Не оставляй меня

Чуя пришёл домой. Быстро снял обувь и, стараясь не выдавать, что ему плохо, направился в сторону своей комнаты. – Как дела в школе, сынок? Вот же... Как он мог забыть, что у мамы сегодня выходной? Ещё и в глазах, как на зло, снова потемнело. – Всё... – чёртов язык не заплетайся, – нормально. Я пойду спать, наверное, – пожалуйста, мозг, только не отключайся прямо сейчас. У Чуи темнеет в глазах, но он продолжает идти, стараясь не подавать вида, потому что знает, что ему скажет мать, если заметит. – Хорошо, – женщина разворачивается и возвращается в гостиную. – Я приготовила карри. Обязательно поешь, когда проснёшься. – Я понял, мам, – Чуя едва не спотыкается об собственные ноги, но справляется и заходит в свою комнату. Парень закрывает дверь, чтобы мама случайно не зашла в ненужный момент. Тяжёлая школьная сумка остаётся валяться прямо возле двери. А Чуя, чувствуя, как подкашиваются и ноют колени, буквально падает на кровать. В глазах мелькают белые мушки, голова тяжёлая, а веки буквально сами закрываются. Тут уж не до кофе. Он даже кружку сейчас не поднимет, что говорить о чайнике с кипятком. Даже не переодевшись, Чуя засыпает, свернувшись калачиком на своей кровати. Ему безумно холодно, но ни сил, ни желания, чтобы хотя бы накрыться пледом под собой, у него просто нет. Вся кожа покрывается мурашками, а тело начинает подрагивать от холода. Сквозь сжатые веки выступают слёзы. Растрёпанные волосы неприятно щекочут лицо. Но Чуя всё равно засыпает, становясь похожим на сжавшегося от холода в клубочек котёнка. Он точно знает, что ещё несколько раз проснётся от судорог где-нибудь в районе голени. Знаете, это чувство, когда тебе настолько больно, что ты даже не можешь заплакать? Чуя просыпается от чувства такой физической боли несколько раз за ночь. Судороги всегда хватают неожиданно, заставляя проснуться и лежать с открытым ртом, массируя схватившую часть тела. Его боль ещё даже не начиналась.

***

Первое, что Чуя почувствовал, помимо жуткого холода, когда проснулся это чувство лёгкого удушья. Накахара даже испугался, быстро, прикоснувшись к шее, но так же быстро, как и испугался, успокоился. Это просто чокер. Он забыл снять его, когда пришёл. Мысленно выругав себя, Чуя расстегнул чёрную ленту сзади и одним броском отправил его на стол. Попал. Удивительно, ведь Чуя никогда не считал себя особо метким. Нащупав в кармане брюк телефон, Чуя взглянул на время 23:47. Он проспал десять часов, но всё равно чувствует себя убитым. Хотя, скорее ещё полу трупом. Бодрости ни в одном глазу, а сил и подавно. Но надо вставать. Чуя сначала садится на кровать, затем свешивает ноги, поднимается, ловит очередное потемнение с резким жаром в висках и поднимается на ноги. Вдох, выдох и можно начинать. Для начала надо хотя бы переодеться, а потом... Стоп. Точно. Мама же сказала, чтобы он обязательно поел. Накахара берёт с собой сменную одежду и, оттолкнув сумку ногой от двери в угол, выходит из комнаты, стараясь не шуметь. Не хотелось бы, чтобы мама проснулась и поймала его. Чуя в совершенстве научился ходить бесшумно, чем и воспользовался, оказавшись на кухне. Накахара подходит к холодильнику и, выудив оттуда небольшую тарелку со своей порцией карри с рисом, закрывает холодильник и разворачивается. Только он не идёт разогревать еду или есть её. Он идёт в туалет. У них раздельные туалет с ванной, а уборная так вообще напоминает отдельную полноценную комнату. Здесь даже стоит стиральная машина с корзиной для грязного белья и полка со всякой бытовой химией. Не туалет, а мечта. И как раз таки сюда Чуя заходит, оставив вещи на стиралке. Как бы он не любил и не хотел, съесть это блюдо он не может. Но мама должна увидеть, что он поел. Накахара, скрепя сердцем, медленно и аккуратно высыпает мамино кулинарное творение в унитаз и смывает первый раз. Затем второй. И так, пока следов на белой керамике не останется. Тарелку он забирает с собой в ванную комнату. Мало ли, маме приспичит заглянуть ночью в санузел, и она обнаружит там пустую тарелку. Накахаре даже не хочется представлять себе, что будет, если мама узнает, что он на самом деле делает с едой которую она готовит, будучи уверенной, что сын её съедает. Чуя чувствует себя преступником каждый раз, когда так делает. Да что там преступником. Ему стыдно, что кто-то старается готовить для него, а он безжалостно выбрасывает или отправляет это в канализацию. Это ещё не говоря о том, что он в принципе выбрасывает хорошую еду, которая могла быть съедена. Стараясь больше об этом не думать Чуя убирает тарелку подальше, закрывает дверь в ванную комнату, по плотнее затыкает пробкой слив и, включив воду температурой близкой к той, что в чайнике, принимается раздеваться. Джемпер, за ним рубашка, пуговицы которой все так не любят застёгивать, а потом и расстёгивать. Ремешок тоже отставляется в сторону, из-за чего брюки почти слетают с худых ног, падая на плитку. Затем носки с нижним бельё и, подготовив полотенца, можно залезать в ванну. Зеркало уже успело запотеть из-за пара, что сейчас подобно туману окутал комнату, делая воздух в ней максимально влажным. Сначала в ванну опускается одна нога, и почти сразу Чуя достаёт её обратно. Его бледная кожа моментально покраснела от температуры воды, а с его ледяными ступнями контраст с горячей водой чувствуется особенно сильно. Раньше Чуя растирал тело перед тем, как залезать в ванну, но эффекта практически не было, поэтому он перестал. Ещё раз эта же нога. Очень больно и горячо, но уже не так, как в первый раз. Затем вторая нога получает удар жгучей боли. Но нужно потерпеть. Сквозь шипения Накахара садится и, набирая в ладони воду, поливает себя ей, чтобы позже не так сильно жгло. Кран закрывается, перекрывая воду, и Чуя медленно погружается в горячую воду. Кожа печёт и становится красной, на лице выступает топ, а дышать становится тяжело. Голова очень сильно кружиться, а состояние очень похоже на то, которое испытываешь перед тем, как упасть в обморок. Виски пульсируют, сердце бьётся, как бешеное. Очень жарко. Но зато не холодно. Через минут десять, когда вода немного остынет, головные боли исчезнут, и останется просто тепло, по которому Чуя так скучает. Только в такой воде он наконец-то может ощутить, что ему тепло и перестать дрожать. У него уже давно началось нарушение термогенеза. Это способность организма вырабатывать тепло для поддержания постоянной температуры тела и обеспечения всех его систем. Именно поэтому Чуе постоянно холодно. И к сожалению, само собой это уже не пройдёт. Борясь с сильной сонливостью, Накахара просто лежит, наблюдая, как пар от воды поднимется к потолку. Кожа уже более-менее привыкла, хотя ступни всё равно немного пекут. Но он потерпит. Чуя так и лежал, пока вода немного не остыла. Дышать уже не так сложно, но голова по-прежнему тяжёлая. Накахара принял одну из своих любимых поз. Сел, прижал ноги как можно ближе к себе и, обняв руками, уткнулся в них горячим лбом. Намокшие концы волос немного покалывают спину и плечи. На самом деле сидеть в такой позе не совсем удобно, но всё же лучше, чем чувствовать, как хребет упирается в твёрдое дно ванны. Чуя чувствует себя маленьким и беззащитным, когда вот так сидит, будучи голым. Жалкое чувство. А ведь он сам виноват во всём этом. Кто просил его есть? Кто просил его потом морить себя голодом и испытывать на себе всевозможные способы похудеть? Он испытал на себе всё, что только можно было, начиная от правильного питания с подсчётом калорий и заканчивая самыми разными монодиетами. Правильное питание – это не период, а образ жизни, который Чуя бы никогда не смог вести. Подсчёт калорий – болото, попав в которое тебе захочется снижать свой калораж всё ниже и ниже. А монодиеты, да, могут помочь скинуть лишние килограммы в сжатые сроки, но унесут с собой мышцы и здоровье. У Чуи давно нет ни мышц, ни здоровья. Он болеет слишком часто, подхватывая от кого-то насморк и страдая от острой респираторной вирусной инфекции. Незначительная на первый взгляд травма может закончиться переломом из-за хрупких костей и почти полного отсутствия жировой прослойки для защиты внутренних органов. Про всякие внутренние функции Накахара вообще старается не думать. У него куча проблем и болячек, которые обязательно обнаружатся на следующей диспансеризации. Если он, конечно, доживёт до неё. Вспомнив, что вода совсем скоро остынет, и он снова начнёт мёрзнуть, Чуя отстраняет голову от колен и принимается за мытьё своего истощённого тела. Пенная мочалка проходится по телу, начиная с торса, неприятно касаясь выпирающих рёбер с костлявыми руками и постепенно идёт дальше. Тонкие вытянутые ноги практически сливаются с цветом ванны. Сквозь воду Чуя разглядывает несколько шрамов на внешней стороне бёдер и ещё немного на тонких щиколотках. Накахара брезгливо морщиться и приступает к ногам, желая поскорее закончить. Он до сих пор не понимает, зачем решился сделать это, когда сам же буквально вытаскивал друга с того света. Но после очередного дня с бессмысленными усилиями, закончившимися походом в уборную, решил попробовать. Правда, продлилось это буквально неделю или две. Чуя вообще ничего не чувствовал, кроме боли длинной в пару секунд, когда проводил по коже холодным лезвием канцелярского ножа. Дальше продолжать Накахара не видел смысла, поэтому в очередной раз прошёл мимо матери, сидящей на диване в гостиной, чувствуя, как по ногам стекает кровь, в ванную, где смыл всё и просто лёг спать. С того дня ножик так и лежит в пенале. Дазай же свой давно выбросил. Остались только белёсые полоски на коже. Это определено была глупость, за которую Чуя себя долго осуждал, но потом просто смирился и успокоился. Шрамы он всё равно никуда не денет. Закончив с телом, Чуя отбрасывает мочалку в сторону и снова ложиться в воду. Только теперь вода едва ли не покрывает лицо. Всё ещё тепло. Он лежит так всего пару минут и по их истечению снова садится и принимается наносить шампунь. Мокрые рыжие локоны соприкасаются с холодной, густой, вкусно пахнущей жидкостью. Волосы почти моментально начинают пениться под пальцами, массирующими кожу головы. Чуя старается тщательно промыть каждую волосинку, поэтому не слишком спешит, чтобы заодно не сильно запутать волосы. Взгляд снова падает вниз. В воде теперь плавает белая пена, закрывая некоторые участки тела. Но даже так, Чуя всё равно видит своё тело. Хотя «телом» этом будет назвать слишком громко. Скорее скелетом, обтянутым тонкой и бледной кожей, сквозь которую торчит каждая кость. Бери и изучай анатомию на живую. Смотря на свой впалый даже в сидячем положение живот, Накахара невольно вспоминает те складки, которые когда-то были на его месте. Это воспоминание заставляет почти непроизвольно втянуть и без того плоский живот, сделав что-то на подобии вакуума. Так спокойнее. Вдоволь вспенив волосы, Чуя включает душ, чтобы хорошенько промыть их. Шторки в ванной нет, поэтому приходится делать это аккуратно, чтобы не залить пол и не намочить коврик. Вода с пеной и остатками шампуни стекает по телу в ванну. Чуя переключается с волос на тело и перед тем, как выдернуть пробку, встаёт в полный рост, чтобы окончательно смыть с себя пену. Душ отправляется на своё место. В ванной образуется маленький водоворот пока вода стекает в слив. Накахара тянется за полотенцем и становится на коврик, окончательно покидая уже остывшую воду. Махровое полотенце проходится по всем участкам тела и отправляется сушиться. Вторым полотенцем, поменьше, Чуя вытирает волосы, которые сначала следовало бы отжать над ванной. Но да ладно. Оно тоже отправляется сушиться, а Чуя щёлкает выключатель тем самым включая, в ванной вентиляцию. Чуя поплёлся на всё таких же ватных ногах к зеркалу. Настало время поработать ручками. Подросток, он и есть подросток, сталкивающийся со всеми прелестями своего жизненного периода. Прыщи, черные точки, кожа как у змеи, сальный блеск, волоски, растущие не там, где надо. Со всем этим рано или поздно, но столкнётся каждый. Накахара не стал исключением. Правда, у него есть парочка дополнительных деталей. Сейчас, когда с лица смыт тональник, аккуратно нанесённый утром, под глазами прекрасно заметна синева. А на контрасте с бледной кожей она становится ещё заметнее. Романтики скажут, что под глазами цветут незабудки, но эти пятна отнюдь не так прекрасны, как цветы. Чуя подходит ближе к так ненавистному ему предмету. Ладонь проходится по поверхности запотевшего зеркала, позволяя увидеть себя. Накахара подносит руку к лицу, слегка оттягивает нижнее веко. Здоровый человек увидит ярко-розовый цвет, но Чуя видит бледно-розовый. Даже, можно сказать, белый цвет. Это очень яркий признак анемии, который Накахара наблюдает уже не первый месяц. Он не знает, зачем каждый день проверяет, изменилось ли что-то, но всё равно делает. Для Чуи это уже давно такой же ритуал, как и ежеутренние взвешивания. Привычка, не соблюдая которую, начинаешь чувствовать дикий дискомфорт. Убрав руки от глаз, Накахара принимается внимательно осматривать лицо, оценивая, от каких изъянов уже можно избавиться, а какие ещё, так сказать, не дозрели. Рыжие волосы, освобождённые от полотенца, уже начали высыхать и завиваться. Натуральные кудри ещё и такого редкого ярко-рыжего оттенка. Казалось бы, любуйся и радуйся. Только вот натуральные вьющиеся волосы вовсе не так хороши, как их описывают. Любым волосам любой структуры требуется укладка. Без неё причёска будет выглядеть уж слишком непривычно, больше напоминая неудачно обчекрыженные волосы куклы с торчащими во все стороны антеннами. Натуральные вьющиеся или кудрявые волосы никогда не будут выглядеть такими же идеальными, как те, над которыми постарались бигуди, утюжки и всевозможная химия. Последние несколько лет Накахару действительно раздражают эти непослушные локоны. Корни у него прямые, а вот виться они начинают чуть ли не с середины длины. А когда они высыхают это вообще катастрофа. Там прямые, там кудрявые, там пушистые. А чёлка – это вообще отдельный вид пытки. Иногда Чуе кажется, что проще уже пойти в парикмахерскую и подстричься под машинку, чем возиться с этим. Но раз уже решил, что будет отращивать, значит, будет страдать до конца. Накахаре проще доделать и всё бросить, чем забить в процессе и потом винить себя за это. Чуя, конечно, не отрицает, что длинные волосы идут ему, но они требуют к себе слишком много внимания. Накахара подхватывает грязные вещи и идёт в туалет, чтобы отправить их к другим таким же. Парень закидывает вещи в корзину, одевает нижнее бельё, что тоже висит на нём, ввиду отсутствия даже намёка на задницу. В руках оказывается серая выстиравшаяся футболка светло-серого цвета с какой-то надписью на английском. Помедлив пару секунд, Чуя всё-таки оставляет её на машинке и возвращается в ванную. Мысленно он уже проклинает себя, ведь снова не сдержал собственное обещание. Чуя смотрит на машину, превратившую его в одержимого невротика. Каждый день. Каждый чёртов день своего жалкого существования он клянётся, что разобьёт эти весы и выбросит, но потом сам раздевается и становится на них, смотря на табло рядом со своими до безобразия костлявыми и бледными пальцами. Сейчас Чуя делает ровно тоже самое и становится на эту адскую машину, зажмурив глаза. Он боится открывать их и увидеть там страшное, но всё равно открывает. 37 килограмм и 850 грамм. Он увидел новую цифру после тройки. В меньшую сторону. Это плохо. Это очень плохо. Сжатые в кулаки руки начинают дрожать. Буквально ещё пара килограмм и он рискует попасть в больницу или вовсе... нет. Нет! Нет! Нет! Чуя сходит с весов и снова становится. Может, это ошибка? Он не мог похудеть ещё. Вес же стоит уже почти три недели. С чего ему вдруг упасть? Но результат неутешителен. Он действительно похудел со вчерашнего дня на 500 грамм. Как?.. Но ответ находится быстро. Как бы Накахара не обманывал мать, друга или ещё кого-то, себя ему обмануть не получится. Сколько он уже не ел? Два дня? Три дня? Четыре дня? Неделю? Он уже сам не помнит и врёт себе, внушая, что ел вчера. Что он съел? Пожевал жвачку и выпил пол стакана сока, разбавленного водой? Или отмерил специально для себя сто пятьдесят граммов огурца или помидора, старательно отрезая все лишние граммы, чтобы, не дай бог, не переесть? Или сварил одно яйцо, чтобы съесть только белок, потому что желтки – это же холестерин, и есть его ни в коем случае нельзя? Чай без сахара с маленькой долькой лимона? Один цельнозерновой хлебец из той пачки, где написано, что в одном таком двадцать семь калорий? Двадцать граммов не жареного арахиса? Кофе с пятьюдесятью граммами обезжиренного молока? Что из этого он съел хотя бы за последнюю неделю? Что? Чуя заталкивает весы под шкафчик с полотенцами, быстро надевает футболку и, схватив оставшиеся вещи, возвращается в комнату. Что он будет делать? Спать. Спать и только спать. До утра или обеда. Завтра, ну или уже сегодня, он будет один в свой выходной и не проснётся, даже если все соседи в доме решат делать ремонт, выполнять супружеский долг и устроят дискотеку с танцполом прямо над его комнатой. Хоть на пол бросай и топчись сверху. Спать будет как убитый. Накахара входит в комнату и принимается натягивать на себя вещи на несколько размеров больше нужного. Нет, он не покупал их специально больше, и ему даже не отдали вещи. Это его одежда, когда-то сидящая идеально, а ныне висящая балахонами. Тёплые пижамные штаны, в которых его худые ноги буквально тонут. Футболка почти до колен. Она смотрится на нём как большое платье. А ведь каких-то два года назад эта футболка облегчала его. Сейчас же весит мешком, открывая обзор на одно плечо и демонстрируя всему миру выпирающие ключицы, вид которых уже не радуют. На обычные носки Чуя натягивает шерстяные, но даже так ноги всё равно замёрзнут. Поверх домашний халат. И только надев всё это, Чуя ложиться спать, накрывшись холодным одеялом и пледом сверху. Он знает, что даже так замёрзнет, но с этой грудой тряпок есть хотя бы шанс согреться. Чуя накрывается с головой, принимает позу эмбриона и, уткнувшись холодным носом в подушку, закрывает глаза, почти мгновенно засыпая. На следующие часов десять. Они пролетят незаметно, не позволив увидеть никакого сна. Чуя знает. Он слишком привык видеть этот чёрный экран. Его любимый сон.