***
Но, как оказалось, в больнице держать его не собирались. Позже утром вернулась Масаэ Кян, а вскоре после этого в палату зашёл и лечащий врач Рэки. Начался самый что ни на есть допрос. Как самочувствие? Что вызвало приступ? Как именно это произошло, и что чувствовал Кян? Рэки не был уверен в том, как он очутился в больнице. Скорую, скорее всего, не стали бы вызывать на заброшенный завод с карьером, завербованный под нелегальные гонки на скейтах, где даже взрослым запрещено находиться, не то что парочке подростков. Наверное, его привезли на машине Шэдоу. Но перестраховаться стоило, поэтому Кян на всякий случай промолчал про «S». Сказал, что тусил с друзьями, смотрел, как те катаются, — и это было правдой. По взглядам врача и матери было понятно: они прекрасно видят, что скейтер недоговаривает. Но те учтиво промолчали. Тогда Рэки использовал козырь. Он описал приступ сильной головной боли и сказал, что тот был вызван резко вернувшимися воспоминаниями. Сработало. И врач, и Масаэ Кян были удивлены такой новости, а затем их лица расплылись в радостных улыбках: у врача, естественно, более сдержанная, а вот мама Рэки счастья не скрывала. Глаза её наполнились слезами. Рэки описал то, что помнил из того дня, умалчивая лишь о поездке на «S», гонке Ланги с Шэдоу и том факте, что Кян в ту ночь втюрился в Хасегаву. Но и того, что он рассказал, было достаточно. Прогресс был, воспоминания возвращались. Конечно, то, какой ценой они возвращались, было серьёзным поводом для беспокойства. Врач пообещал, что поможет, и ушёл продумывать и назначать лечение. Рэки остался наедине с матерью. Масаэ смотрела на него с такой надеждой... Не хотелось её подводить. Затем Кяна стали гонять по процедурам. Сначала убедились в том, что его ушибы заживают, затем отправили сдавать стандартные анализы. Юноше назначили МРТ головного мозга — чтобы убедиться, что инцидент не связан с тромбами или внутренним кровоизлиянием и не спровоцирует их в дальнейшем. Результатов пришлось ждать весь день. Но оно того стоило: анализы хорошие, а в мозгу патологий не обнаружено. Врач предположил, что дело всё же было в психосоматике и реакции организма Кяна на такую тяжёлую стрессовую ситуацию, как возвращение воспоминаний. Плохой новостью было то, что такие приступы нельзя будет предугадать, не говоря уже о том, чтобы как-то предотвратить или лечить их. В итоге врач наказал Рэки всюду носить с собой некий препарат с невероятно сложным для запоминания названием, который был призван стабилизировать мозговую активность, и сильные обезболивающие, чтобы при следующем приступе Кян снова не потерял сознание от болевого шока. Это всё было, конечно, первичными мерами, первым шагом в лечении. Естественно, если это не сработает, придётся искать что-то другое. Но хоть это и был первый шаг, это всё же был шаг вперёд. А ещё это значило, что Рэки мог вернуться домой. И увидеть Лангу. Во второй половине дня его уже выписали, напоследок наказав приходить на приём при любых жалобах в самочувствии и тем более если приступ повторится. Хоть у Рэки и было время вздремнуть, пока он был в больнице, домой скейтер всё равно вернулся уставший. Благо, были выходные, и ни о каких делах переживать не надо было, у всех появилась возможность отдохнуть. Зайдя в так и не убранную комнату, Кян плюхнулся на кровать и глубоко вздохнул. Сомнений в том, что его мама уже передала Ланге всё, что им сказал врач, не было. Но Рэки всё равно должен был позвонить другу сам, проведать его, удостовериться, что всё в порядке. Наверняка ведь бедный Хасегава снова места от волнения себе не находил... Но это также было идеальным предлогом услышать голос канадца. То облегчение, с которым вздохнул Ланга, услышав голос Рэки, нельзя было сравнить ни с чем. «Ну серьёзно, я же не помер, в конце-то концов», — подумал Кян, ощущая невероятный стыд за доставленные неприятности. Разговаривали они недолго. Ланга убедился, что Рэки в порядке. Рэки убедился, что Ланга в порядке. Хасегава рассказал, что все остальные в их компании тоже в норме, только переживают за Кяна. Сноу сказал, Мия из-за произошедшего после гонки грозился выцарапать ему глаза и шипел на окружающих. Мальчики посмеялись над этим. Поговорили ещё о какой-то ерунде. Рэки не мог отделаться от чувства, что телефонных разговоров ему было мало. Он хотел, чтобы Ланга был рядом. Как можно ближе. От этих мыслей Рэки стало стыдно. Думать о подобном, пока разговариваешь непосредственно с предметом фантазий... Кян со стоном ударил себя по лбу. Хасегава тут же забеспокоился и спросил, всё ли у того в порядке. Рэки заверил друга, что всё хорошо, и, сославшись на некие абстрактные дела, поспешил прервать вызов. «Ты ничтожество и посмешище, Рэки», — мысленно обратился он к самому себе. Остаток вечера прошёл до странного обычно. Рэки помог убрать со стола после ужина всей семьёй, искупался и с помощью Масаэ сменил бинты, всё это время старательно избегая смотреть на собственное искалеченное тело. Вернулся в комнату и принялся снова хандрить, мечтая о Ланге, пока их общий скейтерский чат внезапно не взорвался от сообщений. Шэдоу вбросил какой-то мем, Черри и Джо нашли в нём повод для очередной перепалки, а Мия всеми способами выказывал своё презрение. Одни Рэки с Лангой оставались пассивными наблюдателями. Затем в комнату к скейтеру ворвались Нанака и Тихиро. Было время ложиться спать, и близняшки пришли просить старшего брата прочитать им сказку на ночь. Рэки не мог отказать малышкам и отправился вслед за ними в их комнату. Все втроём легли на одну постель: юноша посередине, а девочки по обе стороны от него. Нанака протянула брату книжку, Тихиро зажгла лампу. Затем обе устроились поудобнее, прижавшись к юноше. Рэки открыл книжку и принялся читать вслух, как можно более выразительно, делая паузы в необходимых местах, меняя интонации, издавая разные смешные звуки, что заставляли девочек хихикать. Читали «Золушку». Уже на седьмой странице у близняшек стали слипаться глаза. На пятнадцатой странице спали все трое. Рэки снился Хасегава. Во сне Кян касался бледной, как снег, кожи канадца. Пальцами, губами... Опаляя жаркими поцелуями. Словно хотел растопить. От щёк и губ к шее, от шеи к подтянутому юношескому торсу, а затем ещё ниже... Резко проснувшись, Рэки шумно втянул воздух и со стыдом обнаружил, что у него встал. «Иди ты знаешь куда, Ланга, со своей неземной привлекательностью», — мысленно возмутился Кян. Он мог бы сказать, куда. Но тогда образ в голове стал бы ещё пикантнее. Кян аккуратно вывернулся из объятий сестёр. Те крепко спали. Скейтер уложил их по кроватям, накрыл одеялом, чмокнув каждую в макушку, выключил свет и вышел из комнаты. Вернулся к себе, взглянул на время. Почти полночь. Лёг в постель. Поворочался минуту, другую. Сон не шёл. В голове плотно засел образ Ланги, сладко стонущего, почти тающего, как снег, от прикосновений Рэки. В горле пересохло. Кян зажмурился и помотал головой. Стыдно думать о лучшем друге в таком ключе, но скейтер ничего не мог с собой поделать. В комнате резко сделалось душно. От желания оказаться рядом с Хасегавой грудь сдавливало. Потребность в близости ощущалась прямо-таки на физическом уровне — всё тело то и дело покалывало. «Так больше не может продолжаться, — решил Кян. — Иначе меня инфаркт хватит». Он переоделся, быстро запихнул в сумку всё самое необходимое. Взгляд упал на скейт, виновато и грустно выглядывающий из-под кровати. Словно не понимал, в чём провинился и за что его наказывают. На секунду Рэки пронзила уже знакомая дрожь. Вставать на доску было всё ещё страшно. Но, вспомнив, как красиво катался Ланга, Кян воодушевился. Может, если Хасегава будет рядом с ним, Рэки снова полюбит скейт? Кян взял доску подмышку и тихо проскользнул из комнаты в коридор, стараясь производить как можно меньше шума. Можно, конечно, было улизнуть через окно, как скейтер, по словам друга, часто делал. Но он не рискнул встать на доску и покатиться на ней с самодельной рампы, да и покинуть дом через дверь казалось более надёжным. Так Рэки и поступил. На улице было прохладно, но не холодно. Темно и спокойно, ни единой души. Ночная тишина нарушалась лишь размеренным, едва заметным жужжанием уличных фонарей и проезжающими вдалеке машинами. Рэки шёл пешком: всё ещё не решался встать на скейт даже на твёрдом и ровном асфальте, — но до дома Ланги добрался довольно быстро. То ли задумался и не обратил внимания, то ли бодрящая прохлада ночи незаметно подгоняла его. Вся решительность куда-то испарилась. Рэки посмотрел на время: половина первого. «Чёрт, Ланга же наверняка спит уже. Какой же я придурок! Нельзя заявляться к людям посреди ночи», — мысленно ругал себя Кян. Но что-то подсказывало ему, что и уходить не стоит. Рэки вздохнул и дошёл до уличного автомата, чтобы купить себе колы. Вернулся обратно к дому Хасегавы, попутно размышляя, как же ему поступить. В итоге скейтер решил позвонить. Достал телефон — его заменили к выписке из больницы — и нашёл в контактах Лангу. Палец застыл над кнопкой вызова. Отбрасывая последние сомнения, Рэки всё же набрал номер и приложил телефон к уху. Пошли гудки. Хасегава трубку не взял. Кян, расстроенный, нахмурился и опустил руку с телефоном. Ну да, на что он надеялся? Никто не ждёт его появления посреди ночи, все нормальные люди спят, а не топчутся, как какие-то сталкеры, у домов лучших друзей, в которых тайно влюблены. Рэки с горечью хмыкнул. Тут внезапно телефон завибрировал в его руке, да так, что юноша от испуга чуть не закричал, разбудив всю округу. Но бедную бутылку с газировкой, которую он так и не успел открыть, всё же выронил из рук. Звонил Ланга. Рэки только ответил на звонок, и на него тут же посыпались вопросы: — Рэки? Что такое? Всё нормально? Что-то случилось? — речь Хасегавы была немного невнятная спросонья, а голос хриплый. — Нет-нет, всё хорошо, не переживай, Ланга, — тут же заверил друга Кян. На том конце провода послышался вздох. Хотелось верить, что облегчения, а не раздражения. — Тогда почему ты звонишь мне? Уже... — Небольшая пауза. Рэки мог отчётливо представить, как Ланга сейчас отнял телефон от лица, чтобы посмотреть время, и мило сморщился от слишком яркого света экрана. — Уже почти час ночи. — Да, я знаю, прости за это, дружище, — виновато произнёс Кян. — Понимаешь, эм... Тут такое дело... — скейтер почесал затылок. — В общем, я сейчас у твоего дома. Повисла тишина. Несколько секунд с того конца провода не было слышно и звука. Рэки стало стыдно. Затем раздался шорох. Это Ланга откинул одеяло. Следом — звук босых ног, шагающих по деревянному полу. Кян видит, как в комнате Хасегавы зажигается лампа, а затем и сам канадец возник в оконном проёме. Рыжий машет ему рукой. — Рэки, ты невыносим, — вздохнув, произносит Ланга. Но, даже не видя друга, Кян по одному только голосу может сказать, что тот сейчас улыбается. — Иди к двери.***
Ланга открывает Рэки входную дверь, впуская того в дом, и скейтер отмечает, насколько умилительно выглядит сонный Хасегава. Длинные снежные волосы взлохмачены, тонкими и изящными пальцами Ланга трёт глаза. Хочется треснуть этого очаровательного канадца по голове, а потом зацеловать до потери пульса. Рэки не делает ни того, ни другого. Ланга жестом велит вести себя потише: мама уже спит, — и на цыпочках идёт в свою комнату. Рэки так же тихо следует за другом. Прикрыв за Кяном дверь в свою комнату, Ланга забирает у того вещи и аккуратно складывает в углу, довольно отмечая, что друг явился со скейтом. Рэки садится на кровать Хасегавы. Она всё ещё хранит тепло тела юноши. Хотелось провести рукой по поверхности, но Кян останавливает себя. Сбоку просел матрас — это Ланга сел рядом. — Ну-с, и чем я обязан вашему визиту? — задаёт он вполне логичный вопрос. В голосе нет ни злобы, ни раздражения — лишь искреннее любопытство и дружеское подтрунивание. Ланга не злится из-за того, что его подняли посреди ночи, и это радует. — Мне не спалось, — смутившись, отвечает Рэки. — Плохой сон? — понимающе спрашивает Хасегава. Рэки морщит лицо и медлит с ответом. — Не совсем, — наконец выдаёт он. — Сон хороший. Настолько хороший, что аж плохо. — Прежде, чем Хасегава решит спросить, что же такого снилось рыжему, Кян спешит перевести тему и снова извиняется: — Прости за вторжение. Ланга позволяет ему уйти от разговора и небрежно машет рукой: — Не бери в голову. Хочешь перекусить? Рэки качает головой: — Это ты у нас вечно голодный. По ночам вообще-то есть нельзя, Ланга! — щёлкает он канадца по лбу и тихо смеётся. Хасегава снисходительно пропускает это замечание мимо ушей. — Устал? Может, хочешь прилечь? — заботливо предлагает Сноу. Рэки кивает. «С тобой», — мысленно добавляет он. Пока Кян переодевается во что-то более лёгкое и домашнее, Ланга достаёт из шкафа футон и стелет его на полу. — Ты тогда спи на моей кровати, а я на полу посплю, — раздаёт инструкции канадец. — Но... Мне неловко, я же всего лишь гость, и я заставил тебя подняться посреди ночи... — Поток возражений Кяна Ланга прерывает одним простым движением: прикладывает указательный палец к губам друга и шикает. Действует эффективно: Кян тут же замолкает. — Твои травмы ещё не полностью зажили, Рэки. Ты должен спать на чём-то более мягком. Взгляд канадца решительный, почти приказывающий. Кян не может возразить. Хасегава словно только заметил, в какой компрометирующей позе они стоят, и поспешил опустить руку. Рэки тихо выдохнул. До этого момента он даже не осознавал, что задержал дыхание. Ланга ждёт, пока Кян уляжется, а затем выключает лампу и ложится сам. Парни желают друг другу спокойной ночи, и комната погружается в полную тишину. Постель пахнет Лангой, и у Рэки от этого кружится голова. Запах такой родной, такой приятный... Кян раз за разом делает то глубокий вдох, то глубокий выдох, наслаждаясь. «Извращенец», — мысленно бросает он себе. — У тебя там всё хорошо? — раздаётся шёпот Хасегавы. Кян на мгновение теряется, всполошённый тем, что его поймали с поличным. Он выдаёт первую отговорку, что приходит на ум: — Пить хочу. Ланга вздыхает: — Мне так лень вставать. — Я принёс с собой газировку. Хасегава приподнимается и тянется к рюкзаку друга. Находит бутылку, возвращает сумку на место. Раздаётся короткий шипящий звук — это Ланга открутил крышку. Затем раздаётся другой шипящий звук, длиннее, громче с каждой секундой, а к нему добавляется и третий звук — звук брызг. Это газировка полилась из бутылки. «Чёрт, я забыл, что ронял её!» — пронеслось в голове у Кяна. Ланга поспешил закрутить крышку обратно, не переставая ругаться себе под нос. Но ущерб уже был нанесён. По всему футону красовались тёмные пятна от колы. В газировке были испачканы футболка и штаны Ланги; вода стекала по его рукам, оставляя сладкие и липкие разводы на коже, капая на ноги. Несколько секунд парни молча смотрели друг на друга. А потом зашлись беззвучным, истеричным смехом. — Ты дубина, Рэки! — в перерывах между хохотом возмущался Хасегава. — Ты пришёл, чтобы устроить мне подставу? Они продолжали смеяться, стараясь делать это как можно тише, чтобы не разбудить Хасегаву Нанако. Живот болел от смеха, глаза слезились. Как только парни успокоились и взяли себя в руки, Ланга поднёс руки к лицу, чтобы протереть глаза, но остановился и снова выругался: все пальцы были липкие. Рэки снова рассмеялся, а Хасегава сложил футон, взял его подмышку, и, захватив несчастную бутылку, вышел из комнаты. Кян сидел на постели, пытаясь отдышаться, и ждал возвращения друга. Ланга вернулся уже чистый, в сменной одежде, без футона и газировки, но со стаканом воды, который он протянул Кяну. Рыжий поблагодарил друга и осушил стакан одним залпом. Ланга забрал его назад. — Ты оставайся здесь, а я посплю в гостиной на диване. Не буду стеснять тебя. Если что-то понадобится, не стесняйся, ну как обычно, ты сам знаешь, — с этими словами Хасегава собрался покинуть комнату, но Рэки схватил его за край футболки и развернул к себе. Скейтер опустил голову, чтобы скрыть смущение: — Эм, я... Мы... Тебе необязательно спать на диване, он наверняка неудобный. — Кян крепче сжал ткань в руке. — Мы... Мы поместимся вдвоём и здесь. Рэки не смел поднять взгляд на Лангу: боялся увидеть в его взгляде отвращение. «Ты такой жалкий, используешь любые предлоги, чтобы оказаться к нему ближе», — прозвучал противный голос в голове. «Может и так», — согласился скейтер. Но в сердце теплилась надежда. Хасегава рвано выдохнул. Казалось, стук его сердца эхом раздавался по всей комнате. О такой просьбе со стороны Кяна он мог только мечтать. — Хорошо, — наконец выдохнул он. Рэки резко вскинул голову, чтобы вглядеться в лицо друга. Ланга не смотрел на него, но скейтер готов был поспорить, что щёки у канадца порозовели. Когда Хасегава решился взглянуть на Кяна, то обнаружил, что тот смотрел на него с широко распахнутыми глазами. Казалось, выгляни сейчас из окна на улицу и посмотри на небо — не сыщешь ни одной, даже самой далёкой звезды. Все звёзды сейчас горели в глазах Рэки. На мгновение у Ланги перехватило дыхание. Кян словно светился изнутри. Хасегава даже рот в изумлении приоткрыл. Но быстро взял себя в руки и буркнул: — Подвинься. Рэки освободил место, придвинувшись к стене. Ланга юркнул в кровать, устроился поудобнее и накрыл их обоих одеялом. С точки зрения обычного человека места действительно было маловато, парни лежали впритык, но для них всё было идеально. Их дыхания смешивались, они лежали так близко, что Ланга мог видеть каждую веснушку на лице Кяна и каждую ресничку. Рэки не смотрел на него, и щёки его были красные. «Милый», — подумал Хасегава. Ланга аккуратно положил ладонь чуть выше бедра Кяна. — Э-эм, мне... руки деть некуда, — прошептал он в своё оправдание. Наглая ложь. Он сделал ровно то, что хотел. Рэки вздрогнул, но руку не скинул и даже придвинулся ближе. Теперь его дыхание щекотало Хасегаве шею. Кажется, Кян хотел смерти канадца. Когда Рэки наконец посмотрел на него, у Ланги спёрло дыхание. Он выглядел так чертовски привлекательно, глаза его всё ещё горели в темноте, и Хасегава позволил себе представить на мгновение, что именно он послужил причиной этого огня, и это было слишком для юноши. Взгляд его упал на губы Рэки. Ланга наклонил голову и приблизился, отбрасывая все страхи, сказав самому себе: «Будь что будет». Во всём мире были лишь он и Рэки, у которого Хасегава отчаянно надеялся украсть поцелуй. Но лишь потому, что Ланга продолжал пристально смотреть на губы Кяна, он заметил, что те на самом деле шевелились. Рэки ему что-то говорил. Канадец всё прослушал. — Прости, что? – переспросил он. Пришлось отбросить все совсем не дружеские мысли о Кяне и сосредоточить всё внимание на том, что тот хотел ему сообщить. — Я сказал, что... Я кое-что вспомнил. Этого было достаточно, чтобы спустить Хасегаву с небес на землю. Он уставился на друга во все глаза. — Что ты вспомнил, Рэки? — бесцветным, холодным голосом спросил Ланга. Сердце сжал страх, липкий, как кола, что они разлили ранее. Если Рэки вспомнил их ссору, если вспомнил, что чувствовал себя ужасно из-за Ланги, что попал из-за него под машину и теперь вынужден проходить через всё это, он вновь попробует уйти от него. Он возненавидит Хасегаву. Но рука Рэки, нашедшая ладонь Ланги под одеялом и крепко сжавшая её, свидетельствовала об обратном. — Я вспомнил, как мы познакомились. Как ты попробовал впервые встать на скейт, грохнулся и сказал, что на доске стоять даже невозможно, не говоря уже о том, чтобы ездить на ней. Как я убедил тебя в обратном. Как мы целый день провели вместе. Как ты вызвался соревноваться с Шэдоу... Ланга сглотнул. Он помнил. — Когда я стоял там, в толпе, прежде чем потерять сознание, я вспомнил, как ты точно так же взлетел, как снег, подгоняемый ветром. Как и в день, когда мы нашли друг друга. — «Когда я влюбился в тебя». Тревога отступила. Невероятное тепло растеклось по всему телу Хасегавы. Рэки шёл на поправку. Он ещё мог вспомнить Лангу. — Рэки, это... Это чудесно! — восторженно прошептал Сноу, вовремя останавливая себя от того, чтобы заговорить в полный голос. — Да, — Рэки мягко улыбнулся, глаза его были прищурены. — Мне кажется, я снова хочу кататься на скейте. Благодаря тебе, Ланга. У Хасегавы уже в который раз перехватило дыхание. Рэки смотрел на него с таким обожанием и нежностью во взгляде… Солнце утром не взойдёт, решил Ланга. Солнце находится сейчас в его комнате. — Ты сделал то же самое для меня, Рэки, — мягко прошептал Ланга, проведя ладонью по щеке друга. Но Кян уже спал. Рэки всё ещё оставался с ним, он не собирался бросать скейт, он не собирался бросать Лангу. Хасегава легко, почти невесомо поцеловал Кяна в лоб и приобнял. Если друга это смутит, Ланга скажет, что ему всё приснилось.