Мягкие шаги

У Оби-Ван очень мягкие руки, несмотря на мозоли от долгих тренировок с мечом. Вообще всё, что она ими делала, мягко, почти как у мамы, только немного по-другому. Руки мамы иногда дрожали, когда она укрывала Энакина одеялом на ночь, когда промокала его потный от работы лоб тряпочкой, когда готовила ужин. Мама никогда не плакала: слёзы никому не нужны на Татуине, за них нужно расплачиваться драгоценной сладкой водой. Мама не поддавалась им, не могла себе этого позволить, но дрожала тихо или вовсе безмолвно, как тускенский стрелок звёздной ночью в пустыне, чтобы Энакин не увидел; но если он чувствовал ветер на Татуине, если был ветром каждый раз, когда проваливался в царство свободных грёз, то, разумеется, было бы глупо предположить, что бы он не заметил тоску в руках мамы. У Оби-Ван не было дрожи, но она делала маленькие, почти незаметные, паузы. Пауза — когда она подкладывала под его подушку мешочек с ароматными травами, которые помогают спать сладко и крепко. Пауза — когда они пересаживали несколько из многочисленных растений Мастера Квай-Гона, чтобы служанка королевы Набу, приехавшая на Корусант по делам, смогла передать два горшка с самими лучшими, самими светлыми в Силе цветами маме и Падме. Пауза — перед тем как похвалить Энакина, опустить ладонь на его плечо. — Это Мастер Квай-Гон Джинн виноват, — объяснила ему Эйла, когда он придумал нужный вопрос в голове. Глаза у неё осуждающе блестели. — Он вообще много чего нехорошего Оби-Ван сделал. Мастер Квинлан иногда чуть ли на себе волосы рвал! Да и Мастер Ундули, Мастер Бант, Мастер Тачи страшно за неё переживали… но ничего нельзя было сделать. А сейчас его не стало. Мастер Джинн ушёл, так и не признав своей вины вслух, так и не извинившись. Оби-Ван, несмотря на… несмотря на ужасное, что было из-за него, до сих пор считает, что виновата именно она. — А что сделал Мастер Квай-Гон? — испуганно выдавил из себя Энакин. — О-о, — протянула Эйла. Глубоко вздохнула. Сила забрала её гнев и недогование. — Знаешь… лучше спроси Мастера Квинлана, когда Оби-Ван по делам уйдёт. Я… понимаешь, посвящённым страшно, что их будущее падаванство будет связано с Мастером, который похож в своих поступках и мыслях на Мастера Джинна. Вот настолько там всё… нехорошо. Я точно вспылю немного, когда буду рассказывать, — её лекку нервно дёрнулись, — а Квинлан, как Мастер, справится лучше. Тем более, что он был свидетелем. — Но Оби-Ван всё равно тоскует по Мастеру Квай-Гону, — казалось странным, что огромный добрый джедай, который спас Энакина, который привёл его в Храм, причинил боль Оби-Ван, такой доброй, такой терпеливой, такой смелой и такой печальной. — Он не был злодеем, — согласилась Эйла. — Он был… неплохим человеком и неплохим джедаем, который сделал много ошибок; и эти ошибки ранили много кого, но, в частности, Оби-Ван. Падаваны не несут ответственности за своих Мастеров, за их поступки и оплошности, они обязаны только расти и учиться. Но… не всегда так получается. Мастер Квай-Гона организовал спасение Энакина из рабства, увёз его с Татуина, далеко-далеко от песков и ветров, привёз в Храм. Оби-Ван организовала спасение мамы; мамы, которая и не мечтала жить на Набу, в своей небольшой квартире, учиться и работать, копить деньги на собственную мастерскую, встречать и провожать дожди, быть свободной, говорить о чём угодно, ходить куда угодно, покупать что угодно. Спасение мамы и тихое общение через зашифрованный коммлинк с ней было секретом, который помогал Энакину спать спокойно получше подушечки с травами, как бы дивно она ни пахла. И хотя Эйла сказала, что падаваны не несут ответственность за своих Мастеров, Оби-Ван, и Мастер Квинлан, и Эйла нарушили джедайские законы, чтобы мама была счастлива, чтобы Энакин был счастлив. И ему хотелось, чтобы они были счастливы тоже. — Я должен знать, — серьёзно сказал Энакин. Оби-Ван забрала дрожь в руках мамы, а он заберёт её паузы. Это будет честно.