Я не предатель

Удивительно. Вот это подлянку ему преподнесла судьба! Леви хотелось смеяться во всё горло. Забавно — Леви тридцать семь лет, у него взрослая дочь, стабильная, почти старческая, жизнь с мужем. Истинный альфа? Серьёзно? Нет, нет, нет. Быть не может. Леви просто показалось, верно? Порой чудится всякое, это ведь нормально? Тогда почему сердце так сильно сжимается от запаха чистоты и свежести, исходящего от мистера Смита? Почему он тоже растерянно смотрит на Леви, едва заметно принюхиваясь, словно стараясь не подавать виду? Эрвин пах, как дождь, как постиранное постельное белье, как влажная от росы трава… — Вы, кажется, Леви? — уточнил Эрвин, немного помотавший головой, будто пытаясь откинуть наваждение таким простым действием. Омега утвердительно кивнул головой. — Тогда эти цветы вам. Однажды они с Каем поругались, потому что Кай всегда забывал, какие цветы любит Леви. Он дарил розы, хризантемы, нарциссы и даже подсолнухи. А Эрвин, совершенно незнакомый с Леви, протягивал ему розовые пионы. Те самые, что нравились Аккерману с самого детства. — Не знал, какие цветы Вам по душе, — прокомментировал Эрвин. — Взял те, что показались мне самыми красивыми. — Спасибо, — полушепотом произнёс Леви. — Проходите, пожалуйста. Когда Эрвин, облачённый в черное пальто, вошёл, Аккерман с трудом удержался на ногах. Запах Эрвина стал более резким, а Леви вдруг захотелось задохнуться. Аромат наполнял легкие, словно пытался заполнить собой всё тело Леви — стать его сутью, его кровью, его неизменной частью. Леви посеменил вперёд, стараясь не подавать виду. Ничего не случилось, верно? Просто судьба нашла Аккермана, когда он стал настолько взрослым, что его дочь уже женится. Увидев будущего свата, Кай поднялся из-за стола и энергично пожал ему руку. Эрвин присел рядом со своей женой, на единственное свободное место за столом. Как назло, Леви сидел прямо напротив, а менять место было бы невежливо. Запах Эрвина окутал гостиную полностью, но никто, кажется, не придавал этому значение. Конечно. Эрвин же Истинный Леви, поэтому и реакция на него соответствующая. Какая ирония. Прямо как в сопливых романах. — Эрвин, милый! — мать семейства Смитов не постеснялась поцеловать супруга перед всеми. — Это мой дорогой муж! Отец нашей прекрасной Хистории! — Мам, может не стоит так эмоционально реагировать, — шепотом говорил смущенный Армин. — Мне кажется очаровательным, что твои родители так любят друг друга, — подметила Имир. Леви интуитивно ощущал неловкость, воцарившуюся среди гостей. Телячьи нежности за столом — какая гадость. Аккерман такое не приветствовал. Почему Альма Смит не боится, что кого-то блеванёт? Впрочем, Имир, как всегда, разрулила ситуацию, начав рассказывать историю о том, как избила обидчика Хистории до полусмерти. «Браво, дочь. Они решат, что мы воспитали тебя дикаркой». Впрочем, сторонние разговоры его не сильно беспокоили. Леви бросал мимолётные взгляды на сидящего напротив Эрвина, не пытаясь скрыть своей заинтересованности. Ему следовало держаться достойнее, наверное. Но почему-то сейчас… разум уступил место инстинктам, заставляющим Леви принюхиваться, рассматривать своего Истинного. Хорошо, что Кай не замечал странностей — он увлеченно обсуждал с Эрвином события в стране и едва не склонил того к политическим распрям. — Что вы, Кай, я не хочу навязывать своё мнение, — Эрвин дружелюбно поднял большие ладони, изображая жест «сдаюсь». — Ты мне всё больше нравишься, Эрвин! — Кай похлопал альфу по плечу. Улыбка Эрвина сошла с лица, когда он взглянул на Леви. Два непроницаемых холодных озера. О чем он думает, интересно? Так же винит судьбу в подставе? Злится на сам факт существования Леви Аккермана? Холод его ауры колол. — Альма не рассказывала нам, где вы работаете, Эрвин, — решил завести диалог Леви. Быть игнорируемым собственным Истинным — пытке подобно. — Но я говорила, — вставила своё слово миссис Смит, снисходительно поглядывая на Леви. Аккерман мысленно поблагодарил её. — Возможно, вы устали меня слушать и пропустили мимо ушей. Это нормально — в конце концов, вы весь день провели на кухне, а я тут со своими бесконечными разговорами. — У меня своя фирма… — поспешил ответить Эрвин, стараясь изо всех сил быть вежливым, хоть Леви и чувствовал от него немой упрёк. «Зачем ты заставляешь нас взаимодействовать, это же приведёт к худшим последствиям», — говорили его холодные глаза. — … строительная фирма. — Вы, очевидно, богатый человек, — заметил Леви. — Тогда почему так легко согласились отдать свою дочь нашей Имир? Глаза Смита округлились от удивления — вероятно, бестактность Леви застала его врасплох. Хоть какая-то реакция от этого камня — и всё внутри Леви ликовало. Позлись, Эрвин Смит. Выдай мне хоть что-нибудь. Обрати на меня внимание! — Папа! — крикнула возмущённая Имир. Леви различил нотки обиды в голосе дочери. Хистория протягивала к ней свою маленькую ручку. Кажется, она пыталась успокоить Имир своим невинным жестом. — Что такое, Имир? — Леви не позволил своему голосу дрогнуть. — Я задал вопрос, который витал в воздухе. Мне действительно интересно. Уверен, Хистории хватало внимания альф. Точно нашёлся бы кто побогаче нашей остолопки. У вас единственная дочь и единственная омега в семье. Разве родители не желают лучшего своим детям? Леви взглянул на дочь, опустившую глаза от унижения, которого отец её удостоил. — Вы такой грубый, мистер Аккерман! — подала голос разозлившаяся Хистория. — Я вам не вещь! Я сама решаю, с кем быть! И я решила быть с Имир, потому что она самая лучшая! Хистория в гневе была похожа на разъяренного птенчика. В глазах Имир — благодарность к своей омеге, на её губах — нежное «спасибо», обращенное к ней. Леви держался, чтобы не рассмеяться. — Хистория, не горячись, — сказал Эрвин. — Леви — взрослый человек, он прекрасно понимает, как устроен мир. Поэтому и спрашивает, чтобы удостовериться, что его дочь будет счастлива, и её не бросят за ненадобностью ради какого-нибудь богача. Мы-то знаем, что ты ради своей любимой готова на всё, но Леви видит тебя впервые, узнал о тебе пару дней назад. Он заботится о своём ребёнке. Ты не можешь осуждать его за это. Недовольная Хистория сложила руки на груди, продолжая прожигать Леви взглядом. — Наша дочь привыкла к богатой жизни, это правда. Ей будет непросто, но так и учатся взрослой жизни, мистер Аккерман. Я доверяю своей дочери, а значит, и её выбору доверяю. Верю, что Имир не разочарует нас. Дайте ей шанс, она станет побогаче меня. А если нет — то они будут жить простой жизнью. Главное, чтобы жили счастливо, и всех всё устраивало. Может быть, Имир захочет работать у меня, когда получит образование. Я с удовольствием приму её в свою компанию. А может, захочет пойти своим путём. Для меня главное, чтобы Хистории было хорошо. Пока она довольна — доволен и я. Хистория не отрывала от Леви глаз, словно говорила взглядом: «видишь, какой у меня крутой папочка? Он в пух и прах уничтожил твою нерешительность!». — Понятно, — только и мог выдавить из себя Леви, ковыряясь вилкой в салате. Всеобщая восторженность Эрвином Смитом раздражала. Дети смотрели на него, как на бога в человеческом воплощении, жена — с обожанием и какой-то извращённой покорностью, а Кай — с интересом и задором. Интересно, как смотрел на Эрвина Леви? Выглядело так, словно он пялится? Волосы Эрвина были идеально уложены назад и напоминали пшеницу, которая росла на родных землях Леви, голубые глаза излучали едва осязаемый свет, и весь облик Эрвина казался неземным, прекрасным божественным началом. Словно одного Эрвина Смита хватило бы, чтобы всё человечество безропотно поверило в бога. Леви старался откинуть мысли, связанные с ним, но близость Истинного давалась непросто. Как странно работала эта удивительная природа — вроде бы, люди создания разумные, могут выбирать сами, кого любить. Но как только ты встречаешь своего Истинного, то всё, о чём можешь думать — его чарующий запах, заполняющий всё пространство. Вот и Леви казалось, что эта чистота, исходящая от Эрвина, наполнила всё его естество, словно запах дождя проник под кожу, будто они были давно потерянными частичками единого целого. От мерзких мыслей стало стыдно перед мужем. Леви надеялся не встретить Истинного до конца жизни — в конце концов, прожили почти двадцать лет вместе, и всё у них было хорошо. — У Леви, кстати, своя клининговая компания, — слова Кая послышались Аккерману-младшему через пелену собственных размышлений. — Он у нас помешан на чистоте. Любит убираться больше всего. Леви почему-то не нравилось, как муж отзывается о нем. Он не понимал, в чем было дело, лишь мельком поглядывал на Эрвина. Неужели Леви… смущается? — Это так здорово! — воскликнула Альма, посмотрев на Леви с восхищением. — Я бы тоже хотела заниматься чем-то подобным, но с детьми времени не хватало. Вино разливалось по бокалам, Кай травил байки о том, как помешал терракту элдийцев-радикалов, когда жил в Марли, миссис Смит заливисто смеялась, а Леви весь оставшийся вечер пытался угомонить стук сердца, отчаянно стремящегося быть рядом с человеком, сидевшим напротив. С альфой, не заговорившим с ним по собственной инициативе ни разу за вечер.

***

На следующий день Леви проснулся с решением забыть о своём Истинном ради всеобщего блага. В первую очередь — блага себя и своей семьи. Леви был человеком характерным, волевым, стойким и сильным, но уже к полудню не мог сопротивляться воспоминаниям о длинных пальцах мистера Смита, о его сдержанной и мягкой манере говорить, о красоте его добрых глаз. Леви открыл окна, пропылесосил весь дом, вымыл полы и погладил постиранное бельё, но снисходительное «мистер Аккерман» не выходило у него из головы, а запах не выветривался. Ну конечно, как стереть запах чистоты? Смешать его с грязью? Из-за мук собственной совести, Леви ходил нервозный, раздражённый и вечно всем недовольный. Он не позволял себе срываться на близких, но не жалел подчинённых — те ещё, как на зло, решили с цепи сорваться. Полный беспорядок в документах, мастера клининга косячат, повсюду хаос и бедлам. Хоть вообще не бери выходные. Так прошла мучительная неделя, показавшаяся Леви вечностью. — Папа, все в порядке? — спросила Имир, обнаружившая Леви, агрессивно чистящего их столовое серебро. — Ты себя странно ведёшь. Ложки скоро сломаются. — Жаль, что стремление к чистоте ты приравниваешь к странному поведению, — тяжелым будничным тоном ответил Леви. Имир закатила глаза, привыкшая к папиной манере говорить. — Мне нужен номер мистера Смита, — выпалил Леви, когда Имир уже собиралась выходить из комнаты. — И миссис Смит. Раз уж ты решила жениться. — Зачем? — Почему ты всегда задаёшь глупые вопросы? Мы же почти семья и прочее дерьмо. Связь держать нужно, — пытался убедить дочь омега, хотя больше убеждал в этом себя. Имир непонимающе обсматривала его, словно пыталась обнаружить признаки болезни. — Я скину, — Имир взяла телефон в руки. — Рада, что ты стараешься. Я это ценю. Глупая дочь, ничего ты не знаешь. Леви хотелось кричать — потому что он чувствовал вину перед дочерью, чувствовал мерзкое отвращение к себе, чувствовал себя предателем перед мужем. Его глупая сущность омеги в последнее время побеждала в этой идиотской схватке разума с инстинктами. Интересно, Эрвин чувствует то же самое? Вскоре у Леви были номера супругов Смит, и он сохранил их. Благодаря имевшимся контактам, Леви нашёл соцсети Эрвина и его жены. У альфы была только одна фотография с семьей, выставленная пару дней назад — Армин, Хистория и, предположительно, их старший сын Эрен, отсутствовавший по причине родов своей жены. Рядом с Эреном — темноволосая женщина с розовым шрамом под глазом, который был заметен даже с дальнего ракурса. Она держала на руках свёрток с ребёнком. Смиты выглядели большой и дружной семьёй из американских фильмов, где улыбающаяся супруга встречает мужа ужином из тысячи блюд, а потом они все вместе смотрят комедии, играют в волейбол и тому подобное. Аккаунт миссис Смит включал в себя три тысячи публикаций: кажется, она фотографировала всё, что происходит в её жизни. Смотрите, какие фиалки я вырастила! А тут я испекла пирог! А тут моя красавица Хистория в красивом платье! Смотрите, первая фотография моего внука! Это раздражало Леви, хотя он и не понимал до конца, почему. Омега внутри принял её как соперницу? Но она такая милая женщина, чёрт подери. Нельзя на неё злиться. Эрвин. Леви и сам не заметил, как пальцы постучали по буквам, а затем нажали на клавишу «отправить». Добрый день. Вы кто? Ответ пришёл незамедлительно, и Леви этому удивился. Эрвин же смертельно занятой альфа, неужели позволяет себе отвлекаться на рабочем месте? Это Леви. Было страшно. Леви чувствовал себя дураком, глупым навязчивым омегой, вешающимся на шею альфе, пусть и написал всего два сообщения. Что-то случилось, Леви? Экран с ответом, отправленным Эрвином, захотелось облизать. Леви испытал жгучее чувство стыда от этого порыва. Всё отлично. Но нам есть, о чём поговорить, ты так не считаешь? От волнения похолодело под лопаткой. Тут не о чем говорить, мистер Аккерман. Я не предатель. Он бы охарактеризовал чувство, возникшее после этого сообщения так — ощущение, словно тебя макнули головой в грязь. «Я не предатель» звучало эхом в голове. Леви представлял, как бы это сказал Смит — в нечитаемых глазах была бы та же пелена холода, которую он увидел на встрече. Не предатель… словно Леви заставлял его кого-то предавать. Как будто он к нему в постель хочет кинуться. Понятно. Ты идеалист, делящий мир на чёрное и белое. Вроде бы умный, но главного не понимаешь. Леви старался не выглядеть слишком обиженным — не хотел терять остатки гордости. Ваше право думать так обо мне, Леви. Я не берусь Вас судить. Я предполагаю, чем заканчиваются подобные встречи, мистер Аккерман, и действую во благо всех. «Чопорный дурак с дерьмом в голове», — подумал Леви, которого охватила злоба. «Я не берусь Вас судить». Сама вежливость. Если бы Леви его бил, Эрвин бы истекал кровью! Мысль об этом успокаивала. Кажется, некоторые альфы нуждаются в избиениях, чтобы стать похожими на людей. Отвечать Леви не стал — не умолять же ему о встрече, в конце концов. Бросил Леви тогда свой телефон к чёрту и не вспоминал о нем ближайшие две недели. До тех пор, пока в один день раскрасневшаяся после мороза Имир не пришла и не сообщила: — Миссис Смит приглашает на торжество по случаю рождения внука! Вы обязаны там быть! Ой, блять. Только не это. — Нет, — ответил Леви. — Почему? — тут же спросила Имир, скрестившая руки на груди. — Не люблю эти дерьмовые праздники. И детей не люблю. — Тогда зачем родил меня? — напряжение усиливалось, и в воздухе витало напряжение. — Твой отец не умел предохраняться. Его не учили натягивать резинки. — Леви, угомонись! — крикнул Кай, и Леви ощутил, как его запах стал самым выраженным в комнате. Какой смешной прием! Муж пытался подавить омегу в Леви, но с ним такие приколы не сработают. Путем долгих тренировок Аккерман научился не поддаваться влиянию альфы. — Ты как всегда мерзкий, папа. Не знаю, что в тебе нашёл отец, — Имир больше не следила за языком — кажется, она унаследовала эту непроходимую грубость от папы. — Я бы лучше женилась на вонючем башмаке, чем на тебе! — Твоя любовь к грязным башмакам всем известна, не стоит об этом напоминать, — не сдавал позиций Леви. — Когда ты в последний раз мыла свою обувь? — Тогда же, когда ты последний раз трахался! Леви от неожиданности выронил кружку с чаем, которую держал в руках. Сладкая лужица разлилась по безупречному ковру уродливым липким пятном. — Прости, — почти сразу добавила Имир, напуганная реакцией папы. — Прости, это слишком. Я ужасно себя веду. — Нет, я просто пытаюсь вспомнить. — Имир, скажи Смитам, что мы придём, — подал голос Кай. — И выйди, пожалуйста. Нам с твоим папой нужно поговорить. Имир ещё раз рассеяно оглядела комнату, кивнула и послушно покинула комнату. — Леви, ты ведёшь себя странно, — заметил Кай. — Что происходит? — Я не имею права отказаться, если не хочу идти в этот дерьмовый дом, где все улыбаются, и гиперактивная Альма достаёт меня вопросами? — Тебе сложно постараться ради Имир? — Кай тоже начинал закипать, судя по высокому тембру голоса. — Эрвин мой истинный, — сказал Леви, встав с кресла. Он выпалил эту фразу, как обычную новость, словно сообщал Каю, что уволил очередного бездарного сотрудника. Кай поднял брови вверх и округлил глаза — кажется, он испытывал удивление. Может быть, на грани шока. — И что ты теперь будешь делать, Леви? — с опаской спросил Кай, пусть и пытался скрыть это, принимая будничное выражение лица. Леви слишком хорошо знал своего мужа. — Ему это не нужно, — Леви разглядывал коричневую лужицу. — Можно понять. Такую семью тяжело терять. — А тебе… нужно? Леви редко хотелось плакать, но именно сейчас он испытывал потребность кинуться Каю в ноги и разрыдаться. Этот дрянной мир был слишком сложным для жалкого Леви. — Ты меня не поймёшь, потому что не встретил своего Истинного, — робко сказал Леви, — легко осуждать, когда не знаешь, каково другому человеку. — Я не осуждаю тебя, Леви. Ты сам себя осуждаешь, — заметил супруг. — Я спрашиваю, потому что имею право знать. — Прости меня, Кай, — что-то внутри Леви надорвалось. — Ты заслуживаешь кого-то получше. И тогда Леви подошёл к креслу, в котором сидел его муж, опустился на колени и взял его большую ладонь в руки. Омега приложил её к щеке, ощущая тепло, исходящее от его альфы. Леви считал Кая человеком, заслуживающим всего в мире. Не потому, что Кай — неповторимый альфа с огромным списком достоинств. Просто Кай Аккерман — его муж. Для Леви это значило стоять за него до последней капли крови, стараться ради него, видеть в нем, прежде всего, самое светлое. — Мне нужно переварить эту новость, — сказал муж. — Я никогда от тебя не отвернусь, ты ведь знаешь. Что бы ни случилось. Я обещал тебе когда-то, что всегда буду на твоей стороне. И отпущу тебя, если так ты будешь счастлив. Слезы стали скатываться по щекам Леви — кожу неприятно щипало, ладонь Кая была мокрой. Тело омеги сотрясалось в рыданиях. Он ненавидел то, что преподнесла ему судьба. Он ненавидел Кая, который оставался добрым даже в такой тяжёлой ситуации. Он ненавидел Эрвина, который, пусть и ненарочно, пытался разрушить его семью — то, что он строил годами, бережно укладывая кирпичики друг на друга. Леви был помешанным на уборке, грубоватым и скупым на эмоции, но он сражался за свою семью — в моменты, когда Кай стал алкоголиком после смерти матери, Имир сбегала из дома, а потом её находили в наркопритонах. Он сражался, когда Каю показалось, что новая секретарша — его истинная омега, и он рвался уйти с ней. Леви отвоевывал свою семью так, словно она была его родиной, а он — солдатом, отправленным защищать. Но пришёл Эрвин Смит и разрушил всё — своим глупым запахом, своим красивым лицом, своей мужественностью и вежливостью. Леви не знал о нем ничего — что он любит есть на завтрак, какие у него мечты, что его волнует, что заставляет его плакать или смеяться. Зато он знал, что Кай любит хлопья с молоком, мечтает побывать в Китае, плачет от романтических драм и смеётся, когда Леви ест лимон. Кай был его тёплым берегом, его якорем в этой жизни, его убежищем и опорой. Кай был понятен, он был лёгким на подъем, щедрым и любящим. — Ничего страшного, Леви, — нежным голосом шептал Кай. Он зарылся второй ладонью в его волосы и мягко поглаживал их. — Мы же знали, что это произойдёт когда-нибудь. Ты ни в чем не виноват. Ни в чем не виноват… — Не говори так, словно ты хочешь отказаться от меня, — сказал надорванным голосом Леви. — Я боролся за тебя всегда. Пожалуйста, Кай. Не отказывайся от меня только потому, что есть это дерьмо с инстинктами. Кай избегал взгляда Леви. — Что я могу сделать, если ты всё решил для себя? Леви почувствовал, как лавина отчаяния застилает его сознание, как она стекает мерзкими волнами по его сдержанности, отчуждённости его натуры. Отчаяние заполняет собой всё вокруг — его руки, держащие пальцы мужа, колени Кая, на которых он лежал, эту грязную лужу чая и всю их гостиную. — Я ничего не решал! — кричал Леви, окончательно потерявший самообладание. — Я растерян! Я поделился с тобой, потому что никогда тебе не врал! Никогда ничего не скрывал! Никогда не делал что-то за твоей спиной! Но ты так легко отказываешься от меня. Леви сильнее сжал руку Кая. — Разве мы не прожили вместе девятнадцать лет? Разве ты меня не любишь? Эмоции, которым долго не давали выхода, наконец, его получили. Леви не умел плакать, не умел проявлять чувства и в целом не разбирался во всём этом сопливом дерьме, но теперь он так отчётливо, так ясно понимал их. Различал их, как средства для уборки, которые лежали аккуратной кучей в его особом шкафчике. — Я столкнулся с тяжелой ситуацией, совсем как ты когда-то. Но разница в том, что я тебя ни за что бы без боя не отпустил. Кай молчал. Он шумно дышал, словно стараясь не заплакать вместе со своим мужем. — Я хочу, чтобы ты сказал, что мы справимся с этим. Я устал делать вид, что всегда со всем справляюсь. Кай выпустил руку из волос Леви, а другую убрал с щеки. Он, наконец, взглянул омеге в заплаканные глаза и сказал: — Ты поглощён своими чувствами. Это нормально для ситуации, в которую ты, Леви, попал. Но не забывай о том, что я человек. И мне тоже очень больно. Нам нужно побыть раздельно некоторое время. Я поживу в мотеле, пока каждый из нас не остынет. Это не означает, что я тебя бросил. Нам обоим нужно время подумать. Встань, пожалуйста. Я поживу в мотеле, пока каждый из нас не остынет. Это ощущалось как предательство, пусть и не являлось таковым. — Я не уходил в мотель, когда ты чуть не переспал с той девицей. — Мы разные. Я не такой сильный. Разреши мне быть слабым. И себе разрешай чаще. Леви встал, вытер слезы рукавом кофты, которую тут же снял. Он больше ни слова не сказал мужу — хотелось поскорее помыться. Будто вода могла стереть всё, что сегодня произошло. Ничего из этого уже не забудется, ничто не будет прежним. Леви вышел из комнаты, поглощённый своими терзаниями. День не мог стать ещё хуже, но ему удалось переплюнуть произошедшее сегодня. У двери сидела плачущая Имир, прикрывшая ладонью рот и закрывшая глаза. — Имир… зачем ты подслушивала? Родители не просто так выпроваживают детей из комнаты. — Папа… — рассеяно произнесла дочь, открыв глаза и обратив свой заплаканный взгляд на Леви — папа… что теперь будет, папа… Леви протянул руку дочке. Она взялась за неё и встала. — Не знаю, Имир, — Леви опустил глаза. — Но ничего не изменится по отношению к тебе. Ты скоро создашь свою семью, так что наши с отцом отношения уже не будут тебя так ранить. Мне жаль, что я не могу пообещать тебе всё исправить. Я бы очень хотел, Имир. Но я больше ничего не знаю о нашей семье, кажется. Имир, доселе не особо приветствующая тактильные взаимодействия (Хистория была исключением), обняла папу такой хваткой, словно отпустит — и Леви тут же испарится. — Мне так жаль, папа, — говорила Имир заплаканным голосом. У Леви сердце сжималось, когда дочь была расстроена. — Мы с Хисторией Истинные, поэтому я знаю, как тебе трудно. Леви хотелось уберечь свою дочь от внутренней кухни Аккерманов, но она уже достигла того возраста, когда имела право знать правду. — Всё будет хорошо, Имир, — Леви в своей привычной небрежной манере потрепал дочь по голове. — Всё к лучшему.