Я не предатель

Первое, что увидел только продравший глаза Леви Аккерман — пропущенный звонок от Альмы. Строчка уведомления в телефоне вызвала воспоминания о доме Смитов, несостоявшемся поцелуе и пьяном муже. Запах Истинного, который он всё ещё ощущал, заставлял сердце нервно сжиматься. К сожалению, вчерашний день не оказался ночным кошмаром. В гостиной темно, но тепло, а стрелки часов размеренно отсчитывают время. Леви пригляделся к ним — половина одиннадцатого утра. Черт возьми… он проспал так долго? Одиннадцать часов? Леви редко просыпался так поздно. Обычно он вставал еще до того, как посветлеет, совал в себя сэндвич и уходил на работу. Неспешные пробуждения с ещё не смертельно занятым Каем, ленивые и счастливые, кажется, остались в другой жизни. Тогда они целовались, едва проснувшись, а маленькая Имир прибегала в их спальню. Она таскала большого плюшевого зайца, вскарабкивалась на родительскую кровать и в деталях пересказывала свои красочные сны. Леви любил свой дом. Здесь прошла вся его взрослая жизнь — тут Леви проводил чудесные дни со своим мужем, тут Имир впервые начала ходить, тут они с Каем ругались, а потом страстно мирились, тут Имир плакала, когда её первая любовь разбила ей сердце, тут она пылала радостью, когда сообщила, что встретила Истинную омегу. Каждый уголок был особенным. Леви решил, что ничего не станет, как прежде. Явление, созданное природой, чтобы соединять людей, разделило его жизнь на До и После. Ему придется приспосабливаться к новой реальности, где обитель, служившая для членов семьи пристанищем, опустела. Одна мысль об этом казалась неправильной. Муж давно не радовал Леви и даже не прикасался к нему — с возрастом Аккерманы потеряли интерес к близости. Они больше напоминали старичков, которым осталось довольствоваться лишь робкими поцелуями в щечку, чем супругов в самом расцвете лет. Тема секса у них давно не обсуждалась — Леви, несмотря на свою прямолинейную натуру, таких разговоров старательно избегал, потому что стеснялся. Кай всегда знал, как правильно делать, чтобы супруг получал удовольствие, у него за плечами уже был богатый сексуальный опыт, когда тот встретил восемнадцатилетнего девственника Леви. Но их последний случай секса оказался хуже некуда — Аккерман поморщился от неприятных воспоминаний о том, как муж сделал все слишком быстро, а затем захрапел, повернувшись к Леви спиной. Кай действительно ушёл, пока Леви ещё спал — не выдержал стыда за вчерашнее поведение, как он и предполагал. Кай мог, по крайней мере, убрать постель — скомканное одеяло задавало неопрятный вид всей комнате. Муж знал, как Леви это ненавидит — первые пять лет брака они ссорились только по поводу его неряшливости. «Оно ещё и провоняло алкоголем. Совсем без меня расслабился, идиот», — злобные мысли заполняли голову с новой скоростью, когда Леви снимал постельное белье, сгребал его в кучу и закидывал в стиральную машинку. Перестирать два раза. Только так можно будет пользоваться этим комплектом. Леви вспомнил о звонке от Альмы только когда наткнулся на тот самый пирог, подаренный заботливой хозяйкой дома Смитов. Говорить с ней не хотелось — он не понимал жизнерадостности гиперактивных экстравертов и хотел прихлопнуть их, как летающих над ухом мух. Альма Смит, конечно, больше похожа на бабочку, но и к ним Леви симпатии не питал. «Леви, здравствуйте!», — оживленный голос Альмы заставил Леви дернуться, женщина ответила почти сразу же, и это его испугало. Неужели миссис Смит не выпускает телефон из рук? — Здравствуйте, Альма. Вы мне звонили. «Да! Простите, что побеспокоила вас так рано. Просто занятым людям лучше звонить с утра, чтобы они ничего не планировали. Вот и я решила… вы же всё-таки бизнесмен» «О черт, блять. Неужели ещё одно приглашение на семейное застолье?» — Леви уже начал мысленно искать причины, почему не сможет явиться. Хватит с него дурацких посиделок в идеальном доме Смитов! «В общем, Леви, я хочу с вами встретиться. Не дома, а где-нибудь… вы любите итальянскую еду?» — Люблю, — коротко ответил растерявшийся Леви. Что опять задумала эта странная женщина? Почему ёбаные Смиты не могут оставить его в покое? Только вчера виделись, и Леви едва пережил всё, что тогда произошло. Имир и Хистория ещё даже не поженились, а миссис Смит выжимает из него все соки. Разве это не должно было произойти хотя бы после свадьбы? «Отлично! Я знаю один хороший ресторанчик! Скину вам геопозицию. Жду к четырём». — Подождите, — опомнился Леви, — какая цель у этой встречи? «Никакой цели, мистер Аккерман. Просто хочу узнать вас получше, разве это грех?» Беззаботное хихиканье Альмы раздалось по ту сторону. Черт, она дала ему пирог… всегда была милой и учтивой… хвалила Леви… и он едва не поцеловал её мужа… Чувство вины — самое бесполезное чувство на свете, но именно оно руководило Леви, когда тот ответил, что согласен прийти в нужное время и нужное место. День прошёл с привкусом усиленной уборки и вишни. Руки провоняли хлоркой, голова болела из-за усердных размышлений по поводу грядущей встречи. Вкусное лакомство, подаренное Альмой, стало отдушиной и подняло уровень сегодняшнего дня от «категорически ужасно» до «умеренно ужасно». Когда часы показали 14.30, Леви стал собираться. Он оделся сдержанно, как и всегда — рубашка, пиджак и брюки чёрного цвета. Многие омеги подкрашивались, и Леви любил рисовать стрелки ещё десять лет назад — казалось, что взгляд становится серьёзнее, а лицо взрослее. Сейчас он не пытался приукрасить свою внешность — даже не понял, когда это перестало иметь значение. Просто однажды привычный ритуал стал бессмысленным, и Леви удивился тому, как некоторые важные для людей вещи в миг становятся частью прошлого. Альма Смит же, судя по её аккаунтам в социальных сетях, любила менять свою внешность — кажется, её волосы пережили многое. В первую их встречу они были блондинистыми, Леви сравнил их с цветом пшеницы, а в последнюю — теплого каштанового цвета. Леви сравнивал себя с Альмой постоянно, пусть и считал сравнения глупостью, придуманной для того, чтобы понизить самооценку. Альма выигрывала по всем фронтам — она отлично готовила, была ухоженной, ласковой и дружелюбной. Любому альфе в радость представить такую омегу своим родным и друзьям — она прелесть, о которой мечтает каждый. А что же Леви? Угрюмый, неразговорчивый и в целом неприятный тип… «Хватит», — взывал Леви к своему мозгу, успевшему изрядно помотать ему нервы. Не имело значения, какая Альма. Леви знал много пар, где непонятно почему хорошенький альфа выбирал себе в супруги заурядного омегу, и наоборот. Любовь никак с этим не связана, Истинность — тем более. «Всегда будут те, кому мы не нравимся и те, кто от нас без ума», — успокаивал себя Аккерман в такси, рассматривая красивые улочки Парадиза через окно. Знакомые виды, родные его сердцу, вызывали кучу воспоминаний — кафе, в котором они с Каем пошли на первое свидание, всё ещё продолжало свою деятельность, улицы, по которым Леви гулял с маленькой Имир под ручку. Она не расставалась с любимыми игрушками даже вне дома, таща по грязной земле огромных плюшевых зверей. А потом недовольный Аккерман сердито оттирал пятна от ткани. Прошлая жизнь, кажется, умерла. Леви встретился с Альмой у входа в ресторан, омеги оказались похожи в своей пунктуальности. Он приехал за пять минут до назначенного времени, а миссис Смит уже ожидала. Сегодня Альма была одета в клетчатое пальто и чёрные ботинки на плоской подошве. Золотистые тени на веках делали её взгляд теплее, а волосы… вчера доходили до лопаток, а сегодня едва дотрагивались плеч. Альма интуитивно ощутила, что на неё смотрят — повернула голову в сторону Леви. Увидев будущего свата, женщина улыбнулась и помахала рукой. Аккерман, отмахнув нервозность, подошёл к ней. — Здравствуйте, Леви, рада Вас видеть! — начала не меняющаяся в своей доброжелательности миссис Смит. — Я заказала нам столик у окна, с видом на озеро! Здорово, правда? Ресторан оказался не из дешёвых — вывод напросился сам, когда Леви осматривал внутреннее убранство заведения. Большие блестящие люстры (слава богу, за их чистотой следили, у Леви глаз был заточен на это), живая музыка (тот редкий случай, когда музыканты в ресторанах правда умеют петь), официанты в бардовой форме с золотистыми узорами, учтивые сверх меры и пахнущие целым букетом всяческих ароматов. Посуда из китайского фарфора, фирменные приборы золотистого цвета. Леви посчитал, что это место для снобов, где собирается богема Парадиза. Смит, кажется, чувствовала себя уверенно — она здоровалась даже с персоналом, и те приветливо ей улыбались. «Наверное, они с Эрвином часто проводят время в подобных заведениях», — решил Леви, наблюдающий за тем, как Альма обнимает администратора ресторана. Этот приторно пахнущий омега привёл их к столу, где действительно открывался вид на озеро — бирюзовое и блестящее. — Погода сегодня чудесная, — сказала Альма как бы между прочим, — вчера была такая метель! Удивительно, что вы не заболели. Леви уловил, что женщина отсылает его к моменту, когда он ушёл на улицу стоять на морозе до посинения. Стало неловко — мужчина отвёл взгляд, чтобы избежать зрительного контакта. — Я редко болею. Имир было четырнадцать, когда болел последний раз. Боковым зрением Леви заметил, что Альма удивленно вскинула брови. — Вы такой сильный омега, это восхищает. К столику подошёл официант, и Альма с Леви заказали каждому по пасте: Альма выбрала с красной рыбой, а Леви — с креветками и сливками. Вслед за лакомством, миссис Смит заказала дорогущую бутылку вина. Официант аккуратно разлил жидкость по изящным бокалам с гравюрой названия ресторана у подножия. Леви пил игристое вино, обжигающее горло, и смотрел в окно, наблюдая за бликами на прозрачной воде. Он стал задаваться вопросами ещё больше, когда Альма вдруг замолчала. Леви ожидал от неё чего угодно, но не тягостного безмолвия. — Не буду делать вид, что позвала Вас просто поболтать, — наконец, раскололась Альма, отпивая немного из своего бокала. На губах женщины остались кроваво красные капли. — Нам есть о чем поговорить. Тяжёлое чувство тревоги скрутило внутренности в тугой узел. Что она собирается сказать? «Я знаю, что ты лезешь к моему мужу, кусок дерьма, умри в мучениях! А я ведь угостила тебя вишневым пирогом и даже нарисовала сердечко на коробке». Альма сейчас выпалит это, скажет его дочери держаться подальше от Хистории и вообще исчезнуть из жизни Смитов всем Аккерманам… Что Леви будет делать? Как объяснится перед дочерью, когда та лишится своей любимой? Терпеть собственное несчастье — ноша, которая ему по силам, но горе Имир… Это несправедливо. — Не волнуйтесь, я не стану вас осуждать, — сказала она своим обычным ласковым голосом и улыбнулась. — Я ведь все понимаю. Истинности тяжело противиться. «Что она сейчас сказала?» — спрашивал у себя Леви, слушая стук собственного сердца, рвущегося вырваться из его маленькой груди. Это был пиздец. Хрупкое спокойствие, которое он обрёл утром после долгих попыток заземлиться, сейчас развалилось на куски. Оживлённые разговоры с соседних столиков казались мерзким шумом, зудящим в ушах, а улыбки красиво одетых дам уродливыми. Даже дышать стало трудно. «Пожалуйста, Леви, переживи это достойно, не опускай голову даже сейчас», — уговаривал себя Леви. Всё перестало иметь значение, кроме них с Альмой, сидящих напротив друг друга. — Откуда Вы?.. — Мой талант к пыткам достиг высокого уровня, — Альма хихикнула. — Сама догадалась. Наблюдала, а потом сложила два плюс два. Удостоверилась, когда спросила у Эрвина напрямую, он не может мне врать, потому что я слишком долго его знаю. Альма Смит, казавшаяся всем беззаботной дурой, обратила это в свою пользу. Оказывается, всё это время она не просто забалтывала всех, она наблюдала. Обращала внимание на выражения лица мистера Аккермана, изучала его реакции, приглядывалась к нему. Осознание ударило по голове. — Не молчите, пожалуйста, Леви. Мне теперь совестно… — А что мне сказать? — наконец, смог открыть рот Аккерман. — Простите. Леви сразу же пожалел о том, что произнес слова извинения пренебрежительно. Миссис Смит не заслуживала такого отношения, она ничего ему не сделала. Леви опустил глаза на свои колени, сцепил пальцы в кольцо и делал глубокие вдохи и выдохи, пытаясь успокоить себя. Воздуха сейчас катастрофически не хватало, и мужчина вспомнил о море, куда они ездили всей семьей, когда Имир было двенадцать. Необъятное, соленое и нежно ласкающее ноги Леви, испугавшегося идти дальше берега. Память о той поездке всегда действовала целительно. — Не надо, пожалуйста, Леви, — её голос, вопреки ожиданиям мужчины, звучал невраждебно. — Я Вас ни в чём не виню. И пришла сюда не для того, чтобы ругаться или угрожать. За кого вы меня держите? Альма снова подняла бокал и опустошила его содержимое до дна. Она не отводила своих небесных глаз от его лица, и Леви почувствовал дикое желание убежать, но губы женщины, растягивающиеся в мученической улыбке, его озадачили. Она выглядела расстроенной. — Понимаете, Леви, у меня рак. Мне осталось недолго. Сегодняшний день пытался его извести, каждая реплика Альмы — как тяжёлый удар под дых. Леви поднял удивленные глаза на миссис Смит и встретился с ней взглядом. Альма не переставала улыбаться. «Удивительно, как она умудряется не плакать», — восхитился Аккерман. — Только Эрвин знает. Я сказала своим детям, что у меня климакс. Глупо, да? Леви утвердительно кивнул, потому что затея и правда показалась ему глупой — они ведь всё равно узнают в итоге, зачем оставлять их с мерзким чувством боли на сердце? Леви знал, каково это — не успеть попрощаться с кем-то родным и любимым. Он поссорился с отцом, а тот умер через три дня — задавила машина. Столько лет Леви ходил на могилу, рыдая перед немым куском камня, извиняясь, говоря слова любви. Ощущение незакрытого гештальта преследовало его по сей день, и только время помогло немного смириться. Леви считал, что это жестоко — поступать так с собственными детьми. — В любом случае. Вы должны мне пообещать позаботиться об Эрвине, — решительно потребовала Альма. — И о моих детях тоже! «Она, блять, что, издевается надо мной? Это что ещё за пиздец?» — Вы, должны быть, шутите? — Нет! — сказала Альма громче обычного. Чопорный мужчина, одетый в золотистое платье с крупными перьями, сидящий за соседним столиком, обернулся на источник шума. — Эрвин — чудесный человек, самый лучший альфа на планете! Именно поэтому он будет сопротивляться своим чувствам! Зная его, могу сказать с уверенностью — он себе вбил в голову идею о верности мне до самого гроба. Не потому, что он меня любит… Альма была прервана официантом, принёсшим два больших блюда с ароматным лакомством. Миссис Смит поблагодарила омегу, сунув в крошечную ладонь стопку чаевых, и продолжила: —… а потому, что он принципиальный идеалист. Вы должны сделать всё, чтобы Эрвин оставил эту глупую идею! Я не хочу уходить с мыслью, что оставляю его страдать. Паста пахла маняще, но Леви кусок в горло не лез. Чего не скажешь об Альме — та увлечённо наматывала макаронины на блестящую от чистоты вилку. Кажется, миссис Смит настолько смирилась со своей судьбой, что та перестала ужасать её. Говорить о скорой смерти, а потом с энтузиазмом поедать жирное блюдо, способное приблизить твой конец… — Я не смогу сделать это, — отчаянно сопротивлялся Леви, удивлённый, что в светлой голове Альмы может возникнуть столь безумная затея. Это было слишком тяжёлым бременем и слишком серьёзным обещанием, чтобы давать его женщине, которая вот-вот умрет. Леви относился к обещаниям по-своему, с большим трепетом и преданностью, именно поэтому обещал редко. То, как развернулась ситуация, удивило Леви — он ожидал, что женщина бросится на него с оскорблениями, возможно, холодным тоном (которого Аккерман никогда от неё не слышал) скажет не приближаться к их дочери, но ситуация сложилась страшной. Леви испытывал щемящее сердце сострадание, наблюдая за тем, как уголки её глаз становятся мокрыми, а затем тоненькие дорожки слёз скатываются по бледным щекам. Он давно смирился с несправедливостью жизни, но сталкиваться трудно всякий раз. Альме еще жить и жить с её-то энергией и количеством детей! А уж сколько у неё могло быть внуков… Леви попытался представить миссис Смит седовласой старушкой, окружённой толпой детишек. Она бы, наверное, тратила на них все деньги своего мужа, пекла им пирожки и забирала на каждые выходные. В горле собрался ком. — Вчера Кай в порыве пьянки рассказывал истории из вашей жизни, — взяв бутылку вина в руки, Альма стала разливать его по бокалам. Выпивка сегодня шла на ура. — Простить мужа после такого кошмара… Вы боролись за него до последнего, верно? Когда он хотел уйти к своей секретарше. Чертов сукин сын как всегда молол языком. Неудивительно, что Альма знает так много о Леви — конечно, без участия умалишенного Кая тут не обошлось. Аккерман поморщился, отпив слишком много раздражающей горло жидкости. Он не любил возвращаться к тому ужасному дню, когда Кай, словно потерявший рассудок, рвался убежать из дома. Перед глазами всплыло, как Леви перегородил ему выход, объясняя, что ничего с той женщиной у них не выйдет, как альфа стал лихорадочно звонить ей, а та крикнула: «Отъебись от меня! Я замужем! Мне наплевать на Истинность, мой нос всё равно ничего не чувствует», как ему тогда стало обидно, и он выхватил у мужа телефон, заорав в ответ: «Не разговаривай с моим мужем в таком тоне, тупая сука! Пусть твой нос загрызут собаки!». И особенно тот момент, как супруг шептал в бреду: «Я хочу быть с ней… отпусти меня, Леви…ты стал мне противен», а омега глотал горькие слёзы и гладил Кая по голове, стараясь убедить себя, что в муже говорит природа, а не он сам и его чувства. — Это не то, что я хотел бы вспоминать, — Леви старался не звучать резко, но ситуация выбивала из колеи. — Извините, Леви. Я лишь хотела сказать, что вы человек сильный и упорный. С таким куском дерьма, как ваш муж, смогли прожить столько лет. Ничего себе, гадкое слово из сладких уст принцессы. Раньше Леви хотелось раздробить голову всем, кто обижал Кая словом или делом, но сейчас… ему всё равно? Стало страшно от поганой пустоты, постепенно заполняющей часть сердца, отвечающую за чувства к мужу. Обманывать себя можно сколько угодно — выбрасывать мысли из головы, свалить всё на его поведение или объяснить происходившее Истинностью. Но Леви понял только сейчас, сидя тут, рядом с поразительно вкусно пахнущей женщиной (её аромат напоминал хлопковые поля), что началось это уже давно. В тот момент, когда проклятая секретарша появилась в их жизни. — Вы не заслуживали этого, Леви, ладно? — длинные холодные пальцы Альмы перехватили маленькую ладонь Леви, лежащую на столе. — Хорошо, что теперь вы будете в порядке. Эрвин сделает для вас всё, что в его силах. Слова Альмы звучали так, будто она всё решила — давно придумала собственный план, которому все должны беспрекословно следовать. Леви испытывал смешанные чувства — с одной стороны, хотелось вскочить из-за стола и убежать подальше, но с другой… Эрвин сделает для вас всё, что в его силах. Эти слова отзывались глухим шелестом бабочек в животе и сладким томлением в груди. В кого, черт возьми, Леви превратился? Втрескался, как тот маленький девственник, увидевший вечность в веснушчатом лице Кая Аккермана. — Вы не можете решать за всех, миссис Смит. Леви, наконец, притронулся к заказанной еде — мягкий вкус креветок в сливочном соусе обволакивал рот. Вкусная трапеза часто поднимала ему настроение, и он решил, что запихнуть в себя двести грамм макарон — отличное решение, пусть его и тошнит от нервов. — Мое предсмертное желание именно такое, мистер Аккерман. Я действую в интересах своей семьи. Все эти годы меня мучали размышления — что же будет с ними, когда я уйду? Эрвин умный, стратегически мыслящий, сильный человек, но он нуждается в опоре. Даже такие альфы, как он, нуждаются в омегах, которые их во всём поддержат. Не думаю, что я была хорошей женой. Мы всю молодость ругались — Эрвин хотел быть уверенным, что он единственный в моем сердце мужчина, а я никогда не могла забыть Гришу… Альма вытащила белоснежный платочек из маленькой сумочки золотистого цвета и провела им по влажной коже лица. Слёзы стали капать с новой скоростью, словно шли сами собой. — Понимаете, Леви? Нельзя забыть Истинного. Нельзя выкинуть Истинного из сердца. Я всем сердцем любила Эрвина, но всё не то. Может быть, я сломала его мечту о большой и чистой любви, когда согласилась выйти за него замуж. Слава богу, что он уже давно меня не любит. Иначе я бы умерла ещё раньше от чувства вины. — Почему вы так уверены в этом? — Последний раз мы занимались сексом семь лет назад. У меня тогда была температура, но я очень хотела трахаться, — Альма уже не стеснялась в выражениях. — И тогда, в процессе, я шептала: «Гриша, милый, наконец-то, я так скучала!». Дура… Леви отложил вилку — откровения Альмы не располагали к поеданию пищи. — После этого его чувства ко мне отшибло, — Альма вздохнула. — Я так пыталась, Леви… Столько всего делала, но он… больше не прикоснулся ко мне. Вам повезёт, конечно. Альфа, который не трогал омегу столько лет, точно сорвётся с цепи. Леви ощутил, как кровь прилила к его бледным щекам, и ему стало почти больно от того, как сильно они покраснели. Эта женщина слишком открытая! Альму Смит было тяжело понять — как будто Леви дал ей свое согласие! Он всем видом показывал, как ему претит идея о том, чтобы охомутать Эрвина! «Добиваться альфы, когда тебе под сорок — жалкое зрелище», — подумал он. — Не смущайтесь, мы же взрослые люди, — Альма улыбнулась. — Для Эрвина секс — главный язык любви. До того случая мы трахались каждый день по несколько раз. Поэтому, если не пристаёт больше недели — либо завёл интрижку, либо его чувства остыли. Но мы ведь знаем Эрвина… он скорее умрёт, чем предаст свои принципы. Так что сомневаться мне не приходилось. Леви не замечал за собой таких порывов раньше, но сейчас, когда она, нелепая и весёлая, обнажила перед ним свою душу без остатка, он проникся к ней симпатией. Альма была женщиной в большей мере странной, в какой-то степени — надоедливой, но её искренность, чистота помыслов и намерений не могла оставить кого-то равнодушным. Понятно, почему все вокруг так любили Альму Смит. — Так вот! Я перед Эрвином очень виновата! Не думайте, что он глупец, отказавшийся от любимой женщины из-за единственного случая. После родов я была невыносимой, сильно скучала по Грише. Эрвин понял, что навсегда останется на втором плане. И, наверное, это и привело к нынешней ситуации. Теперь я хочу всё исправить! Нет, неправильное слово, простите… я хочу сделать всё правильно! Представляете, какое счастье, что вы появились в нашей жизни?! Вы как ангел хранитель! Небесные глаза Альмы горели — она действительно верила в свои утопические замыслы и совершенно не шутила. Леви покачал головой — он не мог на это согласиться. Где-то там, позади его разумной части, что-то надломилось. Истинного преподносят на блюдечке, а ему приходится отказаться. Я не против, Леви, видишь? Забирай его к себе скорее, заботься о нем, разделяй с ним все горести и радости. — Я вам очень сочувствую. Но брать на себя неисполнимые обещания — не в моем стиле, — ещё один бокал алкоголя скрылся за маленькими раскрасневшимися губами Аккермана. Альма поникла — неужели она ожидала, что Леви радостно согласится на эту глупую авантюру? Леви бы никогда не позволил себе решать что-то за Эрвина. Он ведь отдельная личность, в конце концов, вправе выбирать сам, даже если решил соблюдать целибат до конца своих дней. Леви боролся за свой брак столько лет, а теперь он разваливался. Леви хотел поговорить со своим Истинным, но Эрвин заявил, что не хочет предавать кого-то. Леви только и делал, что навязывал всем свою персону. Никто не бегал за Леви, подобно тому, как обычно альфы ухаживают за омегами — Кай даже не написал сообщение с извинениями после вчерашнего, а Эрвин так маняще… так сладко приблизился к его лицу вчера, но оставил ни с чем. Или его «Вполне» в ответ на вопрос Кая вчера. Как будто оценил дворняжку из жалости! Леви Аккерман — тоже человек, и он тоже может уставать. Но никто не понимал этого — ни его, с позволения сказать, семья, ни Альма Смит, накладывающая на немолодого Леви заботу обо всех живущих на планете Смитах. Ему тридцать семь лет, в конце концов! — Леви, я знаю, что вы думаете. Альма Смит — глупая и наглая женщина, пытается возложить на меня тяжёлое бремя. Но, знаете, мои дети… неплохие. Хистория работает волонтёром, а часть карманных денег отдаёт детскому приюту. Армин участвует в школьных олимпиадах, всегда меня поддерживает. А Эрен… он у меня вспыльчивый, да, импульсивный, слишком сильно пошёл в отца. Но когда Эрен примет вас, как семью, он убьёт и умрёт за вас. Его любовь такая искренняя и глубокая, но мало кто способен это разглядеть. Не бойтесь быть с ним грубым, он заслуживает жёсткой руки иногда, иначе совсем распоясается. «Кажется, она меня не поняла. Альма Смит вообще слушает, что я говорю?». — Альма, услышьте меня, — взывал Леви. — Я сказал вам, что не могу взять на себя такую ответственность. — Пожалуйста, Леви, — Альма взяла Аккермана за руку и крепко сжала её своими ледяными пальцами. — Пожалуйста, не нужно противиться. Все дороги ведут к Истинному, знаете такое выражение? Рано или поздно Вам придётся стать частью семьи Смитов. И мои дети станут вашими детьми. И мои дети станут вашими детьми. «Она совсем из ума выжила?». — Ничего не будет, если Эрвин не захочет, — пытался объяснить мужчина, а миссис Смит устало вздохнула. — Вам следует уважать его желания, он всё-таки ваш муж, а не домашний питомец. У Альмы дёрнулись брови — Аккерман понял, что та не ожидала от него столь резких выражений, он держался молодцом столько дней их взаимодействия. Леви моментально пожалел о сказанном. — Вы неправы, — тихо сказала она, — не думайте обо мне так. Я хочу увидеть Эрвина счастливым. Не радующимся счастью своих детей, не пытающимся себе внушить, что для него этого достаточно. Счастливого. Она не переставала плакать, и на платочке (Леви решил, что он хлопковый) образовалось много мокрых пятнышек. — Простите меня, — только и смог прошептать Леви. — Я пойду. Он резко встал из-за стола, чуть не опрокинув на себя тарелку. Ещё испачкаться ему не хватало, в довесок к этому дню, который он включит в топ самых худших дней на свете. Будет идти вторым, сразу после смерти отца. — Обещайте мне подумать над предложением, — ласковый голос Альмы приобрел хрипотцу от плача. — И лучше бы вам забрать свою пасту. Леви ничего не ответил — он пошарил в кармане брюк, бросил на стол деньги и накинул на себя куртку. Пошла ты к черту, Альма Смит. Все пошли к черту. Со своей Истинностью, со своей вылизанной семейкой. Леви адски измотался, ясно? Бегать, и бегать, и бегать за всеми. Бороться, терпеть, ждать. Когда жизнь превращается в одну большую схватку, она становится невыносимой. На улице пошёл дождь, и это обрадовало — Леви любил гулять под холодным дождем, чтобы прозябать, как бедный кролик, но ощутить неповторимое чувство свежести. Леви хотел когда-нибудь проснуться счастливым человеком без страшного бремени на сердце. Бремени омеги, давно потерявшего себя в вечной борьбе за любовь и признание. Леви больше не хотел ни о ком заботиться. Даже если об этом просила женщина, которая была одной ногой в могиле.

***

— Доктор Флок, наши зрители подготовили свои вопросы к сегодняшней передаче, — прилизанный ведущий выдавил широкую белозубую улыбку. — Самый популярный вопрос — можно ли что-нибудь сделать с Истинностью? Можно ли как-то её переделать? Рыжеволосый врач в белом халате, обтягивающем его крепкое тело, захохотал. — Это всё равно, что спросить, можно ли сделать что-то со своим цветом глаз или формой носа! Нет, дорогуши, ничего вы не сделаете. С Истинностью можно только смириться. Эрвин выключил телевизор. Даже посмотреть что-нибудь нельзя — всюду говорят об Истинности. Листая каналы, Смит наткнулся и на сопливую драму, где Истинные встречают друг друга, обретая любовь, и на новостной канал с ёмким известием «альфа восьмидесяти лет сошёл с ума и зарезал своего Истинного, с которым прожил шестьдесят лет», теперь и тут, в шоу, которое так любила Альма, пришёл какой-то безызвестный напыщенный врач с идиотским именем Флок и уродливыми красными волосами. Эрвину хотелось бы отвлечься, пусть и ненадолго. Мысли о Леви, о его чарующем запахе и лице, на котором он вчера едва различил печаль, не выходили из головы. Леви весь был пронизан печалью, легшей серой тенью на его красивом лице. Эрвин бы хотел, чтобы Леви улыбался. Это, вообще-то, являлось его задачей как Истинного альфы Леви. Альфа ответственен за счастье и покой своего омеги, за мир в его сердце. А что мог предложить Эрвин? Ничего. Эрвин не пойдёт против своих принципов. Никогда не шёл, хотя были омеги, которые ему очень нравились во время брака с Альмой. Тот манерный омега с длинными ногами, повисший на шее у Эрвина после первой рюмки коньяка, пышногрудая конкурентка по бизнесу, без контекста отправившая ему своё голое фото, миленькая кассирша в элитном магазине рядом с домом. Их было множество — с красивой фигурой, идеальным лицом, блестящим умом, амбициями и страстью к своему делу. Ни у кого ничего не вышло. Эрвин Смит никогда не давал себе слабину. Леви, конечно, совершенно другая история. Ему такие никогда не нравились — молчаливые, нелюдимые, чрезмерно маленькие и выглядящие сильно младше своего возраста. Леви не делился своими взглядами на жизнь, не носил одежды, в которой можно хорошо разглядеть фигуру, не кокетничал и не пытался выглядеть лучше, чем он есть. Леви спрашивал в лоб о том, что его волновало, грубил и матерился. Эрвин бы и не взглянул на него, будь Леви кем-то другим. Но это же Леви. Его маленькость заставляла Эрвина трепетать от умиления, он чувствовал себя очень мужественным рядом с ним, а еще испытывал дикое, почти болезненное, желание поставить вредного омегу на место. Вчера у Леви немного взъерошились волосы, а под глазами залегли темные синячки. Тяжело тебе приходится, Леви? Твоё сердце тоже болит по ночам? Ты тоже мечтаешь обо мне, Леви. Он просил себя поцеловать вчера. Это стало сродни удару по голове, словно огромная куча гирь свалилась на сердце. Леви был так близко — его тело, полное силы, несмотря на хрупкую наружность, его губы — маленькие и немного обветренные, Эрвин разглядел каждую чёрточку, когда опустился к лицу Истинного. Как же было больно отстраняться. Зря ты так, Леви. Ты очень сильный, я даже рядом не стоял. Ты умеешь держаться, а мне с каждым днём все тяжелее. По сути, Эрвин о Леви ничего не знал. Какие книги он любит? Чем занимается в свободное время? О чем болит его душа? Но в то же время Эрвину казалось, что они с Леви знакомы целую вечность, словно в прошлой жизни уже встречались и любили друг друга. Быть может, Леви, ты моя любовь, вернувшаяся ко мне спустя две тысячи лет? Запах мяты витал в воздухе, и Эрвину едва удалось его выветрить. Казалось, что подушки, и шторы, и обивка дивана — всё впитало Леви, стало частью этого дома. Эрвин поймал себя на извращённой мысли, что ему, в глубине души, это нравится. Наверное, любой альфа захотел бы чувствовать дома запах омеги, который предназначен ему судьбой. — Ты такой идиот, Эрвин, если думаешь, что я не догадываюсь! Если думаешь, что я ничего не поняла! Ты просто кретин! Слова жены снова всплыли в сознании, пусть Эрвин и старался отгонять воспоминания вчерашнего дня. Что ты ему сказал? Ты не предатель? Как ты мог! Жена отчитывала Эрвина, как ребёнка, и, наверное, он этого заслуживал. Альма Смит, с которой мужчина делил жизнь уже девятнадцать лет, не подвела его ожиданий. Удивительно, как ей это всегда удаётся. Сфера криминалистики многое потеряла. Она не плакала и не злилась на Эрвина. Только тот, кто знал Альму столько лет, мог различить светлую грусть на красивом лице. — Ты должен быть с ним, Эрвин. Пожалуйста. Эти слова, которые даже Эрвин не мог себе позволить сказать, сладко-болезненные и стесняющие грудь. Дыхание перехватило от одной мысли… о том, каково быть с Леви. Как он встречает Эрвина с работы. Как будит его по утрам. Как мило ворчит на детей. — Не говори глупостей, Альма. Я тебя никогда не предам. Что о нём подумают дети? Решат, что их отец — беспринципный ублюдок. Эрвин подаст им пример, что можно взять и бросить верность человеку, с которым вас связывали отношения. Можно забыть обо всём, что их объединяло! — Ты такой идиот! Какая уже будет разница, когда я начну гнить в могиле?! Думаешь, мне станет легче от этого?! За моими детьми даже некому присмотреть! Ты останешься никому не нужным! У детей начнётся своя жизнь, а ты скончаешься в одиночестве! Его жена была самой заботливой и отчаянной женщиной на свете. Организм Альмы разваливался на куски, но всё, что её волновало — благополучие тех, кого она собиралась оставить в этом жестоком мире. Эрвин в своих размышлениях и не заметил, как открылась входная дверь. Запах Альмы, приправленный тревогой, злостью и уже знакомым ему отчаянием, неожиданно возник в доме. Что-то случилось. Эрвин быстрыми шагами пошёл навстречу супруге. — Э-э-эрвин, — замямлила Альма, как только увидела мужа. На её лице ещё виднелись наполовину высохшие слезы. — Он не хочет выходить за тебя замуж! Что нам теперь делать? Эрвину стало страшно даже представлять, о чём может говорить его женщина. Зная её безумные поступки… глупости, которые приходят в эту неугомонную голову… — Ты что же, с ним виделась? Он мечтал, чтобы Альма ответила отрицательно, чтобы она посмотрела на Эрвина удивленным взглядом и сказала: «За кого ты меня держишь, милый?!». Но Альма утвердило кивнула. «Конечно, Эрвин, на что ты надеялся… ты прожил с ней девятнадцать лет». — Я просила его! Чтобы он заставил тебя быть с ним! Чтобы добился тебя! Но он… Альма снова расплакалась, шмыгая носом, как маленькая девочка, не получившая подарка от родителей. Внутренний Эрвин умолял внешнего Эрвина держать себя в руках. «Не кричать на неё. Не грубить», — повторял про себя альфа. Эрвин нагнулся и помог жене снять туфли, взял её пальто. Оно тут же оказалось в шкафу, а жена Эрвина — у него на руках. Он понёс Альму в гостиную, усадил к себе на колени и стал аккуратными движениями гладить её тонкие волосы. — Зачем ты это сделала, милая? — Эрвин не любил моменты, когда с женой приходилось говорить, как с ребёнком, но сейчас не было другого выхода. Смит знал, что если проявит жёсткость сейчас, Альма уйдёт в отрицание. — Я хотела как лучше! — голос с нотками обиды немного подрагивал, словно жена снова собирается зарыдать. Холодным носом Альма уткнулась в шею Смита, вдыхая его запах. Эрвину стало щекотно. — Чего ты ждала от Леви, дорогая? — Чтобы он убедил тебя обратить на него внимание! Чтобы заставил оставить эту идиотскую идею о предательстве! «Как стыдно». — И ты решила даже не спрашивать моё мнение по этому поводу? Альма виновато отвела глаза, и Эрвин в очередной раз осознал, что его мнение жену не очень-то волнует. — Как ты себе это представляешь, милая? Ты умираешь, дети разбиты горем, а я привожу сюда папу невесты нашей дочери и говорю: «Он теперь ваша новая мама». Правильно, Альма? По-твоему, это так должно выглядеть? Она теребила свои костлявые пальцы, то складывая их в замочек, то разгибая. «Нервничает, как пушистый котенок», — умилился Смит. — Пойми меня, Эрвин, — жена немного замялась, и Смит подумал, что её решимость спала. — Я не хочу умирать с тяжёлым сердцем. Они говорили об этом почти каждый день. Бывали перерывы в душевных терзаниях Альмы, например, когда родился её внук, она и словом не заикнулась о смерти, но уже на следующее утро плакала в ванной, когда увидела, какой большой клок волос выпал, пока она мылила голову. Эрвину пришлось выбить дверь — её истерика ощущалась пугающе, и он почувствовал липкую энергетику безутешного страха от жены. Тогда Эрвину пришлось самому помыть её, вытереть, одеть и успокаивать в общей спальне. — Я каждый день неустанно тебе повторяю, что мы с детьми справимся. Неужели за девятнадцать лет брака я не заслужил твоего доверия? Эрвин невольно оглядел свою жену — иссохшая от болезни, Альма все ещё оставалась красивой. Он гладил её по нежной коже ноги, не переставая улыбаться, боясь, что она сейчас закроется и перестанет отвечать на вопросы. — Ничего ты не понимаешь, дурак! — вдруг встрепенулась женщина и резко хлопнула Эрвина по плечу. — Вы, альфы, без омег пропадёте! — У меня есть совершеннолетняя дочь омега. — Эту дуру развести легче, чем котёнка! — Хорошо, что Хистория тебя не слышит, — подметил Эрвин и рассмеялся. Мгновенно выражение лица Альмы сменилось с раздражённого на разгневанное, и она заколотила по Эрвину с новой силой. Женщина вскочила с его колен и стала тянуть за крупную ладонь с криками: «Давай подерёмся, трус! Да ты просто боишься, что я надеру тебе зад!». Вскоре снова раздался шум открывающейся двери, и взволнованный Армин прибежал на шум, издаваемый матерью. Он снял очки и вопросительно уставился на родителей. Альма снова переменилась в лице — готовая жестоко убить мужа, женщина расцвела, улыбаясь своему сыну и кидаясь ему в объятия. «Никогда не пойму, что у неё в голове», — подумал Эрвин. — Мой любимый мальчик пришёл! — Альма тесно прижалась щекой к щеке Армина, — как твои дела, солнышко? Как успехи в учебе? Кушать будешь? Приготовить твой любимый лимонный пирог? Так они и ушли на кухню — бедный Армин выглядел измученным от одних маминых разговоров, которая плавно перешла от вопросов об учёбе до советов о том, как почистить пригоревшую сковородку. Удивительная женщина. Почти всё, что рассказала ему Альма во время своего вынужденного откровения, Эрвина возмутило, но одна фраза резанула по гордости и той самой части личности, которая отвечает за Истинность. Он не хочет выходить за тебя замуж. Эрвин пытался анализировать собственную реакцию — почему его это так злит, если сам Смит поставил себе полный запрет даже думать о перспективах отношений с Леви. Может быть, где-то в глубине души Эрвин Смит, человек с блистательной выдержкой, сдал? Поэтому сейчас эта фраза вызывала столько отвращения, злости и ревности (которая непонятно откуда взялась). Леви держал Кая Аккермана за руку, и тогда Эрвин, всегда руководимый лишь голосом разума, хотел эту самую руку Каю сломать. Смит считал свою реакцию идиотской, потому что в супружеской спальне Леви с Каем точно не за ручки держались. Пусть и с самого момента знакомства на Леви Аккермане не было никаких запахов, кроме чистого собственного. И это странным образом успокаивало Эрвина, радующегося, что его Истинный сейчас не делит ложе с кем-то. Такая глупость — ему оставалось довольствоваться малым, чтобы не сойти с ума, видя Леви с его мужем, которого чувствующая сторона Эрвина возненавидела. «Отойди от моего омеги, клоун. Даже не смотри на него», — шептал зверский голос альфы внутри него. Остаток вечера Эрвин пялился в книгу, сидя в своём кабинете и перечитывая каждую строчку несколько раз. Сконцентрироваться не удавалось, и Смит мысленно обвинил во всём Леви, чей милый образ не покидал его мерзких фантазий. Когда наступило десять часов вечера, румяная после душа Альма зашла к нему в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи. Эрвин внимательно оглядел её, спросил о самочувствии и, получив положительный ответ, отправил спать со спокойной душой. Сам он пришел в супружескую спальню только к полуночи. Эрвин заставил себя прочитать главу, стараясь соблюдать привычку, которую вбил в себя еще в пятнадцать лет. Мягкость кровати должна была действовать успокаивающе, но, обняв Альму, он почувствовал липкое нечто на её пеньюаре. Паника в Эрвине разгорелась моментально — мужчина быстрым движением включил прикроватный светильник и удостоверился в собственных догадках. Он подбежал к выключателю, и свет заполнил всю комнату. Альма Смит, его дорогая жена, была измазана в собственной крови и слабо покашливала.