Красная не только кровь.

      Утро после похмелья, это, можно сказать, одно из худших состояний. Николай сидел на кухне, неспеша пил свой чай, сделанный для него Достоевским. Мысли Гоголя можно описать как цунами, или шторм, бегущий без остановки водопад. Однако им пришлось прерваться, ведь на кухню вошёл сам Фёдор. Николай открыл рот, но не потому что хотел что-то сказать, а потому что в шоке. Достоевский стоял рядом с холодильником, его волосы мокрые после душа, рядом с плечами всё ещё виден горячий пар, но самое удивительное.. Фёдор в одной лишь длинной футболке, и футболка явно ему не по размеру, ведь она пренадлежит Коле. Конечно голову Гоголя посетили одновременно десятки мыслей, поэтому ему просто пришлось положить ногу на ногу. — Феденька, что ты смотришь в холодильнике? – Прервал тишину Николай. — Что нибудь съедобное, но по ощущениям в твоём холодильнике сдохла крыса, к слову, от голода. – Устало мямлил Достоевский. Он совсем не выспался, в отличии от Гоголя, сейчас ему хотелось перекусить и наконец уйти домой. — Не утрируй, там не всё так плохо. – Николай улыбнулся, а после добавил – В морозилке лежат замороженные овощи, и по-моему что-то ещё. А вон там на верху, на полочке, лежит еда быстрого приготовления. — Мне жаль твой желудок, и зачем ты заморозил овощи? – Молвил Достоевский открывая морозилку, он достал несколько овощей и какое-то мясо. — Не знаю, когда я их покупал мне их хотелось, а когда пришел домой уже не хотелось, вот и заморозил, чтобы не пропали. А что, так нельзя? – Николай пожал плечами и отпил уже слегка остывший чай. — Не сказал бы, что нельзя, но так обычно не делают с овощами. – Опрокинув взглядом полку с какой-то едой быстрого приготовления, по типу доширака, Достоевский решил оттуда ничего не брать. — Значит я особенный. – Гоголь даже самодовольно поднял голову. — Ага... Солнечный ребёнок. — Да! Точно! – Николай понятия не имел, что детей с Синдромом Дауна называют "дети солнца", "солнечные дети". Достоевский дождался пока продукты разморозятся и приступил к их нарезке, а мясо бросил в микроволновку и поставил режим "разморозки". Около 10 минут Фёдор упорно старался не выпускать Гоголя с виду, после ночного приключения ему было не по себе, когда Николай находился вне поля зрения. Но так уж вышло, пока Достоевский ставил мясо на плиту чтобы пожарить, Коля тут же пропал из виду. Конечно, Фёдор не подал виду, что этим обеспокоен, на его лице как всегда была невозмутимая гримаса. Продолжая заниматься готовкой, последний утонул в своих мыслях, и даже не заметил вошедшего вновь на кухню Николая. Тем временем Гоголь подошёл сзади, резко и крепко схватил Достоевского за талию, тут же обнимая, и прильнул губами к шее, следом вонзая в бледную, нежную кожу зубы. Фёдор и без того был обеспокоен, а когда почувствовал крепкую хватку на теле, так ещё и острую боль в шее, вовсе потерял самоконтроль. Достоевский забрыкался, быстро взмахивая руками, в одной из которых был нож, и отталкивая Гоголя. Никто из них не ожидал увидеть кровь. Но так или иначе, теперь нож в руках Фёдора был в крови, рука так же. А Николай стоял на коленях прикрывая пол лица руками, с которых так же стекала кровь. — Блять, Гоголь! – Достоевский отбросил нож и тут же одним рывком оказался рядом с Колей. Последний послушно отодвинул окровавленные руки от лица, давая Фёдору осмотреть рану. Глубокая царапина идущая от брови к щеке, но, кажется, сам глаз цел. — Ты видишь? Нужно вызвать скорую. – Достоевский не успел подняться с пола, Николай ухватил его за футболку и буквально заставил сесть обратно рядом с ним. — Я вижу, всё в порядке, не нужно никакой скорой. – Голос был слегка дрожащим, да и сам Коля слегка подрагивал. Фёдор успел позабыть на сколько же сильно Гоголь ненавидит врачей и больницы. — Ладно. Тогда ты дашь мне обработать рану. Николай лишь кивнул на сказанное, и те тут же встали уходя в ванну. Достоевский схватил за собой аптечку, которую, ещё с утра, Гоголь оставил на столе, пока искал в ней что-то от головной боли. Схватив первое попавшееся полотенце, Фёдор полностью намочил его водой и стал вытирать кровь, конечно, она продолжала немного течь, но всё выглядело уже не так, словно они убили человека. Рана не на столько глубокая, чтобы её зашивать, но всё равно шрам останется. Гоголь то и дело вздрагивал, специально мешал Достоевскому не давая нормально обработать рану, потому что сильно болело. Но так или иначе Фёдор всё же довёл это всё до ума, и перемотал пол головы из-за этого бинтом. — Больше никогда, слышишь? Никогда так не делай. – Грубым, серьезным тоном произнес Достоевский. Николай лишь опустил голову и взгляд в пол. – Иди к себе в комнату, отдыхай. — Но я, – Гоголь даже договорить не успел, как почувствовал на себе пронзающий, до боли холодный взгляд Фёдора. Это значило только одно, если Николай сейчас не послушает его, ему конец. Коля покинул ванную комнату и отправился к себе в комнату. Он лёг в свою кровать, завернулся в одеяло с головы до ног и обиженно смотрел на дверь. Его отругали как нашкодившего котёнка, хоть и пострадал. Да, сам виноват, но Гоголь не ожидал такой реакции, он не хотел напугать Федю. Тем временем глаз нещадно болел, так сильно, что хотелось взвыть от боли. Но, пока что, Николай не понимал почему Достоевский так его испугался, и это приносило ещё больше боли. Что же он сделал не так?.. Фёдор вошёл на кухню, сейчас пол выглядел как будто на нем кого-то убили. А это значит, что нужно его вытереть, и желательно найти нож, который Достоевский откинул куда-то. Убрать следы крови проще простого, намочить тряпку перекисью, холодной водой и следов не останется. Так же и с ножом. Спустя 15 минут всё было чисто, мясо на сковороде дожарилось, салат осталось заправить каким-то соусом, или маслом. Ещё несколько минут и всё готово, а Фёдор сидит за столом, никакая еда в горло уже не лезет, а потому он принимает вполне осознанное решение уйти. Зайдя обратно в ванну Федя убрался, следом нашел свою одежду и переоделся. Держа в руках футболку Николая, он и сам не понял зачем, но приподнёс к своему лицу и вдохнул столь знакомый сладких запах, после, конечно же, бросая футболку в стиральную машинку. Последнее, что оставалось это предупредить Гоголя о своем уходе и о том, что еда на столе. Подойдя к двери Фёдор глубоко вдохнул, быстро постучал и так же быстро открыл дверь, не дожидаясь ответа. — Николай, я.. – Достоевский ошарашенно смотрим на Гоголя, что сидит на кровати, полуголый, с рукой на члене. – домой. Фёдор даже нашел в себе силы договорить сказанное. Но после сказанного он тут же закрыл дверь обратно, и ушел к выходу. Тем временем Коля резко вскочил с кровати и схватил свои штаны, быстро натягивая их. Он даже не успел до конца их застегнуть, но выскочил с комнаты, окликивая Достоевского. — Федь, стой, это не то.. Это то, о чем ты подумал, но дай мне объяснится! – Фёдор остановился недалеко от двери. Он уже в обуви, ему остаётся открыть дверь и выйти, но Достоевский давно не маленький, а потому оборачивается и даёт договорить Николаю. Гоголь мнётся с ноги на ногу пытаясь подобрать слова. Фёдор в свою очередь покорно ждёт. — Федь, я.. – Чуть ли не шёпотом начал Николай. — Любишь меня? – Достоевский попросту устал, он знал. Всегда знал. Гробовая тишина повисла между ними, но Гоголю не потребовалось много времени, чтобы всё понять. — Я даже не буду спрашивать откуда ты это знаешь, лишь спрошу как давно? — Ещё когда тебе исполнилось 17. – Спокойный, мягкий, почти успокаивающий тон. Но слова резали по ушам и сердцу. — Ты знал и делал вид, что ничего не понимаешь? – Николай то ли разочарованно, то ли удивлённо вскинул брови. — Верно. — Это не взаимно, я правильно понимаю? – Голос снова начал предательски дрожать, Коля хотел услышать любой ответ, кроме «да». — Какой ответ тебя удовлетворит? – Произнес Достоевский добивая Гоголя. — Честный, Федь. – Голос уже не дрожал, он резко похолодел. Достоевский посмотрел в глаза Гоголя, в глазах читалось великое – ничего. Эти лиловые глаза казались мёртвыми. Фёдор молча опустил голову, развернулся, и вышел с квартиры Николая так и не дав ответ. Он просто. Молча. Вышел.