***
— Узнал тайну… — Лео следил за Джой из-под полуприкрытых век, борясь с послеобеденным сном, — Продолжай, — настаивал он, — что случилось, когда тебя поймали в судомойне, мам? Джой горько хмыкнула. — Он сказал, что женится на мне. — спокойствие в ее голосе было титаническим, — И если я соглашусь на его предложение, то он забудет этот инцидент. Твой отец ничего не знал об этой сделке. Лео открыл глаза. — Но как Данте заставил тебя согласиться? Почему ты ничего не рассказала моему папе? Джой вздохнула. Как она могла объяснить Лео, что она чувствовала, не желая подводить Луку. Она знала, что ему нельзя было начинать дурацкую внутриклановую войну ради женщины — это было бы настоящим маразмом. К тому же, его отец Винсент, не позволил бы ему жениться на Джой Морелло, при всем минимальном уважении к ее отцу. Джой была внебрачным ребенком, своеобразным изгоем, дитем порока, и не могла рассчитывать на хорошую партию — обычно, подобных ей, выдавали за Солдат. Это как смешивать темную муку с белой. Девочка, с юных лет усвоившая, что нет большего преступления, чем предательство. Отец запятнал ее фамилию, запятнал Джой дважды, и она всегда будет нести этот порок. — Попытайся понять, Лео, — умоляла она сына. — Твой отец женился бы на мне, он хотел этого еще в письмах, до того, как мы… но он был в трудном положении, милый. Он шел к своей цели — стать боссом Клана, ради которой он пожертвовал многим, и я не могла сломать его мечты. Его мать полностью зависела от него, от его общества, от их связи, которую никак не могла разорвать. А его отец, твой дед, угрожал лишить его статуса, что он вполне мог сделать. Я знала, что не смогу позволить ему все бросить из-за меня… Лео вскочил, сжимая пальцами предплечье Джой. — А как же я? — лицо мальчика было таким белым и глубоко обиженным. Они молча смотрели друг на друга, и Джой впервые задумалась о том, чего она стоила сыну, пытаясь защитить его отца. Даже сейчас она все еще живо помнила ту последнюю сцену.Воспоминания
Лука перехватил Джой, когда она возвращалась домой, яростно рассерженный ее отказом увидеться с ним или поговорить, выскакивая из автомобиля. — В чем дело? Какая тебя муха укусила? Джой, коротко вздохнув, продолжила шагать. — Лука, все кончено. — Перестань, Джоя, — огрызнулся он на нее, останавливая, — Я чертовски хорошо знаю, как ты ко мне относишься… Мы, блять, любовники. Джой остановилась. — Ну и что? Что в этом хорошего? — она произнесла эти слова скорее импульсивно, чем как-то еще, наблюдая, как его лицо теряет цвет. Его гордость была раздета до костей. — Господи, ты не можешь так думать, — прошептал он, — ты не понимаешь, что говоришь. — Конечно, я понимаю. Тогда Джой увидела, что должна сделать, и сыграла свою роль с безрассудством, порожденным чистым отчаянием. — Я была помолвлена с Данте Кастилья, еще до того, как ты вышел из тюрьмы. Лука нахмурился, прежде чем сцепить зубы, — Ты врешь мне, блядская девчонка… Докажи мне это. — его голос был хлыстом боли и агонии, и ей пришлось на миг закрыть глаза, чтобы собраться с мыслями. Джой вскинула руку с помолвочным кольцом. Даже сейчас она чувствовала эхо своего объявления. Джой почти уловила последовавшую за этим глубокую тишину, прищур Луки и горькое: — Ты пообещала себя этому жирному уроду? Джой кивнула. — Да. — Как ты могла, Джой…? — стан Луки тут же сгорбился, лицо потемнело, став каким-то безжизненным. — На самом деле довольно легко — никто не спрашивал моего мнения. Традиции, Лука, тебе ли о них не знать. — она запрокинула голову, задаваясь вопросом, почему он не чувствует, что она рыдает изнутри. Понимая ее лучше, чем кто-либо на свете, он не подошел к ней и не сказал: «Я знаю, что ты лжешь. Ты никогда не отдашься никому, кроме меня, Джоя». Но Лука этого не сделал, осуждая ее, потирая челюсть, глядя на Джой с таким презрением, что она хотела умереть. — И подумать только, — Лука пораженно поиграл плечами, — что я был готов бросить вызов своему старику и отказаться от своего статуса ради тебя. — М-да уж… Шикарно, твою мать. — его правая рука резко вскинулась, точно сама собой, обжигая щеку Джой горячей и тяжелой пощечиной, заставившей ее рухнуть наземь от эффекта неожиданности. Поправив запонку в петле рубашки, Лука закинул назад свои темные волосы, смотря на рыдающую от боли Джой в его ногах сверху вниз. Большое количество печатных колец рассекло ей губу, рассыпав мелкие синяки по всей площади удара. Она, прижимая разрезанные о колючий щебень ладони к лицу, сжалась в ожидании еще одного удара, поймав яростный взгляд Луки. Он надменно поправил пиджак и, расправив плечи, двинулся прочь. Джой видела, как Лука шагает той уверенной походкой, садится в автомобиль и тот с ревом покидает полупустую улицу. Позже, в тот же вечер за семейным ужином, Данте объявил о желании жениться на Джой Морелло.***
Она вспомнила подмигивающее лицо Данте и одобрительную улыбку дяди Оливьеро, а еще острую тошноту, которая бушевала над ней. — Вы действительно любили друг друга? — Лео выглядел бледным и неуверенным. — Очень, — заверила она сына. У ее мальчика не должно быть сомнений в том, что он был зачат в любви. — Потому и приняла решение уйти. Теперь ты понимаешь, почему он так рассердился, когда приехал сюда. Дело было не в машине: он думал, что я предала его. — Но это не так, мам, — сказал ей Лео и Джой только грустно подтвердила его слова, — Тебя заставили! Ты не виновата! Сердце Джой сжалось. — Ты все еще любишь его? Она увидела надежду в глазах сына и нежно улыбнулась. — Да, Лео, но боюсь, все это было слишком давно. — Но он все еще может любить тебя в ответ, — настаивал Лео. — И хочет, чтобы мы остались здесь. Я слышал, как он это сказал. Лео упрямо посмотрел на нее, и Джой шутливо ущипнула сына. — Ты подслушал, негодник? Мальчик спрятался в руках, подглядывая за матерью в щели между пальчиков. Джой, усевшись и вложив его руки в свои, внимательно посмотрела на сына. — Послушай, Лео, твой отец действительно хочет, чтобы мы остались, но не потому, что он любит меня. — Лео открыл рот, чтобы что-то возразить, но Джой не позволила ему перебить ее жестом вскинутой руки, — Я очень сильно его обидела, когда уезжала, пойми меня. Джой вспомнила язвительные комментарии Луки. Любил ли он когда-нибудь ее так, как она любила его? Или Лука просто виртуозно убедил себя в этом, потому что боялся потерять то общение, которое было между ними, пока он находился за решеткой? Джой знала, что в тюрьмах существовали долгосрочные свидания, на которые являлись женщины всех мастей, и не то чтобы Луке могло бы быть их мало. «Какое это имеет значение сейчас?» — мысленно спросила себя Джой. Все это было в прошлом, но нежного и заботливого мужчины, которого она помнила, больше не существовало. — Нам придется остаться здесь, в Бирмингеме? — заметил Лео. Джой вздохнула в очередной раз. — У нас не так много вариантов, потому что ты выкинул тот несчастный стул на его машину. Зачем ты это сделал? Лео пожал плечами. — Меня дразнили слабаком, и я швырнул этот дурацкий стул так сильно, как только мог, чтобы доказать им, что это неправда. Джой нахмурилась, позволив себе повысить голос на сына. — И доказал, разбив чужую машину! А если бы стул упал на человека? Об этом ты не подумал? — А ты не думала обо мне тогда. Мы квиты! Джой исказилась в негодовании и Лео быстро спрыгнул с кровати, но не раньше, чем она увидела блеск слез в его глазах. Она могла сказать, что мальчик был очарован темой Луки. Открытие существования его отца, несомненно, было головокружительным переживанием. — Лео… Боже, если она останется здесь, что будет с ее сыном? Но какой у нее был выбор?***
Джой складывала вещи, гоняя мысли в голове, потеряв покой. Свое жилище в Клеркенвелле она могла бы сдать в аренду, но на какой срок? Джой понятия не имела, как долго Лука намерен держать ее в тельцах. В глубине ее разума, лишь наполовину осознанный, лежал тот факт, что Лео теперь знал, кто его отец, и ясно дал ей понять, что он хотел бы наладить с ним отношения. Захочет ли Лука принимать участие в жизни мальчика? Джой кусала губы, укладывая рубашки сына в чемодан. Ей нужен был телефон. Выйдя из дома и прикрыв за собой дверь, Джой направилась к телефонной будке, звякая мелочью. Оттуда она позвонила по нему своему начальнику, хозяину винокурни, в которой проработала последние несколько лет, и объяснила, что не вернется. Как она и ожидала, ее босс был недоволен, ворчлив, склонен к возражению, но в конце концов сдался, отпуская Джой. — Ты-таки чертовски хорошо вела учет, — процедил он, когда она объяснила, что решила остаться в Бирмингеме. — Курсы должны были помочь тебе стать квалифицированнее, вот что я скажу. Джой облизнулась. — Да, сэр, и спасибо, что помогли мне обучиться. Я действительно ценю это. Шумный вздох предшествовал очередной реплике ее собеседника: — Ты все решила, да? И ничего уже придумать нельзя, так? — Лео хочет остаться, и мне предложили работу. — И на кого ты собираешься там работать, дорогуша? Джой знала мистера Соломонса достаточно хорошо, чтобы понимать, когда его нельзя обманывать. — На «Changretta Company Limited». — Ум-м. На сицилийца значит? Чангретта глава и мозг компании, не так ли? Думаю, я встречался с ним разок, да. Высокий, смуглый, — Джой услышала звон колец, когда ее босс попытался обрисовать облик Луки в воздухе, — с острыми, как нож, чертами, но всегда с несчастной рожей, так. Не хотелось бы оказаться на стороне макаронника, при всем почтении к тебе Джой поэтому, полагаю, мне лучше-таки тебя отпустить… Не хочу, чтобы он крал мой ебучий кислород в попытках поглотить еврейский бизнес. Джой покорно рассмеялась: мистер Соломонс был известен своей проницательной деловой хваткой и тонким чувством юмора. — Ладно, некогда мне тут с тобой давить лыбу, дорогуша. Возвращайся, если заскучаешь в этой дыре заносчивого сицилийского смрада. Джой, услышав короткие и быстрые гудки, повесила трубку. Прикрыв дверь будки, она побрела в сторону дома, подставляя лицо ветру. Следующим утром Лео спустился вниз, избегая взгляда Джой, почерпывая из миски густую овсяную кашу. — Мы остаемся? — спросил он, надкусывая тост со сливочным маслом, и его голос говорил Джой, что она все еще не полностью прощена. — Ну, это ведь то, чего так сильно желаешь, не так ли? — Джой отпила чаю, звякая чашкой об блюдце. Лео принялся за бекон. — Где мы будем жить? В этом доме? Джой окинула взглядом кухню: ужасное место злых воспоминаний. — Это невозможно. Через неделю здесь начнется перепланировка. Лео бесхитростно кивнул, но от Джой не ускользнул его настрой. Она допила свой чай и отнесла чашку в раковину, заметив в маленьком окне подъезжающий автомобиль и ее настроение резко упало. На этот раз Лука выбрался из отливающего черного Mercedes'а и, застегнув пуговицу пиджака идеальной светлой «тройки», осмотрелся. Джой сглотнула, а ее щеки покрылись краской, когда она увидела, как он вальяжно направился к двери. — Вижу, ты не забыла, — холодно сказал он, стоило Джой приоткрыть дверь, указывая пальцем на пространство позади нее, — Будь вежливой девочкой. Она медленно отступила, нехотя пропуская Луку в жилище. — Худо-бедно. — заметил он, когда его укоризненный взгляд скользнул по выцветшим обоям и облупившейся краске. — Все, что оставил Данте своей благоверной? Теперь ты понимаешь, что тебе следовало остаться со мной, Джой? Лука запустил в рот палочку и, заметив Лео, сидящего за столом, остановился, чтобы взглянуть на него. — Мы с сыном хотели узнать, не позволишь ли ты нам остаться в этом доме на какое-то время, пока его не начнут перепланировать? Губы Луки скривились и сердце Джой упало. — Зачем? — он сказал это достаточно звучно, приближаясь к Джой и ее уху, — Чтобы ты вновь смогла вернуться к двойным играм, развлекая своих любовников? Иначе, на что ты содержишь себя и мальца, Джоя? Его шипящие дыхание обожгло ее скулу, пропитанное горьким кофе. Кажется, не только Джой получила бессонную ночь. — Я хочу, чтобы ты была у меня на виду, и именно за этим я и приехал сюда: чтобы отвести вас обоих к себе и, конечно, убедиться, что ты не сбежала, малышка. Лука отодвинул стул и тяжело опустился на него, положив на стол шляпу, уставившись на Лео. Мальчик поднял глаза над чашкой чая, звонко прихлебывая, всеми фибрами приковывая к себе внимание отца. Лука внимательно проследил за тем, как Лео поставил чашку и провел языком по тонкой верхней губе. — Я — первый! — затолкав в рот ломтик бекона, Лео издал тихий чих, уронив кусочек на шорты. Довольно улыбнувшись, он поднял его и продолжил жевать. — Господи Боже, что с ним? — поинтересовался Лука, наблюдая как Джой стыдливо вытирает маленькие пальцы влажным полотенцем и выпроваживает сына из-за стола, — Не очень-то похож на Данте, не так ли? Лука прошелся зубочисткой в щели между зубами. — Он был блондином, как и ты, насколько я помню. Думаю, Данте призадумался, когда на свет появился ребенок с темными, как смоль, волосами. Но ты не хотела его от меня, Джоя, я прав? — добавил он свирепым шепотом, когда Лео поднялся наверх. Джой убрала тарелку сына. — Какое это теперь имеет значение? Лука осклабился. — Для тебя, которая ждала кровавого навета, как праздника, второго числа каждого месяца, абсолютно никакого. Открыв кран, Джой старалась не обращать внимания на его выпады, подставляя ладони под прохладную воду в надежде, что та остановит бесконечный прилив крови к ее лицу. — До знакомства с тобой, я еще никогда в своей жизни не дарил девушкам столько «жемчужных ожерелий », как тебе, Джоя. — Ублюдок, — только и выдавила она. Лука ухмыльнулся. После пяти минут тягостного молчания он сказал так, как будто они были просто двумя старыми друзьями. — Да, тот самый ублюдок, что открыл свое личное кладбище в тринадцать лет, задушив предателя голыми руками, каждый раз спускал в тряпку, когда трахался с любимой девушкой, на которой был намерен жениться. Когда Лука встал на ноги, надвигая на глаза поля шляпы, Джой обернулась: — Ради сохранения твоего драгоценного мафиозного имиджа во всех смыслах, мне стоило пуститься во все тяжкие?! — Я любил тебя, черт побери! — прорычал он, схватив Джой за подбородок, вновь снижая тембр голоса с новой реплики, — И в любом случае это снова не имеет для тебя никакого значения, ведь так? Я уехал, чтоб ты знала, вскоре после твоего ухода «по-французски». Джой нахмурила брови и Лука, увидев выражение ее лица, горько ухмыльнулся. — Куда ты уехал? — и зачем она спросила его об этом? Зачем она себя так мучила? — В Нью-Йорк. Я был намерен взять тебя с собой, как само собой разумеющиеся, как свою женщину, и если бы мы все-таки зачали ребенка здесь, то он бы стал полноценным гражданином Америки за океаном. У меня все было спланировано, видишь, Джоя? Джой беспомощно хлопала глазами. — Крестный одолжил мне достаточно денег на переезд. Я знал, что отец ни за что не позволит мне жениться на дочери предателя, опять же, здесь, в затхлой Англии, с ее устаревшими законами и предрассудками. Она облизнулась, жадно и быстро, опираясь о раковину, в которой шумела вода. — В Америке, большинство женщин мафии представляют собой смешанные нации, не имеющие ничего общего с пресловутой чистотой сицилийской крови. Они также рожают сыновей, кто-то занимается домом, кто-то помогает мужьям в тех или иных сферах, превращаясь в более независимых. Но, что самое главное — они не несут ответственности за тех, кто произвёл их на свет: шлюха или предатель. — Лука вынул зубочистку, поглядывая на разбитую его словами Джой, чьи губы задрожали от досады. — Вот к чему я вел тебя, Джоя. Джой почувствовала себя пустой, как погремушка, переставляя ноги, отыскивая опору в спинке стула. — Боже… — сорвалось с ее губ, — Боже. Лука фыркнул. — Именно это я произнес, когда увидел пьяного Данте в одном из ночных заведений с уродливой блядью вскоре после вашей свадьбы. Ты можешь в это поверить? — Очень легко, — сухо сказала ему Джой. Она была одновременно очарована и возмущена тем, кем он стал. Ножи страха и паники скрутились у нее в животе, и ей захотелось кричать от досады. Где все пошло не так? Лео спустился в кухню, находу надевая джемпер и пиджак. — Мам, ты не видела мои брюки? Джой не обернулась в его сторону. — Посмотри там, где ты вчера их снял. — Малец знает, чей он сын? — спросил Лука, добив Джой этим вопросом. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла прийти в себя и выпрямиться. — Да, — выдавила она, говоря правду. — Он знает. — И он простил тебя? — его губы скривились. — Мне кажется, что у нас с Лео, помимо имени… Лео-ди-Лука, что в свою очередь весьма оригинально… есть кое-что общее, — Лука вскинул указательный палец, — Ты обманула нас обоих. Больше общего, чем он мог знать, полуистерически подумала Джой, радуясь, когда Лео, натягивая свои ботинки, лез из кожи вон, чтобы Лука заметил его и помог завязать несносные шкурки. Его голубые глаза осветились, когда отец, покривив душой, наконец склонился к нему и сделал два бантика, и озарились более ярким светом, упав на припаркованную снаружи машину.