I Can't Lose You Too

      Когда Ланга проснулся на следующее утро, Рэки всё ещё держал его за руку. Придавать этому особого значения не стоило, но на душе у Хасегавы всё равно становилось теплее, когда он представлял, что Кян на подсознательном уровне тянется к нему, даже если это не так. Мог же он позволить себе помечтать, самую малость, да?       Боясь лишний раз шевельнуть рукой, держащей рыжего скейтера, дабы не разбудить и не спугнуть его, канадец аккуратно приподнялся и протёр глаза. Ланга посмотрел на время. Будильник должен был прозвенеть через десять минут. Обычно юноша ненавидел просыпаться незадолго до будильника, становилось очень обидно: и вставать не охота, и поспать не получится. Но когда он оставался с Рэки, это не было такой уж и проблемой. Режим сна у того всегда был не просто сбит, а прямо-таки убит, в отличие от Ланги, который любил спать всегда и везде, поэтому Хасегава радовался, когда ему удавалось застать лучшего друга спящим: наконец-то он спал. И конечно это не имело ни малейшего отношения к тому, что спящий Кян был усладой для глаз, совсем нет.       Хасегава снова протёр глаза, отгоняя остатки сна, и взгляд его сфокусировался на Рэки. Огненно-рыжие волосы разбросаны по подушке, ресницы подрагивают, губы слегка приоткрыты. Кян как всегда забавно сопел во сне. Зрелище до невозможного милое. Тут рыжий скейтер облизнул губы, и сердце канадца пропустило удар.       — Ты что, смотрел, как я сплю? — голос Рэки был хриплым спросонья. Чёрт, как Ланга мог упустить момент, когда тот проснулся?       — Вовсе нет! — запротестовал блондин, пряча лицо в одеяле. Хотелось провалиться сквозь землю.       — А вот и да! — как ни странно, раздражения в голосе парня не было, лишь искреннее веселье.       Ланга услышал, как просел матрас, когда Рэки приподнялся на локтях. Хасегава приспустил одеяло, чтобы взглянуть на друга, и это было ошибкой. Кян с самодовольной ухмылкой смотрел на него: глаза прищурены, а в купе с туманным из-за неполного пробуждения взглядом… Сердце канадца готово было остановиться. Рэки выглядел очень привлекательно. «Хоть бы не встал, хоть бы не встал», — лихорадочно повторял про себя Хасегава.       – Мда-а, кри-и-инж, — протянул тем временем Рэки.       — Ой, заткнись, — буркнул Ланга и бросил в скейтера подушкой. Тот заливисто засмеялся. Только когда Кян отпустил руку Хасегавы, чтобы взять свою подушку, канадец понял, что рыжик, оказывается, продолжал держать его всё это время. Но радоваться долго не пришлось: уже через секунду ему самому прилетело подушкой в лицо. Рэки всё ещё смеялся, и Ланга тоже не смог сдержать смеха. Завязалась битва подушками. Парни сражались достойно, но Хасегава решил поддаться другу и сдаться первым, когда понял, что тот может повредить вывихнутое плечо. Хоть оно и заживало и риск был невысокий, но перестраховаться стоило.       Так они и лежали, распластавшись, Ланга на футоне, а Рэки на кровати, и пытались отдышаться. Хасегава первым подал голос:       — Тебе что-нибудь вспомнилось? — осторожно спросил он. — Ну, когда ты спал. Всё-таки на родном месте, все дела…       — Нет, — выдохнул Кян. В голосе слышались нотки напряжения. Ланга не стал ничего отвечать и расспрашивать дальше: не хотелось расстраивать друга разговорами на эту тему.       Спасать ребят от неловкого молчания пришлось будильнику. Как только он прозвенел, Рэки недовольно и обречённо застонал, но с кровати поднялся. Когда скейтер потянулся, его футболка задралась, обнажая нежную загорелую кожу у резинки шорт, и Ланга, сглотнув, заставил себя отвести взгляд, чтобы его не спалили за тем, как он пялится на лучшего друга, уже второй раз за последние десять минут.       Кян ушёл умываться, а Хасегава ещё несколько минут сидел на месте, беспокоясь о том, насколько трудным этот день может оказаться для его лучшего друга. Да, Рэки всегда хотелось внимания — хотя у него в распоряжении было всё внимание канадца, — и он всегда хотел быть замеченным, признанным. Но это было до аварии. Сейчас же излишнее внимание со стороны сверстников и постоянные расспросы могут спровоцировать приступ паники. Ланга не хотел, чтобы это произошло, но и делить Кяна, если честно, ни с кем не хотелось.       От удручающих мыслей юношу отвлекли близняшки, с восторженным писком влетевшие в комнату. Серьёзно, откуда в них столько энергии? Это у девочек от старшего брата? Нанака попыталась залезть Хасегаве на шею, Тихиро устроилась у того между ног. Обе радостно о чём-то галдели, но Сноу не мог разобрать ровным счётом ничего, кроме вечно повторяющихся «Доброе утро!» и «Завтрак!». На помощь пришёл Рэки, вернувшийся из ванной. Он забрал девочек и принялся щекотать их. Близняшки засмеялись ещё больше.       — Я их задержу, иди скорей. Спасайся бегством! — шепнул он Хасегаве, улыбнувшись. Тот благодарно кивнул и ушёл умываться.       Когда юноша вернулся, близняшек в комнате уже не было, но была Масаэ Кян. В руках она держала аптечку. Видимо, пока Ланга был в ванной, они сменяли бинты. Рэки уже был одет в форму и неизменную толстовку. Масаэ сказала, что завтрак уже готов, и вышла из комнаты, а Хасегава подошёл к Кяну.       — Почему ты не позволил мне сменить бинты? — пожаловался Сноу. — Я бы хотел попрактиковаться… Ну, на всякий случай.       — Мои шрамы и ушибы… Они неприятны.       — Рэки, я тысячи раз видел, как ты калечишься. Меня не испугать.       — Я не хочу, чтобы ты видел меня… таким, — настаивал на своём Кян, и это было правдой. Да, есть что-то пугающее в том, чтобы открывать перед человеком некрасивую часть себя, но основной причиной, по которой рыжий скейтер отказывался предстать перед другом со всеми травмами на виду, было то, что он не хотел лишний раз напоминать Ланге о том, как он эти самые травмы получил. Рэки всё ещё горел желанием узнать, что произошло, но он не мог давить на чувства Хасегавы, не сейчас, когда воспоминания ещё слишком свежи.       Хасегаве не хватило духу сказать Рэки о том, что он принимал и любил его в любом виде.

***

      Дорога в школу заняла больше времени, чем обычно, потому что парни шли пешком: Рэки всё ещё отказывался вставать на доску. Наверное, это было разумно, с его-то травмами, но Ланга не мог отделаться от чувства, что за этим крылось что-то ещё. Кян не просто не хотел кататься на скейте, он избегал его всеми возможными способами. Это сбивало с толку, учитывая то, что прежний Кян болтал о скейте и всевозможных трюках без умолку. Сейчас же он старательно избегал любого разговора о нём.       — Ты не думал о том, чтобы заглянуть в «DopeSketch» сегодня? У меня смена после школы, а без тебя там всё не то. К тому же, думаю, Ока будет счастлив тебя видеть.       Рэки нахмурился. Ланге стало стыдно за то, что он заставляет его выходить из зоны комфорта, но Хасегава не мог представить лучшего друга без скейта и надеялся, что тому станет лучше, как только он встанет на доску. Дать какой-либо более-менее однозначный ответ Кян не успел: они уже подошли к воротам школы.       Рэки кажется, или все учащиеся уставились на него? Парень замер, не в силах сделать и шагу.       — Ланга, — шёпотом позвал он друга. — Мне кажется, или они все смотрят на меня?       — Нет, Рэки, всё хорошо. Никто не таращится, обещаю.       Кян моргнул и оглянулся ещё раз. Сноу был прав. На него смотрели, как на обычного ученика. Не больше и не меньше. Скейтер вздохнул и направился в школу. «Я не знаю их, и они не знают меня», — повторял он. Ланга последовал за ним.       В классе же ситуация была другая. Как только Рэки открыл дверь, все разговоры, которые были слышны ещё на подходе к кабинету, разом стихли. Все присутствующие открыто глядели на Кяна. Тот смутился.       — Эм… Доброе утро? — юноша криво улыбнулся и почесал затылок.       — Доброе! — отозвались несколько ребят. Кое-где начали раздаваться первые шепотки. По ученикам было видно, что они не совсем понимают, как вести себя в данной ситуации. Стоит ли вовлечь Рэки в разговор, показать, что он всё ещё часть их коллектива? Но ведь из всего класса с ним близко общался только Хасегава. Не будет ли излишняя любознательность с их стороны ему в тягость? Но ведь и вести себя так, словно ничего не произошло, нельзя было.       Ланге же казалось, что весь класс смотрел на него самого с осуждением. «Неужели они знают, что Рэки пострадал из-за меня?» Парень мотнул головой и указал Кяну на его парту — самая крайняя у окна. Рыжий кивнул и направился к ней. Достал все учебные принадлежности и сел, стараясь не смотреть никому в глаза, но выглядеть достаточно расслабленно. Ланга последовал его примеру и сел за соседнюю парту.       Первую минуту ничего не происходило. Все, казалось, вернулись к своим делам и практически не бросали на Рэки любопытные взгляды. Затем к нему подошла староста — миловидная девушка, имя которой Хасегава не помнил несмотря на её должность. Честно говоря, он до сих пор ни одного одноклассника по имени не запомнил, кроме рыжего бедствия.       — Рэки, мы слышали, что с тобой произошло. Это просто ужасно! Как ты себя чувствуешь? Держишься? — девушка, казалось, искренне переживала.       — Ну, тяжело и очень странно и непривычно, но я в порядке, всё могло быть и хуже. — Хасегава проследил за тем, какой неловкой, но дружелюбной улыбкой одарил её Кян, и ему это не понравилось.       Тем временем к ним подошёл другой одноклассник, юноша, и, сцепив руки за головой, спросил:       — Как это произошло?       Ланга краем глаза заметил, как все остальные навострили уши.       — Да мне бы самому хотелось бы знать, — Рэки смущённо почесал затылок.       — Получается, то, что говорят, — правда? — повернулся к ним парень, сидящий за партой спереди. — Ты совсем-совсем ничего не помнишь?       Тут уже весь класс устремил взгляды в их сторону. Рэки помотал головой:       — Ничегошеньки.       «Же-е-есть», «Как так?», «Бедный» — послышалось со всех сторон. Уже через пару минут вокруг Рэки столпился весь класс. Все галдели, задавали бесчисленные вопросы, охали и ахали, ловили каждый ответ Кяна. Ланга не мог понять, действительно ли им не всё равно или просто не терпится посплетничать? Может, они лишь притворяются, что им есть дело до Рэки? Хасегава не мог сказать, но одно знал точно: все присутствующие знатно действовали ему на нервы.       Самым худшим было то, что Рэки, казалось, чувствовал себя комфортно. «А из нас ты помнишь кого-нибудь?», «А семью?», «А что ещё ты поранил?», «А с тем, чтобы хранить новые воспоминания, у тебя проблем нет?», «А почему ты так рано в школу вернулся?», «Что говорит врач?» — на каждый вопрос Рэки терпеливо отвечал, неловко улыбаясь. Ланга не мог избавиться от ощущения, что у него уводят Кяна. Но раз его другу ничего не угрожает, то кто он такой, чтобы отбирать у него шанс искупаться во всеобщем внимании. Рэки же, чёрт возьми, заслуживает признания всего мира.       Поэтому Сноу оставалось лишь смотреть в сторону и тихо дуться. На все вопросы, начинающиеся с «А помнишь, как…», Кян виновато качал головой, и Хасегава начинал подозревать, что его просто водят за нос. Внезапно раздался звонкий девичий голос, полный нерешительности и ласки:       — Рэки, а хочешь, я буду помогать тебе с уроками? Мы можем иногда гулять, может, ты вспомнишь что-нибудь. Я могу позаботиться о тебе…       Кян, который в этот момент пил воду, поперхнулся и зашёлся кашлем.       Ланга не знал, что за девушка заигрывала с Рэки, но это стало последней каплей. Терпение канадца лопнуло. «Рэки мой», — хотелось прорычать ему, да так, чтобы все разом уяснили. Но вместо этого он просто молча поднялся с места, взял Рэки за капюшон, заставив того встать со стула, и так и потащил прочь из кабинета, оставив одноклассников глазеть им вслед в недоумении.       Лицо Хасегавы было угрюмее туч, щёки надуты, брови нахмурены. Ученики, завидев его, тут же расступались, давая проход. Рэки, которого всё ещё волокли за капюшон толстовки, от удивления даже кашлять перестал. Память ему может и отшибло, но Кян на подсознательном уровне чувствовал, что подобное поведение Ланге не свойственно. Скейтер не знал, куда его ведут, но послушно следовал за другом, не проронив ни слова. Ещё, чего доброго, попадёт под горячую руку.       Ланга привёл Рэки на крышу школы — их излюбленное место. О котором Рэки, конечно же, ничего не помнил. Эта внезапная мысль расстроила Хасегаву, но помогла совладать с эмоциями. Юноша прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, позволяя разгулявшемуся ветру охладить его пыл. Может, он и был известен своей хладнокровностью и отстранённостью, но когда дело касалось яркого и неуёмного солнца по имени Рэки, всё менялось, и привычного равнодушия как не бывало.       Кян положил руку Ланге на плечо:       — Чувак, ты в порядке?       Блондин сделал ещё один вдох и кивнул. Открыв глаза, наткнулся на обеспокоенный взгляд Рэки, и сердце сжалось от вины.       — Прости, — проговорил он. — Ты… общался с одноклассниками, наслаждался их вниманием, а я помешал и вот так тебя утащил.       Рэки пожал плечами, а затем почесал затылок и неловко улыбнулся, немного покраснев:       — Да нет, на самом деле, мне уже становилось не по себе от такого пристального внимания, так что ты меня прямо-таки спас. Спасибо, дружище.       Хасегава кивнул, покраснел от стыда и отвёл взгляд. «Потому что ревновал и действовал в собственных корыстных целях». Но Кяну это знать не обязательно.       — Почему именно сюда? — поинтересовался рыжик, оглядываясь.       — Мы часто здесь зависали, ну, до… этого всего, — ответил канадец.       Рэки призадумался, словно взвешивая свои чувства по этому поводу.       — Да, — тихо произнёс он, а потом, тепло улыбнувшись, повторил громче: — Я могу себе это представить.       

***

      В итоге первый урок они прогуляли, оставшись на крыше. Скейтеры сидели на полу, греясь под солнечными лучами. Их плечи и локти соприкасались, но парни не спешили отстраняться. По просьбе Рэки, Ланга рассказывал ему всякие истории, которые приключались с ними на этой крыше, и как они любили проводить здесь время. Кян слушал, не перебивая, впитывая и старательно запоминая всю информацию.       На перемене Ланга отвёл Рэки к медсестре, чтобы тот поставил её в курс дела, а также оставил номер своего лечащего врача. Это было хорошей мерой предосторожности, но также означало, что с Кяном могло что-то случиться в любой момент, и вот это уже пугало Хасегаву.       На всех последующих уроках они послушно присутствовали. Ланга даже заметил, что Рэки, который раньше обычно что-то рисовал или работал над дизайном очередного скейта, слушал учителя и делал какие-то заметки. Поведение, мягко говоря, непривычное для ученика, который всегда отвлекался и учил не больше того минимума, что от него требовался. Даже учителям было не по себе от того, что им не пришлось делать парню никаких замечаний.       На большой перемене они поднялись обратно на крышу, чтобы пообедать — заботливая Масаэ Кян собрала утром бенто не только для Рэки, но и для Ланги, за что юноша был ей безмерно благодарен. Именно тогда Хасегаве удалось убедить друга сходить с ним после занятий в «DopeSketch».       До магазина они тоже шли пешком, и Ланга втайне надеялся, что по дороге Рэки что-нибудь вспомнит. Они же ведь так часто проезжали здесь! Но, как и в случае с посещением школы, прогулка прошла безрезультатно.       — Оп, работник месяца объявился! — сказал Ока, как только увидел Рэки.       — Ой, да брось, — в шутку возмутился Кян, но улыбки сдержать не смог.       Пока рыжий осматривался, менеджер подошёл к Ланге и шёпотом спросил:       — Как он?       — Держится хорошо, но… он почему-то стал меньше интересоваться скейтом, — так же тихо ответил Хасегава. Ока нахмурился и задумчиво почесал подбородок. Равнодушный к скейтбордингу Рэки? Дело плохо. Но и подходить к этому вопросу нужно было деликатно.       Пока Ланга обслуживал клиентов, Рэки маялся рядом за кассой, отвлекая блондина разговорами, когда у того выдавалась свободная минутка. Парень пахал за двоих, ведь работать Кяну запретили, да он бы и не смог, даже если бы захотел.       — Рэки, ты можешь принести заказную доску из мастерской, пожалуйста? — в какой-то момент попросил Ланга, стоявший за кассой и принимавший плату у клиента. Ока был снаружи магазина: разбирался с доставкой. Больше некому было.       — Да, конечно, — Кян встал со стула, радуясь тому, что от него есть польза, и скрылся в мастерской. Заказ лежал прямо на рабочем столе, упакованный в чехол. Рэки подошёл забрать его, когда взгляд его привлекли фото на стене над рабочим местом. На фото были запечатлены разные люди и моменты, но в основном, конечно, сотрудники магазина: Ока с друзьями; Ока с питомцем; Ланга, делающий трюки на скейте; совместные фото Хасегавы и Кяна. Внимание Рэки привлекли его собственные фото, где он выполнял трюки. Он был побитый, весь в пластырях, но невероятно счастливый. Парень попытался представить, как он нынешний пытается встать на доску, и сердце его сжал страх.       Руки дрожали. Вспомнив, что его ждут, Кян схватил скейт и вышел из мастерской, сразу устремившись к кассе. Ланга не мог сказать наверняка, но, казалось, рыжий побледнел. Возможности выяснить не было: нужно сначала разобраться с покупателем. Краем глаза Хасегава видел, что Кян стоял на месте и не двигался, взгляд у него был пустой. Мыслями скейтер определённо был не здесь.       Когда дверь за клиентом закрылась, Ланга подождал несколько секунд, прежде чем спросить:       — У тебя всё хо…       Договорить ему не дали.       — Я пойду домой. Прости, — перебил его Рэки и, не дожидаясь ответа, пулей вылетел из «DopeSketch». У Хасегавы возникло чувство дежавю. Снова он не понимал причину расстройства лучшего друга и снова Рэки пытался сбежать от него, ничего не сказав.       Ланга уж было понёсся за ним, но на выходе его остановил Ока:       — Дай ему время разобраться в себе, — покачал он головой.       У канадца не было выбора, кроме как смириться.

***

      Когда через несколько часов Ланга постучался в дверь дома Кян, её открыла Масаэ. На вопрос юноши о том, где находится Рэки и возвращался ли он вообще домой, она ответила, что скейтер сразу же ушёл в гараж, даже отказавшись от обеда. Хасегава поблагодарил женщину и направился к мастерской Кяна. Действительно, внутри горел свет.       Рэки сидел на полу, обхватив колени руками и уткнувшись в них подбородком. Вокруг были разбросаны инструменты, журналы по скейтбордингу, балончики с краской. Деревянные заготовки, которые обычно были прислонены к стене, тоже лежали на полу.       — Боже, Рэки, что произошло? — вырывается у Ланги, когда он видит весь этот беспорядок, а в самом центре него — Кян, беззащитный и разбитый. Скейтер вздрагивает, когда слышит голос друга, но не оборачивается.       Хасегава оставляет свои вещи у входа и осторожно подходит к Кяну. Садится чуть позади на корточки. Молчит. Рыжий тоже не подаёт никаких звуков и не двигается. Тогда Ланга кладёт ему руку на плечо. Рэки вздрагивает и рефлекторно кренится в сторону, но ладонь друга не стряхивает. Сноу считает, что это хороший знак.       — Хочешь поговорить? — мягко спрашивает он, поглаживая плечо друга большим пальцем, совсем невесомо, чтобы не спугнуть.       Ответа не следует.       Тогда Ланга тоже садится на пол, повернувшись к Рэки спиной. Он не хочет сильно давить на Кяна своим присутствием, но и оставить одного не может. По крайней мере, пока скейтер сам не велит тому уйти. Но Рэки не спешит его прогонять, и некоторое время они так и сидят, спина к спине, в полнейшей тишине, нарушаемой лишь их дыханием.       Хотя на языке вертится тысяча и один вопрос, а на сердце тяжело из-за беспомощности, Ланга вспоминает совет босса и всё же решает быть терпеливым с Рэки. Терпение Хасегавы вознаграждается ещё через несколько минут, когда в тишине мастерской раздаётся хриплый и уставший голос Кяна:       — Я не думаю, что смогу когда-либо кататься на скейте.       Ланга напрягается, но останавливает себя от того, чтобы тут же развернуться к Рэки и встряхнуть того за плечи. Вместо этого он сглатывает и, вкладывая в голос всё то мнимое спокойствие, которого у него на самом деле не было, спрашивает:       — Почему?       Кян вяло жмёт плечами:       — Не знаю… По какой-то причине, я теперь до усрачки боюсь скейта, — парень тихо хмыкает. — Вы все твердите мне о том, как сильно я был одержим скейтбордингом; я смотрю на свои фото, где я катаюсь, смотрю на эти несчастные заготовки досок — и не могу даже представить себе, чтобы я занимался подобным.       На глазах у Ланги навернулись слёзы. «НетРэкипожалуйстанеговоритак».       — Скажи мне, Ланга, — между тем продолжал Кян. — Это ведь не с амнезией началось, я прав? К тому моменту, как я попал в аварию, я уже был на пути к тому, чтобы бросить скейт.       Хасегава закусил губу, и этот жест был красноречивей всяких слов.       — Я так и думал, — Рэки горько хмыкнул ещё раз.       Ланга зажмурился. «Нет, Рэки, ты не можешь бросить скейт, ты не можешь бросить меня, я полюбил скейтбординг из-за тебя, ты показал мне, что это так же весело, как сноуборд, а теперь ты собираешься оставить меня? Я уже потерял отца, Рэки, я не могу потерять ещё и тебя». Ничего из этого Хасегава не мог заставить себя произнести. Горло словно сдавило.       — Хотя это, впрочем, уже не важно. Авария лишь усилила мой страх, — Кян замолчал. А затем раздался всхлип. — Я ведь выглядел таким счастливым… Куда это делось? — Ещё одна пауза. — Я только калечился, я даже не был лучшим скейтбордистом, почему я продолжал этим заниматься?       Ланга не выдержал. Одним движением развернулся сам и повернул к себе Кяна, заставляя посмотреть в глаза. По щекам Рэки струились слёзы. Сердце Хасегавы разрывалось. Каждую слезинку хотелось стереть поцелуями, но парень ограничился лишь нежными движениями пальцев.       — Потому что это весело. И этому научил меня ты, Рэки. Не только трюкам. Тому, что неважно, как ты катаешься, пока ты катаешься не один. Скейтборд — это веселье. Скейтборд — это свобода. Именно поэтому ты так любил на нём кататься, Рэки.       Кян поджал губы, готовый расплакаться ещё больше. Он накрыл своими ладонями ладони Хасегавы, которыми тот всё ещё держал его лицо.       — Но я чувствую себя так, словно эта часть меня умерла в вечер аварии. И от того, что я чувствую, насколько эта часть была важна для меня в прошлой жизни, мне ещё больнее, — Рэки неотрывно смотрел в голубые глаза Хасегавы, тоже влажные и красные от слёз. Во взгляде Кяна ясно читались отчаяние и мольба. — Всё изменилось, и даже не факт, что вернётся на свои места. Мне кажется, я не могу положиться на себя самого. И мне так страшно, так страшно. Но единственное, в чём я уверен, — это ты, Ланга. Не оставляй меня. — Парень уткнулся носом в грудь Хасегавы. — Я столько всего потерял, я не могу потерять ещё и тебя.       — Не потеряешь, — заверил того Ланга, успокаивающе гладя друга по спине.       Станет ли Рэки спокойнее, если он сейчас признается ему в своих чувствах и пообещает никогда не уходить?       Нет, лучше не стоит: Кян и так сейчас переживает нервный срыв.       — Хей, хей, послушай, — Ланга заставил Рэки снова посмотреть на себя. — Я полюбил скейт, когда увидел, как на нём катаешься ты, Рэки. — «А ещё в этот же момент я полюбил и тебя». — Позволь мне тоже кое-что показать тебе.       Кян шмыгнул носом и кивнул.

***

      Позже тем же вечером, когда время уже близилось к полуночи, они уже стояли среди толпы скейтеров на «S». Шум, громкие разговоры, смех, грохот колёс по земле. Кто-то забивал стрелку и призывал решать споры старой доброй гонкой; кто-то уже делал ставки; остальные просто были в предвкушении хорошей ночи, полной веселья и адреналина. Атмосфера этого места кружила голову, но, несмотря на весь имеющийся страх перед скейтом, Рэки не мог не признать, что любопытство постепенно брало над ним вверх. Приподнятое настроение толпы передавалось и ему самому. Было в атмосфере этого места нечто родное.       Кян всё равно старался держаться поближе к Ланге. Тот о чём-то шептался с Мией. Мальчик, хоть и принял скептичное, почти надменное выражение лица, друга слушал внимательно. В итоге они пришли к какому-то соглашению. Ланга светился от счастья. От того, как притягательно он смотрелся в тот момент, сердце Кяна пустилось в пляс. Скейтер покраснел и поспешил перевести взгляд на Черри и Джо, которые уже цапались из-за какой-то ерунды. Шэдоу вообще куда-то запропастился, наверное, выбирал себе очередную жертву.       Кто-то в толпе упомянул некого Адама. На задворках сознания Рэки как будто начала обрисовываться какая-то мысль, но прежде, чем он успел к чему-то прийти, от тяжёлого мыслительного процесса его отвлёк Ланга:       — Черри сейчас отвезёт тебя вниз к заводу. Там находится финиш. Мы с Мией решили посоревноваться друг с другом в гонке. Я хочу, чтобы ты посмотрел на это. Оно того стоит, поверь мне.       Глаза друга горели, и Рэки не мог сказать «нет».       — Ладно. Будь осторожен. — Скейтеры стукнулись кулаками, как они делали это раньше. Хотелось взять Лангу за руку, но Кян остановил себя. Он повернулся к Мие и потрепал того по волосам: — И ты тоже, мелочь.       — Ты кого мелочью назвал, слизень! — тут же возмутился Чинэн.       Рэки рассмеялся и сел на мотоцикл Черри, крепко ухватившись за крепление.       — Встретимся на финише, — отсалютовал рыжий на прощание. Озорство Хасегавы передалось и ему тоже, и глаза его тоже блестели.       Ланга кивнул:       — Встретимся на финише.       

***

      — Ты уверен, что это сработает? — спросил Мия, когда мотоцикл скрылся из виду.       — Абсолютно. Мы заставим Рэки вновь полюбить скейт! — энтузиазма в Хасегаве было непривычно много.       Когда Ланга получил от Черри сообщение о том, что они были на месте, скейтеры двинулись к линии старта. Рэки в это время находился в самом конце гоночной трассы, в полуразрушенном здании заброшенного завода, и с восторгом озирался по сторонам. Вокруг ликующая толпа. Стены и пол исписаны граффити. Повсюду старое оборудование. К финишу вёл бетонный мост, переходивший в длинную лестницу, перила которой в некоторых местах обрывались. Повсюду торчали куски арматуры, с потолка свисали балки и провода. «Как здесь можно кататься на скейтборде?» — изумился Кян.       Затем Черри вывел его из здания наружу, где на огромнейшем экране транслировали гонку. Сейчас на линии старта стояли Ланга и Мия. Рэки сжал кулаки. Пошёл отсчёт. Вместе с сигналом юноши рванули вперёд. Кян непроизвольно охнул.       Его друзья ехали так быстро, что даже камерам сложно было фиксировать их. Мия в какой-то момент вырвался вперёд — вот ведь мелкий прохвост, — но буквально на следующем же повороте Ланга использовал огромный булыжник как трамплин и, перевернувшись в воздухе, обогнал кандидата в сборную.       Сердце Кяна бешено стучало, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Скейтеры набирали скорость, выполняя невиданные трюки на поворотах и всячески пытаясь вырваться вперёд. Рэки не мог понять, что чувствует, смотря на это безумие. Страх? Удивление? Восторг.       — Чёрт, они просто невероятны! — тихо произнёс он себе под нос.       Черри коснулся плеча юноши:       — Они скоро будут финишировать, пошли.       Бросив последний взгляд на экран, Рэки последовал за Каору, пока тот не успел потеряться в толпе. Все вокруг бесновались: желали знать, кто победит. Кян был тоже опьянён адреналином и восхищением от увиденного.       «Неужели я тоже был таким крутым?» — подумал он, смотря на исполосованные шрамами руки. От мыслей его отвлекли резко усилившиеся крики толпы. В здание въехали Ланга и Мия. Парни держались наравне, было сложно предсказать, кто придёт первым.       У лестницы Чинэн притормозил, чтобы не сломать скейт о ступеньки, а Хасегава пошёл ва-банк. Он прыгнул на перила. От трения металла о колёса скейтборда в сторону сразу посыпались искры. Краем глаза Ланга искал Рэки. Вот его огненно-рыжая макушка!       «Смотри не проморгай» — подумал Сноу, ухмыльнувшись, и в месте, где перила резко обрывались, взмыл вверх.       Взгляд Рэки был прикован к Хасегаве. «Он что, бог скейтборда?» — пронеслось в голове у юноши.       А затем перед глазами ясно возникла картинка.       В тот день они с Лангой впервые по-настоящему познакомились, когда скейт уехал из-под ног Рэки, и парень, в попытках догнать его, попросил Хасегаву поймать проклятую доску. Новоиспечённый одноклассник совсем не знал, что такое скейтборд, поэтому Кян наглядно продемонстрировал чудеса скейтбординга, пролетев прямо над головой канадца.       Откуда ни возьмись, появляется Ока, и просит Хасегаву отвезти заказ вместо Рэки, у которого серьёзно повреждена рука после гонки с Шэдоу. Парни весь день проводят вместе и поздним вечером выдвигаются сюда, на «S».       Рэки падает на колени, голова взрывается вспышкой боли. Но воспоминания на этом не заканчиваются.       Как оказалось, Кян в спешке перепутал чехлы и вместо заказной доски клиента взял свою сырую заготовку. Мужчина в панике, он велит Рэки участвовать в гонке вместо него. Но Хасегава, ввиду травм Кяна, берёт эту задачу на себя.       Хасегава оказывается не новичком, рискующим угробить себя в этой гонке. Его навыки сноубордиста помогают ему достойно держаться на трассе и даже превзойти Шэдоу.       Из глаз юноши льются слёзы, от боли невозможно даже дышать. Словно сотни тысяч раскалённых иголок впились прямо в мозг.       Ланга, с примотанными скотчем к доске ногами, точно так же, как и сейчас, парит в воздухе. Петарды, которые Шэдоу бросил в него секундой ранее, взрываются, но взрыв этот похож на фейерверки. Рэки смотрит словно в замедленной съёмке на то, как Хасегава крутится в воздухе, такой изящный и невесомый; искры от запалов становятся снежинками, и ему кажется, что это снег выпал на Окинаве.       Из носа идёт кровь, но скейтер этого не замечает. Прежде чем отключиться, в голове мелькает одно последнее воспоминание о том дне, наверное, самое важное:       Именно в этот момент я влюбился в Лангу.