***
Пойти в свою спальню герцог смог только после полуночи. За это время его успел расцеловать каждый член семьи, что было своеобразным чудом, ведь они редко позволяли себе подобное, а также напоить чаем и попытаться настроить на позитивный лад, что выходило довольно скверно. Настроение у Кирштайна было соответствующее — с таким только вешаться. Уже в спальне юноша, наконец, смог придаться глубоким размышлениям о том, что его ждёт дальше. Вариативность событий очень пугала, настолько, что кожа то и дело покрывалась мурашками, выдавая подступающую панику владельца. Тело герцога охватила дрожь. Он, съежившись на своей постели, обнял себя руками за плечи и закрыл глаза, глубоко дыша, стараясь отогнать дурные мысли от себя. Это даже вроде как помогало, ровно настолько, чтобы после оглушительного шума крови в ушах пришло осознание того, что в его окно что-то стучится. Сначала, правда, Жан подумал, что ему показалось. Звук повторялся через большой период времени и был очень неритмичным, будто бы камни ударялись о стекло. Соседские дети часто делали подобное, но точно не в такое время, и вряд-ли смогли бы докинуть до второго этажа, где располагались его окна. Тем не менее, юноша решил встать. Странное чувство двигало его к окну, казалось, что сам Господь посылает ему возможность спастись из лап старшего принца. Распахнув массивные шторы, Кирштайн чуть было не подпрыгнул от удивления, увидев внизу Эрена в темном плаще, как раз прицеливающегося ровно в его окно. «И что он здесь забыл?» — думал про себя Жан, молча наблюдая за тем, как воодушевившийся принц пытается вскарабкаться по дереву, что растёт напротив спальни герцога. И, стоит отметить, ему это удавалось. Младший Йегер с подобной коту грацией взобрался наверх, вскоре негромко стуча по стеклу пальцем, требуя его впустить. Кирштайн не имел права ослушаться. — У меня есть к вам разговор, герцог, — серьёзно начал темноволосый, стоило подошвам его ботинок коснуться дубового пола. Таким решительным Кирштайн не видел его давно, обычно Эрен представал перед ним то ли угрюмым, то ли чересчур весёлым. Никогда не таким, что удивляло. — Вы могли переговорить со мной завтра, дорогой принц. Не обязательно было лезть ночью в мою спальню. Постепенно в герцоге закипал гнев. Вместе с ним приходило и понимание, что вот они, высшие слои общества — нагло пользуются стоящими ниже людьми, не уважая их личные интересы. В особенности этим отличались как раз принцы Йегеры — оба бесцеремонны и наглы, даже сложно сказать, кто кого переплюнет. Эти двое успели сильно подпортить до этого беззаботную жизнь Кирштайна, будто вечно пытаясь проверить его психику на прочность интригами, которые приносили за собой. — Этот диалог должен состояться здесь и сейчас. Я настаиваю. Но, в отличие от Эрена, Зик хотя бы имел какое-то чувство такта. Младший же был по-детски импульсивен, желая получить всё и вся и не принимая отказов. Он с детства таким был, Кирштайн точно помнил это. Все истерики, которые Эрен закатывал, когда роль спасающего принцессу рыцаря доставалась Жану, обиды, когда он проигрывал в пятнашки. С Эреном невозможно было даже договориться на удобных для обоих условиях — всё должно быть только ему одному и только для него одного. — Тогда я вас слушаю. Как и раньше, лучшей тактикой было капитулировать и спрятать своё возмущение глубоко внутри. Сев на свою постель, русоволосый сложил руки на груди и принялся внимательно слушать младшего принца, у которого к этому времени успела залечь между бровей чёткая морщина. — Я... — внезапно Эрен растерялся. Пытаясь выдавить из себя хоть какие-то слова, он смущённо потирал затылок, то ли выбирая формулировки, то ли не до конца продумав, что ему точно следует сказать. — Вы? — терпение у Кирштайна тоже предсказуемо иссякало, ему абсолютно не нравилась идея быть выдернутым из возможности выспаться перед своей первой, и, возможно, единственной свадьбой, ради каких-то бессвязных слов от Йегера. Видеть кого-либо из их семьи не хотелось ещё несколько месяцев кряду. — Я люблю вас. Герцог, прошу, не выходите за моего брата. Он не сделает вас счастливым. Принц упал ровно на колени перед опешившим от этих высказываний Кирштайном. Взяв его руки, Эрен бережно снял белые перчатки с тонких пальцев и принялся целовать каждый, аккуратно снимая и кольцо старшего брата, чтобы не портить себе вид. — Прошу... Я люблю вас ещё с детства. Я смогу противиться Зику, только дайте своё согласие сбежать со мной. Йегер сопровождал каждое своё слово робким касанием губ к оголившейся бледной коже, словно желая пометить то, что, как он считал, должно было принадлежать ему. Жану бы правда было очень приятно, если бы он внезапно не задумался о том, какого, собственно, Дьявола, младший принц решил жениться на его сестре, если любит он его. Брезгливо выдернув руки, герцог упёрся ими в кровать и опустил грозный взгляд на Эрена, стараясь контролировать речь и дыхание: — Разве вы не любите мою сестру? — Микаса... — при упоминании девушки зеленоглазый заметно стушевался, поднимаясь с колен и присаживаясь рядом с Кирштайном, хоть его, очевидно, и не приглашали. — Если вы забыли, то да, именно она. — Прошу, не будьте таким... Йегер, к своему сожалению, заметил недовольный тон Жана, всем своим видом пытаясь исправить положение. Он смотрел исподлобья, как побитый щенок, и выглядел при этом до умопомрачения очаровательно. На миг юноша сменил гнев на милость, заправляя выбившуюся прядь тёмных волос принцу за ухо, чтобы после вернуться к разглядыванию его глаз. — У нас с ней не более, чем брак по расчёту. Я всегда любил вас и только вас. Дайте мне шанс, герцог, прошу, я же вижу, что не безразличен вам. — Почему вы так в этом уверены? Он решительно не знал, что именно заставляет его противиться. Одним из первых факторов была обида за сестру: естественно, Жан желал Микасе только лучшего и хотел, чтобы она вышла замуж по любви. Вторым можно было отметить бесцеремонное вываливание этих проблем на его бедную настрадавшуюся за последние дни голову. Не хватало ему назревающего дворцового переворота, внезапных родственников, мужа-деспота, влюбленности в прислугу, так ещё и пожалуйста, второй принц решил открыть ему свои тайны. Иногда Кирштайн правда думал, что его кто-то проклял. — Если бы это было так, вы бы не впустили меня сюда, — вырвав герцога из своих дум, Эрен снова предпринял попытку взять его за руки, на сей раз прижимая их к своей груди. Это не было чем-то интимным... Скорее, безумно трогательным. Через одежду юноша легко мог почувствовать бешено бьющееся сердце младшего Йегера, что безумно напоминало его собственное сейчас. — Принц... Я выхожу за вашего брата. Вам надо было одуматься ранее. — Вы же этого не хотите! В какой-то момент голос последнего приобрёл нотки отчаяния. Тёмные брови сложились домиком, и Жан не успел заметить, как уже оказался на спине, придавленный сверху пылающим телом. Руки, до этого мирно покоившиеся на чужой груди, сейчас лежали вверху, над головой, сжатые в области запястий одной рукой Эрена. Русоволосый, стараясь всем видом выразить перемешанное с удивлением раздражение, невольно отметил, что у принца прекрасные руки. — Не хотите... Вы любите меня, я могу почувствовать это, я вижу, как вы на меня смотрите... Йегер перешёл на шёпот. Склоняясь над пылающим лицом герцога, он мягко опалил своим дыханием его приоткрывшиеся губы, будто замирая в нерешительности. Всё естество Кирштайна вопило о том, чтобы зеленоглазый, наконец, перешёл к действиям, но у разума были другие планы. — Уберите от меня свои руки, — слова еле складывались в предложения, а тон получался не таким грозным, как задумывалось. Йегер точно не послушает, даже если рядом тоже самое будет орать рота вооруженных солдат. — Нет. Решившись, Эрен опустился. Обветренные прохладным ночным воздухом губы даже не встретили никакого сопротивления, как это ожидалось. Наоборот — стоило принцу склониться, как Жан тут же ответил, словно утопающий, наконец дорвавшийся до спасительного кислорода. Они то и дело стукались зубами в порыве той страсти, что захлестнула обоих. Йегер, желая быть ещё ближе, аккуратно отпустил удерживаемые руки, которые тут же обвили его шею и прижали к себе теснее. Кирштайн пылал, пылал так сильно, что рисковал спалить весь дом дотла. — Герцог... — шептал в коротких перерывах младший Йегер, шарясь ладонями по подтянутому телу под собой, — я могу рассчитывать на ваше "да"? И Жан отвечал ему именно так, как тот хотел. Он сказал "да", как ему казалось, миллионы раз. Он бы сделал всё, что угодно, лишь бы это мгновение длилось вечно. Происходящее не походило ни на что, даже тот поцелуй с Марко, казавшийся тогда чем-то феерическим, просто угасал перед Йегером и его живой страстью. Бодт прощался, передавая горечь разлуки губами, Эрен же наоборот — обещал, что никогда больше не оставит. Точно знал, что больше не сможет никуда отпустить того, кого любит. — Я приду за вами завтра, на рассвете, — оторвавшись от желанных губ, сказал ему принц, приподнимаясь, — ждите меня в парке, у пристани для лодок. Я заберу вас, обещаю. — Я буду ждать... С необъяснимой тоской в сердце Кирштайн наблюдал, как выскальзывает в окно его тайный возлюбленный, посылая напоследок воздушный поцелуй. Но тосковать ему пришлось не долго. Стоило только голове коснуться подушек, как в дверь тут же постучали. — Ну кто опять... Тяжко вздохнув, Жан нехотя поднялся и открыл пришедшему дверь, коим, как ни странно, являлась чем-то явно обеспокоенная Елена. Вид её был болезненным: покрасневшие глаза, мечущиеся из стороны в сторону по открывающимся её взору уголкам комнаты, сильно стиснутые на собственных плечах руки, грязные, небрежно собранные в пучок волосы. Создавалось ощущение, что не только герцоги сегодня оплакивали брак Жана и Зика. — Старший принц... — начала Елена вместо приветствия, опустив глаза в пол, — он уже подготовил войска. После вашей свадьбы они выдвинутся в город из катакомб королевского дворца. Я только что узнала... — Почему вы плачете? Юношу переполняло сочувствие по отношению к ней. — Я не знаю, чего ожидать, и меня это пугает. Обращаясь к вам... — блондинка всхлипнула, вытирая изящными пальцами нос, — Я не думала, что он действительно женится на вас. Может, нафантазировала себе всякого... — Справедливости ради, никто об этом не думал так серьезно. Смотреть, как Елена едва сдерживает слёзы, было намного тяжелее, чем герцог вообще себе представлял. Желая как-то её успокоить, Кирштайн мягко приобнял девушку за плечи, утыкая заплаканное лицо в свою ночную рубашку. Пусть выплачется, возможно, ему сейчас необходимо поддержать кого-то, чтобы отвлечься от собственных мыслей. — Он обещал мне... Ещё давно, говорил, что сделает мне предложение, как только осуществит свои планы... — Правда? Не знал, что у вас настолько близкие отношения. — Об этом тяжело догадаться, принц просил меня тщательно скрывать всё, что я чувствую. Слабая улыбка тронула её опухшие губы, что почувствовал через тонкую ткань Жан. Должно быть, это был действительно хороший знак. — А сейчас я анализирую все его слова и понимаю, что он просто меня использовал... — И вы... До сих пор хотите остаться с ним? — Возможно, если бы у меня ещё был шанс.***
После её ухода Кирштайн ещё долго не мог сомкнуть глаз. Он усиленно думал: о своей будущей жизни, о выборе, о его влюбленностях, которые каждый день напоминают о себе и не дают покоя. Голова кипела отвратительно сильно, хотелось поскорее разгрузить её. Поспать, впрочем, герцогу так и не удалось: почти до самого рассвета он пролежал на своей постели, во всех красках представляя, что его ждёт. С одной стороны, он готов был принять заманчивое предложение Эрена и сбежать с ним. С другой же... Он не мог бросить семью. Зная Зика и его возможности, юноша мог это гарантировать, его семья будет мертва сразу же, как только узнают о его пропаже. А узнают все, и так быстро, что он даже выехать не сможет. В голову лезли неприятные картины Леви, Эрвина, Кенни и Микасы, лежащих в луже собственной крови, что вызывало тошноту. Нет, герцог не мог этого допустить, ни в коем случае. Он бы сделал всё в этом мире, чтобы уберечь близких от опасности. С другой стороны... А что его ждёт? Он выйдет за Зика, прогремит революция... Какая вообще, к чёрту, революция? Что она принесёт? Кто-нибудь вообще догадывается о последствиях, или Зик единолично решил за весь народ, что им нужно? Посмотрев в окно, Жан понял, что совсем скоро наступит утро. Солнце уже пускало первые лучи в окно через так и не задёрнутые шторы. Если он и хотел что-то делать, нужно было делать это сейчас. — Спаси и сохрани меня, Королева... Поднявшись, Кирштайн прошёл босыми ногами в ванную, максимально тихо набирая в нее воду и опускаясь, предварительно сняв вещи. Он всё же решился. Оставалось немногое: собрать вещи, деньги, еду в дорогу, написать родным прощальную записку и уйти. Адреналин шкалил в крови юноши, перетекая по венам и окрашивая его кожу в приятный розовый цвет. — Я смогу... — убеждал он себя полушепотом, тщательно обтираясь и вымывая каждый сантиметр своего тела. В новую жизнь нужно идти чистым и физически, и морально, не так ли? Благо, заготовленная на завтрашнюю церемонию одежда висела у него в шкафу и Жану не приходилось думать, что он наденет. Это была своеобразная издёвка: сбегает от жениха в том костюме, что он ему и выбрал. Подумав о том, как будет выглядеть Зик, губы герцога тронула улыбка. Он бы определенно остался посмотреть на это, если бы мог. — Нужно ещё написать семье и предупредить их... Кирштайн конкретно не знает, что он собирается делать и какой вообще у него дальнейший план. Он просто хотел сбежать, вырваться из золотой клетки, в которую его запирали руки будущего мужа. Семью он спасёт, может, попросит Марко увести их. — Марко, точно... Мысли о нём тоже оставляли своеобразный неприятный осадок. То ли из-за отказа, то ли из-за странного предчувствия по поводу него. Не то, чтобы Жана это как-то волновало, вовсе нет, просто беспокоило. Не каждый человек с тёмным прошлым вставал на праведный путь. Тем не менее, время конкретно поджимало, подгоняя Кирштайна и принуждая к написанию письма. Сев за свой небольшой столик в углу комнаты, герцог окунул перо в чернила и принялся аккуратно выводить буквы на бумаге: «Дорогие отцы, я прошу простить меня за то, что покидаю вас так. Вы можете посчитать, что это абсолютно незрело, и я даже с вами соглашусь. Дело в том, что я больше не могу находиться здесь, когда моему будущему угрожают. Да, я поступаю эгоистично и совершенно невежественно, вы такому меня не учили, но более выгодного выхода из ситуации у меня нет. Если вы читаете это, значит, мне правда удалось и я уже далеко от Лондона, а может даже и от Англии. Не стану говорить вам, куда еду — по крайней мере, пока ситуация со старшим принцем не устаканится. Успокойте Микасу и передайте ей мои извинения, уверен, она будет огорчена. С любовью, ваш сын.» Было горько осознавать, что ему придётся покинуть этот дом. Ещё раз внимательно осмотрев свою комнату, юноша с ностальгической улыбкой дотронулся до бледного пятна от чернил на стене, вспоминая, как, играясь с отцом в догонялки, рукой лихо откинул в сторону чернильницу. Тогда она разбилась и заляпала большую часть стены, но Эрвин не стал его ругать. Он посмеялся и утёр слёзы готовому своими маленькими ручками всё это стереть Жану, после аккуратно окуная палец в начавшее подтекать смолянистое пятно и рисуя огромное сердце. Герцог тоже не остался в долгу, выводя маленькое едва заметное сердечко в конце. Пока письмо сохло, он успел надеть свадебный костюм, бегло осматривая себя в зеркале. Чёрная ткань хорошо подчеркивала его формы, а главное, была незаметна среди толпы джентельменов в таких же по расцветке фраках. Самое то для побега. Письмо Жан осторожно запечатал, закрепил фамильной печатью и оставил на своём столе. Солнечные лучи, уже вовсю пробивающиеся через стекло, мягко подсвечивали его и выделяли, будто бы давали подсказку, куда стоит смотреть. Кирштайн знал, что, когда семья придёт его будить, первым, что они заметят, будет именно это письмо. А ещё он надеялся, что его не выследят и не убьют Аккерманы раньше, чем он переступит порог этого дома. Они могли, особенно Леви. — Я буду скучать, — обращаясь к спящим, сказал Жан, тихо открывая дверь в коридор и выходя. Стоило ему пройти первые несколько шагов по лестнице, как она заскрипела. Кирштайн даже забеспокоился — не встал ли кто-то из родных по личным нуждам в столь ранний час? Это серьёзно разрушало его планы. Притаившись, юноша принялся ждать хоть чего-то, похожего на шаги, кашель, дыхание, шум — в общем, всё, что могло выдать неспящего. Но ничего не было. Дом снова затих, собирая в себе силы для предстоящей суматохи. Никого не было, и осознание этого давало толчок. Не желая больше медлить, герцог спустился на первый этаж, к своему спасению. Дверь на улицу манила к себе, только дерни ручку — окажешься свободным, спасённым от нелёгкой участи, что несёт за собой брак с принцем. Она почти была рядом, всего пара сантиметров, и... Затылок Жана прошила острая боль. От неожиданности он только дернулся назад, чувствуя, как теряет сознание, и тут же на границе сознания ощутил, как оказывается в сильных руках, а знакомый голос шепчет на ухо: — Вы пошли по неправильному пути, герцог...