Тело

      К поздней весне всё более-менее устаканилось. Яна нашла работу визажисткой и парня, так что дома не бывала целыми днями, а иногда и ночами. Паша ещё не успел до конца решить, что его больше удивляло — постоянная работа или парень, как его удивили Данила со Шмыгом — Бесобой тоже нашел ежедневную халтурку, а Шмыг проводил всё время с ним (то за пазухой, то сладко похрапывая где-нибудь в укромном месте). Три раза в неделю по вечерам Бесобой отправлялся к психологу, оставляя негодующего Шмыга («А как же я?») дома играть в видеоигры. Лёша с Настей окончательно уехали на дачу, чтобы обустроить там всё для летнего отдыха семейства.       В квартире стало непривычно тихо — только клацанье клавиатуры доносилось из комнаты Балора. Паша буквально не находил себе места из-за отчаянного чувства ненужности. Его подработки случались время от времени и приносили настолько мало денег, что он, по сути, только частично отбивал своё существование в квартире. Он перечитал всю домашнюю библиотеку Рыковых и перешёл на электронные книги, когда на глаза ему попалась пресловутая «Книга о вкусной и здоровой пище» на кухне. И Паша решил хоть немного оправдывать своё сидение дома, готовя еду на всю ораву (правда, книга эта оказалась полным хламом, и рецепты он искал в интернете).       Его кулинарные эксперименты показали свою безопасность, ведь ни ему, ни Даниле со Шмыгом еда не была нужна для выживания. Из живых людей в квартире остались только Балор с Яной, но они никогда не отказывались от пельменей, так что если Паша безвозвратно портил то, за что брался, никто не умирал от голода. Впрочем, он быстро вошёл во вкус и неплохо окопался в кухне, наведя в ней идеальный порядок и заполнив холодильник всякой вкуснятиной.       Балор ему особенно не мешал, хотя это имело и обратную сторону: он вечно ничего не ел. Однажды Яна перед тем, как убежать на работу (начинались выпускные), попросила Пашу полить цветок в её комнате, и мужчина без задней мысли вошёл туда с кружкой воды. Балор ещё спал, его любимый бирюзовый плюшевый плед сбился, обнажив его. Пашино внимание привлекла в первую очередь поза — кошмар свернулся в клубочек. Утро выдалось прохладным и дождливым (даром, что поздняя весна), и он мелко подрагивал во сне. На запястьях, не скрытых лёгкой пижамой, Паша заметил гусиную кожу.       Балор выглядел таким безобидным и беззащитным, что Паша тихонько накрыл его пледом (рука кошмара лежала так, будто он ночью сосал палец, и Пашино сердце ёкнуло). Уже у двери чекист услышал странный звук и вернулся к спящему кошмару. Так и есть — мурлыканье! Паша не удержался и прикоснулся к его плечу — нежная вибрация, будто он гладит котика. (Чуть позже он узнал от Яны, что кошмар действительно перенял эту ненавистную ему способность от кота, в котором когда-то обитал.) Как же мужчине хотелось лечь спать рядом с Балором, обнять, прижать к себе! Но нельзя, конечно же. Он засмеёт.       Вот только это прикосновение обеспокоило Пашу не на шутку: кошмар казался слишком худым. Уж не анорексия ли это? Пришлось немного погуглить, и выходило, что у Балора с большой долей вероятности именно это заболевание. Накормить его, однако, Паше не удавалось, как он ни старался. Даже оставленные на столе на ночь будто бы случайно вкусняшки кошмара явно не привлекали. Паша уже начал бить тревогу и искать способы помочь соседу по квартире, как помог случай. Впрочем, случай был на самом деле далеко не счастливым.       ***       В городе появилась какая-то аномалия, и команда, вооружившись до зубов, отправилась на поимку жуткой хтони. Паша понимал, насколько нужно быть идиотом, чтобы радоваться в такой ситуации, но всё равно радовался, ведь это было хоть какое-то разнообразие и способ почувствовать себя нужным.       Балор остался дома с наставлением сидеть на телефоне и при первой необходимости вытащить их с помощью портала.       — Жди меня, принцесса, и не забудь спустить с балкона свои косы, чтобы я мог по ним забраться! — сказал Паша напоследок и послал Балору воздушный поцелуй. Кошмар с очень хмурым лицом показал средний палец и показательно откинул волосы назад.       Хтонь, с которой они столкнулись, оказалась очень древней — с подобным ни Паше, ни Бесобою сталкиваться ещё не приходилось. С виду человек, эта дрянь им не была — существо дышало под водой и у него были острые зубы, которыми оно, как уже выяснил Шмыг в процессе расследования, разрывало добычу (пассажиров метро, как правило) в клочья за минуты. Заклинания Яны почти не работали, пришлось глушить физически, и Даня с Пашей справлялись, пока не подоспело второе чудовище — внезапно, исподтишка, из стены, у которой притулилась Яна.       Паша, конечно, ринулся спасать девушку и, конечно, всё им удалось в конце концов — чудища сбежали через какие-то только им доступные порталы, но вопросов меньше не стало. Команда сидела на грязном полу в нише в одном из запасных тоннелей — Яна, исцарапанная острыми когтями существа и оплакивающая свой разбитый телефон, Паша с неработающей правой рукой (существо практически отгрызло её в плечевом суставе, и теперь нужно было добраться до дома, зашить её и залечить), Данила — донельзя усталый и угрюмый.       — В МЧК были засекреченные документы по каким-то «рекам», — вдруг припомнил Паша. — Правда, указывалось, что объекты дислоцируются в Санкт-Петербурге.       — Настолько засекреченные, что ты имел к ним доступ? — хмыкнул Шмыг (он единственный умудрился не пострадать во время переделки).       — Глеб Егорыч дал мне почитать, когда я стал членом вашей команды, — пожал плечами Паша (правое прострелило болью).       — Он просто к твоему члену яйца подкатывал! — заржал бес.       — Тихо, Шмыг, — сказал Данила. — В Питере, говоришь? Есть ли у нас кто-то в Питере?       — Ведьма Уля из «Райдо», — тут же отозвалась Яна.       — И ещё там в документах упоминался майор Игорь Гром, — добавил Паша. — Кстати, он был в Сибири в той же передряге, что и вы.       — В общем, — Данила кивнул так, будто определился с планами как минимум на всю оставшуюся жизнь, — надо устроить командировку в Питер. Я бы ещё Лёшу с собой взял — он шаман, как-никак.       — Даня? — Шмыг в этот момент выглядел так умилительно, что можно было его принять за домашнего питомца, просящего еду со стола хозяев.       — Хм?       — Сначала домой — пожрать и раны залечить.       ***       Когда они вошли в квартиру, их, конечно, встретил Балор — злющий, как мегера, растрёпанный, с обкусанными губами.       — И где вас черти носили, сволочи?! — выпалил он вместо приветствия. — Телефоны недоступны, портал вам не нужен!..       — Балор, мы были под землёй... — попыталась урезонить его Яна.       — Именно это я себе и представлял, только в другом смысле! — перебил её кошмар, а потом заметил Пашину рану и переключился на мужчину: — О, Пашка-какашка опять своей задницей героически других прикрывал? Вот судьба-то у тебя — пиздят других, а прилетает всегда тебе!       — Ой, Балор, отъебись, — Паша не мог дождаться, когда, наконец, сможет зашить руку и унять боль в ней. Куколка на Пашиной шее пригрозила кошмару кулачком.       — Прекрасно! Пельмени на кухне, — выплюнул Балор и скрылся в комнате. Команда как-то синхронно вздохнула.       Как бы то ни было, Паше пришлось подождать, пока все остальные примут душ, чтобы потом его никто не торопил. Мужество уже начинало ему отказывать, когда Данила открыл дверь в ванную и заботливо проводил его. Оказалось, он успел наполнить ванну и добавить коктейль из эликсиров Насти, обычно спасавших Пашу. Тот отблагодарил Данилу, стиснув зубы от боли, и остался, наконец, один.       Восстановление плеча заняло больше времени, чем он думал, — шить левой рукой оказалось не так просто, а ткани были рассечены глубоко. Куколка по мере сил помогала, и всё же, когда он опустился в ароматную воду, силы практически покинули его.       Боль пронзала, казалось, до самых пяток, но Паша мужественно мычал в закушенный кулак. Ребята смотрели телевизор, тихо переговариваясь, даже Балор выбрался к ним, насколько Паша мог слышать, а он не хотел беспокоить друзей своими проблемами, так что пообещал себе не издавать ни звука. В какой-то момент ему показалось, что кто-то стоит за дверью и подслушивает, но это наваждение быстро рассеялось.       Выбрался он только к ночи. На кухне для него оставили остывшие пельмени и чай в термосе — заботливые! Правда, Паша обнаружил и кое-что ещё: его любимая кружка (и ещё пара кружек) оказались разбитыми. Нет, не просто расколотыми от падения, от кружек осталась практически пыль. Мужчине не нужно было проводить расследование, чтобы узнать, что здесь произошло: Балор. Кто бы ещё смог безо всякой причины раздолбать об стену несколько кружек? Паша вздохнул, наливая себе чай в чужую (нелюбимую) кружку. Что с него возьмёшь, с этого кошмара?       Впрочем, сегодня ночью Паша точно будет ласкать себя и представлять на месте собственной руки какую-нибудь часть тела Балора. Возможно, хотя бы сегодня он не почувствует угрызений совести.       Спустя пару часов в темной ванной он сжимал кулак вокруг своего члена, представляя, как этот противный кошмар кончает на нём, не прикасаясь к себе, как срывается на скулёж и умоляет Пашу дать ему ещё. Паша кончил, когда представил, как зацеловывает бледные плечи парня, а тот мурлычет от удовольствия.       Вопреки всем убеждениям, Пашу терзали и стыд, и чувство вины. Ещё и куколка демонстративно ушла спать под подушку.       ***       Раннее утро — только рассвело — встретило его странным шумом с кухни. Паша протёр глаза и покряхтывая встал с раскладушки. На тот момент он даже не сомневался, кого увидит в кухне, а вот характер действий оного поразил Пашу до глубины души.       — Какого хуя?.. — спросил чекист, глядя на сидящего на коленях кошмара. Тот рассыпал на полу добрую половину пачки муки и рисовал в ней пальцем какие-то странные символы.       — Твоего — отрезанного и красными нитками пришитого, Пашенька, — огрызнулся Балор, сверкнув на него глазами.       — Балорушка, котик мой ненаглядный, я ведь обещал тебе, что однажды вымою тобой пол, — сладким голосом проговорил Паша. Впрочем, ярость поднялась в нем так неожиданно быстро, что он не успел услышать ответ кошмара: схватил его за шкирку, уложил плашмя и смачно повозил лицом по полу. Балор рычал, отплёвывался от муки и брыкался. Наконец, решив, что достаточно с него роли половой тряпки, Паша вздёрнул его на ноги и потащил в ванную.       Там он нагнул кошмара над ванной и врубил кран с холодной водой.       — Знаешь, котёночек, такой анекдот: кот нассал на пол, а хозяин сначала вымыл пол котом, а потом вымыл кота; внимание, вопрос: сколько раз кот пожалел о своём поступке? Надеюсь, ты жалеешь, сучёнок.       Балор верещал, фыркал, хватал Пашу за руки, пытался лягаться, но, конечно, против грубой, тренированной силы чекиста он сделать ничего не мог.       В какой-то момент Паша осознал, что практически упирается промежностью ему в задницу, и это почему-то неприятно кольнуло под рёбрами — не так он хотел прижаться к этому созданию впервые. Неожиданно что-то отвлекло его от мыслей, и он понял, что надо отпустить кошмара немедленно. Лишь позже он прокручивал эти события в голове и понял, что заставило его остановиться: Балор произнес его имя. Не так, как обычно — Пашка или Павлуша или Павлик, — он сказал «Паша».       А сейчас Паша наклонился над мокрым, обмякшим, прислонившимся к краю ванны кошмаром и спросил:       — Эй, ты в порядке?       Совесть подсказала, что, конечно, он не в порядке. Паш, ты совсем дебил?       Балор в ответ открыл глаза, посмотрел на него с неприкрытой ненавистью, убрав с лица мокрые пряди, а потом внезапно дернулся и вмазал ему по яйцам кулаком.       Паша отклонился, насколько смог, но всё равно прилетело мама не горюй.       — Вот же ты сучка, а, — прошипел он сквозь зубы. — Чтоб тебе пусто было!       Паша спешно ретировался, согнувшись в три погибели. В конце концов, свой гнев он не всегда может контролировать, и кошмар рискует серьёзно пострадать.       В кухне уже хозяйничала заспанная Яна — ещё бы, им бы всем спать да спать, а тут этот кошмар (при помощи Паши) всех перебудил.       — Зря ты с ним так, Паш, — сказала Яна, ловко орудуя веником и совком. — Это его ритуал.       — Ритуал? Он тут кого-то вызывал? — нахмурился Паша, только сейчас сообразив, что до сих пор ходит с обнаженным торсом. Почему-то он всегда смущался того, как выглядит, особенно после появления многочисленных шрамов.       — Нет, это другое, — пояснила Яна. — Некоторые люди, когда им плохо, справляются с тревогой с помощью определенных действий. Действия могут быть странными и лишенными смысла, но им помогает.       — Хочешь сказать, наш кошмарик тоже тревожится? — Паша скрестил руки на груди.       Девушка подняла на него васильковые глаза и посмотрела так, будто он дитя несмышлёное.       — Постоянно. У него, как я заметила, ритуала только два: сидеть в ванной, и рисовать какие-нибудь завитушки или мандалы. Он под подушкой держит блокнот и ручку и калякает время от времени, особенно если ванная занята. Думаю, в этот раз он тревожился за наши жизни, просто по-другому выразить это не мог.       — Слушай, если ты так хорошо его знаешь, то почему не ладишь с ним?       — Паш, теперь ты тоже хорошо его знаешь, и что, тебе легче будет с ним поладить?       Туше. Яна была как никогда права — Балор вёл себя, как дикий зверь, который не поддаётся дрессуре. От него можно было ожидать чего угодно. Вряд ли Паше когда-то удастся с ним подружиться, стать любовниками — тем более. А ведь он нарисовал себе красивую картинку в голове и, как ни старался не поддаваться, всё же почти поверил в её реальность.       — А знаешь, я попрошу у него прощения, — сказал Паша, когда в его голове лампочкой загорелась гениальная идея. — И я даже знаю, как его накормить.       Весело насвистывая, Паша принялся готовить блины, а Яна, закончив уборку, ушла досыпать. Час спустя перед чекистом высилась на большом блюде огромная стопка блинов, а для Балора он отложил несколько штук (самых красивых) на отдельную тарелку (тоже самую красивую). Дальше Паша занялся тем, что шумел как можно больше, чтобы ненавязчиво разбудить семейство — он в целом часто так делал.       Первым в кухне появился заспанный Шмыг. Выглядел он весьма комично — закрытые глаза и нос по направлению запаха. Следом объявился Данила, протирая глаза. Яна пришла уже при полном марафете и тут же улыбнулась, заметив отдельную тарелку.       — Налетай, — объявил Паша и поставил на стол кофейник. — И удачи мне пожелайте.       Данила со Шмыгом глянули на него, как на непонятную аномалию, а Яна спряталась за кружкой с кофе. Что ж, Очередько, пришёл твой звёздный час.       Он нашёл Балора сидящим на кровати в позе лотоса спиной к двери, всё таким же мокрым и местами заляпанным мукой. Паша подошёл сбоку, не слишком близко, чтобы не нарушать его личного пространства.       — Балор, прости меня, что так жёстко с тобой обошёлся, — произнёс Паша абсолютно искренне.       — Пошёл бы ты нахуй, Пашенька, — отозвался Балор тут же. Влажные чёрные пряди закрывали его лицо от Паши, не давая прочитать эмоции.       — Я это заслужил, я понимаю, и всё же… мне неловко, что я сделал тебе больно.       — Ну охуеть теперь, мне радоваться этому или что? — Балор оглянулся на него — бирюзовые глаза метали молнии, а рот превратился в тонкую нитку.       — Просто пойдём со мной на кухню, у меня для тебя кое-что есть, — попробовал Паша.       — Нет, я с тобой никуда не иду, потому что ты идёшь нахуй, — кошмар криво усмехнулся своей речевой конструкции.       — Кс-кс-кс! — позвал Паша, улыбаясь и отступая на шаг назад.       Балор подорвался с кровати с выражением лица Угрюмого Котика.       — Кс-кс-кс! Пойдём за вкусняшкой! — чекист отвернулся и быстрым шагом направился к кухне.       — Вот ты скотина, Очередько! — прилетело ему в спину. Паша не расстроился, ведь Балор, как и было задумано, шёл за ним. Когда мужчина покискискал ещё раз, тут же получил по спине кулаком. Правда, он уже входил в кухню, и мгновенно обернулся, застав кошмара врасплох, сгрёб его за плечи и силой усадил на табуретку.       — Вот, — Паша поставил перед ним тарелку с блинами и бутылочку с шоколадным топпингом.       — Э, — возмутился Шмыг, — а нам ты такое не предложил!       Паша не обратил на него внимания, раз уж его руки удобно устроились на плечах Балора с выступающими косточками. Он чуть сжал пальцы и произнёс:       — Раз тебя успокаивает рисование мандал, то можешь рисовать их на блинах. Приятного.       А потом Паша, плохо осознавая, что он делает, наклонился и поцеловал кошмара в макушку. Балор под его руками застыл, вроде, даже дышать перестал. Жаль, Паша стоял сзади и не мог видеть его выражения лица.       Данила и Шмыг посмотрели на Пашу сильно расширившимися глазами, а взгляд Яны стал обеспокоенным, когда она взглянула на кошмара. Паша понял, что что-то не так, и поспешно убрал руки, уже мысленно дав себе подзатыльник за несдержанность. Балор сделал такое движение, будто потёр губы рукой, потом дёрнулся, схватил тарелку и бутылочку и выбежал из кухни, задев отшатнувшегося Пашу плечом.       — И чё это было? — поинтересовался Шмыг.       — Ты имеешь в виду то, что я его поцеловал? — Паша постарался сказать это максимально невозмутимо, пока садился на место кошмара. — Ну, я его поцеловал.       — Меня окружают одни пи… — начал Шмыг, и Данила остановил его метким шлепком по заднице. Завтрак они завершили в молчании.       Яна, правда, по дороге на работу задержалась в коридоре и шепнула Паше на ухо:       — У него в тот момент глаза просто остекленели от отчаяния. Он выглядел так, будто его лицо вот-вот на осколки разлетится — с ним такое бывало раньше, во снах.       Вот чёрт.       С тех пор Балор практически перестал разговаривать с Пашей, и последнего это беспокоило не на шутку, хотя не мешало ему подкармливать кошмара. Он завёл привычку давать ему попробовать свою стряпню то на соль, то на ванилин, ссылаясь на то, что его мёртвое тело не очень-то различает вкусы. То ли кошмар действительно повёлся, то ли просто подыгрывал, чтобы лишний раз не спорить, Паша не знал.       Мужчина пару раз пытался поговорить с ним о том несдержанном поцелуе, но Балор каждый раз картинно закатывал глаза и восклицал «О боги, можно не напоминать мне об этой херне?!» Паша со временем сдался.       ***       Как только по-настоящему припекло, и в Москве стало в прямом смысле нечем дышать (даже Паше), Лёша с Настей выписали всё семейство на дачу, не принимая отговорок. Яна немного пофыркала на тему того, что не сможет продолжать работу — всё-таки макияж дистанционно не сделаешь, а Балор — что в деревне интернет плохо ловит, но, конечно, отказать они не смогли. Отказывать шаману и ведьме — не лучшая идея.       Всю дорогу до деревни Шмыг разглагольствовал о том, как классно будет сходить в Лёшину баню, Яна написывала своему парню, ловя редкие моменты, когда связь была нормальной, а Балор обнимался с ноутбуком. Выражение лица кошмара, которое Паша имел удовольствие наблюдать в зеркале заднего вида, непрозрачно намекало, что он в гробу видал любые путешествия на старом ведре с гайками, особенно туда, где вместо нормальной ванной только летний душ и баня.       Правда, живительный свежий воздух и прохлада, которую давала тень фруктовых деревьев, сразу умиротворили друзей, стоило им выгрузиться у дома. У Насти был готов чай и подходили ароматные булочки в печи, Лёша растопил баню, и сразу стало как-то хорошо и спокойно.       Все быстро разместились по комнатам (Балор выбрал второй этаж, потому что там лучше ловил интернет, так необходимый ему для работы), и спустились на чаепитие. Все, кроме кошмара. Впрочем, это не особо озадачило Пашу, ведь Балор частенько вёл себя подобным образом. Не озадачило его и то, что кошмар отказался идти со всеми в баню («У тебя что, месячные?» — ржал над ним Шмыг), и то, что он практически не выходил из комнаты, а ночью из-под двери почти до самого рассвета лился свет.       Когда спустя пару дней после приезда жара припекла по-настоящему и Лёша не смог заставить никого помогать себе на участке, было решено пойти на лесное озеро недалеко от дома. Балор и в этот раз решил затихариться, однако от праведного гнева Яны его уже ничто не смогло спасти. Паша понятия не имел, что девушка ему там наговорила, но хмурый кошмар весьма скоро показался на лестнице в светлых брюках и белоснежной футболке.       — Явление морока народу! — прокомментировал Паша и тут же получил ответочку:       — Смотрю, тут уже волхвы-туземцы тусуются. Давно с дерева слез, арап?       Конечно, Балор намекал на лёгкий Пашин загар (сам Паша до этого лета был уверен, что не может загорать, но ядрёное солнце сделало своё дело).       — С дерева, но хоть не из гроба, как ты, упыряка, — добродушно улыбнулся Паша. Ничто не испортит ему сегодня настроения!       Балор бухтел всю дорогу до озера (на то, что жарко и душно, и купаться в озёрах, вообще-то, опасно, и что он может сгореть, и что у Паши проблемная сексуальность, если он называет заклятого врага вампиром, а сам пялится на его задницу) и немного на берегу. Пашу, с одной стороны, радовала такая разговорчивость, ведь он сказал за утро больше, чем за прошедший месяц. А с другой, ему вовсе не нравилось настроение кошмара. Неужели, он вообще не умеет радоваться и отдыхать?       Паша всеми силами пытался задушить свою неловкость, когда раздевался. Шрамы всё ещё не стали с ним одним целым, образ его тела внутри его головы был более идеальным, чем его тело снаружи. И он всё время ожидал ещё большей неловкости, потому что знал — если Балор разденется, собственное тело может Пашу предать, а в плавках всё будет видно.       Он ждал этого с ужасом и нетерпением одновременно.       Но кошмар ожидаемо остался сидеть на прихваченном из дома покрывале, даже не думая раздеваться, с книгой в руках. Паша слегка упал духом, потому что последнее время Балор занимался йогой или пилатесом (чекист не особенно в этом разбирался) и, с учётом обеспеченного Пашей питания, стал выглядеть ещё краше и атлетичнее, и мужчина был бы не против посмотреть на него без одежды.       Вода оказалась приятно прохладной, и вскоре все уже сделали по паре заплывов (Данила задумчиво доплывал до другого берега и возвращался обратно несколько раз) и достали мяч, устроив подобие волейбола по пояс в воде. Балор всё это время смотрел на них с берега так, будто они были кончеными идиотами. Ещё он периодически оглядывался назад, откуда они пришли, выдавая нетерпение вернуться в дом.       Наконец, кошмар не выдержал.       — Как дети малые, честное слово, — прошипел он, когда они выбрались на берег и играли уже в футбол, посылая босыми стопами острые брызги песка во все стороны.       — Ты старше всех нас, — развёл руками Лёша, — понятное дело, тебе такое не интересно. Хотя поплавать ты всё ещё можешь, вода сегодня приятная.       — Можно подумать, я воды не видел, — пробурчал Балор и снова уткнулся в книгу. Ровно до того момента, как ему в голову прилетел мяч. Тот был лёгким — с таким обычно играют дети, и боли вовсе не причинил, разве что в великолепных локонах кошмара запуталась пара песчинок.       Балор подорвался, как ужаленный.       — Какого хрена, долбоящеры вы конченые?       Настя, которая как раз и оказалась той, кто так неудачно пнул мяч, посмотрела на кошмара с искренним раскаянием.       — Прости, мой хороший, я не хотела, — сказала она мягко и сделала в его сторону шаг, будто собиралась погладить его по голове или обнять.       — С какой стороны я хороший, стерва рыжая? — завопил Балор, отступая. — Вытащили меня на этот семейный цирк уродов и издеваетесь только! Ненавижу!       Лёша шумно вдохнул, и Паша, наблюдавший за действом с чувством беспомощности перед нелогичностью решений Балора, стал задумываться над тем, чтобы вмешаться и как-то погасить конфликт.       — Лёш, не стоит, — Настя подобрала мяч и бросила мужчине с улыбкой, отвлекая.       — Мне б такую девушку, как Настя, — мечтательно произнёс Шмыг, — ад бы точно был в безопасности!       Все рассмеялись, окончательно забыв о существовании кошмара и его возмущениях. Очевидно, самого кошмара это не очень устраивало, потому что он злобно фыркнул и пробурчал под нос:       — Хорошо, что вы хотя бы не размножаетесь.       Настя обернулась так резко и с таким выражением лица, что Паша понял: вот оно. Теперь Балор уж точно заслужил смерти в её и Лёшиных глазах. За долю секунды всё очень сильно изменилось, а в голове Паши пронеслись логические построения от того, что кошмару просто скучно, до того, что он хочет, чтобы ему сделали больно.       И ведьма, Паша был уверен, сделает — он, уже необдуманно близко подходя к Балору, видел краем глаза, как Данила загоревшимися голубым руками удерживает Настю за плечи. Настя ещё сказала Дане, что не собирается бросаться на «этого сосунка», но Паша слышал это всё словно сквозь воду: его разум застилала ярость.       Чекист сцапал брыкающегося кошмара, закинул на плечо и потащил к воде, шлёпнув по заднице, чтоб не вырывался.       — Сукин сын, отпусти меня! Тварь такая, чтоб тебя разорвало, покойника кусок! Отпусти!!! — визжал Балор, царапая его спину в отчаянной надежде, что Паша смилостивится.       — Ничего, котёночек, сейчас искупаешься, может, немного остынешь, — процедил Паша сквозь зубы.       — Садист хренов, какашка жидкая, чтоб тебя! Нееет! — кошмар бился за свою свободу всё отчаяннее, особенно когда Паша вошёл в воду и направился на середину озера.       — Так тебе и надо, глазастый! — крикнул с берега Шмыг.       Паша как раз собирался зашвырнуть Балора подальше и посильнее, чтоб он получил несказанное и заслуженное удовольствие, выплывая с песчаного дна на поверхность в своей белой одежде, но в последний момент, когда он уже практически замахнулся кошмаром, его остановило одно-единственное слово.       — Паша, — произнёс Балор, и в интонации было столько отчаяния и страха, что Пашу будто под дых ударили. Он уже не смог остановить движение, только замедлил, присел, опускаясь в воду вместе с напряжённым, как струна, кошмаром.       Чёрт. Нужно срочно обратить это в шутку, иначе… Балор, погружаясь в воду до плеч, перестал дышать, и только судорожно царапал Пашины руку и плечо в попытке удержаться над водой. Взглянув в его мертвенно-бледное лицо, Паша встретил совершенно остекленевший взгляд.       — Эй, не так страшно, как казалось, правда? — мужчина попытался сказать это шутливо, чуть встряхнув его за плечи. Вышло так себе, но Балор хотя бы задышал.       Паша тут же обнял его, мазнул губами по скуле, прошептал «Ну всё, всё» и собрался вести его к берегу, как Балор пришёл в себя, оттолкнул его, едва почувствовав дно под ногами.       На берегу кошмар только успел схватить своё покрывало и книгу и бросился бежать в сторону дома. Паша, конечно, окликнул его, но куда там, Балора и след простыл.       Происшествие изрядно подпортило всем настроение, но покинуть такое приятное место не заставило, а зря — дома их ждал апокалипсис.       Казалось, Балор выместил злобу на всём, до чего дотянулся, и особенно досталось кухне: переколоченные чашки и тарелки, рассыпанные по полу крупы и разодранная в клочья магическая трава Насти, сушившаяся пучками под потолком (причём пострадали как раз самые редкие сорта). Семейство оглядывало разрушения с немым ужасом — работы, чтобы прибраться тут, хватит до вечера.       — Думаю, будет справедливо, — заметил Шмыг, — надрать ему задницу совместными усилиями.       — Нет, я… — Паша запнулся, ведь признавать свои проколы всегда очень трудно. — Я поговорю с ним.       — Поговори, — согласился Лёша задумчиво. — А потом спускайся и помогай убирать. Не думаю, что морок согласится, что его «художества» должны уступить место порядку.       На душе у Паши было совсем скверно, когда он поднимался по лестнице. Как вот попросить у него прощения, какими словами? Я не хотел? Да в пизду, конечно, ты хотел, придурок, тебе же нравится делать ему больно! Паша не хотел таким быть, не хотел даже думать, что он может таким быть, но против фактов не попрёшь.       И вот он оказался у заветной двери. Постучал, чтобы не успеть засомневаться. Открыл её, не дождавшись ответа.       — Балор, котик, я пришёл попросить прощения, — сказал он немного быстрее, чем следовало.       Кошмар, сидевший в позе лотоса на кровати и активно хмурившийся, метнул на него колкий взгляд.       — Я тебя не прощаю, — буркнул он.       — Слушай, я… — Паша нервно прочесал пятернёй волосы. — Я не всегда могу контролировать свой гнев — это плохо, конечно, я понимаю. Я просто хотел сказать, что не собирался делать тебе больно.       — Выговорился? Теперь иди нахуй отсюда.       — Балор, мне правда важно, чтобы с тобой всё было… — Паша не успел договорить — в него прилетела книга, схваченная кошмаром с прикроватного столика, он едва успел выставить руку, чтобы защитить голову.       — А со мной всё в порядке, Пашка! — взвился Балор, вскакивая на кровати. — И будет ещё лучше, если ты оставишь меня в покое! Вон!!!       Следующим, чем запустили в чекиста, была старая керамическая табакерка. Прежде, чем он успел понять, что в попытке спасения вышел из комнаты, у него перед носом с грохотом закрылась дверь.       Обед (после того, как Паша практически единолично навёл порядок в кухне) состоялся в гробовом молчании и без кошмара, а за ужином Лёша потребовал семейного совета и Балора к ответу. Все уставились на Пашу, но пойти за кошмаром вызвалась Яна.       Жареная картошка (на которую с такой грустью и вожделением смотрел Шмыг), остывала, мясо подсыхало, а ни девушки, ни кошмара всё не было. Долго. Очень долго. О чём можно столько разговаривать?..       Яна вошла в кухню со слишком нейтральным выражением лица — хотела ли она избежать тяжёлого разговора?       — Ну что? — спросил Лёша из вежливости.       — Он не выйдет, — Яна села за стол и подвинула к себе пустую тарелку. Пауза чуть затянулась, можно было бы подумать, что Рыковы читают молитву перед едой.       — Ребят, послушайте, это серьезный разговор, — начал Лёша, не поднимая взгляда от сцепленных в замок рук на столе. — Я думаю, Балору стоит съехать. Говорите, что думаете, а я за себя скажу — я устал. Мне уже немало лет, и каждый день не слышать ничего, кроме ругани, и разгребать последствия его срывов выше моих сил.       Яна сжала губы в тонкую нитку.       — Он, конечно, мой друг, но, знаете, я так тоже больше не могу. Это некрасиво с моей стороны, конечно, но поток его оскорблений уже стал невыносимым...       Паша едва дышал. Уговаривал себя не быть трусом, хотя бы сейчас. Чёрт тебя возьми, Очередько, это самое важное испытание в твоей жизни. Скажи им, что он должен остаться. Скажи, что ты виноват в его сегодняшнем срыве. А почему он должен остаться? У тебя есть аргументы, или только то, что ты мечтаешь разложить его на всех поверхностях в этом доме?       Да какие аргументы, он же... да как он без них... а почему нет? Он ведь взрослый и вполне самостоятельный.       Стукни ты кулаком по столу и скажи, что он остаётся или ты уходишь с ним! Паш?       Боишься, что они секрет твой узнают?       Ну ты и трус.       — Послушаем любовника? — предложил Шмыг, когда Яна закончила изливать душу, и все как по команде уставились на Пашу.       — Да сколько можно? — возмутился чекист.       — То есть вы не поёбываете друг друга, когда нас нет дома? — уточнил Шмыг тоном профессионального психотерапевта.       — Нет, блять, Шмыг! Я общаюсь с ним так же, как и вы! — Паша сделал пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — И, справедливости ради, сегодня я его спровоцировал.       — Дело не в том, что случилось сегодня, — отмахнулся Лёша. — Он давно уже портит жизнь всем в этом доме, и мне важно, чтобы решение мы приняли сообща.       Сообща. Да вы, выходит, сообщники. Паша, ёбаный трус!..       — Лёш, я не знаю, — выговорил он едва слышно, уставившись в стол. — Без него будет легче, факт. Но ты ведь знаешь его, он может и неделю не есть ничего, если не напомнить...       Шмыг иронично усмехнулся:       — То есть, тебе не насрать, что он сдохнет где-нибудь подальше от нас?       — Ну как бы насрать, но... — Паша не успел даже придумать, что собирался привести в качестве аргумента, как в разговор встряла Настя, подойдя к столу и опершись на плечи Лёши.       — Значит так, пока моё мнение ещё имеет вес в этом доме, говорю: Балор остаётся, и точка. А если вас это не устраивает, спалю и дачу, и дом ко всем чертям, на этот раз уже точно.       Лёша обернулся на нее и поправил очки.       — Это какая-то магическая штука, да, золотко? — спросил он.       Настя улыбнулась загадочной улыбкой Чеширского кота:       — Нет, любовь моя, это самая немагическая штука во всей моей жизни.       — То есть, — нахмурился Данила, — ты знаешь что-то такое, чего не знаем мы?       — Нет, мои хорошие, я понимаю что-то такое, чего не понимаете вы.       Паше бы хоть чуть-чуть перестать быть трусом и поблагодарить её здесь и сейчас, но нет. Видимо, Балор снова был прав насчёт него. Трус и неудачник.       Ночью он лежал в постели без сна, приковавшись взглядом к полоске света под дверью. Паша старательно взращивал в своей душе раздражение вместо настойчиво бьющегося там стыда. Это он — Паша — виноват, что Балор остался без обеда и ужина, а сейчас сидит без сна (скорее всего, опять ушёл в работу, эти коды его успокаивают). Но ведь он взрослый мальчик, в конце концов, и никто не в ответе за его реакции, кроме него самого, так? И обида — не повод мешать своим светом спать всем окружающим.       Паша поднялся, сунул ноги в тапки и направился к двери в коридор, а оттуда — к комнате Балора. Он понятия не имел, что собирается делать — ругаться за включенный свет или просить прощения. Впрочем, последнее он уже пробовал сегодня, и что-то его даже не попытались выслушать.       Дверь легко поддалась, но ноутбук сиротливо мигал парой индикаторов на столе. Паша недоумённо огляделся, и тут же увидел то, от чего ослабел коленями.       Балор сидел на полу у стены, скрутившись в клубочек и неестественно вывернувшись, чтобы прижаться к стене щекой. Это выглядело так, будто никого более близкого, чем эта холодная стена, у него нет, и он пытается обнять её, вплавиться щекой и руками. Кошмар не плакал, но черты его лица были напряжены, глаза — зажмурены.       На Балоре была лёгкая пижама — футболка и короткие шорты, и теперь Паша мог видеть его красивые стройные ноги, с бесчисленными шрамами и порезами, среди которых были и сегодняшние... Блядкий боже, рядом лежат маникюрные ножницы! Как ему, должно быть, больно! Неужели, весь его ритуал в ванной состоял в этом диком сэлфхарме. Паша подошёл на ватных ногах и опустился возле него на колени.       — Балор, — тихо позвал он.       Кошмар чуть вздрогнул, очнувшись, и открыл глаза. Посмотрел на Пашу, не меняя положения головы, и на его лице появилось то самое выражение обречённости, которое в последнее время часто мелькало в его чертах. Он ждал чего-то, и чекист понимал, чего — насмешки или оплеухи.       Нет. Сегодня он не заслужил.       Он никогда такого не заслуживал.       — Котёнок, тебе нужна...? — Паша не успел договорить. Балор закрыл глаза и отвернулся к стене, упираясь в неё лбом.       — Паша, у меня нет сил препираться, — прошептал он. — Пожалуйста, уходи. Прошу тебя.       — Да, конечно, я сейчас... Я могу как-то помочь тебе? Может, принести антисептик и пластырь?       Кошмар мотнул головой и, казалось, ещё теснее прижался к стене.       — Не нужно. Уходи. Пожалуйста, — его голос задрожал, и это причинило Паше почти физическую боль. Для него это была только игра, все эти оскорбления и насмешки, а тут... Он встал и взял с кровати пушистый плюшевый плед, который Балор так любил, и накрыл им кошмара прямо у стены.       — Если тебе нужна помощь, приходи, ладно? — сказал чекист напоследок, и сам удивился, сколько мольбы в его голосе. — И в мой сон тоже можешь приходить, дорогой, я тебя пущу.       Балор тихонько кивнул.       ***       А потом он пришел к Паше во сне.       Это было какое-то задание в катакомбах, в которых Паша раньше не бывал. Они, вроде, искали того рыжего, который убил кучу людей, а потом стал аватаром бога-ворона. Оружие оттягивало руки, и, несмотря на быстрый бег, холод старинного полуразрушенного замка пробирал до костей. Паша точно знал, что рыжего отсюда уже увезли, но упорно бежал. Наконец, он нашел дверь, на которой был новый замок, открывающийся снаружи комнаты. Сейчас дверь не была заперта, и чекист толкнул её, оказываясь в просторном холодном помещении.       Балор нашёлся на импровизированной лежанке. Свернулся в образе чёрного кота и спал, вздрагивая время от времени.       — Балорушка, — позвал Паша, откладывая оружие и садясь рядом.       Кот открыл бирюзовые глаза и злобно зашипел. Пашу это не остановило — он протянул руку, чтобы погладить кота. Много-много царапин и укусов спустя ему всё-таки удалось пригреть Балора у себя на груди. Мурлыканья он в ту ночь так и не услышал, зато кот в конце концов уснул, мягкий и податливый, как шелковая тряпочка.       ***       На рассвете Паша первым делом отправился на поиски Насти. Ведьма нашлась в халатике на голое тело на лугу за домом. Едва завидев его, она улыбнулась той самой загадочной улыбкой и кивнула, будто всё теперь встало на свои места. Она оказалась достаточно умна, чтобы не задавать Паше лишних вопросов.       ***       Паша не стал стучаться, а только спросил «Можно?», когда приоткрыл дверь в его комнату.       Балор сидел на кровати по-турецки перед включённым ноутбуком, но смотрел в экран так, будто там даже видео никакое не проигрывалось. Он дышал с приоткрытым ртом, загнанно, как иногда дышат животные на грани смерти от стресса.       — Можно? — ещё раз спросил Паша и медленно сделал пару шагов к кровати, чтобы не напугать его. Кошмар мельком взглянул на него и отвёл глаза. — Я принёс тебе кое-что.       Паша звякнул пузырьками в руке, чтобы привлечь его внимание, но Балор никак не среагировал.       — Тут средства для заживления свежих порезов и для разглаживания шрамов, — мужчина осторожно протянул руку к кровати, подальше от кошмара. — Я положу на кровать, ладно?       — Ты рассказал? — Балор поднял на него бирюзовые глаза с широкими зрачками. Голоса у него почти не было, он едва слышно шептал.       — Нет, — качнул головой Паша. — И просил Настю не задавать мне лишних вопросов.       Балор кивнул, снова переводя взгляд на экран. Паша осторожно опустился у кровати на колени, чтобы не пугать его.       — Можешь мне рассказать? — осторожно поинтересовался мужчина, заглядывая снизу ему в глаза.       — Зачем?       Паша кивнул, и Балор судорожно вздохнул.       — Когда больно вот тут, — он взялся рукой за горло и попытался сглотнуть, — так становится легче.       — А от чего тебе больно, котёнок?       Балор бросил на него взгляд, в котором отчаяние мешалось со страхом и болью.       — Вы такие хорошие, — кошмар отвернулся и сделал пару тяжёлых вдохов. — Я люблю вас, всех... а сам я ничего не умею, я такой бесполезный. Я вам только мешаю... не могу, Паш... Я хочу, как лучше, но только всё порчу, — слова явно давались ему с трудом, у него будто челюсть сводило судорогой. — Зачем вам тот, от кого никакой пользы? Зачем вам такой слабак и трус... А когда делаю себе больно, сразу легче… когда ты мне делаешь больно, тоже легче. Когда вы хотя бы ругаетесь на меня, становится лучше. Понимаешь?       — Понимаю, — Паша протянул ему раскрытые ладони и дождался, пока Балор — недоверчиво, но добровольно — возьмёт его за руки. Пальцы его, несмотря на жару на улице и духоту в комнате, казались ледяными. — Ты нужен нам, потому что мы тебя любим. Балор, мы тебя любим, любовь не нужно заслуживать. И... проявлять эмоции — это не признак слабости, родной. Никто из нас никогда не осудит тебя за печаль или слёзы.       — Вы собираетесь меня выгнать? — пискнул Балор, и Паша почувствовал, как напрягается его тело, — это ощущение словно через его руки передалось.       — Нет, котёнок, никто тебя не выгонит. Балорушка, послушай... — Паша на секунду опустил глаза, потому что и вправду не знал, как продолжить. — Я не очень силён во всей этой психологии, но если тебе ещё раз захочется сделать себе больно, позови меня, ладно? Буду обнимать тебя и говорить, что ты лучший, пока тебе не станет легче. Идёт?       Балор кивнул, закусив губу.       — Сейчас — тоже? — осторожно спросил Паша. Снова кивок. — Хочешь обнять меня?       Вместо ответа кошмар забрал у него свои руки и тут же обвил ими Пашину шею. Паша поднялся с колен, увлекая Балора за собой. Кошмар беспомощно повис на Паше, и тогда мужчина подхватил его под ягодицы и поднял. Балор обвил ногами его талию, уткнулся лицом ему в стык шеи и плеча. Он дышал хрипло и часто, и Паша прижал его к себе, дотянулся губами до горячего уха.       — Мой хороший кошмар, — шептал Паша, баюкая его. — Лучший мальчик на свете! Всё будет хорошо, я не дам тебя в обиду. Ты самый чудесный, Балорушка, мой котёнок...       — Паша, — сдавленно всхлипнул Балор, — мне так ещё больнее! Зачем, ну зачем...       — Ну-ну, дыши, котик, просто дыши, скоро тебе станет легче, — Паша гладил его по спине свободной рукой, и сердце его кровью обливалось — он действительно делал больно этому раненому существу? Действительно?       — Лучше бы ты меня ударил, — проговорил Балор, задыхаясь. — Так... легче. Паш, пожалуйста!       — Тшш, я никогда больше не буду делать тебе больно, родной. Отпусти себя, котик, тебе станет легче.       Балор ещё пару раз глубоко вздохнул, а потом горько, с подвыванием, разрыдался. Паша только продолжал баюкать его, шепча на ухо всякую чушь, лишь бы кошмар слышал его голос и знал, что его не оттолкнут.       Наконец, рыдания начали затихать, Балор обмяк в его руках, и Паша усадил его на кровать, заглянул в глаза, чтобы удостовериться, что всё в порядке, и вытер мокрые щёки.       — Принести тебе что-нибудь с кухни? — спросил мужчина, мысленно прикидывая, что завтрак как раз в самом разгаре.       — Воды, если можно, — шепнул кошмар, и Паша готов был стукнуться головой о что-нибудь твёрдое — как он мог не знать, что его котёнок со вчерашнего дня не пил?! Да по такой жаре?!       Паше пришлось проявлять в тот день максимум хладнокровия и шпионских техник, чтобы избежать лишних вопросов, когда он таскал с кухни еду и воду для своего кошмара. Балору не хотелось появляться на глазах у семейства, и его можно было понять. Паша пообещал ему, что он может сидеть в комнате столько, сколько ему нужно, чтобы прийти в себя. Балор тихонько благодарно улыбался.