Проблемный

Гару не ожидал, что задержится до самого вечера. Ему так хотелось поделиться всем произошедшим на банкете, что он постоянно вспоминал какие-то детали, сбивался с повествования, повторял какие-то куски истории по нескольку раз и все время бросал взгляд на Куинси — слушает ли. Они уже перебрались на деревянное крыльцо, сидя на нагретых солнцем ступенях, и пили чай, совсем недавно поужинав. Лесник как всегда приготовил вкуснейшие шашлыки из какой-то лесной птицы, название которой волчонок даже не пытался запоминать, ведь основное ее качество — вкус, а не имя, а теперь молча сидел, сжимая керамическую кружку в руках и пытаясь хотя бы сделать вид, что проникается историей. Гару было достаточно и вида, а Кару, сытый и порой вступающий в диалог со своими деталями, с самого утра горел желанием рассказать кому-то о своих, может быть, совсем чуточку приукрашенных подвигах, похвалиться тем, что он такой сильный, хитрый и ловкий, и получить в ответ одобрительное поглаживание по голове. Солнце опускалось за горизонт, а потому небо и густые облака, набравшие силу после пары действительно жарких дней, были яркого розового цвета, окрасились и кроны деревьев, и даже небольшая полянка перед домом. Все было такого приятного оранжеватого цвета, такое теплое на вид, что казалось, прикоснешься — и тут же согреешься, как от костра. Однако внешность обманчива, и воздух наступавшей ночи был прохладным, легкий ветерок то и дело пробегался по голой спине волчонка, заставляя его вздрогнуть и, недовольно ежась, сжимать горячую чашку в ладонях покрепче. Куинси заметил это недовольство и набросил сверху на Гару свою кофту, которую тот невероятно любил и хотел бы даже украсть, но был слишком честным и хорошим мальчиком для такого подлого поступка. — Спасибо, — Гару смущенно улыбнулся, стараясь успокоить свой хвост, который завилял слишком активно, чтобы списать это на простую радость наступившему теплу. Вокруг было так тихо и спокойно, даже Топпер, копошившийся до этого в траве с ящерицами, заснул теперь в тени крыльца. Истории о банкете кончились, рассказать больше было нечего, да и помолчать в такой приятной компании было хорошо. Волчонок вздохнул, разглядывая плавающие в горячей воде лепестки. Ему было так странно приятно от того, что Куинси просто сидит рядом, почему-то казалось ужасно стыдным просто посмотреть в его сторону, а дотронуться хотелось только больше. Гару знал, что ему ничего не скажут против, если он возьмет мужчину за руку, но и это почему-то казалось таким… не таким, как раньше. Хвост постоянно вилял из стороны в сторону, что обычно случалось очень редко, да и не так активно, как почему-то сейчас, непонятное чувство копошилось в груди мальчишки, он не знал, куда себя деть и что сказать, подумал было уже, что простудился, но ни температуры, ни высокого пульса не было, хотя щеки горели огнем. В какой-то момент ему даже стало страшно — вдруг это опять мистер Куя развлекается, насылая на него галлюцинации? Навряд ли, волчонок ведь не сделал ему ничего плохого. Шумно выдохнув и сдувая тем самым пар от чая в сторону, Гару нерешительно подал голос. — Мне хорошо с тобой. Так… странно, но приятно. Не так, как с другими. Куинси заметил, что мальчик ни разу за вечер не упоминал Эйдена. Может, случилось что-то? Такое поведение действительно отличалось от привычного Гару, который обычно болтал без умолку о том, какой «Хозяин» хороший, как он его хвалит и кормит вкусняшками, как приятно гладит его уши и хвост, и как им замечательно вместе. Даже при том, что юный Великий Колдун был ярким пятном на этом банкете ёкаев, Гару всячески избегал его упоминания. Однако Куинси не был из тех, кто сам задавал вопросы. Если волчонок молчит, то значит не хочет рассказывать, зачем тогда ковыряться в этом? Но его мысли опередил голос рядом. — Это неправильно, — голос мальчика звучал как-то опечаленно. Его уши нерешительно дернулись вниз, а брови свелись к переносице. Он будто злился на себя, но за что? — Хозяин делает так много хорошего для меня. Он заботится обо мне, вкусно кормит. Дал мне дом и новых друзей. Я… — он остановился, словно вспоминал слово, — неблагодарный. — недолго Гару молчал, сжимая кружку сильнее, в то время как Куинси опустил свою на землю и наконец правда начал прислушиваться к его словам. — Но мне… правда хорошо с тобой. Не так, как с Морвеем, — сравнение было довольно точным, учитывая близость этих двоих парней. Но куда уж ближе этой заботливой инкуба-мамаши? — И не так, как с Хозяином. С ним жарко и голова кружится, дышать трудно, внизу так щекотно и… больно, — волчонок замолчал, хмурясь сильнее и поджимая губы. Да, больно. Каждый чертов раз — без подготовки, когда захочется самому Эйдену. Последний раз вообще с когтями и через грубую ткань, которая сухо и неприятно ощущалась внутри. Больно, нечестно и неправильно. Гару замолчал окончательно, сжимая кружку так сильно, что когти заскрипели по глазурованному покрытию. Повисла тишина. Солнце почти скрылось за кронами деревьев, небо темнело так быстро, что совсем скоро показались первые звезды. Где-то вдали пели ночные птицы, а из высокой травы доносилось стрекотание сверчков. Куинси вздохнул. Стоило ожидать такого. У Эйдена были весьма специфичные вкусы, но если с кем-то из парней он покорно подчинялся, с кем-то — чередовал позиции, то с невинным беззащитным Гару, который даже не до конца понимал, что с ним происходит, поступал хитро и изощренно, порой опускаясь до простого обмана. Кару хоть и пытался казаться хитрее и умнее «брата», но все равно абсолютно не считывал, когда его так очевидно обводят вокруг пальца, попадаясь в одну и ту же ловушку раз за разом. Мужчина сцепил ладони в замок, бросив взгляд на мальчишку рядом. Тот тихо шмыгал носом, прижав уши к голове, и старался не привлекать к себе много внимания. Соленая капля тихо булькнула в чашку чая. — Тебе тоже… больно, когда ты вместе с Хозяином? — руки Гару вздрагивали, так что он оперся ими на колени, склоняясь вперед и становясь визуально еще меньше. — Я не глупый, я знаю, что Хозяин он… не только мой. Но почему-то мистеру Оливайну нравится это, не похоже, что они делают все точно так же. Может, это только у меня так? Может, я неправильный? — волчонок взволнованно посмотрел на Куинси. Может, он и правда просто отличается от них всех, поэтому все так? Лесник наверняка знает ответ, он ведь старше почти их всех вместе взятых. Но Куинси молчал, переваривая то, что вываливал ему растерянный ребенок, в этот раз не просто не желая отвечать, а не зная, что сказать. Гару это расстроило и он отвернулся, считав молчание за осуждение и разочаровавшись в себе еще больше. — Я не должен жаловаться, правда? Хозяин спас меня. Я правда люблю его, он такой хороший, он очень добрый со мной, он… — Он не думает о тебе так же, — наконец встрял Куинси. Ему неприятно было слышать, как мальчишка нахваливает того, кто то и дело врывается в его личное пространство. — Ты можешь бесконечно считать Эйдена хорошим и своим единственным настоящим Хозяином, — он вздохнул, хмурясь. — Но ты для него никогда не будешь единственным. Всегда будут другие. — В этих словах словно была какая-то личная обида. Может, не на Эйдена, но на кого-то другого. Кого-то, кто так же не счел единственным Куинси, предпочтя других. Маленькая фигура сбоку удивленно вильнула хвостом, поднимая заплаканное лицо от кружки и вглядываясь в грустное лицо мужчины. Гару впервые видел его таким. Он ничего не сказал, молча разглядывая то, как светлячки красиво подсвечивают лицо Куинси в темноте, чувствуя, что его понимают и не осуждают. Приятное тепло затрепетало в груди и снова вернулось то странное незнакомое чувство, согревающее щеки. — Тебе не должно быть стыдно за свою обиду и злость. Не позволяй больше никому делать тебе больно. — Но он ведь мой Хозяин. Что, если мне… — волчонок запнулся. А правильно ли он расшифровал свои ощущения? Это было странное чувство, он никогда не чувствовал такого раньше. Что, если это совсем не то, чем кажется, и он сейчас ляпнет такую глупость, которой разломает всю их едва установившуюся дружбу? Гару снова нахмурился, обдумывая все, даже обсуждая это с Кару, который был впервые так же растерян. Он ведь тоже не знал, что это, ему тоже не нравилось то, как вел себя Эйден, и было приятно то, что Куинси ни разу не пытался его как-то унизить, хотя имел миллион возможностей за одну лишь неделю. Два испуганных растерянных волчонка сейчас сливались в одного, который кусал губы и боялся связать два слова. — Тебе стоит подумать над этим получше и… желательно немного подрасти, — Куинси, кажется, не зря считался молчаливым, но мудрым, поняв все по одному лишь выражению лица. Он и сам не знал, чего ждать от всего, что происходило. Гару был милой, доброй, абсолютно невинной пушинкой в этом жестоком извращенном мире. Он искренне старался помогать везде, где только мог, считывал все эмоции от радости до раздражения, был невероятно чутким и понимающим. Куинси бы соврал, если бы сказал, что ему не нравится этот мальчишка, вот только в каком смысле этого слова? Как друг? Не то чтобы они сильно дружили. Явно не как любовник — рассматривать ребенка в таком плане, особенно относительно собственного возраста, казалось мерзким занятием, так что лесник никогда и не пытался. Гару был таким доверчивым и хрупким, несмотря на свое достаточно мускулистое телосложение, он был хрупким именно морально, с ним нужно было действовать осторожно и нежно. Его хотелось обнять, заботливо погладить, осторожно коснуться искусанных губ своими теплыми, согреть, успокоить, защитить. От этих мыслей Куинси каждый раз отмахивался, но теперь же все было очевидно — ребенок по уши в него влюблен и совсем не знает, что делать с этим незнакомым чувством, которое боится признать сам и с такой же силой боится получить на него отказ. — Прости, — Гару счел ответ лесника за очень вежливое «нет», тут же сжал губы в узкую линию и отвернулся обратно к чашке. Чай совсем уже остыл и совсем перестал греть ладони. Волчонок почувствовал такое отвращение к себе, в груди что-то кольнуло и упало вниз, а на глазах снова выступила влага. Захотелось уйти куда-нибудь, но ни в поместье, ни уж тем более домой к Куинси, он пойти не мог. — Прости, нам пора, — он вскочил с крыльца, отставляя холодную кружку на столбик перил, скинув теплую кофту с плеч. От внезапного холодного ветра Гару вновь поежился. Куинси наверняка теперь его возненавидит. Перестанет с ним общаться, и все будет так, как раньше. А может, оно и к лучшему — когда они даже не разговаривали, все было замечательно, не было этих глупых мыслей, чувств, и все было бы хорошо у него с Хозяином. Он сам виноват в том, что полез, такой дурак, такой мерзкий, грязный, да и на что вообще надеялся? На то, что этот большой грозный мужчина, еще несколько месяцев назад не желающий даже разговаривать с ним, побежит нежиться с ним на травке? Глупый. — Я не отказывал. Я сказал подождать и подумать. Мы можем обсудить все, когда ты сам будешь уверен, — Куинси вздохнул, не собираясь удерживать Гару насильно. Если хочет уйти — пускай идет, вот только куда? — Ты можешь остаться тут на ночь. Вскипевшее секундами ранее чувство ненависти к себе исчезло так же быстро, как и возникло. Парень замер, обдумывая и без того небольшое количество вариантов действия. Мужчина был… не против? То есть, у них с Кару все же были какие-то шансы? Кажется, более решительный из личностей уже начал строить план по завоеванию каменного сердца, в то время как Гару, которому предоставлено было право действовать сейчас, молча пялился в траву. Он неуверенно повернулся лицом к Куинси, боясь поднять взгляд и увидеть насмешку или вообще лицо Куи, который все это время просто развлекал себя шоу, слепленным из кошмаров и фантазий волчонка, а теперь решил вдруг объявиться. Лесник шагнул к нему навстречу, как и две недели назад, заключая в крепкие теплые объятия. Мальчишка тут же уткнулся лбом ему в грудь, крепко обнимая в ответ, не желая отпускать этот путеводный маячок в этом непонятном сложном мире. Не важно, сколько ему понадобится времени для того, чтобы полностью понять свои чувства, по крайней мере, он все еще будет нужен хоть кому-то. Кому-то очень важному, кому он и сам важен.