Simple Pleasures/Простые удовольствия

Уже не в первый раз Кейт обнаружила, что бессовестно пялится; и она была уверена, что не в последний. Елена стояла на темной кухне, освещаемой только светом из открытого холодильника. Она сбросила пиджак, наплечные кобуры и рубашку, оставшись в белой майке и темно-зеленых брюках. Подтяжки, свободно болтающиеся на бедрах, были самой сексуальной вещью, которую Кейт когда-либо видела на женщине. Елена наполняла кувшин фильтрованной водой (то, что предпочитала Кейт; Елене было все равно), потому что, как только они вошли в дом, Кейт поняла, что ей нужно будет научиться пить намного, намного лучше. Возможно, из-за всех Мстителей, за которыми она так долго наблюдала, Кейт ожидала, что Елена будет более подтянутой. Как Тор или Капитан Америка. Вместо этого, в руках Елены была очень реальная, очень человеческая мягкость, которая показалась Кейт гораздо более привлекательной. Мышцы были развиты в первую очередь для силы, а не для демонстрации. Но, черт возьми, эти руки и широкие плечи все еще показывали чертовски красивое шоу. Заметив, что на нее обратили внимание, Елена напрягла бицепсы. — Похоже, ты хочешь пить, Кейт. Ты даже не представляешь. Предложенный стакан воды был взят и выпит, в то время как Елена выпила свой в три глотка. Ее горло, когда она пила, было странно завораживающим (ладно, может быть, не настолько странно). Кейт находила привлекательными самые разные вещи, которые раньше не замечала. Когда Елена стояла перед холодильником, Кейт захотелось подойти и просто обнять ее сзади, может быть, поцеловать в плечо. Но это показалось ей довольно самонадеянным… что выглядело глупо в свете того, что Елена спросила, могут ли они спать вместе. Освежившись, Елена приступила к трудному процессу расплетания косы. Каждый локон и заколка были разложены на стойке с такой тщательностью, что Кейт была уверена: они гораздо опаснее, чем кажется. Закончив с этим, Елена распустила волосы и провела по ним рукой, казалось, не осознавая, какой эффект это произвело на потрясенную Кейт. Затем настал черед сапог, и Елена села на кухонный табурет, чтобы снять их. Кейт знала, что лучше не предлагать помощь, и при ближайшем рассмотрении решила, что видит ножны, замаскированные в темной черной коже. — Если можно, я бы хотела оставить их в спальне, — сказала Елена. От того, что она назвала спальню просто «спальней», а не «твоей спальней», у Кейт заколотилось сердце. Оно ускорилось, когда последовало продолжение: — Не покажешь мне дорогу? Надеясь, что там чище, чем ей показалось (это не так), Кейт повела Елену туда. Но ее гостья, казалось, не обращала внимания на беспорядок, принимая все без комментариев. Она поставила сапоги рядом с тумбочкой, кобуры — под кровать, сунула одно маленькое огнестрельное оружие и один нож (ага, из сапога) под подушку, которую определила как свою. Затем были сняты ожерелья и все кольца, кроме одного. — Что делает это? — спросила Кейт, кивнув на него и надеясь, что случайно не заденет его ночью и не устроит какой-нибудь взрыв. Притворившись озадаченной, Елена приподняла бровь. — Это? Это просто кольцо, Кейт. У тебя что, нет ни одного кольца? Наглый ублюдок. Милый, горячий, глупый сексуальный наглый ублюдок. Кейт подошла к комоду и бросила Елене маленькую оранжевую пластиковую коробочку, и шпионка засмеялась, когда открыла ее и увидела пластиковое кольцо в форме дракона. — Это кольцо мне подарил автомат в продуктовом магазине, когда я была ребенком. Всегда думала, что оно выглядит круто, но мама никогда не разрешала мне носить его в красивых местах, представляешь? — Какая жалость. Стоя у комода, Кейт поняла, что у нее нет ничего особенно соблазнительного. Ее успокоило воспоминание о явном безразличии Елены к моделям нижнего белья и тому подобному. Может быть, тогда не имело значения, что она наденет, главное, чтобы ей было удобно. Елена все равно будет считать ее симпатичной. Эта мысль заставила ее улыбнуться, а затем ей пришло в голову, что Елене нужно будет одолжить что-нибудь надеть. — Эй, а в чем ты обычно спишь? — спросила она. Взглянув на отражение Елены в зеркале на комоде, она замерла, увидев, что Елена достает лифчик из-под майки. — Только в этом, — сказала она, стягивая лифчик. Уточнение помогло предотвратить небольшой сердечный приступ у Кейт: — В этом и в шортах. — Ты не замерзнешь? — спросила Кейт, протягивая Елене на выбор несколько пар шорт разной длины. — Кейт, на улице 32 градуса тепла, а у тебя тепло. Не волнуй свою хорошенькую головку обо мне. Увидев Елену, лежащую на лиловом покрывале в майке, обтягивающих штанах и этих чертовых сексуальных подтяжках на заднице, Кейт тоже явно не чувствовала холода. — Я? Волноваться? Пожалуйста. — Она прочистила горло. — О.кей, я только заскочу в ванную и переоденусь, почищу зубы и все такое. Давай, чувствуй себя как дома. — О, спасибо, херувимчик. Я так и сделаю. И Кейт? Она обернулась в дверях. — Да? Елена прошептала «не задерживайся» и сжала губы в воздушном поцелуе. Она смеялась про себя, глядя, как Кейт, спотыкаясь, идет в ванную. Душ изначально не входил в планы Кейт (она предпочла бы потратить время на другие дела), но ей нужно было быстро принять холодный душ. Пока она чистила зубы, она многозадачно копалась под раковиной в поисках последней нераспечатанной зубной щетки, которую она получила от стоматолога, и оставила ее Елене. В качестве одежды она переоделась в клетчатые фланелевые штаны (о, почему бы не стать полным стереотипом) и свою наименее мешковатую футболку с длинными рукавами. Открыв дверь в спальню, она увидела, что шорты, в которых, по словам Елены, она спала, были боксерами. Кейт не стала выражать свое удивление (они были такой же длины, как и шорты, которые она все равно готова была ей одолжить) и подошла к кровати, как ей показалось, в очень прохладной манере, пока не поняла, что Елена рассматривает ее выпускной альбом. — Ой, чувак, да ладно! — простонала она, полусерьезно потянувшись за ним. — Убери это, что ты делаешь? Легко увернувшись от Кейт, Елена перекатилась на спину. — Я собираю ценные сведения, птенчик. Твои друзья все такие милые. — Кейт была в ужасе, пытаясь вспомнить, есть ли какие-нибудь постыдные или уличающие локальные шутки или истории, которые могли написать ее друзья, потому что тупые подростковые махинации всегда остаются махинациями. Воздушным голосом Елена прочитала: — «Дорогая Кейт, ты чертовски классная девчонка. Я так тебя люблю. Рада, что мы ходили на химию вместе. Позвони мне и надеюсь, мы будем много общаться этим летом». Большой рисунок сердечка, Лия. — Она перевернулась на живот и посмотрела на Кейт. — Лия была влюблена в тебя, Кейт? Думаю, может быть. А теперь подожди, и дай мне посмотреть, смогу ли я угадать популярного мальчика, который в шутку пригласил тебя на свидание. — Ты не сможешь, он переехал еще до выпускного класса. Уже просматривая фотографии выпускников, Елена остановилась на фотографии Кейт. — Оу, такой милый херувимчик. — Фу, прекрати, эта фотография такая мерзкая… — Нет, хватит. Так нельзя говорить об очень милом, милом человеке. — Это было трогательное чувство, которое Кейт не могла не подбодрить, но она застонала, когда Елена прочитала вслух цитату ее выпускника: — «Для всего мира ты можешь быть лишь одним человеком, но для одного человека ты можешь быть всем миром». О, Кейт. Это так пошло. Кейт закатила глаза и рассмеялась. Она выбрала эту цитату из-за Клинта и того, как он вдохновляет ее, несмотря на то, что его затмевают все остальные Мстители, но она решила, что лучше не упоминать его имя в данный момент. — Дай мне передохнуть, ладно? Я не могла придумать подходящую цитату, а эту использовала старшая сестра моей подруги Лии, и она мне понравилась. Кстати, ты права, Лия действительно была влюблена в меня. Мы целовались на ее вечеринке в честь шестнадцатилетия, и она так и не смогла забыть об этом. Кивнув, Елена закрыла книгу и бросила ее на пол. — Это обычное явление на ночевках? Вопрос был задан достаточно любопытно, чтобы Кейт сохранила самообладание. — Я бы не сказала, что это обычное явление, это… ох. Ты ведь никогда не была на ночевках раньше, не так ли? — поняла она. — Нет, это было запрещено. Даже мои игровые свидания были очень редкими, очень короткими. Очень, очень под наблюдением. — Нельзя было допустить, чтобы кто-то слишком сдружился, оказался в их доме в неподходящее время. Конечно, Елена ничего не понимала в детстве, но это была важная причина, почему она чувствовала себя такой близкой с Наташей: никто другой не был рядом достаточно долго. Мимолетная мысль пришла и ушла; ей хотелось присутствовать в этом моменте вместе с Кейт. — Итак, ты снова являешься свидетелем очень первого для меня события! Скажи мне, Кейт, что еще ты делала на ночевках? Кейт откинулась на подушку. — Почему ты так часто повторяешь мое имя? Тебе не обязательно. Например, я точно знаю, что ты его знаешь. — Но ты просила меня об этом, — сказала Елена, присев рядом с ней с таким видом, что это должно было быть очевидно. — Ты хотела, чтобы я так тебя называла, да? — Она положила руку на бедро Кейт, что стерло из головы Кейт все мысли о том, чтобы сказать ей, что она имела в виду, что полное имя больше не нужно. — Ты собираешься сделать все, о чем я тебя попрошу? — спросила Кейт с озорной улыбкой. Она потянулась, чтобы погладить Елену по щеке, и Елена осторожно коснулась ее запястья. — Только время покажет, Кейт. Она прижалась губами к губам Кейт, переместив руку вверх, чтобы запутаться в мягких каштановых волосах. Кейт убрала их в душе, но они все равно были немного влажными, и Елена осторожно провела по ним пальцами. Аромат фруктового геля для душа Кейт был нежным и восхитительным, и почти то, что, по мнению Елены, она должна была попробовать вместо свежей мяты зубной пасты. Кейт попыталась провести языком, но Елена отстранилась, чтобы остановить ее, и поцеловала в щеку. — Расскажи мне о других развлечениях с ночевкой, херувимчик. В том, как она сказала «херувимчик», больше не было ничего херувимского, и это заставило волосы на шее Кейт встать дыбом. — Ммм, девчачьи штучки, не знаю. Тесты из журналов, разговоры о мальчиках. Ну, некоторые из нас обсуждали это, во всяком случае, — хихикнула она, и Елена поцеловала ее в челюсть. — Смотрим музыку или слушаем фильмы… — Теперь уже Елена смеялась у нее на шее, прежде чем поцеловать ее туда. — Красим друг другу ногти, всякое такое, ну, ты знаешь. Странно, но именно это заставило Елену сделать паузу, и она выпрямилась. — Красите друг другу ногти? Зачем? — Чтобы… потому что? Не все амбидекстры, как я, поэтому они могут красить только доминирующей рукой. — Она помахала рукой, как она надеялась, не слишком вызывающим образом, внезапно осознав свои короткие ногти. — И, как я уже сказала. Девчачьи штучки. Елена поймала одну из рук Кейт и осмотрела ее, после чего быстро поцеловала ладонь. — Кейт, я бы хотела накрасить тебе ногти. Могу я сделать это для тебя? Если быть честной, Кейт предпочла бы вернуться к тому, чем они только что занимались, но Елена выглядела настолько заинтригованной этой идеей, что отказать ей было невозможно. И то, как она сформулировала это как просьбу, как будто Кейт должна была оказать ей услугу, о боже. Она дала Елене единственный ответ, который могла дать — улыбку и кивок. — Нам не придется говорить о мальчиках, обещаю, — сказала Елена, и Кейт рассмеялась. — Кто эта певица, о которой ты говорила, что она твоя любимая? Брэнди Лайл? — Почти. Брэнди Карлайл. — Да, точно. Включи что-нибудь. Елена подошла к столу, где она ранее заметила линию лаков для ногтей Кейт. Это было множество фиолетовых оттенков, подарок ее матери из какого-то элитного магазина, о котором Кейт не могла побеспокоиться. Елена внимательно изучила каждый из них, затем выбрала лиловый, который подходил к постельному белью Кейт. Если Кейт когда-нибудь и пользовалась лаком для ногтей (явление столь же частое, как затмение), то он никогда не был бы такого светлого оттенка, но она не хотела пренебрегать ничем, от чего Елена казалась в восторге. Музыка оказалась более приторной, чем Елена ожидала, и она сказала об этом, заставив Кейт немного защититься и попросить ее сосредоточиться на тексте. Но Елене было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме как на задаче. Кейт все еще опиралась на подушки, а Елена сидела рядом с ней, свесив ноги с кровати. Лак для ногтей был открыт, но Елена еще ничего не делала с кисточкой. Все, что она хотела сделать, это воспользоваться возможностью рассмотреть руку Кейт повнимательнее. С кем-то другим Кейт, возможно, пошутила бы о лесбийской фиксации пальцев, но она знала, что Елена делает это не для того, чтобы быть соблазнительной. Она использовала возможность лучше изучить мозоли и крошечные шрамы, которые она ощущала на руках Кейт последние пару дней. Она успокаивала покрасневшую кожу, сначала кончиками собственных пальцев, затем легкими поцелуями по костяшкам Кейт, вниз по тыльной стороне ладони. Начиная с букета стрел, да что там, начиная с той корзины для пикника на вершине Рокфеллера, и заканчивая этим моментом, Кейт поняла, что ее никогда раньше не ласкали. Она, как справедливо заметила Елена, была законченным романтиком. В прошлом это означало, что именно она часто делала самые откровенные жесты ухаживания. И это тоже срабатывало: девушки от нее просто шарахались. И дело было не в том, что Кейт была кокеткой, просто ей особенно нравилось, когда она о ком-то заботилась, и она не возражала, что в ответ получала физическую привязанность, а не ответное эмоциональное внимание. Никто никогда не уделял ей такого внимания, как Елена. Покраска ногтей — это то, что несколько ее друзей делали для нее в прошлом, пока они смеялись и болтали о школе, свиданиях и прочем. Ни она, ни Елена не разговаривали, и Кейт снова отметила, как необычно для нее чувствовать себя комфортно в тишине. Нет, это было больше, чем комфорт. Это было интимно. Елена была очень аккуратна, прокрашивая каждый ноготь с точностью и глубокой сосредоточенностью. Каждый палец был немного суетлив, она поглаживала его, прежде чем приступить к работе. Кейт решила, что в будущем не будет против того, чтобы ей чаще делали маникюр, если только это будет делать Елена. — На высыхание уходит минута, — вздохнула Кейт, когда Елена закончила. Она начала махать рукой, чтобы высушить ее, пока Елена приступала к большому пальцу другой руки. — Вообще-то поэтому я обычно их не крашу. Я становлюсь нетерпеливой и просто начинаю заниматься своими делами, и краска смазывается или еще что-нибудь. Елена поймала запястье Кейт чуть более сильной хваткой, чем раньше. — Кейт, ты должна научиться быть более терпеливой. Это важная добродетель. — Фу, но это так раздражает. Она полагала, что именно поэтому это занятие хорошо подходит для просмотра фильма, чтобы было на чем сосредоточиться. Как будто высказав эту мысль вслух, Елена резко остановилась и вернула колпачок на лак для ногтей. Но она не предложила поставить фильм. — Посмотрим, смогу ли я сделать ожидание менее раздражающим, — предложила она, и прежде чем Кейт успела что-то сказать, Елена устроилась у нее на коленях. — Положи руки мне на голову. Не двигай ими. Это было гораздо легче сказать, чем сделать, когда Елена наклонилась, чтобы поцеловать ее, а ее собственные руки были свободны. Пальцы Кейт сжались, и ей пришлось отдернуть их, зная, что даже такая нежная вещь, как волосы, может испортить работу Елены. Она покачнулась, ее руки обвились вокруг Елены, и она продолжила поцелуй, пытаясь углубить его. Елена откинулась назад настолько, чтобы промурлыкать «осторожно, детка, осторожно», прежде чем возобновить поцелуй. Услышав это имя без прилагающегося к нему «птенчик», Кейт стало еще труднее прислушаться к совету. То ли это был сознательный выбор, чтобы не нарушить закон, то ли чтобы показать, что она все еще свободно владеет своими руками, то ли чтобы просто удивить Кейт тем, какой нежной она может быть, Елена переместила свои руки на лицо Кейт, пока они целовались. Поглаживая ее щеки и челюсть, оценивая Кейт руками, пробуя ее губы снова и снова. Сколько она себя помнила, Елену учили чувствовать огонь там, где должно быть сердце. Жгучая ярость билась там, как Черная Вдова, кипела и вырывалась по приказу. Как только она освободилась от контроля разума, в этом месте часто вспыхивала жажда расплаты, справедливости, направленная в более благородном, но не менее изнурительном направлении. Моменты облегчения, даже те, что она испытывала с Наташей, обычно были мимолетными, потому что часто сопровождались напряжением от ожидания насилия в любой момент. Это чувство, поцелуй Кейт, был одним из первых, когда жжение в ее сердце было действительно смягчено. Это был уголек, излучающий свет, который согревал, а не бушевал. Позже она задавалась вопросом, чувствует ли Кейт, что такое же сияние распространяется где-то еще, но для Елены оно было сдержанным. Оно трогало ее так, как никогда не трогали чужие блуждающие взгляды или чрезмерно энергичные руки. И если уж говорить о чрезмерном усердии, Кейт больше не могла играть в безопасность лака на ногтях: она схватила Елену за талию, скользнув одной рукой вниз. Елена засмеялась в знак протеста в их поцелуе, и Кейт полусерьезно попыталась удержать ее, прежде чем Елена отстранилась. — Ты испортишь мою тяжелую работу! — сказала она, взяв руку Кейт, чтобы проверить, в порядке ли ногти. — Ты действительно должна работать над укреплением своей выносливости для защиты, Кейт, если ты хочешь добиться успеха в супергероике. Боже мой, ты даже не можешь выдержать немного поцелуев, да? — Хорошо, я буду хорошей. Верни мне мою руку. — Нет, очевидно, это не сработало. Я лучше попробую что-нибудь другое. Елена поднесла руку Кейт ко рту и подула на ногти. — Хорошо, — прошептала Кейт, как прелюдию к неизвестно чему. Возможно, это не самый эффективный способ высушить ногти, но Елена сделала еще несколько проходов, прежде чем переместила свои губы на запястье Кейт, оставляя небольшую дорожку поцелуев вверх по руке к плечу, шее, рту. Ее пальцы провели по шраму у линии челюсти Кейт. — Кажется, все хорошо заживает. — Да, — пробормотала Кейт, преследуя губы Елены для очередного поцелуя. — Горячо, да? — Нет, я не считаю шрамы сексуальными, — сказала Елена. — Хотя, если честно, я полагаю, что это не то слово, которое я бы использовала для описания многих вещей. А вот эти, — прошептала она, проводя большим пальцем по шраму на носу Кейт, — эти я видела достаточно, чтобы понять, насколько суровыми они могут быть. Я лишь обращаю на них внимание… — Она поцеловала шрам возле челюсти Кейт. — Потому что я благодарна, что ты не пострадала сильнее. — Ее прямота, как и прежде, давала Кейт понять, что ее не обвиняют в том, что она романтизирует то, что не следует. Ее просто просвещают. И все же: — Забавно слышать от человека, который грохотал со мной на весь этаж Роккфеллера. Это заставило Елену рассмеяться. — Грохотал? О, херувимчик. Драться с тобой было бы равносильно тому, чтобы убить тебя. — Что? — Если бы я действительно хотела этого, ты бы почувствовала. Мы дурачились, да? Не дрались. — Спросила Елена. У Кейт была своя гордость, и она не собиралась задевать ее сейчас. — Мне действительно жаль, если я обидела тебя, херувимчик. Кейт издала, как она надеялась, недовольный и холодно звучащий вздох. — О, нет. Просто несколько синяков тут и там. Нет ничего такого, с чем бы не справился будущий супергерой после небольшой старой игривой потасовки. — Синяки тоже не «горячие», но если они фиолетовые, я полагаю, они хотя бы сочетаются с твоей эстетикой? — попробовала Елена, и Кейт только застонала от смеха. Елена взяла в горсть покрывало. — Как бы ты назвала этот цвет? Лавандовый? — Лиловый, если ты хочешь быть более техничной. — О, всегда. Всегда техничной. — Елена свернула с края кровати. — Тогда решай, хочешь ли ты покрасить другие ногти в лиловый цвет, а я пойду почищу зубы и смою косметику с лица. Когда Елена вернулась, то увидела, что Кейт выключила верхний свет, оставив в комнате лишь тусклое свечение от елочных гирлянд у окна. Они отбрасывали разноцветное сияние на Кейт, которая что-то искала в компьютере. Она подняла глаза и засияла, когда Елена подошла к кровати и задрала одеяло, чтобы забраться внутрь. Не могу поверить, что она хочет спать со мной. — Итак, — сказала Кейт хриплым голосом. — Я передаю тебе остатки лака для ногтей. Не могу дождаться, пока он высохнет. Что ты хочешь делать? Поговорить, посмотреть кино? — Ни то, ни другое, прямо сейчас. Пока я не слишком устала, я бы хотела продолжить запоминать тебя. — Елена закрыла ноутбук Кейт, поставила его на тумбочку и снова нависла над ней. — Чтобы я могла взять тебя с собой, когда уйду. — Она также потянулась к телефону Кейт и выключила музыку. — Брэнди прекрасна, но я просто хочу услышать тебя. И о, как она хныкала при этом. Все факты, которые Елена нарыла о Кейт до встречи с ней, дали ей лишь очень поверхностную информацию. Как и в случае с любым другим человеком, личная встреча помогла возыметь феноменальное значение. Нигде Елена не могла убедиться в этом так, как с Кейт. Елена хотела воспользоваться всеми возможностями ее чувств, особенно теми, которыми она не могла воспользоваться за границей. Позвонить Кейт, чтобы услышать ее голос, было бы вполне реально, может быть, даже попросить ее прислать фотографию или две, если о FaceTime не может быть и речи. Однако это будет ее последняя ночь за последнее время, когда она сможет почувствовать ее, ощутить ее вкус, впитать ее запах. Когда Кейт перехватила ее в Рокфеллере, пряди волос, обрамляющие ее лицо, едва не сбили Елену с толку, и теперь она могла свободно провести пальцами по их длине. Футболка Кейт была из простого хлопка, но Елена все равно взяла ее в руки, запечатлев в памяти ее мягкую, манящую текстуру. Шрамы и кожа уже были тщательно изучены (и Кейт было интересно, чувствует ли Елена мурашки на руках, даже под рукавами), но Елена продолжала наслаждаться тем, как тело Кейт реагирует на ее прикосновения, как напрягаются ее плечи, как она обхватывает Елену руками. Кейт покачивала бедрами, пытаясь сдвинуться так, чтобы ослабить восхитительное давление, начинающее разворачиваться внутри нее, не беспокоя Елену и не делая ничего плохого. Елена чувствовала это напряжение и хотела бы, чтобы это было что-то, что она могла бы хранить где-нибудь в медальоне; что-то, о чем можно было бы поразмышлять и порадоваться позже. Что она могла бы вдохновить кого-то на что-то помимо простого физического желания: невысказанное понимание, требующее некоторой сдержанности. Забота о том, чтобы поставить ее на первое место. — Это слишком много для тебя? — прошептала Елена, прижимая мягкий поцелуй к уху Кейт. — Нет, нет, это хорошо, — справилась Кейт. Но потом она напряглась. — Если только… О Боже, я что-то сделала? Я причинила тебе неудобство? Это заставило ее улыбнуться. — Кейт, если бы ты заставляла меня чувствовать себя неловко, меня бы здесь не было. Расслабься, херувимчик, и скажи мне, почему ты пахнешь цветами? Это, конечно, было ее мыло, которое, возможно, не было точным отражением того, как пахнет Кейт «на самом деле», но оно должно было стать тем, что Елена взяла с собой, независимо от этого. Часть целого ряда запахов, включая пиццу, деревья в Центральном парке и стиральный порошок, в котором стиралась эта рубашка. — Я также поддерживаю оценку, которую я сделала в канун Нового года, — прошептала Елена. — О чем ты? — спросила Кейт. У нее перехватило дыхание, когда Елена укусила ее за шею. — Кейт Бишоп, ты восхитительна на вкус. И она официально перешла в режим «слишком». Кейт застонала и сползла еще ниже на кровать. — Хорошо. О, вау. Может, давай просто приляжем, а? — Наверное, хорошая идея, — согласилась Елена, придвигаясь рядом с ней. Она нашла руку Кейт под одеялом и сжала ее. Некоторое время они лежали в спокойной тишине, позволяя пространству стать более расслабленным. — Я бы хотела поговорить еще, — сказала Елена, — но, думаю, сбор столь ценной информации вымотал меня. — Да, потому что в отличие от наперстка, который ты подарила мне на Новый год, настоящие поцелуи требуют определенной энергии. Ну и крутая же ты, — поддразнила ее Кейт, и ее нахальство привело к тому, что она получила толчок в живот. — Ой! Боже, остынь. — Я очень спокойна, — сказала Елена с очаровательным зевком. — Хочешь спать? — мягко спросила Кейт. — Ммм… еще нет, херувимчик. Может, поставишь какой-нибудь фильм? Кейт вылезла из кровати, чтобы взять компьютер и включить свой любимый: «Принцесса-невеста». Она передвинула тумбочку в более удобное для просмотра положение, нажала кнопку «play», и в тот момент, когда она вернулась под одеяло, рука Елены обвилась вокруг ее талии. — О, вот это обнимашки, — хихикнула Кейт. — А ты говорила, что я слишком быстро формирую близкие отношения? Ну и дела, леди. — Словесного ответа не последовало. Елена просто обняла ее еще крепче. — Что, никакого дерзкого ответа? — Не может быть никакого ответа, когда ты так права, Кейт. Ее искренность заставила Кейт почувствовать себя немного неловко за то, что она посмеялась. Чтобы загладить свою вину, она снова устроилась на подушках, поправляя руку, чтобы было удобнее, когда Елена придвинулась ближе. Она поцеловала золотистые волосы Елены, погладила ее по плечу и получила глубокий, удовлетворенный вздох за свои усилия. Кейт прошептала ее имя. — Да, херувимчик? — Пожалуйста, не уходи, не попрощавшись. — Даже только что уютно устроившись, Елена выпуталась из этого положения, чтобы посмотреть Кейт в глаза. — Я крепко сплю, — призналась Кейт. — Но, пожалуйста, разбуди меня? Я не хочу, чтобы ты просто ушла утром без… — Кейт, перестань. Тебе нужно отдохнуть. — Елена провела пальцами по волосам Кейт и поцеловала ее в лоб. — Подумай, насколько это приятнее, да? Думаю, тебе будет гораздо труднее заснуть после моего ухода, тебе будет так грустно и холодно. — Не смейся надо мной, — серьезно сказала Кейт. Елена отбросила дразнящий тон голоса. — Я и не смеюсь, птенчик. — Я знаю, каково это, когда тебя оставляют без прощания. — Я просто думаю, что тебе будет гораздо приятнее заснуть в этот раз, в первый раз. Я могу попрощаться сейчас. — Нет, Елена. Обещай, что не уйдешь, не попрощавшись и утром. Пожалуйста. Перед этим умоляющим взглядом было трудно устоять даже в кромешной темноте. Елена вздохнула в знак поражения. — Хорошо, херувимчик. Как хочешь. — Эй, ты же говорила, что не видела этот фильм раньше! — Что? Я не видела. Что ты… — Шшш, шшш, заткнись. Смотри. Пролог только что закончился, история любви Уэсли и Лютика только начиналась. Елена нахмурила брови, когда рассказчик объявил, что повторяющееся замечание Уэсли «как хочешь» означало «я люблю тебя». — Но это же смешно, — возразила Елена. — Он ее слуга, она груба с ним, и как давно они знакомы? Откуда ей знать, что «как хочешь» означает, что он ее любит? Я бы этого не имела в виду. Кейт знала это, но все равно было любопытно. — Что же ты имела в виду, когда сказала это? — Для меня это значит… — Елена приподнялась на одной руке, рассматривая Кейт в мягком свете рождественской гирлянды. — Это значит, что в данный момент мне очень трудно отказать тебе, Кейт Бишоп. Кейт. Я не могу быть влюблена в тебя, — сказала она, не отрицая, а констатируя факт. — Я не знаю тебя достаточно долго, чтобы чувствовать что-то большее, чем… — Чем что? — вздохнула Кейт. — Чем надежда. Ты даешь мне надежду, Кейт. Надежду на выход. Надежду на реальное будущее. Надежду на способность быть любимой после целой жизни манипуляций, лжи и использования. Надежда быть источником утешения, а не боли, и, в свою очередь, быть утешенным. — Я всегда надеялась на такого человека, как ты, — прошептала она, как будто это не было самым романтичным дерьмом, которое Кейт когда-либо слышала. — Ты всегда такая настоящая, Кейт, в своих чувствах и словах. Мне никогда не приходится сомневаться в том, что ты говоришь. — Ну, может быть, я просто слишком много говорю, — предположила Кейт. Но Елене это не понравилось. — Нет, херувимчик, нет. — Она положила голову на плечо Кейт, обхватив ее рукой. — Ты говоришь как раз то, что нужно. Кейт не сразу поняла, что Елена задремала, потому что она позволила Елене полностью на нее опереться. Доверие, которое Елена ей оказала, Кейт не хотела принимать как должное ни на секунду (даже если она призналась себе, что отчасти Елена знала, что она в безопасности, потому что чувствовала, что Кейт не способна представлять для нее угрозу). В том, что Елена рассказала ей сегодня вечером, было много интересного, но не меньше было и пробелов, которые она оставила. Было ясно, что в ее жизни было не так много людей, если вообще кто-то был, кроме Наташи, с кем она могла быть уязвимой. То, что, по мнению Кейт, делало ее непривлекательной или неловкой — ее бессвязность и открытость — именно это привлекало Елену, потому что у нее не было никого, с кем она могла бы стать такой. (По крайней мере, эмоциональная открытость. Елена казалась довольно откровенной в менее личных вещах.) Так много в эскападе Кейт и Клинта было физически ощутимых аспектов героизма, но она знала, что его самые большие прорывы были эмоциональными. Возможно, это то, что она могла бы сделать и для Елены. Кейт светилась от мысли, что она может помочь защитить сердце женщины, которая так умело защищала себя от физического нападения. Еще неделю назад такая возможность не пришла бы Кейт в голову даже в лихорадочном сне. В очень ранние часы, утром, когда Елена легонько потрясла ее и прошептала ее имя, это было похоже на лихорадочный сон. Слова звучали смутно среди мягкости лилового постельного белья, темного свечения комнаты — слова звучали смутно, возможно, потому, что Кейт не хотела признать, что слышит их; слова вроде «мне пора». Кейт почти не осознавала, что волосы Елены убраны назад, что она полностью одета, что от нее пахнет духами. Все, что она могла осознать в этом мечтательном состоянии, это то, что Елена целует ее в лоб, и единственное, что ей казалось важным сделать в ответ, это встретить эти мягкие губы своими. Потянуть Елену обратно в постель. Почувствовать еще больше легких поцелуев на лице и шее. Они лежали в объятиях друг друга, пока сон снова не настиг Кейт. И вдруг стало светло, и Кейт резко проснулась. Она была одна. Зная, что так и будет, что Елена действительно уедет, Кейт все равно чувствовала, как душевная боль разочарования засела в ней, словно камень. Что ей делать со всеми этими эмоциями, все еще бурлящими внутри нее, некоторые из которых слишком сложны, чтобы их назвать. Взглянув на сторону кровати, где спала Елена, Кейт увидела, что все признаки того, что она была здесь — украшения, одежда — исчезли. Она посмотрела на тумбочку и почувствовала, как в горле встал комок. Два наперстка лежали по обе стороны от пластиковой коробочки для колец, которая была открыта и пуста. Рядом с ноутбуком лежала записка. Когда Кейт потянулась за ней, она увидела на тыльной стороне ладони потускневший след от помады и чуть не расплакалась. Херувим - Ты, наверное, думаешь: «Что? Это безумие. Спать с врагом?» Как далеко мы зашли, а? Я взяла Лаки на прогулку, прежде чем вернуться, чтобы попрощаться. Я оставила тебе несколько поцелуев. Спасибо за лиловую ночь. Я никогда так хорошо не спала. До новых встреч. — Любимая