее. а потом она указала рукой на себя. — Я — Рыжая. — Мы видим как бы. — А я — Вонючка, — он въехал в палату последним и закрыл дверь за собой. — А, ой. Ну, я Клякса. — Ну, мой друг — Смерть, кличка у него такая, — сразу пояснила для Кляксы она. — Всё, время знакомств закончилось! — Неугомонно провозгласила, усаживаясь на койку к Смерти. — Вот чьей судьбе точно завидовать нельзя, — произнёс Вонючка, таращась на Смерть. — Ой, да мне почти не больно. И не приходится с Хламовником жить, — ответил не-жилец, освобождая часть места для подруги. — Один плюс против кучи минусов. Экая дрянь. — А что за Хламовные? — Комната ходячих, — пояснил Смерть, после высунув язык. — Полная иди-иотов. — Предлагаю сыграть! — Вдруг заявила скучающая Рыжая. — Во что-нибудь настольное, естественно. Как ни странно, с её идеей согласились. После нескольких партий в Монополию и разговоров ни о чем и небольшими ссорами, уже повеселевший Вонючка и Рыжая, как ни странно нашли общий язык в игре в нарды, кажется, длинные. Смерть же сам предложил научить уже чувствовавшего себя практически нормально Кляксу играть в шахматы. Вернутся в комнату удалось уже без происшествий только под день, когда Смерть заявил, что не может уже удерживать себя в сознании, да и остальные уже хотели спать, но ни Вонючка, ни Клякса не жалели об этом. Даже если пришлось пропустить завтрак…