Всё меняется, и мы меняемся вместе со всем

      Вилледор все идеально спланировал. Четкие построения Миротворцев во главе с Айтором и Ночных бегунов, командуемых Фрэнком Марви, были призваны защитить город, если вдруг операция закончится провалом. Но, по крайней мере, шансы на успех очень велики, поскольку на задание отправились не какие-нибудь новички из отрядов, а одни из самых опытных и физически подготовленных к этой миссии бойцов — Лоан и Хакон.       Медлить было нельзя, на кону слишком многое. И, даже несмотря на наступление ночи, операция должна продолжаться. Направляемые силой воли и долгом, Лоан и Хакон быстро пробирались к лаборатории «Сердце», чувствуя груз ответственности, лежащей на их плечах.       Зараженные с большой яростью, пробудившейся из-за наступления темноты, бросались на путников, словно не желая, чтобы те добрались до их главной цели. Но монстров каждый раз ожидала неминуемая гибель: либо Лоан стреляла в них из арбалета еще до попытки напасть, либо Хакон умелым движением руки, что держала оружие, отрезал голову или перерубал туловище, не оставляя никаких шансов на выживание.       На то они и были командирами Ночных бегунов: их попросту почти невозможно убить ночью и в движении.       План был такой: ворваться в лабораторию «Сердце» (с боем — если придется), найти дверь, ведущую к аппарату, а потом подключить к нему ключ ВГМ, понадеявшись на то, что это позволит запустить вакцину.       Оставалась только одна проблема — сам проход в «Сердце», так как ключ от него только у Эйдена. Не имея понятия о том, где сейчас находится Колдуэлл, команда Вилледора рассчитывала лишь на везение. И удача действительно повернулась к ним лицом.       Вход в лабораторию уже был открыт.       Тогда же Хакон почувствовал, как что-то ударило в голову. Это был крошечный приступ волнения.       Эйден был здесь. Эйден разблокировал вход.       От осознания возможной встречи Хакон воодушевился и устремился вверх по этажам, подгоняя за собой Лоан. Та побежала вслед, наверное, подумав об этом же.       Здание оказалось пустым: судя во всему, после смерти Вальца по всем зданиям была объявлена срочная эвакуация. Томная тишина заставляла терять надежды увидеть хоть кого-то живого.       Но все же Эйден был на самом верхнем этаже. Там, где располагался аппарат с вакциной. Все двери были раскрыты, словно Колдуэлл прямо-таки ждал гостей. Однако выглядел далеко не дружелюбным: суровое, как у отца, лицо, безумные глаза, совершенно странное, неподходящее для него поведение, будто он очень спешит. Он был похож на сумасшедшего. Возможно, он уже был сумасшедшим.       Эйден старательно разбирался с аппаратом. Казалось, он изучал каждую деталь так подробно, что смог бы разобрать и собрать эту конструкцию заново самостоятельно. Его ладони, скользящие по металлу, нервно тряслись, а пальцы непроизвольно дергались, сжимались и разжимались, явно не находясь под контролем мозга.       Хакон обернулся на Лоан и заметил, с каким отвращением и ужасом она глядела на пилигрима. Да, зрелище было действительно невероятно пугающим. — Эйден?       Голос Хакона дрогнул.       Парень посмотрел на него и сразу прищурился, пытаясь рассмотреть, кто пришел к нему в этот зал. Эйден смотрел. Смотрел несколько секунд, пока возился в своей памяти, стараясь отыскать в ней образы вошедших людей. Голова раскалывалась на тысячу мелких обломков, и хотелось завыть от боли, как монстр.       Вспомнить Хакона и Лоан у него получилось с большим трудом. Тогда же Эйден прекратил все свои действия и просто опустил голову, глубоко вздохнув и оперевшись руками о большой аппарат. Он знал, что ненавидел этих людей. И прекрасно помнил, чего они лишили его. — С тобой явно что-то случилось, — на выдохе заметила Лоан, покачав головой. Она держала арбалет наготове, абсолютно не зная, чего можно ожидать от человека, потерявшего рассудок.       Эйден тихо усмехнулся. Его забавляла не очевидность услышанных слов, а сам факт того, что с ним решили заговорить. Он надеялся, что взбесил их, когда покинул главное здание ВГМ и отказал им в помощи. Когда они убили Вальца. Его отца.       Хакон смотрел на парня с тревогой. Возможно, несколько дней назад Эйден сумел бы успокоиться и улыбнуться от осознания того, что этот мужчина о нем беспокоится. Теперь же ничего не имеет значения.       Вся жизнь стала вообще какой-то бессмысленной. — Почему ты молчишь, Эйден? — нервно вспархнул руками Хакон, пытаясь отыскать в голубых глазах напротив хотя бы частичку прежнего Эйдена Колдуэлла. — Ты злишься на нас всех, да? Так выскажись! Давай. Думаешь, я не готов выслушать тебя? — Правда думаешь, что мне нужно высказаться? — Эйден и сам не ожидал, что его голос будет настолько охрипшим: он будто молчал несколько дней. Захотелось пить. — Обычно люди, находящиеся в таком состоянии, как ты, действительно хотят сказать что-нибудь, — пожал плечами Хакон, не теряя надежды выдавить из бывшего товарища правду, наполненную живыми эмоциями. — Ладно, — кивнул Эйден и посмотрел на аппарат. Больше никаких разговоров. Времени и без того очень мало. — Да. Я хочу сказать, что мне нужен ключ ВГМ.       Конечно, Колдуэлл мог бы объяснить сейчас, почему он уверен в том, что ключ находится у них, но сил говорить почти не осталось. В горле жгло от каждого слова, а легкие в груди от очередного вдоха сжимались так, словно оттуда снова и снова выкачивают весь воздух. Невыносимо. — Я готов помочь тебе, Эйден, — уже даже не с разочарованием, а с отчаянием произнес Хакон, выискивая рукой что-то у себя в куртке. После этого он достал ключ ВГМ и без каких-либо сомнений протянул вперед, не приближаясь. Лоан чувствовала себя некомфортно, глядя в большое окно и наблюдая за ночным небом. — Всегда готов помочь.       Пустые слова — Эйдену на них все равно. Ему нужно закончить начатое отцом дело и спасти человечество, а не болтать с теми, кого он заставил себя считать своими врагами.       Хакон одернул его за локоть, когда Колдуэлл взял ключ из чужой руки и развернулся к аппарату. В карих глазах командира Ночных бегунов читалось сожаление. Жалость. — Мне больно видеть тебя таким, Эйден, — от сердца отрывал слова Хакон, глядя в бездушные глаза пилигрима. — Я знаю, тебе пришлось многое пережить. Знаю, что из-за нас ты потерял близких. Но я буду с тобой честен. Мы никогда не желали зла твоей сестре, и нам жаль, что она погибла. Твой отец… Да, мы хотели убить его, но на то была причина: он забирал жителей Вилледора и ставил на них опыты, в буквальном смысле жертвуя людьми ради своей цели. А тот человек, которого ты любил с детства, пытался взорвать Рыбий глаз. Я прекрасно помню, что ты говорил о нем много хорошего, но это не отменяет того факта, что он был готов убить многих, лишь бы угодить Вальцу. — Хакон вздохнул, отпуская руку юноши. — Мы никогда не хотели причинять тебе боль, Эйден. Но некоторые вещи мы были обязаны делать.       Колдуэлл отвернулся. Хакон наверняка говорил искренне, и Эйден поверил ему. Но на этом все. Он просто осознал, что они «были обязаны делать» те «некоторые вещи», которые довели пилигрима до такого состояния. Они были обязаны и они сделали это все. Они пытали Мию в Вилледоре, а спустя несколько дней взорвали лабораторию, где она находилась. Они убили майора Грея. Они убили Криса Амбера, как и всех тех, кто бился за жизнь в здании ВГМ. И они убили Вальца, прикидываясь борцами за справедливость и мир на Земле. А ведь они до сих пор не поняли, что именно Винсент по-настоящему боролся за спасение их жизней.       В этот момент Хакон и Лоан показались Эйдену жалкими, как и все люди, оставшиеся в живых. Они сами себя почти лишили шанса выжить, убив Вальца, но все еще надеются, что шайка Ночных бегунов и несколько отрядов Миротворцев смогут отвоевать целый мир у миллионов зараженных. Такие безнадежные… И Эйдену нужно им помочь.       Он вздохнул и отошел к аппарату, внимательно рассмотрев ключ ВГМ. Быстро поняв, каким образом прикрепить его к конструкции, парень принялся за дело, не обращая внимание на парочку, что стояла рядом с ним. Лоан нервно хрустела костяшками пальцев, в то время как Хакон наблюдал за действиями Эйдена, словно желая быть включенным в работу. Возможно, действительно хочет помочь? — Мы справимся, — прежде чем Эйден начал разработку, произнес Хакон, желая подбодрить скорее самого себя. — Да, — коротко ответил голубоглазый. Его тон казался ледяным. Тот же лед был и внутри него. Должно быть, именно так и ощущалась скорая смерть.       Город погрузился в ночной мрак, как только аппарат зашумел. Ноющая тревога разлилась в сердцах Лоан и Хакона, когда они увидели через окно, как вдалеке, где-то за несколько километров, исчезли крохотные неоновые огоньки. Эйден же тяжело выдохнул, опустившись на колени и прижав лоб к холодному металлу. Его уже давно тянуло куда-то вниз, и сейчас, находясь в полусидячем положении, он наконец смог дать себе возможность немного передохнуть. От глубокого выдоха у него закружилась голова, но от непредвиденного падения его спасла рука Хакона, что удержал его за плечо. Эйден снова прижался к аппарату. — Хакон, весь УФ-свет погас! Что вы там натворили?!       Голос Фрэнка в рации казался чрезвычайно напуганным и грозным. Должно быть, произошла настоящая беда, которую Эйден пока что не смог понять. Просто его разум еще не мог полностью сконцентрироваться на том, что происходит вокруг, и анализ произошедшего был до него пока что недосягаем.       Но командиры Ночных бегунов уже все поняли. — Выключи! Выруби эту херню! — злобно рявкнула Лоан, то и дело оборачиваясь к окну, надеясь увидеть, как УФ-свет возвращается на свое место. Но он погас, и намеков на повторное загорание не было. Ночь съедала улицу.       Хакон усердно искал кнопку выключения, но не смог ее найти и в бешенстве принялся колотить по самому аппарату. — Я говорила, что нужно подождать! — кричала женщина, крепко сжимая ладони от напряжения. В уголках ее глаз появились слезы ярости. — Говорила, что лучше начать это утром! Да это вообще все было большой ошибкой! Нельзя доверять Вальцу! — Нам нельзя было медлить! — крикнул на нее Хакон в ответ после того, как попытки вынуть ключ ВГМ из отверстия оказались безуспешными. — И мы не знали, как действовать иначе! Это был единственный вариант! — Мы годами ждали, когда нам выпадет случай избавиться от заразы, которая нас всех убивает, и подождали бы еще пару денечков! — А где гарантии, что за эти пару денечков мы все не сдохнем, м? Лоан, пойми, мы больше не могли рисковать. Время утекало слишком быстро.       Эйден закрыл глаза, когда наступило молчание. Его разум наслаждался этим мгновением и медленно наполнялся силами.       Ночь. УФ-свет отключился из-за действия аппарата. Колдуэлл понял, что это недоработка Вальца: разработка вакцины усилила магнетизм, впоследствии чего произошла аномалия, выбившая из строя все ультрафиолетовые лампы. А это значит, что все здания в Вилледоре и в комплексе ВГМ станут желаемыми целями для монстров. — Я должен быть со своими людьми, — объявил Хакон, все-таки не сдержавшись. В его тоне ощущался страх за жизни Ночных бегунов и всех остальных жителей города: он не может стоять в стороне, пока люди в большой опасности. — Лоан, останься с Эйденом. — Так точно, — горько вздохнула девушка.       Эйден же молча провел Хакона глазами до самого выхода.       Тишина якобы заставляла молчать и дальше, но Лоан предложила парню воды. Похоже, он выглядел по-настоящему ужасно, раз ему пытаются оказать помощь даже такие люди, как Лоан.       Сделать хотя бы один глоток было тяжело: вода прошла по горлу так, будто это вовсе не вода, а какая-то кислота. Хотелось прокашляться или выблевать все наружу, пока это еще не оказалось внутри — там, в груди, где избавиться от этой кислоты будет уже невозможно.       Паника явилась неожиданно. Эйден действительно сейчас боялся выпить воды? Просто, блять, выпить воды? Господи, он сходит с ума. Уже точно.       Вода не была кислотой. Это просто вода. Она не сожрала его внутренности и не разрушила кости. Но помогла думать яснее.       С каждым новым глотком рассудок становился все более чистым. Это удивительно: настолько сильной была жажда, что он медленно превращался в безумца? Или… он превращался в монстра?       Выражение лица Лоан вернуло Колдуэлла в реальность. Девушка глядела так, будто испытывала сострадание. Как она могла сожалеть? Да кто она такая, чтобы жалеть его?       А кто такой Эйден? Кто он такой? Разве он достоин чужого волнения? — Спасибо, Лоан, — тихо сказал пилигрим, возвращая ей небольшую бутылку. Острое желание съесть хоть что-нибудь скрутило желудок, и Эйден еле слышно застонал.       А потом поднялся на ноги так уверенно и твердо, словно ничего не произошло. Он привык к голоду, научился не замечать его. Он уверен, что смог бы продержаться подольше и с невыносимой жаждой, но те немногие глотки воды оказались все-таки необходимыми, чтобы мыслить ясно и правильно. — Что с тобой произошло? Лоан, это идиотский вопрос.       Эйден посмотрел на девушку, но она не глядела на него в ответ, наблюдала за неподвижной стеной. Должно быть, ей не хотелось видеть его. Может, ей было противно. Или, может быть, она чувствовала вину.       Нет. Скорее всего, она спросила просто ради приличия. Ее мысли сейчас совершенно не в этом месте. Она думает только о Вилледоре и об опасности, нависшей над городом. — Я в порядке. Эйден, это идиотский ответ.       Лоан все-таки обернулась к нему, и ее губы растянулись в фальшивой, нервной усмешке. — Оно и видно.       Ее голос звучал тревожно, несмотря на то, что во фразе должна была слышаться ирония. Зачем ты заставляешь себя усмехаться, Лоан? Зачем выдавливаешь эти вопросы о моем состоянии? Я не в порядке, ты это знаешь. Я не в порядке из-за вас. Вы сделали меня таким. Вы лишили меня всего, даже рассудка. Вы виноваты во всем. Вы. Я обязан ненавидеть вас всех.       Но это ложь. Да, Ночные бегуны и Миротворцы, бесспорно, виноваты во многих смертях его близких людей, но до сумасшествия и полного одиночества Эйден довел себя сам. Будь он хоть немного сильнее, он бы справился с потерями. Но он слабак. Пустое место. Ничтожество. — Эйден, как долго это будет продолжаться? — спросила Лоан, напряженно сложив руки на груди.       Она боится. Она тоже слаба. Каждый человек слаб и нисколько не ценится. Но зато все человечество — это настоящая сила. Какой абсурд. Недостойный. Ничего не стоит. Никто.       Эйден не знал, как ответить на вопрос женщины. С одной стороны, проанализировать весь процесс можно, но с другой — не представляется возможным. Каким бы интеллектом ни обладал Колдуэлл, в устройстве аппарата он почти не разбирался: отец редко проливал ему свет на всю суть.       Пилигрим посмотрел на командира. Сейчас она вовсе не казалась такой же сильной, независимой и по-дерзки смелой, как раньше. В ее глазах, обращенных все к тому же окну, виднелась всепоглощающая тревога. Она не была воином. Она была человеком. Самым простым человеком.       Эйден вздохнул, едва отвернувшись. Он способен ненавидеть каждого целую вечность, но чувствует, что обязан помочь всем. Даже тем, кто никогда бы не сделал того же ради него. Это его долг. — Я не знаю. — Это короткий, но честный ответ. Слабак. Ничего не заслуживает.       Лоан кивнула. Она тоже не знала, что делать и сколько им еще ждать.       Однако вскоре просто стоять и терпеть стало невозможно.       В здании послышался шум, особенно где-то снизу. Эйден тут же подбежал к окну, внимательно осмотрев улицу. Зараженные. Они прорвали черный вход. Они скоро будут здесь. — Лоан, следи за вакциной, — скомандовал Колдуэлл, не желая тратить ни секунды того времени, что у них есть. Он быстро приготовил оружие и понесся к выходу, игнорируя словно рвущиеся от резких движений мышцы. Это больно. Терпи, пустое место. Мелочь. — Нет, Эйден, остановись! — громко крикнула Лоан, приковывая внимание парня. Тот остановился, параллельно борясь с демонами, что шептались у него в голове. — Если на нас напали монстры, то нет смысла отбиваться. Без уфэшек у нас нет никаких шансов. Эти ублюдки нас обоих разорвут и не заметят.       Эйден знал: она права. Они не смогут справиться с чудовищами, даже если будут использовать все хитрости и навыки, приобретенные за свою тяжелую жизнь. Не справится. Маленький человек. Пешка.       Со злостью ударив кулаком по стене, Эйден выдохнул сквозь зубы. Он больше не хочет слышать самого себя. Мало того, он не понимал, в голове ли слышит все эти раздражающие слова или говорит их вслух. В любом случае, от этого хочется избавиться, крикнуть погромче, лишь бы прервать бесконечный поток удушающих мыслей.       Нельзя. Нельзя давать волю слабости. Времени на расслабление нет. Нужно запечатать двери, подготовить все к побегу, когда будет готова вакцина.       Лоан пыталась связаться с Хаконом, пока Колдуэлл ставил укрепления. Рация оказалась сломанной: магнетизм заставил трещать и ее. А это значит, что связаться с Хаконом невозможно. Может, он уже погиб, не успев даже пробраться в Вилледор?       Лоан не могла связаться с Фрэнком. Никто не имел возможности поговорить с ней сейчас, успокоить и придать сил и уверенности.       А Айтор? Он жив? Мысль о нем заставила женщину нервничать. Впервые она так сильно боялась за чью-то жизнь. Она попыталась унять дрожь, дыша в определенном ритме. Вышло ужасно.       Лоан посмотрела на Эйдена. Этот человек за недавнее время очень изменился и стал казаться ей чужим. Однако что-то в нем осталось прежним, и именно это до сих пор тянуло к нему. Наверное, это была отчаянная самоотверженность. Он всегда готов жертвовать своими интересами ради других. Это стало главной причиной, по которой он не сумел продержаться в обществе Вилледора столько, сколько нужно. Жители никогда не видели в нем героя или хотя бы товарища. А он был и тем, и другим.       Когда Колдуэлл закончил с баррикадами, он упал на пол, прижавшись спиной к аппарату. Усталость распространилась по всему телу, мышцы горели от перенапряжения, а в голове затрещало от голода, бессонницы и полного утомления. Хотелось закрыть глаза и вздремнуть часиков так на двадцать, чтобы восстановить хотя бы часть сил, но Эйден не мог позволить себе даже сомкнуть веки.       В его крови должен бурлить адреналин из-за огромной опасности, в которой они с Лоан оказались. Он уверен, что она этот адреналин чувствует. Но он — нет. Он слишком устал. Он даже не способен бояться за свою жизнь.       Все-таки ему тяжело. Как бы он ни заставлял себя думать о том, что благодаря воде все в его организме стало работать лучше, каждый вдох и выдох буквально кричали об обратном. Ужасное чувство.       Лоан присела рядом. Ее присутствие не помогло успокоиться, но так все равно было немного легче. Возможно, потому, что здесь только они вдвоем были живыми людьми.       Девушка посмотрела на Эйдена. Ее темные глаза внимательно прошлись по всему его лицу и телу. Черные мешки под красными глазами, впалые щеки с острыми скулами, сухая на лице и едва потрескавшаяся на ладонях кожа, грязные волосы и исхудавшая фигура. В ее взгляде отразилась жалость, но потом она почему-то улыбнулась, немного отвернувшись. — А знаешь, ты мне сначала понравился, — сказала Лоан наконец. Она говорила так, будто была уверена, что это последний разговор в их жизни. Эйден позволил себе усмехнуться без злости. — Но ты показался мне слишком мягким. — Тебе нравятся мужчины посуровее? — прохрипел Колдуэлл, ни на секунду не ослабляя бдительность. Звуки и чудовищные крики снизу постоянно усиливались. — Да, — посмеялась женщина коротко и вдруг загрустила. — Не то, чтобы слишком суровые, но такие… — Как Айтор?       Фальшивая насмешка сошла с лица Лоан, и та кивнула, упорно сдерживая слезы и страх. — Но Айтор, Фрэнк, Хакон… Они все умрут… — она покачала головой, крепко сжимая ладони в кулаки. — Они обречены… — Мы тоже умрем, — ответил Колдуэлл, не скрывая своих ожиданий. Терять было уже нечего.       Она повернулась к нему с печальным лицом…       … и ровно в этот же момент в дверь громко ударились, явно пытаясь выломать. Это были монстры, что безумно бились во все, что могло быть сломано.       Эйден быстро прикинул, что эта дверь выдержит не больше еще пяти таких же ударов, поэтому через силу поднялся, вновь ощущая, как тело неохотно и болезненно поддается его рвению. Лоан взглянула на него настороженно, крепко сжав арбалет рукой. Потом выдохнула и нахмурилась. Наконец-то готова биться. — Может быть, в той каморке есть что-нибудь, что ускорит процесс? — вслух подумал Эйден, посмотрев на другую, прозрачную дверь. Лоан раньше ее даже не заметила. — Пойдем поищем там что-то полезное.       Девушка, не задумываясь, встала следом и пошла туда. Ее шаги были куда увереннее, чем шаги Эйдена, но это, скорее, не из-за внезапной храбрости. Она просто обладала лучшим здоровьем сейчас.       Лоан быстро осмотрелась, пока Колдуэлл вытаскивал из комнаты канат. Здесь было все необходимое для экстренных случаев, и командир даже мысленно похвалила ВГМ за то, что они способны на здравые дела и идеи.       Неожиданно дверь захлопнулась и Лоан обернулась. Эйден отошел к окну, разбил его своим топором и забросил вниз канат, закрепляя у основания. Девушка попыталась выйти, но, по всей видимости, дверь была закрыта снаружи. Никаких замков изнутри нет, и Лоан злобно уставилась на Эйдена через прозрачную дверь. — Сейчас же выпусти меня отсюда, — прошипела она, стукнув ладонью по двери. — Эйден, мать твою, открой! — Не бойся, когда вакцина будет готова, я разблокирую дверь, — спокойно ответил Колдуэлл, закончив с канатом и приготовившись к драке. — Эйден! Сукин ты сын, открой! — Спрячься за стену и не высовывайся, — выдохнул парень, взглянув на главную дверь, в которую вот-вот ворвутся зараженные. — Эйден! — Тебя не должны ни видеть, ни слышать, так что сиди за стенкой и не смей приближаться к двери! — через силу повысил голос Эйден и тут же пожалел об этом, ощущая, как жжет от этих криков в его легких и горле. Глаза защипало от боли, и руки не вовремя бросились в дрожь, но пилигрим смог сконцентрироваться лишь на укреплениях и забыть о своих страданиях.       Через пару секунд Колдуэлл еще раз посмотрел на Лоан, но той уже не было видно. Он молча поблагодарил ее за то, что, несмотря на злость, она все-таки спряталась, как он ее и просил. Одной проблемой меньше.       Монстры ворвались тогда же, когда Эйден обернулся ко входу. Его единственной задачей оставалось удержание позиции. Он не должен подпустить этих чудовищ к аппарату, не должен позволить им прервать запущенный процесс. А для этого обязан биться. Биться из последних сил, отбрасывая мысли о том, что этих сил у него не осталось. Все равно он был уверен, что умрет здесь.       Первые несколько ударов оказались особенно тяжелыми, однако мастерство, коим обладал Эйден, помогло ему почти автоматически отбивать атаки. Его могло бы это порадовать в любой другой момент, но точно не сейчас.       Первая рана пришлась на плечо. На это Колдуэлл отреагировал лишь тихим и коротким шипением. Кровь принялась быстро стекать по предплечью, пачкая и без того грязную одежду. Неприятное ощущение порванной плоти исчезло тогда, когда появилось новое, более неприятное.       Мощными когтями ему прошлись по бедру, сдирая кожу вместе с куском боевой формы, прилипшей к телу из-за пота. Кровь хлынула сильнее.       А потом что-то острое вцепилось в горло, душило, раздирало до такой боли, что голова поехала кругом. Эйден с трудом широко раскрыл глаза, которые поневоле закрывались вследствие мучительных пыток, и увидел перед собой чудище, открытая пасть которого намеревалась раздавить его череп. Возможно, это бы и произошло, если пилигрим не успел бы подставить оружие на достаточном расстоянии от этого монстра, чьи лапы продолжали царапать шею и грудь. Но одно твердое движение рукой позволило Эйдену отрубить половину мерзкого тела противника и немного передохнуть.       Это была первая волна нападений. Даже представлять не хочется, сколько еще времени предстоит Колдуэллу стоять здесь, отбиваясь от зараженных и дожидаясь конца разработки вакцины.       Две минуты — приблизительный срок, после окончания которого парень будет вынужден снова приступить к бою. Он слышал, как монстры поднимаются где-то снизу, соблазненные запахом свежей крови. Они придут. Но чуточку позже.       А пока Эйден прижался одним боком к стене, одной рукой закрывая рану на шее, а другой — на бедре. Плечо справится с кровотечением как-нибудь само.       И все-таки решение драться с зараженными в одиночку оказалось неправильным: он не справится с ними и погибнет здесь. Хотя почему его смерть кажется ему чем-то неправильным? Возможно, только так он способен как-то помочь этому миру: ценой своей жизни. Зачем ему жить, если он этого не хочет? Пусть живут другие.       Внезапно земля Эйдена ушла у него из-под ног, и его потянуло вниз. В ушах застыл шум, похожий на заглушенный треск, а раны, только что, казалось, убивающие его, вдруг перестали причинять боль. Зато внутри каждый орган потяжелел как будто на несколько фунтов, а затем начал ерзать по всему телу, ударяясь в кости и разрываясь от этого на части.       Колдуэлла вырвало вместе с криком. Снова кровь. Большая красная лужа быстро достигла его рук, которыми он упирался в пол, стоя на четвереньках. Хотелось поскорее отползти, но конечности не слушались его, бесконечно дрожа. Хотелось задышать иначе, но из груди выбивались лишь рваные выдохи. Воздуха стало не хватать, и в глазах сначала медленно, а затем быстрее темнело.       Но это была не смерть. Его сердце все еще билось: он слышал, как пульсирует в висках. Он продолжает жить. Только вот, в каком виде?       Лоан закрыла уши руками, больше не в силах стерпеть то, что слышала. Эйден превратился. Она поняла это, как только его вздохи сменились на леденящее кровь рычание. Но даже несмотря на это, женщина все еще сохраняла надежду на что-то хорошее, ведь, каким бы ни был Эйден, он жив и до сих пор никого не подпускает ни к ней, ни к вакцине.       Колдуэлл дрался с большой яростью. Сквозь прикрытые уши Лоан слышала, как ломаются кости зараженных и как злобно, по-звериному звучит рык Эйдена. И все же что-то человеческое в нем оставалось. Казалось, что в своем гневе он бормотал даже какие-то понятные слова.       Минута, вторая, десятая… Лоан считала каждую секунду, стараясь сконцентрироваться на счете, лишь бы отвлечься от ужасов, происходящих за стеной. Она не боялась подняться и показаться в той прозрачной двери, но осознавала, насколько это будет глупо. Лучше она останется здесь. Лучше будет просто игнорировать шум яростной и бесконечной драки. А потом Эйден откроет ей дверь, они заберут вакцину и помогут всем людям. Он ведь откроет дверь. Откроет.

***

      Когда все стихло, Лоан перепроверила эту тишину несколько раз, едва-едва нашептывая что-то. Да, действительно. Тишина.       Однако тут же послышался щелчок, от которого Лоан вздрогнула и сбилась со счета. Она насчитала две тысячи сто шестьдесят семь секунд.       Этот щелчок, как оказалось, открыл дверь, и девушка тут же поднялась с пола, быстро приблизилась к двери и заглянула в зал. Столько трупов, такая вонь… Но все же самым важным оказалось то, что аппарат больше не шумел. Вакцина готова. — Эйден?       Ее шепот напугал ее саму. В ее голосе было столько страха и ужаса, что она шагнула назад, но не посмела отвести взгляд от парня, что лежал перед ней.       Лицо Эйдена заплыло чужой кровью, но на щеках и брови виднелись собственные порезы. Часть кожи на шее содрана до самого мяса, обнажая кровавое уродство, из которого создан человек. Парень лишился уха, и его явно пытались лишить и второго.       Левое плечо вывихнуто, на правом красуются следы от укуса. На обоих запястьях тянутся глубокие раны прямо вдоль артерий. На спине вся одежда истерзана, помята и испачкана кровью. На пол капают темно-красные капли: если присмотреться, можно увидеть, что это из-за ранения в районе солнечного сплетения. Ноги превратились в кукурузу на палочках — уже обглоданную и залитую кровью.       Эйден упал на спину, закрывая глаза и с кашлем выдыхая. Лоан заткнула руками рот, чувствуя, что ее сейчас стошнит: Колдуэллу пытались вырвать сердце. Это отвратительно. Омерзительно. По-настоящему пугающе.       И все же… он открыл ей дверь, даже находясь при смерти. И в получеловеческом виде. — Эйден…       У входа горел УФ-свет. Значит, в Вилледоре он появился тоже. Значит, зараженные бегут из здания и из города. А еще это все значит, что готова вакцина, которую так долго разрабатывал Вальц.       На этом хорошие новости заканчиваются.       Лоан подошла к Колдуэллу и присела рядом с ним на колени. Он не шевелился, даже почти не дышал. Неужели он действительно умрет? В это не хочется верить. Он не может умереть. — Идем, Эйден, нам пора отсюда валить, — не зная, можно ли взяться за Эйдена, не причинив ему боли, сказала Лоан.       Все-таки попыталась ухватиться за его руку. Он с трудом прошипел, прижимая затылок к полу. — Веревка не выдержит…       Он больше не мог сказать чего-то еще: кровь залила горло и быстро вытекла изо рта, сливаясь с засохшими сгустками на щеках и шее.       Оставить его здесь одного — вот, чего он хотел и к чему оказался готов. Лоан сильно прикусила нижнюю губу, сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Она ненавидела это чувство, когда хочется только плакать, горевать и быть с человеком, из-за которого так плачешь и горюешь.       И все-таки оставить его здесь казалось немыслимо и… правильно.       Лоан подошла к аппарату и, решив больше не медлить, взяла с собой несколько доз лекарства, мысленно обещая самой себе, что вернется к Эйдену совсем скоро либо она, либо за ним пойдет кто-то другой. Но она обязана сообщить об этом всем. Кто-то должен будет сюда вернуться. За Эйденом.       В нервной спешке подойдя к канату и попробовав его на прочность, Лоан убедилась, что двоих он не удержит. Поэтому с глубоким разочарованием обернулась к парню, лежащему почти без сознания в крови, посреди уродских трупов, и проронила только одну фразу: — Не умирай.       И спрыгнула вниз по канату, ни на секунду не забывая о том, насколько ценную вакцину так крепко держит у себя в руках.