Simple Pleasures/Простые удовольствия

Кейт потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и выйти из спальни, а когда она это сделала (с наперстком-поцелуем Елены в руке), то обнаружила, что Елена оставила для нее еще пару сюрпризов. Книги на верхней полке шкафа в гостиной были наклонены, потому что Елена забрала ту, что стояла в конце — «Голодные игры», которую Кейт называла своей любимой, — и положила на ее место свое единственное несмертельное кольцо. Кейт, не раздумывая, надела кольцо и прошла на кухню. На острове над бананом лежали два апельсина в форме смайлика, а по обе стороны от него блестела новая вилка. Фрукты обычно не были основным блюдом Кейт по утрам, но она не могла заставить себя отказаться от подарка, оставленного ей этим до смешного милым человеком. Она взяла яблоко и села у острова, пытаясь придумать идеальный текст для сообщения. Что бы там ни было написано, она решила, что у Елены не будет возможности прочитать его в течение нескольких часов — если только она куда-то летит? Какой вид транспорта предпочитает Черная Вдова? Может быть, скоростная железная дорога или лодка. Одноколесный велосипед? Воздушный шар? В любом случае, никакие мозговые штурмы не помогли Кейт придумать что-то более глубокое, чем та простая мысль, с которой она проснулась, так что она просто остановилась на ней: Я уже скучаю по тебе. Отвлечься сегодня было просто необходимо. Она написала Фрэнни и Грир о встрече за поздним завтраком, и они сразу же согласились. С одной стороны, Кейт была рада, что есть чем заняться (и встретиться с друзьями, которых, казалось, она не видела несколько месяцев), но с другой стороны, ее раздражало, что групповое сообщение, написанное ею, заставляло ее переходить в чат с Еленой в нелогичной надежде, что та пишет ей. В девятый раз проверки, когда этого не произошло, она установила уникальный звук оповещения для Елены и сделала для нее индивидуальную вибрацию. О, как бы шутили ее друзья по этому поводу… И тогда Кейт поняла, что не сможет рассказывать о Елене кому попало. Возможно? Елена, казалось, не возражала против того, чтобы ее видели на свидании, но Кейт все еще не была уверена в том, как следует вести себя в данном случае из-за бывшей сферы деятельности Елены. Наверное, было бы лучше поговорить с Еленой до того, как она кому-то расскажет о ней. Однако этот вариант был несколько упущен во время бранча, когда Грир первым делом спросила: — Так кто эта блондинка? — Что, прости? Обменявшись скептическим взглядом с Фрэнни, Грир сказала: — Во-первых, это помада на твоей руке, да? — Упс. — Во-вторых? — Она достала свой телефон, чтобы показать Кейт фотографию, сделанную во время свидания с Еленой в мексиканском ресторане. На снимке Елена была видна только со спины, и этот вечер можно было бы принять за платонический, если бы не тот факт, что Елена тянулась через стол к Кейт, а Кейт выглядела совершенно сраженной наповал. — Вы что, преследуете меня? Что это, черт возьми, такое? — Что это? Это твоя первая фан-страница, — засмеялась Грир, показывая Кейт несколько других фотографий на аккаунте в Инстаграм. Все они были размытыми и темными, в основном они были сделаны издалека во время рождественской битвы в Рокфеллер-центре. Грир сразу же перешла в режим рекламного менеджера: — Кейт, теперь у тебя есть имя, отдельное от твоих родителей. Люди знают тебя, знают, кто ты — ты должна извлечь из этого выгоду! Ты — новый Соколиный Глаз, а ты всегда говорила о том, что он больше никому не нравится из Мстителей из-за проблемы брендинга… — А еще он просто не такой сексуальный, — пробормотала Фрэнни в свой кофе. — Так! Позволь мне помочь с твоим брендом. Пусть люди познакомятся с новым, улучшенным Соколиным Глазом. Это ведь уже происходит, да? Ты теперь, по сути, стажер Мстителя? Какой ты себя видишь: Тони Старком или Человеком-пауком? Думаю, не второе, потому что у тебя нет секретной личности, и в любом случае в Квинсе уже есть такая, нашему району она не нужна. У тебя есть Манхэттен, детка, лучший из всех! Глядя на хэштег #newhawkeye, Кейт разрывалась. Было очень здорово наконец почувствовать, что ее талант заметили и оценили не только за медали, и она гордилась тем, что может начать вдохновлять других людей так, как вдохновлял ее Клинт. Но потом, проведя Рождество с Бартонами, она поняла, почему он всегда хотел держаться в тени. Возможно, такая анонимность была ей не по зубам, учитывая известность людей, с которыми она активно боролась, и учитывая известность нынешнего дела ее матери. И тут в голове Кейт возник образ фермерского дома на севере штата, с Еленой, ухаживающей за несколькими собаками на крыльце… — Кейт никогда не сможет стать Тони Старком, — сказала Фрэнни, внимательно наблюдая за ней. — Она не игрок. Она неравнодушна к этой блондинке. Ты влюбилась, Кейт? — Нет! Боже, это было всего лишь одно свидание, расслабься. — Угу. А ты влюбилась в нее, как сейф. Мы знаем, какая ты, чувак. Влюбляешься быстро и сильно. [Прим. переводчика: здесь игра слов: «влюбиться» — «fell in love», «упасть» — «fell»]. Как будто уже настоящий пиар-менеджер, Грир спросила очень серьезным голосом: — Вы двое — одно целое? Кто она? Чем она занимается? Ну же, Кейт, поговори со мной. Если речь действительно идет только о том, чтобы переспать, брендинг поможет тебе подцепить кого угодно! К следующей неделе ты будешь тонуть в кисках. Рефлекторно Кейт оглянулась, чтобы убедиться, что их официантка не услышала этот комментарий. (Она была в безопасности за несколькими столиками от них). — Я встречалась с ней не для того, чтобы переспать, я… — Но ты с ней спала? - спросила Фрэнни. — Это из соображений клеймения или ты спрашиваешь как друг? — Может быть и то, и другое, — предположила Грир. — Ты такой романтик, Кейт, мы это знаем. Мы могли бы сделать из тебя анти-брата. Ты хорошо относишься к дамам. Ты любовник и боец. — Ребята, мы можем на секунду оставить пиар-штучки и… Она подпрыгнула, когда ее телефон зажужжал от пользовательской вибрации Елены, и она чуть не опрокинула свой стакан, пытаясь вытащить его из кармана. Я тоже скучаю по тебе, херувимчик. У меня нет розеток, телефон почти разрядился. Будь умницей сегодня Елена закончила сообщение эмодзи швейной иглы, и Кейт понадобилась секунда, чтобы расшифровать его, а потом она поняла, что эмодзи наперстка не существует, и Елена, вероятно, отправила то, что посчитала лучшим приближенным вариантом. В порыве романтических чувств Кейт отправила эмодзи в виде следа от поцелуя, добавив: Это не так красиво, как то, что у меня на руке. Ни одно из сообщений не прошло. Елена, должно быть, уже перевела телефон в авиарежим или отключила питание. — Любимая? Господи Иисусе, Кейт, ты нас обманываешь! — завизжала Фрэнни, заглядывая в экран Кейт, и на этот раз Кейт чуть не перевернула весь стол, пытаясь вернуть телефон на место. — Ты точно влюбилась! Кто она? — Никто! Никто! Это просто локальная шутка, это несерьезно, — пробормотала Кейт. — Ну же, неужели нет других тем для разговора, кроме моей личной жизни? Вы, ребята, ведете себя как пара школьников. Она собиралась спросить об их каникулах, но выражение лица Грир стало торжественным, и она сказала: — О, да. Хочешь поговорить о своей маме? На самом деле было приятно начать обсуждать это с друзьями, которые хорошо ее знали. Ее мать пока не хотела ни видеться, ни разговаривать с ней, что Кейт могла понять, но не могла не чувствовать себя опечаленной. Рождество с Бартонами, а затем пара дней с Еленой были таким уютным коконом от реалий того беспорядка, который ей еще предстояло разгрести. Даже если у Фрэнни и Грир не было конкретных советов по поводу Бишоп Секьюрити, было приятно подкинуть кому-нибудь идеи. А когда Кейт спрашивала, они с удовольствием отвлекали ее рассказами о своих собственных рождественских и новогодних праздниках. Они также были гораздо более восприимчивой (читать: впечатленной) аудиторией, чем Елена, к рассказам Кейт о работе рядом с Соколиным Глазом. — И теперь тебе нравится быть им и вдохновлять людей повсюду, — сказала Грир. — Ты — это он, но лучше, потому что ты общительный человек и, знаешь, лесбиянка. Так что это автоматически круче. — Эм… Внезапно вздохнув, Грир сказала: — Я могу себе это представить! Твоя первая фотосессия! Радужный пешеходный переход на Кристофер-стрит. — У Стоунволла? — Это действительно казалось классной идеей, но Кейт не хотела, чтобы такое историческое место выглядело так, как будто оно было посвящено только ей. — Это немного… — Очевидно? Возможно, да, — пробормотала Грир, как будто не она только что это предложила. — О, но я все еще думаю, что тебе стоит иметь радужный флаг или что-то в этом роде, чтобы геи знали, что ты в их команде, понимаешь? Ты не обычный герой, ты крутой герой. — Еще один взволнованный вздох. — Я могу стать очень смелой и обратиться к Триш Уокер, чтобы она пригласила тебя на свое шоу! К тебе уже обращались за интервью? Несколько репортеров искали сочные комментарии о деле ее мамы, на которые Кейт не ответила. — Не о героизме, нет. — Держу пари, они бы обратились к человеку из «Соколиного глаза» по этому поводу, — сказала Фрэнни. Кейт только пожала плечами. — Не останавливаясь на героизме, разумеется! — продолжила Грир. — Стрельба из лука, боевые искусства, самооборона, свидания… — Она перечисляла их на пальцах. Но осознав напряженное выражение лица Кейт, она приглушила свое волнение. — Думай об этом как о возможности хорошо отвлечься от всего этого дерьма. И, возможно, хорошо отвлечься от того, чтобы скучать по определенному человеку. Вернувшись домой, Кейт ожидала, что телефон Елены перейдет на голосовую почту, но не стоило удивляться, что она еще не была настроена. Она подумала об отправке сообщения, но было слишком много всего, чтобы даже не знать, с чего начать. В пентхаусе она везде брала с собой телефон, включив громкость на максимум, чтобы не пропустить звонок или сообщение от Елены. Когда она мыла волосы, она даже подумывала положить телефон в карман, чтобы взять с собой в душ, но это было бы уже слишком, верно? Да, да, черт возьми. Не будь такой чудилой. Конечно, это означало, что когда она вышла из душа, пришло сообщение от Елены. Она прислала фотографию подушки (серой, длинной), разложенной вертикально на кровати (грязной, промятой), с сообщением: не так удобно, как с тобой. Мысль о том, что Елена засыпает с подушкой в руках, пытаясь повторить ночь, которую они провели вместе, настолько ослабила Кейт, что ей пришлось сесть. Просто прямо-таки основательно сесть, черт возьми. Как смеет этот человек быть таким нежным в своей нежности? Неужели Елена думала, что Кейт увидит это сообщение, улыбнется на секунду, а потом просто продолжит свой веселый день? (Кейт не могла думать дальше этого уровня недоверия, и поэтому не знала о цели Елены: зная, что у нее нет роскоши постоянно общаться с Кейт, она хотела, чтобы короткое сообщение, которое она могла оставить, действительно имело значение, действительно было чем-то, что могло бы увлечь такого романтика, как Кейт, на весь день). Конечно, Кейт попыталась позвонить, но Елена не взяла трубку. Тем не менее, она отправила еще одно сообщение: интересная компания. Может быть, попробую так же. В завершение два эмодзи со швейной иглой. Кейт поднесла пальцы к губам, когда вкус соли предательски выдал ее слезы. Какого черта она плакала? О Боже, неужели Фрэнни была права, она влюбилась? Может быть, фильмы все-таки были правы, и любовь с первого взгляда была реальностью! (На самом деле она поняла на следующее утро, что у нее должны были начаться месячные, что вывело ее эмоции на первый план, и поэтому, вероятно, она плакала. Но все же.) Ночью Кейт удалось откопать старую заплесневелую бутылочку мелатонина, который помог ей заснуть. Она тоже выбрала самую большую подушку, которая у нее была, и крепко обняла ее, плача от тщетного желания, чтобы кто-нибудь ее удержал. Вдруг она поняла, что уже забывает мелкие детали лица Елены. Как получилось, что они не сделали ни одной совместной фотографии? И какого цвета были ее глаза? Кейт плотнее зажмурилась, словно пытаясь заставить себя прояснить ситуацию. Может быть, если бы она была так же активна в «запоминании», как Елена прошлой ночью, вместо того, чтобы просто распластаться в бесполезной гейской луже под собой… Но это были самые настоящие воспоминания: твердые мышцы под обманчиво расслабленной фигурой Елены, ямочки от ее улыбки, которые углублялись, когда она ухмылялась, вкус и прикосновение ее губ. Подушка, которую обнимала Кейт, была той самой, на которой спала Елена, и на ней все еще оставался легкий след одеколона Елены — от этого запаха Кейт наверняка бы задохнулась, пройдя мимо него в мужском отделе универмага, но на Елене в нем было что-то такое сексуальное. Хотя, если честно, Елена могла бы пахнуть как мусорный контейнер из Нью-Джерси и, вероятно, все равно была бы чертовски сексуальна. Ну, может быть, не из Нью-Джерси. Собрав эти драгоценные воспоминания о близости Елены, Кейт наконец-то смогла заснуть. 7:12 Херувим: Какого цвета твои глаза? 21:58 Любимая: зеленые. И мне обидно, что ты спросила! 21:59 пропущенный звонок от Херувима 21:04 Любимая: посылает эмодзи швейной иглы 21:05 Херувим: посылает селфи с Лаки перед телевизором, по которому идет эпизод «Золотых девочек». Мы бы хотели, чтобы ты была здесь. 7:18 Любимая: я тоже хотела бы быть здесь. Я собиралась позвонить, но знала, что к тому времени, как я смогу, ты уже будешь спать. Ты знаешь, что у меня не установлена голосовая почта, но я так хочу услышать твой голос, херувимчик. Говорить трудно. Ты можешь записать голосовую заметку, если хочешь, и отправить ее. Елена могла бы и не делать этого предложения, если бы знала, как часто Кейт будет им пользоваться. Кейт была потрясена тем, насколько длинными были некоторые из этих заметок, но Елена в конечном итоге всегда отвечала на каждую из них несколькими словами, чтобы Кейт хотя бы знала, что их слушают. Кейт рассказала Елене о пиар-плане Грир (звучит круто, действуй), о том, как она учила стрельбе из лука LARPers (что за чертовы LARPers? Я боюсь гуглить), о том, как Лаки научился играть в мертвеца (я умру, если ты не пришлешь фотографии), и как сильно она ненавидит эпизоды «Золотых девочек» со Стэном в них (он не заслуживает Би Артур, я согласна). Вначале Кейт спрашивала, как дела у Елены, но эти расспросы не находили отклика. Со временем Кейт перестала спрашивать, но было трудно этого не делать. Даже если она находила, что сказать, ей не нравилось, что все их прерывистые разговоры, ответы на которые обычно давались с разницей в несколько часов, а иногда и дней, были практически только о ней. Спустя почти две недели отсутствия Елены, Кейт обнаружила, что спит беспробудным сном, и попыталась еще раз выйти на связь. 2:41 Херувим: Я знаю, что ты либо не хочешь, либо просто не можешь рассказать мне подробности о том, что происходит, но я не хочу, чтобы ты думала, что мне все равно. Поэтому, пожалуйста, знай, что я надеюсь и молюсь Богу, Тору и любому другому божеству, которое слушает, что ты в безопасности, и если ты когда-нибудь захочешь рассказать мне что-нибудь, ты можешь это сделать. 2:45 Любимая: Я знаю, детка. И тут, впервые за тринадцать дней ее отсутствия, Елена позвонила ей. Кейт была на грани того, чтобы снова задремать, не ожидая получить ответное сообщение так скоро, тем более такое. Но сейчас она чувствовала себя бодрее, чем если бы кто-то облил ее ледяной водой. — Боже мой, привет? Елена? Наступила тишина, и Кейт быстро проверила, не сбросился ли звонок. Затем ее желудок сжался от звука, который она никогда не слышала от Елены и не представляла, что та способна на это: небольшой, но безошибочный всхлип. Только один всхлип вырвался наружу, прежде чем Елена овладела собой, но этого было достаточно, чтобы Кейт захотелось продать все, что у них с матерью было, заказать частный самолет, чтобы оказаться в любой точке мира и забрать Елену в свои объятия. — Елена, что случилось? Ты в порядке? — Херувим, херувим. — Ее голос был напряжен, но она звучала счастливой и озадаченной. — Любимая, что происходит? Имя любимой и беспокойство в голосе Кейт заставили Елену перечислить все травмы, которые она получила до сих пор, неважно, насколько незначительные, чтобы Кейт прониклась к ней сочувствием. Но это неизбежно перевело бы их разговор в более мрачное русло, с чем Елена была готова иметь дело в данный момент, поэтому она переключилась на другую истину. — Я просто хотела услышать твой голос, херувимчик. Это лекарство, в котором я нуждалась все это время, пока меня не было. Слезы навернулись на глаза Кейт, и она попыталась рассмеяться. — Ты слышала его в заметках, не так ли? — Я так и думала, да, и я так сильно их любила. Я не думала, что это будет так по-другому — слышать твой голос, отвечающий на мой, на мой зов. Но это так, это так. И это было трудно выразить словами, но это правда. Когда Кейт записывала свой разговор, в нем чувствовалась воздушная непринужденность, которую было приятно и весело слушать. Это было похоже на дневник, которым делились с кем-то другим. До этого момента Елене и в голову не приходило, насколько голос Кейт в односторонней записи отличается от того, как он звучал бы во время телефонного разговора. Искренний, с нотками взволнованности. Это заставило ее почувствовать себя такой, такой настоящей. В голове Кейт не переставали крутиться мысли. Елена всегда следила за тем, чтобы ей не писали с 11 вечера до 7 утра по нью-йоркскому времени, чтобы Кейт не теряла сон из-за попыток ответить ей. Конечно, по сообщениям самой Кейт было ясно, что она еще не спит так близко к трем часам ночи, но что-то должно было случиться, чтобы потребовался телефонный звонок. Дыхание Елены было неровным, и трудно было не представить ее лежащей на этой грязно-серой кровати в кровавом месиве. — Может быть, тебе нужны какие-нибудь настоящие лекарства? Я могу тебе что-нибудь прислать, или… или что-нибудь еще? Пожалуйста, Елена, позволь мне помочь тебе. — Ты можешь прислать еще фотографии Лаки. Я сегодня узнала, что моя собака умерла. При этом тон Кейт действительно звучал немного спокойнее. Не потому, что это не было печальной новостью, а потому, что это была трагедия, о которой она чувствовала себя готовой говорить. Отчасти поэтому Елена и заговорила об этом; были и другие причины, по которым она хотела позвонить, другие причины, по которым ей было нехорошо, но это была та область, с которой, по крайней мере, она знала, что Кейт сможет справиться. — О, Боже, Елена. Мне так жаль. Что случилось? — Ты будешь смеяться, но на нее напала свинья на ферме моей матери. — Почему я должна смеяться над этим? — Я не знаю, это звучит довольно смешно, когда я это говорю, — сказала Елена, хотя ей тоже было не до смеха. — Моя мама не очень любит собак. Она любит свои эксперименты. Это ее домашние животные. Ей было неприятно рассказывать мне о том, что произошло, но ей не было жалко мою собаку. Она пытается многое исправить, но это не распространяется на понимание того, почему я так расстроена. Ей грустно, что я расстроена, но она не может понять, почему. У нас с тобой, Кейт, у обоих были матери, которые делали дерьмовые вещи. По крайней мере, твоя… по крайней мере, твоя любила тебя во всем, что делала. — Елена, я уверена, что твоя тоже тебя любит. Загадочным ответом на это было: — Ей пришлось заново учиться этому, и иногда я думаю, что так и есть. Она была счастлива взять мою собаку, когда мне негде было ее оставить, — фыркнула Елена и засмеялась. — Она писала мне каждый день о том, как Фанни ходит в туалет. Она старалась, старалась. Но я не думаю, что ей было жалко Фанни. Она сделала так много, но ей ее не жалко. Я не хочу быть такой, херувимчик. Кейт. Я… Я хочу быть как Наташа. Я хочу, чтобы меня пожалели. Кейт села, прижав колени к груди. — Вот почему тебя нет, не так ли? Ты связываешь концы с концами. Это первый шаг к тому, чтобы доказать, что ты сожалеешь. Уладить незаконченные дела. Ты сказала, что способность делать выбор — это что-то новое для тебя, и посмотри, какой выбор ты делаешь. Ты начинаешь все сначала, начинаешь с чистого листа. Клинт сделал это, твоя сестра сделала это, и ты тоже сможешь. Елене пришлось прижать руку ко рту, чтобы подавить очередной всхлип, и она едва не зарыдала. Она должна была с большей готовностью рассказать о том, что происходило с ней в последние две недели, чтобы услышать такое заверение от единственного человека, в искренность которого она верила. Подавленность и большое количество водки не помогли ей. Выражение Кейт такого уровня уверенности было бальзамом, на который она даже не надеялась. — Спасибо, Кейт, — сказала она. — Я не знаю, что я сделала, чтобы заслужить твое внимание ко мне, но я так благодарна тебе за это. — Ты сказала, что тебе нравится, что я всегда открыта и честна с тобой, — сказала Кейт, — но и ты со мной всегда была только такой. Ты хороший человек, Елена. Ты заглаживаешь свою вину, чтобы двигаться вперед. — Ты не знаешь, — сказала Елена, и ей стало плохо при мысли о том, что Кейт больше никогда не захочет с ней разговаривать, если узнает о ее прошлом. — В моей книге так много красного, Кейт. Ты бы не думала обо мне так, если бы действительно знала. Это была какая-то навязчивая мысль, но Кейт не нужно было отделять себя от других. — Послушай, ты уже знаешь, что последние десять лет своей жизни я равнялась на Клинта. Его пример повлиял на многие мои решения. И вот на прошлой неделе я узнала, что он… он был Ронином. — Кем? — Ронином. Он… как бы сошел с рельсов, стал линчевателем. Вся семья Клинта изчезла из-за Щелчка, и он отправился по миру, уничтожая убийц, криминальных боссов, всех этих по-настоящему развращенных, злых людей, которых вместо него должен был забрать Щелчок. То есть, он так думал. Неправильно было с его стороны назначать себя судьей, присяжным и палачом, — пробормотала она. — И он пошел искать драки, чего я бы никогда не сделала. Он втянул себя в хренову тучу неприятностей. — Но он все равно твой герой, — сказала Елена. — Я не думаю, что он сожалеет о том, что остановил бандитов и террористов, но, возможно, он хотел бы сделать это по-другому. Он просто… он был зол, скорбел и хотел действовать. Это действительно потрясло меня, когда я узнала. Но я вижу его, всего его, того, кем он является, и я не могу отказаться от этого. Черт, моя собственная мать была в сговоре с мафией, — сказала Кейт дрожащим голосом, все еще не закончив с этим. — И я арестовала ее, потому что, хотя я люблю ее, это не значит, что я могу просто ничего не делать, когда я в состоянии сделать хоть что-то. Я все еще люблю ее, правда, люблю. Я не могу бросить ее. И я не собираюсь бросать и тебя, Елена. Сравнение с Клинтом Бартоном все еще не очень нравилось Елене, но она знала, что более высокой похвалы от Кейт не дождешься. — Значит, ты не считаешь меня безнадежной? — спросила она со слабым смешком. Кейт не стала смеяться вместе с ней. — Нет. Я думаю, что ты бесценна. — Херувим… — Елена сама пролила несколько слезинок сквозь смех. — Ну и что мне с тобой делать? — Все, что захочешь… Этот ответ был дан таким невинным тоном, что Елена не была уверена, имела ли Кейт в виду, что это была просьба или нет. — Правда, моя дорогая? — вздохнула она. Она снова устроилась на кровати, чувствуя, как ее тело начинает расслабляться, мышцы больше не сжимаются. — Что бы мы делали, если бы я была с тобой в Нью-Йорке, а? — Ну, наверное, я бы обнимала тебя вместо подушки, — размышляла Кейт, и Елена хмыкнула, соглашаясь с тем, как приятно это звучит. — Я бы хотела провести пальцами по твоим волосам. У меня не было возможности сделать это раньше. Елена последовала примеру, массируя кожу головы. Если она закрывала глаза, то было немного легче представить, что рука принадлежит Кейт. — Это было бы так приятно, херувимчик. Надеюсь, ты сделаешь это, когда я вернусь. — Обязательно, — прошептала Кейт. — Я сделаю, я сделаю это. — Но Кейт, я не хочу, чтобы ты чувствовала, что… ты должна ждать меня, — сказала Елена, слова прервались, потому что, как бы ни было необходимо их произнести, это не делало их более приятными. — Что ты имеешь в виду? — Грир скоро откроет твою официальную страницу в Инстаграм, да? Я уверена, что в Нью-Йорке не найдется ни одной девушки, которая не смогла бы удержаться, чтобы не броситься на тебя, — усмехнулась Елена. — То есть, я думаю, некоторые смогут. Большинство. Нет. Даже те, кто думает, что им нравятся только мальчики, будут думать про себя: «Ого, с этой девушкой что-то происходит. Может быть, эта сможет обратить меня». Кейт засмеялась. — Елена, ну что ты. Что ты говоришь? — Я понимаю, что у людей есть потребности, есть желания, — сказала Елена ровным голосом. — Я, вероятно, пробуду здесь еще много недель. Я хочу вернуться в Нью-Йорк — вернуться к тебе — с этим всем позади, насколько это возможно. Я не думаю, что с моей стороны справедливо ожидать, что ты не будешь ходить на другие свидания в течение всего этого времени. Даже если бы я была в Нью-Йорке, я не смогла бы дать тебе все то, что, я уверена, с удовольствием дали бы тебе другие девушки. Лаки вскочил на кровать, и Кейт была благодарна за его успокаивающее присутствие. — Елена, я не знаю, откуда ты взяла, что я такой постоянно озабоченный пёс, или как там его, но если бы ты была здесь? Мне было бы все равно, что мы делаем или не делаем; я бы не обращала внимания на других девушек. Черт, да я и не обращаю на них внимания, когда тебя нет! После этого наступило долгое молчание, и Кейт забеспокоилась, что, возможно, она перегнула палку. Может быть, Елена таким образом пыталась побудить ее встречаться с другими людьми, чтобы она перестала быть такой навязчивой в их отношениях. Слишком навязчиво, слишком много, слишком много голосовых сообщений. Но если Елена действительно не хотела этого — чем бы «это» ни было — добавить Кейт в черный список было бы проще простого, но она этого не сделала. Перестань сомневаться в себе. Это она позвонила тебе. — Это опять из-за чувства эгоизма? — догадалась Кейт, и ее встретило еще большее молчание. — Я ценю то, что ты говоришь, Елена, правда. Я не знаю, что с тобой произошло, в смысле, с какими вещами тебе пришлось столкнуться, будучи Черной Вдовой, и ты не обязана мне рассказывать. Но мне кажется, что ты очень беспокоишься об агентстве, о том, чтобы я сама делала свой выбор. Это так? Мне нужно, чтобы ты меня услышала: часть уважения к этому праву означает доверие к тому, что я принимаю те решения, которые хочу, и прямо сейчас я скорее напишу тебе и не получу ответа в течение двух дней, чем займусь сексом с другой девушкой, понимаешь? Прости, если это слишком, но ты сказала, что ценишь, когда я говорю прямо, вот я и говорю прямо. И теперь Елена замолчала, потому что ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями, чтобы ее слезы не пролились по телефону. Слезы были счастливыми, но Кейт было трудно это понять, да и неловко, в любом случае. — Или, — снова попыталась Кейт, нехотя, потому что надеялась ошибиться, — если это твой способ сказать мне, что у тебя там кто-то есть, и ты хочешь смягчить удар, поощряя меня встречаться с другими людьми, я понимаю. Только не надо… не надо повторять, что ты пытаешься угадать, чего я хочу. Скажи мне, чего хочешь ты, Елена. Это то, что меня волнует. Чего ты хочешь? — Я хочу почувствовать твои пальцы в моих волосах, — задыхалась Елена, стыдясь своих рыданий, но не в силах игнорировать прямой вопрос Кейт. — Я хочу снова почувствовать тебя в своих объятиях, все эти нелепые вещи, в которые я не могу поверить, что говорю. Пожалуйста, прости меня за слезы, мне очень жаль. И мне жаль, — продолжила она, прежде чем Кейт успела вмешаться, — что я не могу чаще звонить или писать тебе, но видишь? Один телефонный звонок — и я изливаю свое сердце. Я слишком много говорю. Конечно, человек, которого большую часть жизни обвиняли в том, что он «слишком», никогда не мог поверить или подумать о том, что это кто-то, кого она не может достать. — Ты не «слишком», Елена. Немного пьяна, я должна удивиться, но не «слишком». — Я не пьяна, во-первых. Я не стыжусь тех чувств, которые испытываю к тебе, херувимчик, но обсуждать их там, где я нахожусь, небезопасно. И слишком много всего происходит. Слишком много всего, от чего мне нужно отключиться, прежде чем я смогу поговорить с тобой. Я не хочу тебя волновать. — Пожалуйста, Елена, ты можешь сказать мне, что ты делаешь, если ты не в состоянии сказать мне, где ты? Я уже волнуюсь, ничего не могу поделать. И из-за желания выплеснуть эти эмоции, из-за отчаянной потребности узнать, не заставит ли открытость Кейт отвергнуть или прижаться к ней, Елена открылась. Странно, но если у другого человека эти травмирующие воспоминания вызвали бы еще больше эмоций, то для Елены они стали настолько привычными, что рассказ о них помог ей немного успокоиться, хотя бы потому, что это было знакомо. Было еще много деталей, от которых она избавила Кейт (она не стала шутить об операциях, как это было с Алексеем), но она рассказала о препарате контроля сознания, который украл ее годы, и который был разработан единственной матерью, которую она когда-либо знала. Она описала душевную боль от ощущения, что она никогда не сможет заниматься чем-то другим, потому что она никогда не знала ничего другого. Она упомянула, что важным компонентом ее нынешней миссии было освобождение некоторых из последних оставшихся вдов. — И Кейт, — вздохнула она, после того как выложила все, что накопилось. — Это часть того, что я имела в виду в тот день в Центральном парке, когда я беспокоилась о тебе. Я не привыкла, чтобы кто-то заботился обо мне так сильно, как ты, и мне понравилось это ощущение. Я не хочу, чтобы ты думала, что это все, чем ты для меня являешься. Облегчением. Ты значишь для меня гораздо больше, чем это, но я должна была убедиться в своих чувствах. Кейт, которая слушала все это не с таким сухим взглядом, как Елена, наконец, смогла заговорить снова: — Елена, ты заслуживаешь того, кто заботится о тебе. — У меня есть друзья, — сказала Елена. — Они все связаны с моим прошлым, знаешь, поэтому иногда это бывает трудно. Я видела здесь одну из них, и это пошло мне на пользу. Может быть, если у нас будет время побыть наедине, я расскажу ей о тебе. — Да? — Кейт фыркнула, выдавив из себя небольшой смешок. — И что бы ты сказала? — Я бы сказал ей: «Марика, ты не поверишь, что эта милая американская девушка так сильно влюблена в меня. Она пригласила меня выпить, когда я надирала ей задницу, ооо, у нее все так плохо». — О, а у тебя нет, — хихикнула Кейт. — О, да, Кейт. У меня все очень плохо. Вот почему я до сих пор ношу твое пластмассовое кольцо с драконом, которое, как мне кажется, может сделать мой палец зеленым. И смотри, как поздно уже, я так опаздываю, черт. Видишь? С тобой опасно разговаривать. Пожалуйста, продолжай присылать мне фотографии и свои голосовые сообщения, а я поищу твои потрясающие официальные страницы в социальных сетях. — Ты есть в социальных сетях? — Мне не нравится связывать себя с таким заметным профилем, нет. Но я буду искать, не волнуйся. И о других вещах тоже не беспокойся, — мягко добавила она. — Я буду осторожна, Кейт. Я обещаю. Я хочу снова увидеть тебя, и я не смогу этого сделать, если буду беспечна. Твоя Любимая вернется целой и невредимой, — поддразнила она ее. Любимая начиналась как шутка, но нельзя было отрицать, что она быстро перестала казаться таковой. — Прощай, птенчик. Будь умницей. — Подожди, Елена. Спасибо, что рассказала мне все, что сделала. Я знаю, что это было нелегко, и хочу, чтобы ты знала, что я не принимаю как должное то, что ты поделилась этим. Надеюсь, ты знаешь, что можешь сделать это в любое время. Елена уже чувствовала, что наговорила лишнего, и пообещала Кейт, что поняла предложение, но втайне надеялась, что ей никогда не придется воспользоваться им. Она поблагодарила Кейт за возможность выбора, попрощалась с ней и повесила трубку. Что было как раз кстати, потому что Кейт чуть не проронила на прощание фразу «Я люблю тебя». Святое дерьмо. В ту ночь Кейт не выспалась. На следующий день в Инстаграм появился аккаунт Кейт «Соколиный глаз». Грир позировала с луком и стрелами перед ее любимой статуей в городе (Балто в Центральном парке). Ее колчан был украшен радужными узорами, а оперение на стрелах было выполнено в цветах лесбийского флага. Несколько комментариев, как и предсказывала Елена, были от фангерлз, спрашивающих, не одинока ли она, и/или радующихся тому, что супергерой на подъеме — один из них. Другой контингент комментариев был от нытиков, которые не понимали, зачем вообще нужен «новый» Соколиный Глаз, особенно женщина и особенно лесбиянка. Фанаты Соколиного глаза могли заметить, что единственный комментарий, понравившийся самой Кейт, был оставлен ботом — аккаунтом, не имеющим ни изображения профиля, ни подписчиков, ни фотографий. Его единственным комментарием было эмодзи с иголкой и ниткой.